— Почему в созданном мною мире у копии моего брата появилась другая сестра?

«Нет данных».

— Какого хрена их у тебя нет?! Ты должен знать! Ты обязан!!! Почему у него другая сестра?! Почему без меня он более настоящий?!

Тишина.

— Ответь мне! Ответь мне, сволочь!!!

Тишина.

— Ответь! Ответь!!! Отве…

Конец последнего слова утонул в рыданиях.

***

За всепоглощающей яростью и вспышками гнева всегда идет бессилие под руку с отчаянием. После огненного вихря злости тебя придавливает к земле тяжелая плита опустошенности. Именно это Миц и ощущала — резкий упадок сил, опустошенность и отчаяние. Крепко сжимая в ладонях ПВМ, она сидела и тихо плакала, потому что на другие действия энергии не осталось. Щеки ощущали тепло бегущих по ним слез, а дрожащие пальцы — слегка режущую твердость краев перемещателя. Он так и не ответил ей. Она так ничего и не добилась…

Внутри вздымалось ощущение бессмысленности всех своих действий. И ПВМ, и путешествие в мир Вбирающих, и создание мира с живым Максимом, и попытки сделать его копию настоящей — все это было бесполезной тратой времени, пустыми метаниями туда-сюда.

Как и вся жизнь. Бессмысленная беготня перед смертью. Смерть приятнее — после нее не чувствуешь ни боли, ни разочарования, никаких отрицательных чувств. Наверняка, если бы людей не удерживал инстинкт самосохранения, все бы давно самоубились.

Миц не знала, сколько прошло времени, пока она плакала. Постепенно даже силы на слезы кончились, и теперь она лишь тупо смотрела в пространство, ни о чем не думая. Пока в голове не щелкнуло осознание.

Вокруг по-прежнему была тьма. Миц помнила, что хотела убраться из своего мира, помнила, что положила пальцы на ПВМ и что вокруг мелькнуло межмировое пространство. То есть она должна была вернуться в реальный мир. Но почему вокруг так темно? Миц непонимающе закрутила головой, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но перед глазами продолжала стоять непроглядная чернота, в ушах вибрировали безликие шорохи. Что происходит?.. Пришла вдруг дикая мысль, что она ослепла, и Миц в страхе вскинула ладонь к лицу.

Только рука застыла на полпути.

Вокруг забрезжил свет, расползся по черноте многоцветным пятном. Голубовато- и травянисто-зеленые облака, оранжевые прожилки, разбросанные у ног синие, лиловые, красные мазки. Постепенно свет становился ярче, и все отчетливее проступали знакомые очертания. Облака разных оттенков зеленого оказались хвойными иголками, листвой и травой, оранжевые прожилки пылали в складках древесной коры, красные, лиловые и синие мазки превратились в причудливые цветы. Миц находилась в лесу. Растительность топила ее в сиянии, шорохи и далекие птичьи трели вплетались в него. Пахло хвоей. И горечью.

Только сейчас Миц вспомнила, что не говорила ПВМ переместить ее в реальный мир — лишь коснулась пятен на нем. То есть прибор, не получивший точных указаний, телепортировал ее в первый попавшийся мир. Ну, это намного лучше слепоты, мелькнула мрачно-ироничная мысль. Интересно, куда ее занесло?

— В каком мире я нахожусь в данный момент?

«Мир ориджинала «Мы (не) умрем» за авторством человека по имени…»

— Ох.

Светящийся многоцветными огнями лес? Не белыми или светло-светло-рыжими? Она не помнила, чтобы читала о таком в «Мы (не) умрем». Хотя… Миц сморщила нос от горького сухого воздуха. Да, это он. Возможно, упоминание о том, что такие темные леса светятся, было, но она забыла. Может, об этом еще не говорилось. В любом случае, она опять в этом полумертвом мире… Миц решила было телепортироваться в родной мир, но внезапно поняла, что желания совершенно нет. В городе делать нечего, а дома родители, которые наверняка заметят ее состояние. Миц не хотелось расспросов и жалости, равно как и не хотелось расстраивать маму с папой. А здесь, в лесу, она была одна, тут царила тишина, и свидетели ее моральной опустошенности — лишь деревья, их свет и шуршащие обитатели леса…

Интересно, если она умрет тут, когда найдут ее тело и найдут ли вообще? Забавно умереть в лесу, мелькнула у Миц меланхоличная мысль. Тело обглодают животные, со временем останется только скелет, через него прорастет трава, а потом вообще покроет его так, что никто его не найдет. Возвращение к природе. В какой-то степени романтично.

