Хочу к тебе

Ёбаная погода. Ёбаный холод. Зима. Февраль с его злоебучими метелями. И вся Россия-матушка в целом. Сейчас бы лежать на золотистом пляже на берегу Тихого океана, и потягивать вкуснейший алкогольный коктейль, а не, стуча зубами, идти через сугробы домой. Он так заебался.

Антон заебался приходить домой и не чувствовать себя как дома. Ну не его это место, даже несмотря на то, что он прожил меж этих стен целых семнадцать лет. Квартира будто отталкивает своей энергетикой, а местные жители, с которыми он делит шестьдесят четыре квадратных метра, питаются его плотью и потерянными нервными клетками.

Подъездная дверь привычно скрипит, но даже минус дохуиллион градусов на термометре не могут заставить его поскорее заскочить домой. Вы же не станете есть еду, от которой вас тошнит? Не будете носить одежду, которую терпеть не можете? Не захотите общаться с человеком, который Вас бесит? Так почему же он, блять, обязан идти туда?

Как же Антон надеется, что родаки Арсения свалят, куда бы они там ни собирались свалить на выходных, и он хотя бы два денёчка проведёт не в месте метафорической грязи и гнили, а в гнёздышке ничуть не метафорического тепла и уюта. В объятиях у своего парня.

На улице ни сообщения не набрать, ни позвонить, поэтому он нехотя заходит в подъезд и садится на ступеньки первого этажа. От двери всё ещё тянет холодом, но здесь хотя бы пальцы не охуеют от суровой действительности, когда он будет набирать пару коротких, но показывающих весь спектр его заёбанности, смс.

Арс

Милый

Блять

Скажи, что выходные наши или я прям тут сдохну к хуям собачьим



Арссс:

Неа

У них там какие то непредвиденные планы

Пиздец

Арссс:

Но у меня есть идея получше))

Пляши, мой мальчик

Я достал бабла на какую нибудь дешёвую комнату в захолустной гостинице

Должно хватить

Арсений — нечто волшебное. Неописуемое. Грандиозное. Хрупкий малый, способный перевернуть мир. Сожжёт города, перелопатит землю, вывернется наизнанку. Если потребуется. Если этого потребует Антон.

Глаза парня расширяются от удивления, когда он читает входящие смски. Арс? Нашёл? Деньги? И они смогут провести все выходные только вдвоём! И никто им не помешает! И на душе будет легко и спокойно, так ведь? Без нравоучений, давящих безвкусных люстр и монстров под кроватью?

Ведь Арсений защитит его от всех кошмаров (и не только ночных).

Антон назло матери закуривает в квартире. Как бы не хотелось сюда идти, но ему нужно скидать кое-какие личные вещи в рюкзак, чтобы выходные и впрямь прошли идеально. Они словно мужья, которые проведут небольшой отпуск вместе, бок о бок, стараясь совсем не вспоминать о месте, которое раньше звали своим «домом».

Сейчас «дом» — это абстрактное понятие.

Они и есть дом друг для друга.

Антон берёт с собой набор чистого белья, денег на еду и сигареты, потому что его пачка уже кончается, смазку и мягкую розовую игрушку осьминога, которую ему подарил Арсений. Он, конечно, сначала долго шутил, что она похожа на головку от хуя, а Арс долго упирался и хотел даже обидеться. (Но потом и сам признал это, и они ржали вдвоём). Но несмотря ни на что, осьминожка стала оберегом Антона, который охраняет его по ночам, если он не делит кровать со своим парнем.

А если и спит с ним, то очень часто берет её с собой, чтобы игрушка пропахла одеколоном Арсения и его собственным запахом и в любую, даже самую кошмарную ночь, будет казаться, что они не на расстоянии в несколько десятков километров, а рядом.

Вместе.

Они проведут вместе полноценных два дня. Плюс окончание пятницы. Плюс утро понедельника. Пальцы будут переплетены, а с лица не исчезнет улыбка. Проблемы останутся где-то там, далеко-далеко от их мирка. Яркого, тёплого, умиротворённого. Где слова друг друга уважаются, мысли выслушиваются, а дискомфорта не существует. Идиллия.

Любовь.

Антон понял, что кроется за этими шестью буквами только тогда, когда встретил Арсения.

Ведь сложно чувствовать любовь от тех, кто тебя не любит.

Слова Арсения всегда самые правильные. Поддерживающие и точные. Будто ему не восемнадцать лет, и он не просто мальчишка из соседского воронежского дома, а мудрец, проживший уже несколько жизней.