Новые пятна света вдруг начали вспыхивать впереди. Все больше и больше растений проступало из тьмы, и все дальше они проявлялись, уходя вдаль многоцветным коридором. Лес словно указывал путь. Будто обладал разумом и вдруг решил повести куда-то гостью из другого мира.

В другое время Миц бы удивилась, но теперь опустошенность не давала места другим чувствам. В другое время она наверняка бы задумалась, стоит ли ходить по странным светящимся указателям непонятного леса, или попробовала бы вспомнить, происходило ли такое с героями «Мы (не) умрем» и к чему это привело. Но сейчас Миц не хотелось ни о чем размышлять, и она просто восприняла светящийся коридор как должное, что-то вроде неотвратимой судьбы или того рока, что висит над каждым выдуманным миром в виде его автора. И просто встала и пошла по нему. Почему бы и нет?

Лес вел ее, и Миц шла по его пути, не возражая и чувствуя лишь странную предопределенность. Пение птиц аккомпанировало шагам. Ярко сияла трава, мерцали цветы, листва провожала теплой зеленью, хвоя — холодной голубоватой, а кора деревьев будто лопалась от пожара внутри, выпуская огонь сквозь трещины. Миц шла как во сне. Казалось, что она героиня в какой-то сказке — жутковатой, но красивой.

Наконец деревья расступились, и посреди моря темноты засияло нежной бирюзой круглое пятно. Миц растерянно замерла, и на осознание, что это, ушло несколько секунд. Под ногами лежало небольшое озерцо, и это его вода светилась, смутно обрисовывая кольцо деревьев. По их стволам и кронам светлыми тенями скользили блики, а ветви смыкались над головой извилистым потолком. Птичье чириканье заменила такая тишина, словно ничего, кроме озера и леса вокруг, не существовало, словно Миц оказалась в маленькой, оторванной от остального мира реальности. Застыв, Миц завороженно оглядывалась. Она даже забыла о том, как здесь оказалась и что привело ее в мир Вбирающих. Это место… оно красивое…

Тишину и завороженное состояние Миц разбил плеск воды. Она дернулась от неожиданности и зашарила взглядом по озерной глади. Почти сразу же Миц нашла источник звука. Из воды, недалеко от берега, на нее изумленно глядел Ринк.

Внезапно.

— Э… привет? — ошарашенно произнесла Миц, не придумав ничего лучше. Изумление быстро испарилось с лица Ринка, и его заменили знакомые настороженность и подозрительность.

— Что ты тут делаешь? — резко и словно бы… смущенно спросил он. — Как ты нашла это место?

— Меня… лес привел, — пробормотала Миц, неопределенно махнув рукой за спину. Происходящее было очень странным и даже немного нереальным. То светящиеся растения, то озеро, то Ринк… Что он тут вообще делает? То есть, вряд ли, конечно, он и те ребята будут сидеть на складе до конца жизни, но он внезапно тут, неподалеку от нее…

— А ты сам-то что здесь делаешь?

Ринк выразительно посмотрел вниз:

— Ну. Наверное… купаюсь?

Миц ощутила сердитый жар у щек:

— Можно просто сказать, что вопрос дурацкий.

— Хорошо. Он дурацкий. Так что ты здесь делаешь? Ты ведь телепортировалась, в свой мир, разве нет?

— Прогуляться решила, — с угрюмой язвительностью бросила Миц. Недавние воспоминания о двойнике Максима ужалили вновь. — Сначала вернулась в свой мир, потом опять пришла сюда и стала гулять. — С каждым словом внутри все сильнее гудело раздражение. — Мне делать больше нечего, кроме как по вашему миру гулять, блин!

Она ожидала, что Ринк опять начнет ее допрашивать, но он промолчал. Лишь пристально взглянул на Миц и нахмурился. Его лицо стало немного… обеспокоенным.

— Ты… плакала? — негромко спросил Ринк. Голос смягчился, в нем прозвучали виноватые нотки. Да господи, чертовщина с Максимом с лихвой перекрыла происшествие с Тлириной…

Миц отвернулась.

— Не будем об этом, — сказала она. — Ты и твои друзья не при чем, если что. Не спрашивай.

И все-таки — почему? Почему, если удалить копию себя из своего мира, у Максима появляется другая сестра?..

После недолгого молчания Миц услышала короткий вздох, а за ним — приближающийся плеск воды. Повернувшись, она увидела, как Ринк плывет к ней. Покрытый травой берег здесь не понижался постепенно, а круто обрывался, оставляя выступ. На этот выступ Ринк и залез, подтянувшись на руках и сев. Теперь уже он оказался спиной к Миц, и та не могла рассмотреть его лица, но тело парня выглядело напряженным.

— Не наступи на мою одежду, — все еще негромко попросил Ринк. Миц глянула себе под ноги и в слабом свете озера рассмотрела совсем рядом с носками небрежно брошенные толстовку и штаны. Она действительно чуть не наступила на них. Осторожно перешагнув через одежду, Миц села на траву — ноги устали стоять. Трава казалась мягче, чем в лагере — может, в этом месте осталось больше энергии? Ринк так и не повернулся. На его покрытой мурашками спине блестели капельки воды. Вытерся бы, что ли — ему же холодно наверняка, простудится. Хотя это все равно не ее дело...

Так они и сидели — в молчании, под едва колыхающуюся гладь воды, под танец бликов на стволах деревьев, под тьму, что мягко скрадывала пространство вокруг озера. Этот небольшой и словно оторванный от всего мирок был теплым и наполненным запахами хвои, смолы, свежести. Горечь в воздухе почти не ощущалась, горло не пересыхало. Миц сидела, вновь погружаясь в какой-то транс. Усталая от сегодняшних потрясений, от злости и отчаяния, она отстраненно смотрела в воду, на камни под ее бирюзовой гладью.

— Прости, — неуверенно произнес Ринк, разорвав молчание. Миц моргнула, пробуждаясь от транса, взглянула на затылок парня, на миг задумалась, пытаясь вспомнить, за что должна простить. — За то, что случилось на складе. Мы все… очень испугались за Тлирину.

— Ничего, что я тоже испугалась? — мрачно спросила Миц, в которой заговорил отголосок обиды. — Просто перенесла ее в другой мир, а она внезапно начала там задыхаться. Перенесла причем по ее же просьбе. Поскорее вернула, сильно боялась, что все, уже поздно, она умрет, а тут вы…

— Так и было? — Нет, правда, ее сильно раздражала подозрительность Ринка.

— Спроси у Тлирины! — проговорила Миц сердито. — Часть «по ее же просьбе» она уже подтвердила, уж не знаю, рассказывала ли она вам остальное.

Послышался тяжелый вздох:

— Рассказывала. Успокойся, я верю.

— Да неужели, — не удержалась и съязвила Миц.

— Слушай, не знаю, как в твоем мире, — в голосе Ринка послышалось раздражение, — но в моем вряд ли кто-то сразу поверит почти незнакомой девушке, которая рассказывает о том, что она пришла из другого мира и… — Он запнулся. — Ладно, неважно. Просто… вся эта история так внезапно произошла, в голове не укладывается. Даже с учетом того, что Тлирина проверила тебя. И вообще, кто тебя знает, может, ты что-то сделала с ней в своем мире.

— Я тебя стукну сейчас, серьезно, — мрачно сказала Миц.

Снова тяжелый вздох:

— Не надо. Я верю. Наверное.

«Ну спасибо, что хоть «наверное», — захотелось ответить Миц, но она промолчала. Устала пререкаться.

Снова между ними повисла тишина. Тяжелая, неловкая, неуютная.

— А о чем вы говорили, когда мы с Левком отходили? — наконец спросил Ринк. — Тлирина устала, поэтому мы не стали ее расспрашивать, Тирри сказала, что ничего особенного и не надо волноваться. Только они после того, как ты… ушла, выглядели подавленными.

— Сказала, что мой мир не подходит Вбирающим. Поэтому Тлирине стало плохо, я так поняла, что у нее остались нарушения в организме, а энергии для его поддержания не было.

— Не подходит… — повторил Ринк, и прозвучавшая в его словах горечь кольнула Миц чувством вины. — А другие миры?

Она знала, что будет этот вопрос:

— Тоже. Тлирина и Тирри про это и спрашивали. В большей части миров законы одинаковые, потребуется вечность, чтобы найти подходящий для Вбирающих.

— Но раньше ты говорила, что в разных мирах — разные законы. — Снова к Ринку вернулось недоверие. — Это звучало так, будто эти законы одинаковые далеко не во всех мирах.

— Я неправильно выразилась. — Миц постаралась ответить как можно более ровно.