Антон ненавидит, когда его касаются. Чужие прикосновения ощущаются грязью на коже. Ненавистными таракашками, которые словно пробираются во внутрь и рушат организм. А его… Прикосновения Арсения мягкие и приятные. Лечебные. Успокаивающие. Нет ничего лучше его объятий. Мягких поглаживаний по всему телу и мимолётных касаний кончиками пальцев. Антон ни за какое богатство не хочет переставать касаться. Просто касаться Арсения.

Он любит всего Арсения, какими бы загонами ни обладал парень. Чтобы Арс ни хэйтил в себе, Антон всегда вывернет «недостаток» таким образом, что он превратится в особенность. Арсений — особенный для него. Глаза, губы, волосы. Харизма, некая загадочность, видение мира.

Арсений признаётся, что в центре его мира — Антон.

По-другому и быть не может.

Во всех Вселенных. Параллельных или нет.

Они вместе и счастливы.

— Привет, — Арсений целует Антона в щёку, встретив парня возле подъезда. Они светятся от счастья, озаряя кругом все самые мрачные дворы. Зачем нужна громадная звезда в небе, если есть они? Два солнышка, греющие души друг друга.

Парень уже подобрал подходящую гостинку, в которой они проведут счастливые часы своей жизни. Да, не в центре города. Да, без панорамных окон (вид с которых открывался бы на серые многоэтажки). Да, без завтрака, прислуги и супер-мега-крутых условий. Но это будет только их комната! Только их! И никого больше.

— Где ты нашёл деньги? — вопрос, скребущий сознание Антона на протяжении всего пути от его места проживания (язык не поворачивается назвать это домом) до временного места обитания.

— Не парься, — отмахивается Арсений, хмуря брови и смотря под ноги. И Антон напрягается. Откуда у первокурсника взялись деньги, учитывая, что стипендия была уже точно потрачена?

— Ааарс, — серьёзно тянет первую гласную имени парня Антон, желая знать правду.

— Я ж говорю, не парься.

— Скажи, откуда деньги? — Антон останавливается посреди улицы, отказываясь двигаться с места, пока не узнает правду. — Если ты где-то банк ограбил или человека ради нескольких тысяч убил, то просто скажи, и мы придумаем, как нам избежать участи закона.

— То есть ты бы остался со мной, даже если бы я убил человека? — не веря, уточняет Арсений, обернувшись. На глаза Антона по-милому налезла шапочка, и прямо сейчас он кажется таким ребёнком-ребёнком, у которого в голове не должно быть ни одной тёмной или пошлой мысли, а под глазами синяков от недосыпа.

— Ты ж труп в одиночку не сможешь спрятать, — хмыкает Антон. Он говорит об этом настолько спокойно, настолько уверенно, будто так оно и будет, если, не дай Бог, они переступят черту дозволенности уголовного кодекса.

— Я... Я подрабатывал курьером, — признаётся Арсений, разводя руками, и прячет нос в воротник пальто.

— И ты хочешь прохерить эти деньги за два дня? — Антон понимает, что если бы перед ним стоял не Арсений, а любой другой человек, то он бы взлетел, словно пороховая бочка. Да, многие люди его возраста уже работают, но Антону почему-то становится дико неприятно, что Арсений скрыл от него правду, даже если ему и хотелось сделать подарок. Эмоции всегда льются у Шастуна через край. А гнев — тоже эмоция. Но Арс — это некий предохранитель, не позволяющий ему повышать голос. — И почему ты не позвал меня, а? Мы могли бы заработать больше. Может, лучше оставим их?

— Не лучше, — вот поэтому он и не хотел говорить, откуда деньги. Прекрасно осознавая, насколько хуёво живётся Антону среди его четырех стен, он хочет найти любой способ вытащить его оттуда. — У тебя ещё школа и ЕГЭ, поэтому ты учишься. А я работаю богатым папашей.

— Которого я ебу в зад, — вставляет своё слово Антон.

— Да, которого ты ебёшь в зад, но, — Арсений подходит вплотную к Антону, сталкиваясь с ним носами и прикрывая глаза. — Если я сказал, что хочу провести выходные со своим парнем, то я проведу их. И без разницы, каким трудом они будут получены, окей?

— Мы можем отложить их на будущее, — Антон и сам до чёртиков хочет провести окончание недели с Арсом. Тем более зная, что снимать свою квартиру они пока не могут. Родаки не позволят. А на выходных гуляй, пожалуйста.

«Только внука нам не заделай, Антон», — говорит мама, а парень понимает, что даже если бы он встречался с девушкой, то это звучало бы не как забота, а как предупреждение. Потому что с ребёнком на руках, он был бы нахуй никому не нужен. Как и сейчас.

— Будущее неизвестно, — шепчет Арсений, прикасаясь губами к виску Антона. — Может, завтра солнце взорвется или метеорит упадёт. Живи одним днём, милый, помнишь?