Ринк обернулся, вперил в нее испытующий взгляд. Миц ответила ему тем же, хоть и не понимая, зачем вообще пытается притвориться искренней и оправдывается. Она ведь вернулась в этот мир случайно и больше не планирует в него приходить, так для чего? В темноте глаза Ринка слегка светились — совсем как зелень леса, что своим сиянием привел Миц сюда. Потом Ринк с непонятным выражением лица отвел взгляд. Вздохнул опять, отвернулся. Начал рассеянно водить ногой в воде, морща гладь рябью. Что за мысли бродили в его голове, Миц могла только догадываться, да и ее это не слишком интересовало.

И вновь — молчание. И плеск воды. И запахи хвои и свежести. И вновь Миц отрешенно скользила взглядом по глади воды и бликам, танцующим на деревьях.

И вновь первым заговорил Ринк.

— Можно… посмотреть на твой прибор? — неуверенно спросил он. — Который переносит в другие миры?

Мог бы и не уточнять.

Помедлив, Миц пододвинулась к нему и протянула ПВМ, но когда Ринк осторожно поднял к нему ладонь, покачала головой — не хотелось давать ему перемещатель. Поняв, Ринк кивнул и стал рассматривать так. Его лицо опять выражало непонятную смесь чувств. Недоверие и одновременно желание поверить. Скептицизм и какой-то романтичный восторг. Боязнь оказаться обманутым ненастоящим чудом и восхищенное наблюдение за ним.

Миц невольно улыбнулась.

Они заговорили снова, и слова неожиданно легко потекли в воздухе.

— А… твой мир, он похож на наш?

— В чем-то да, в чем-то нет. Например, он цветной, но у нас нет таких лесов, как этот.

— А языки? Мы ведь говорим на одном. Или этот прибор переводит?

— Не знаю. Скорее всего, да, переводит. — Или же все просто потому, что «Мы (не) умрем» написана на родном языке Миц.

— А в твоем мире такой прибор есть у всех?

— Ну… вообще-то нет. Их всего четыре штуки, и они, похоже, попадаются случайным людям.

— Почему так?

— Не знаю. До недавнего времени я вообще не верила в существование ПВМ. У нас только ходили слухи о нем, никто не видел его по-настоящему. Что-то вроде городской легенды.

— Городская ожившая легенда… Романтично.

Миц засмеялась.

— А ты романтик?

Ринк тут же отвел взгляд и, кажется, покраснел.

— Ну и что, если да? — неожиданно выпалил он. — Почему нельзя? Я порой романтичные стихи пишу, это что, плохо? Еще скажи, что раз я земляной, то не могу любить плавать.

До Миц не сразу дошло, о чем он.

— А, ты про то, что подпитываешься стихией земли? Ну, да, на самом деле это немного странно звучит, — призналась она. — Земляной Вбирающий, который любит плавать…

— То, что я земляной, не определяет ничего, кроме того, что я земляной. — Тень смущения все еще чувствовалась в голосе Ринка. — Наша лишенность тех или иных стихий не заставляет нас любить одни стихии и ненавидеть другие. Это стереотип.

— Стереотипы — зло, — согласилась Миц. — А плавать — круто. Я тоже люблю плавать.

Ринк исподлобья посмотрел на нее и, помедлив, осторожно улыбнулся. И Миц улыбнулась в ответ.

А потом оба вдруг вспомнили, что еле-еле знают друг друга, что один все еще не слишком доверяет другой, а другая — что вот так же когда-то она говорила с братом. Они помрачнели и замкнулись. Ринк снова отвернулся. Миц снова ощутила горечь и опустошенность.

И опять молчание. Но сейчас ей не хотелось скользить взглядом по глади воды.

— Лес… — Она наконец вспомнила, какой вопрос ее недавно волновал. — Как так получилось, что он привел меня сюда? И почему он светится… разноцветно? И озеро?

— Есть теория, что все виды растений, растущих в таких лесах, обладают зачатками разума и эмпатии. — Ринк неохотно выдавливал слова. Хрупкая теплота доверия, установившаяся было между ними, исчезла без следа. — Они светятся только когда рядом человек, а вокруг полная темнота. И если заблудиться в таком лесу, через какое-то время деревья свечением покажут тебе путь, и ты сможешь выйти. Считается, что они улавливают эмоции заблудившегося человека и стремятся ему помочь. И еще они… как-то искажают свечение, чтобы мы видели его разноцветным. Чувствуют, что нам приятнее такие цвета. Довольно интересная теория, жаль, что из-за войны ее не успели толком развить.

— Ничего себе, — пробормотала Миц. Разумные растения, выводящие путников из леса и улавливающие тоску по разным цветам? Занимательно, однако. — А если придут Защитники, лес не приведет их случайно к лагерю?

— Не должен. — Ринк по-прежнему говорил с неохотой. — Людей с дурными намерениями такие леса не очень любят. Бывали случаи, что преступники, закапывавшие в них своих жертв, блуждали в темноте и умирали. Или ходили кругами по неверному пути и тоже умирали.

Миц стало не по себе. Да этот лес просто создан для детских страшилок. «Будете плохими — заблудитесь и умрете».

— Ты много об этом знаешь, — помедлив, произнесла она.

Ринк не ответил сразу. Его голова склонилась ниже, тело напряглось еще сильнее, пальцы начали нервно комкать траву.

— Не так уж и много, — наконец ответил он. Его тон стал еще мрачнее. — У нас учебная программа урезана.

— Из-за?.. — осторожно начала Миц.

— Войны, да. Ненавижу войну, — вдруг с горечью признался Ринк. — Придурки машут кулаками и называют это спасением мира. Лекарство для них слишком сложно искать. Проще перебить всех Вбирающих, и плевать, что они все равно будут рождаться.

— А смысл? — Миц ощутила знакомую тоску. — Все равно мы рано или поздно умрем.

Ринк резко повернулся, и Миц обжег знакомый взгляд. Яростный. В котором горело несогласие, желание возразить, причем возразить грубо и громко. Как тогда, на складе. Миц невольно сжалась, ожидая, что на нее сейчас обрушится поток слов, таких же яростных и громких.

Но этого не произошло. С досадой мотнув головой, Ринк отвернулся опять. Не нашел слов? Не посчитал нужным их сказать? Внезапно Ринк оттолкнулся от берега — вода с плеском приняла его тело в себя. Спустя несколько секунд голова Ринка показалась на поверхности, и он, не оборачиваясь, поплыл дальше.

И зачем он все-таки сюда пришел? Просто поплавать? Миц наблюдала, как Ринк рассекает гладь озера, как тянется за ним рябь, как он ныряет, и его тело тенью скользит под светящейся водой. Хорошо плавает, подумалось ей. Вообще, плавать — это действительно здорово. Она сама любила когда-то плавать. В воде приходило чувство легкости, она словно смывала все печали, в конце концов, это банально было весело…

В другое время Миц, наверное, постеснялась бы делать то, что пришло ей в голову. Но сияющее озеро, лежащее в море темноты, отнимало чувство реальности, а вместе с ним — и смущение.

Миц встала и начала раздеваться.

— Эй, что ты делаешь? — донесся крик Ринка. Миц встала боком к озеру и не видела его, но слова прозвучали изумленно и растерянно.

— Собираюсь купаться, — ответила она. Кроссовки уже лежали в стороне, спустя мгновение к ним отправились джинсы. На секунду замявшись, Миц стянула майку. Теперь, когда она осталась в нижнем белье, смущение все-таки прорезалось, и Миц невольно подняла руки к груди. Бросила осторожный взгляд на озеро. Ринк стоял спиной.

— Ты… замерзнешь, — пробормотал он.

— Тут тепло, — ответила Миц и обнаружила, что голос дрожит. Не давая себе жалеть о принятом решении, она торопливо шагнула к краю берега и прыгнула.

«Она… теплая!»

В изумлении Миц вынырнула. Вода действительно была теплой — такой, какой могла быть дома, в ванной, но никак не в лесном озере.

— Это что, горячий источник? — потрясенно выдохнула Миц.

— Нет. — Ринк уже повернулся к ней, но держался по-прежнему поодаль. С его лица медленно сходил румянец. — Ну, технически. Здесь водятся особые микроорганизмы, которые живут в воде и выделяют много тепла. Они и греют озеро. А еще светятся. Но они невидимы человеческому глазу, поэтому кажется, что светится вода.

— А они не опасные? — выдала Миц первое, что пришло в голову. Одновременно она задумалась, может ли такое существовать в реальности. О светящемся озере Гипселенд она слышала, но вот о том, чтобы биолюминисцентная водоросль из него еще и грела воду…

На губах Ринка мелькнула улыбка:

— Мы же тут купаемся. Нет, для человека они не опасны. Они даже большую часть микробов едят.