— Хорошо, — соглашается Антон, ловя губы Арсения своими, и целоваться на морозе — это, конечно, не предел мечтаний, а скорее верный путь к самоубийству, но он не может удержать. Они не могут.

Ведь для счастья не существует времени и места.

Оно здесь и сейчас.

***

В ду́ше можно найти женский длинный волос, а матрасу явно уже лет десять. Стены противного больничного цвета, а телевизор и вовсе отсутствует. На шторе дырка, и комната явно не тянет на царские палаты… Но им так на это поебать. Если не обращать внимания на эти мелочи, а думать лишь о том, что целых два, Боже, дня они будут вдвоём, то никакие дырки и чужие волосы не смогут испортить их романтику в номере за тысячу двести.

Антон укладывается на кровать звёздочкой, глядя на Арсения влюбленным взглядом. Скинув куртку, парень падает вслед за Шастуном, укладываясь к нему под бочок. Стены хоть и стали их всего на несколько дней, но они не давят. Парни не чувствуют себя загнанными в угол. Они будто всегда были тут. И всегда будут. Потому что времени не существует. Оно остановилось.

И можно долго обниматься, переплетя пальцы. Шептать всякие приятные мелочи. Лениво целоваться. Заказать дешёвую пиццу и надеяться не получить пищевое отравление. Нежно кусать шею друг друга, потому что простых прикосновений губами к коже не хватает и хочется проявить свою любовь как-нибудь по-другому. Извращённо.

Антон укладывает голову на грудь Арса, слушая, как у него бьётся сердце. Он же и вправду живой. Жи-вой. Настоящий. Греет своей улыбкой, вдохновляет одним лишь только взглядом, даёт ему жизнь прикосновениями. Он сейчас здесь. В обнимку. С ним. (И с игрушечным осьминогом, потому что, ну, нельзя же без него).

Ему даже курить не хочется. Ведь не нужно заполнять лёгкие сигаретным дымом, когда есть аромат Арсения. Не нужно чиркать зажигалкой, когда и сам можешь гореть от одной только мысли о парне.

Он же мог сейчас прятаться в своих наушниках в родительской квартире. Или того хуже — выслушивать нравоучения. Еда бы вставала поперёк горла, из каких бы дорогих продуктов она бы ни была сделана. А кровать казалась бы тюрьмой. Бездушной. Холодной. Пугающей.

— У нас дома будет много цветов, — шепчет Антон, делая глубокий вдох. Слова «мы» и «нас» заставляют его душу перевозрождаться, а надежда на хорошее будущее лишь крепнет. — Всяких разных: орхидеи, фикусы, каланхоэ!

— А если бы у меня была аллергия на цветы, то что тогда? — Арсений поглаживает парня по волосам, хмыкая. — Ты же их так любишь…

— Тогда обошлись бы без них, — Антон не понимает, к чему этот вопрос, ведь это очевидные вещи. — Ты — главный цветочек в моей жизни.

— Я тоже тебя люблю, — оставляет поцелуй в макушку Арсений, поглаживая спину парня. — А что ещё будет у нас дома?

— Всё, что мы только пожелаем, — Антон устанавливает зрительный контакт с Арсением, отрывая голову от груди. — Большая кухня для готовки, волшебный комод со смазкой возле кровати, граммофон и огромнейший подоконник, чтобы на нём можно было встречать рассветы!

— Большая кухня, ммм, — представляет Арсений, как будет на ней готовить вкусное ароматное рагу или блинчики с утра. — Большой подоконник? — сюда можно будет скидывать подушки и плед и лежать… Просто лежать, ничего не делая. — Большой комод возле кровати? Ещё, наверное, и сама кровать большая, да? — хохочет Арсений, поглаживая задницу Антона.

— Да! С железными прутьями! Чтоб тебя наручниками к ней прицеплять! — смеётся Антон, подхватывая смех Арсения… Но когда в комнате начинает искриться воздух и повисает тишина, Антон ловит хитрый взгляд парня, в котором читается желание. Шастун облизывает нижнюю губу и замирает. Вот. Сейчас.

Антон впивается в губы Арсения, усаживаясь на него. Его рука ложится на щёку парня, а Арс принимает удобное положение, начиная кусаться. Шастун может поклясться всем, что у него только есть, утверждая, что между его сердцем и сердцем Арсения существует невидимая нить. Они соулмейты. Личности, которые встретились благодаря Вселенной. Они и есть Вселенная, и без существования одного из них она разрушится.

Поцелуи, объятия, прикосновения — это даже интимнее, чем сам секс, и им отводится особое место в их отношениях. Антон проводит языком по острому кадыку Арсения и оставляет бордовый засос на шее. Тело Арсения идеально, но на нём не хватает цветных планет-засосов. И Антон собирается поработать астрономом.