— Что ж, это… — пробормотала Миц, опустив взгляд на сияющую воду. — Это круто, — прошептала она. Вокруг колыхалось пятно света, окруженное тьмой, и это смотрелось так нереально…

— Да… — Слово прозвучало с неожиданной теплотой. А затем Миц услышала плеск и, подняв голову, увидела удаляющийся затылок Ринка. Парень явно больше хотел плавать, чем разговаривать.

Почему бы не последовать хорошему примеру?

Не закрывая глаз, Миц нырнула и вмиг оказалась в другом мире — сияющем, голубом, где тело стало легким-легким и словно научилось летать. Она загребла свет руками, заработала ногами — и полетела в бирюзовом сиянии, окутавшим ее и мир. Внизу скользило каменистое дно, вода легко расступалась перед ней, ласкала кожу нежными прикосновениями. Немного щипала глаза, но ради того, чтобы видеть голубой светлый мир, можно было и потерпеть.

Потом у Миц закончился воздух, и она вынырнула, жадно глотнула его. Рот улыбался и никак не мог прекратить. Да, воспоминания не обманули — вода действительно смыла с нее опустошенность. И плавать… плавать действительно было здорово! Смеясь, Миц кружилась в воде, разрезала руками ее гладь, скользила в глубину — и летела, летела в сияющей бирюзе.

— Эй! — задорно крикнула она. Проплывающий мимо Ринк удивленно повернул голову и тут же поплатился: в лицо ему полетели брызги.

— Ты!.. Это не смешно! — сердито крикнул он, пытаясь увернуться и барахтаясь в воде.

— Все относительно! — Не прекращая смеяться, Миц снова и снова посылала в Ринка жидкий свет. В какой-то момент у нее устали руки, но едва она остановилась передохнуть, как брызги полетели уже в ее сторону. С визгом Миц ушла под воду.

— Действительно. Вот теперь, с моей точки зрения, смешно, — едва она вынырнула, довольно заявил Ринк.

— Ах ты!..

Захлебываясь смехом, они брызгались и кружили в воде. И вновь протянулась между ними теплота, а бирюзовый свет смыл настороженность и неловкость. Сияние мелькало в воздухе, весело волновалось вокруг, а теплый воздух звенел от оживленных криков. И этот воздух, это озеро, это сияние и мелодия их голосов вокруг стали единственно настоящими, а мир Вбирающих, мир реальный и тянущиеся из них проблемы превратились в историю, не самую правдоподобную сказку. И Миц впервые за долгое время стала собой.

Наконец они устали и, отдыхая, тихо лежали на воде, что покачивала их, как в колыбели. Потом Миц услышала плеск и оглянулась на его звук. Ринк подплывал к большому плоскому камню, что виднелся под водой близко к поверхности и который Миц заметила до этого. Ринк залез на него и сел, оказавшись в воде по пояс. Подумав, Миц тоже подплыла к камню и забралась. Теперь они с Ринком сидели на противоположных краях, спинами к друг другу. Воздух прохладно дышал на плечи, но было терпимо, да и тепло озера уравновешивало ощущения.

— Я думал про тебя и произошедшее с Тлириной, — вдруг произнес Ринк.

— А? — Это все, что смогла выдать Миц от неожиданности.

— Ты спрашивала, что я тут делаю. Когда мне плохо или есть над чем подумать, я иду сюда. Успокаиваюсь. Обдумываю ситуацию. Подбираю слова для извинений… Можешь смеяться, — добавил Ринк обреченно.

— О… — пробормотала Миц. Так он тут раздумывал над тем, что произошло на складе, и думал, как извиниться? — Это… мило.

— Глупо это, а не мило, — буркнул Ринк.

Миц невольно усмехнулась:

— Заметь, ты сам это сказал.

— Да ну тебя. — Она услышала в его голосе улыбку.

И снова опустилось молчание, но уже не мрачное и гнетущее, а легкое и полное воспоминаний о брызгах и смехе. И, что уже стало традицией, опять его нарушил Ринк.

— Почему я ощущаю себя как в романтической сцене какого-то произведения? — проговорил он задумчиво.

Хм. Миц внезапно поняла, как это все выглядит со стороны. Место, оторванное от реального мира и выглядящее ну очень загадочно и романтично, и парень с девушкой, сидящие спинами к друг другу. Хоть сейчас делай обложку для любовного романа.

— Да уж, — смущенно хмыкнула она. — По канону мы с тобой должны поцеловаться прямо на этом камне. И нужна какая-то драма. Чтобы было интереснее.

— Прости, но мы не можем быть вместе, — с плохо скрываемой иронией произнес Ринк, — ведь я Вбирающий, убийца мира, и... и проклят своими способностями. Моя сила… короче, она слишком велика, и я боюсь причинить тебе боль, если обниму или просто возьму за руку.

Миц невольно фыркнула:

— Что, серьезно?

— Почти. С ней иногда бывает сложно, но как я могу не контролировать свою силу, если родился уже с ней?

— Ну все, — хихикнула Миц, — не быть тебе героем любовного романа. Кстати, если по канону, то я вообще должна влюбиться в Левка.

— Почему? — удивленно спросил Ринк.

— А это стандарт же. Выбесить друг друга с первого взгляда, а потом влюбиться. Брр. — Миц искренне понадеялась, что книжные стандарты не работают в жизни. — А еще есть такое, что персонаж влюбляется в первую встреченную девушку или первого встреченного парня.

Пауза.

— Первой ты встретила Тирри.

— Она же маленькая, — хмыкнула Миц, поддерживая шутливый тон. — Сколько ей, двенадцать? Хотя она, конечно, очень милая, я бы могла попробовать подружиться с ней.

— Думаю, она будет рада. Только у нее есть подруга, с которой они очень близки, и даже Левк в какой-то степени не так дорог для Тирри, как она. И ей тринадцать, кстати.

— В общем, в жизни все не так, и радуемся, что мы не в книге, да? — «Гм, да, всего лишь в ориджинале».

— Хорошее завершение разговора про романтические сцены и любовь с первой встречи.

— Да ну тебя! — Миц со смехом плеснула водой за спину и услышала ойканье.

— Меня? Но разговор начала ты! — с притворной обидой сказал Ринк.

Они смеялись, со смехом выпуская неловкость. Или только Миц выпускала. Смех, бирюзовый свет, и прохлада воздуха на плечах, и тепло воды, обнимающей ноги.

— А все-таки… как ты тут оказалась? — услышала Миц вопрос Ринка.

И вспомнила. И мир померк.

Она сидела на камне, посреди озера, наполненного какими-то светящимися микробами. Вокруг громоздился лес, что зачем-то завел ее сюда, телу было зябко, а сзади находился персонаж ориджа, мир которого медленно умирал. Смех, брызги, полет в бирюзовом свете ушли из памяти, вместо них всплыли двойник Максима, рассказ о другой Миц — его сестре, сосущее ледяное чувство и белые искры, на которые распался мир Миц настоящей.

— Никак, — выплюнула она.

Тишина.

— Миц?.. — Ринк уловил резкие изменения в ее тоне. Иначе его собственный не стал бы растерянным и настороженным.

«О, второй раз как-то назвал».

Миц не хотелось отвечать: в конце концов, какое ему дело, персонажу умирающего мира? Но почему-то ответила. Из вежливости, может:

— Я ушла в свой мир, а потом опять пришла. Я вообще думала, что тот раз станет последним. А этот — точно им станет.

— Почему? — Ринк произносил слова осторожно, словно посылал их на минное поле.

Горло Миц сдавило. Его сжали все переживания этого дня. Даже если бы она хотела ответить, не смогла бы.

— Это из-за нас?

Миц смотрела на ноги, светлеющие в воде и подрагивающие в такт ряби. Неужели она недавно плескалась в этой жидкости, забыв обо всем? Теперь то веселье казалось далеким и нереальным.

— Или из-за чего-то другого?

Слова Ринка падали в пустоту и эхом отдавались в голове. Миц представила их рыбками, которых выловили из воды и выбросили в пустыню. Серую-серую пустыню...

— Это... как-то связано с тем, из-за чего ты оказалась здесь первый раз? С ответом на твой вопрос?

— Я не задавала никаких вопросов! — зло выпалила Миц неожиданно для себя. Господи, опять эта чушь, подкинутая ПВМ, она надеялась никогда больше ее не слышать!

— Но ты говорила...

— Это все выдумка ПВМ, ясно? — Внутри забурлило свирепое отрицание. — Это он какого-то черта придумал, что меня дико интересует вопрос, зачем жить, если в итоге умрешь! А я и так знаю! Незачем! Жить бесполезно! Все наши старания, — она распалялась все больше, — все желания, мечты, все это в итоге ни к чему не ведет! Мы умрем, нас сожрут черви, и нам будет все равно, чего мы там достигли в жизни и чего хотели! У моего брата были мечты, он что-то хотел и делал, и что с этого, раз он мертв?!