На тумбочке светит полудохлый светильник с полудохлой лампочкой внутри, и приглушённый свет придает обстановке статус интимности. Антон снимает с Арсения футболку и касается губами его ключиц. Красные планеты. Фиолетовые. Синие. Засосы должны быть везде.

Арсений, раздвинув ножки, дрожит от каждого укуса. Он без ума от разносторонности Антона и того, насколько этот обалдуй может быть нежным. Его лёгкие горят от любви, а в животе клишейно порхают бабочки. И он хочет полететь вместе с ним. Он бы полетел за Шастуном в любую точку голубого шара. Он бы распустил свои крылья, если бы понадобилось достичь невозможного.

Антон ощущает в своих волосах руку Арсения, который накручивает на свои нежные пальцы его кудряшки. Он знает: Арсений сейчас улыбается. Реагирует на поцелуи. Вздыхает, когда он касается его чувствительных мест. И улыбается. Сто процентов. Потому что нравится, потому что комфортно, потому что Антон тоже улыбается.

Арсений словно сокровищница с богатым внутренним миром и шикарной отделкой снаружи. Антон проводит руками по рёбрам парня и медленно ведёт их вниз, в сторону паха. Арсению тоже хочется касаться и он просит, чтобы Антон снял футболку и с себя… Они могут касаться друг друга. Изучать пальчиками каждый сантиметрик кожи. Оставлять царапины ногтями. И заживлять их поцелуями.

Шастун достаёт из рюкзака заветный бутылёк, чтобы больше не отвлекаться от Арсения. Задницей можно ощутить его возбуждение, но у Антона и у самого вся кровь прильнула к члену. Он медленно, дразнясь, стягивает с Арсения шорты вместе с боксёрами и наслаждается выгнутым телом парня, который шипит от контакта кожи с холодным воздухом. Антон поцелуями возвращается к губам Арсения, чтобы разделить кислород пополам прежде, чем он выдавит на пальцы вишнёвую смазку.

Насколько в этой гостинице тонкие стены? Наверно, ещё тоньше, чем шторы, но им плевать. Им кажется, что они изолированы от всех вокруг. Никого в этом мире больше и нет. Арсений громко хрипит, когда рука Антона оборачивает его член. Он соскучился по своему парню внутри себя. Арсению нужен Антон, чтобы жить, а не существовать.

Антон целует внутреннюю сторону бедра, вводя первый палец. Они занимались любовью не единожды. Уже нет никакой неловкости или недопонимания. У них будто один разум на двоих. А нить между их сердцами в этот момент крепнет.

Антона разрывает от любви к Арсению. Он готов плакать от чувств, наполняющих его. От того, что рядом с этим человеком он впервые смог ощутить себя важным. И нашёл важного человека для себя. Это ни с чем не схожее чувство, его не описать словами.

— Тошшш, — Арсений до крови прикусывает нижнюю губу, выстанывая имя парня. И Антон сходит от этого с ума. Ему бы хотелось записать песню, которая состояла только лишь из этого протяжного «Тошш», издаваемого возбуждённым Арсением. Он бы слушал её на повторе. И это была бы его личная песня, недоступная для посторонних ушей.

(Хотя он готов записать даже обычный смех Арса и поставить на вечный репит).

Арсений впивается ногтями в спину Антона, когда он входит в него. В глазах словно темнеет, а сам он сжимается, и Шастуну приходится отвлекать его комплиментами и простыми поцелуями. Он понимает, что это поможет. Он движется плавно, также плавно водя по члену парня. Такт в такт.

Антон потихоньку увеличивает темп, чувствуя, что Арсений и сам старается насадиться на член. Стоны становятся выше, а в голубых глазах читается чистейшей воды наслаждение. Шастун и сам не сдерживается, а хрипит, рычит, стонет. Их тела в сочетании — искусство в квадрате. Невозможная красота. Произведение, достойное самых великих музеев мира.

Арс кончает, когда Антон проводит большим пальцем по головке члена, и сперма оказывается на его животе. Антону достаточно сделать один резкий, глубокий толчок, чтобы излиться во внутрь парня.

Он проводит кончиком длинного языка по животу Арсения, собирая капельки солёной жидкости, и чмокает парня в губы. Арсений улыбается блаженной улыбкой, утыкаясь носом в плечо Антона. Дыхание тяжёлое, а мысли всё ещё не могут построиться в самое простое предложение. Не после такого...

— Знаешь, а ведь не важно, где ты живёшь, — произносит Антон, пряча Арсения в своих объятиях после того, как он приходит в себя. — Важно с кем.