— Это не так! — внезапно рявкнул Ринк. Ярость в его голосе ожгла Миц, как недавно — такой же яростный взгляд. — Ты ошибаешься!

У Миц вырвался истерический смешок:

— Да что ты говоришь? Моему брату это скажи!

— Я хочу сказать это тебе, а не ему!

— Иди нахрен со своими советами!!!

В наступившей тишине Миц слышала лишь свое тяжелое дыхание. А потом — свои же всхлипы. Но для бушующего гнева этого было недостаточно.

— Он мертв! — Слезы катились по щекам, разливалась боль в кисти: Миц со всей силы ударила кулаком по камню. — Если бы не эта сраная лестница, он был бы жив, но он упал с нее и умер! Я пыталась это исправить, я столько сил угрохала, но ничего не получилось! Все бесполезно! Зачем мне жить, если это больно, почему мне нельзя хотеть избавиться от боли?! Все лезут со своими дебильными советами, рассказывают, что мир чудесен, жизнь прекрасна, хотя как они могут быть прекрасны, если я не смогла спасти Максима?!!

Миц уткнулась в колени и разрыдалась. Ее била дрожь. Хотелось забиться в темный уголок, свернуться там калачиком и плакать, плакать, пока вся гребаная мультивселенная с выдуманными мирами не утонет в ее слезах. Не сожжется в ее ненависти. Пока не останется мертвая, безмятежная пустота, где никому не больно, потому что некому испытывать боль.

— Ясно… — услышала она шепот Ринка.

— Что тебе ясно?! Что тебе может быть ясно?! — выкрикнула Миц срывающимся голосом.

— У меня тоже умирали близкие. Так, к сведению, — бесцветно ответил Ринк.

Миц дернулась от укола осознания и вины. Так же, как и на складе, вдруг пришло понимание: смерть в этом мире была еще более обыденной вещью, чем в реальном.

— Извини. Мне жаль, — прошептала она.

— Наша подруга. — Ринк говорил сдавленно, глухо. Как человек, сдерживающий слезы. — Моя мама. Отец Тлирины. Мой отец и родители Левка и Тирри были последними сволочами, будем считать, что их мы тоже потеряли. У меня была приемная мать, она пропала, я не знаю, что с ней. Знакомые умирали. Товарищи.

«Да твой мир вообще дерьмо», — угрюмо подумала Миц.

— Я говорю это к тому… — Ринк запнулся, и до нее донесся едва слышный всхлип, — что знаю, каково терять близких. И я понимаю тебя. Твою боль. Чувство вины, когда кажется, что ты мог все предотвратить, но не предотвратил. И Левк, Тлирина и Тирри тоже наверняка поняли бы. И многие в лагере поняли бы.

— Это несправедливо. Почему должно быть так? — Миц снова спрятала лицо в коленях. Она имела в виду: «Несправедливо, что мы можем лишь беспомощно чувствовать боль».

— Мир вообще несправедлив. Миры, — едва слышно ответил Ринк. Уже громче он добавил: — Если хочешь, можешь выговориться.

— Не хочу. Я устала.

«Я хочу домой. Хочу, чтобы все прекратилось».

Молчание. Плеск воды. Прохлада на плечах, тепло в ногах. Колени были скользкими из-за воды и слез, и Миц сердито вытерла их ладонью.

— Можно, я скажу свои мысли по этому поводу? — осторожно спросил Ринк.

«”По этому поводу”, вот как теперь это называется». Миц равнодушно дернула плечами. Помедлив, Ринк продолжил. Так же осторожно и мягко:

— Это всего лишь мысли, просто… когда-то они мне помогли. В мире есть смерть и несправедливость, да. В мирах… И иногда мы не можем исправить это, как бы ни старались. Но, помимо них, есть много хороших вещей. Дружба. Надежда. Другие близкие. Просто хорошие люди. Разумные светящиеся леса, которые выводят путников и прячут такие же светящиеся озера, — едва слышный смешок. — Они все еще существуют. Все еще здесь.

«Плевать я на них хотела», — едва не ответила Миц. Снова эти уверения, что жизнь прекрасна…

Внутри шевельнулось воспоминание. Сияние жидкой бирюзы, полет в ней, брызги в воздухе, и смех, смех, она так давно не смеялась…

Миц подняла голову и огляделась.

Окутанные голубым светом деревья переплетались над головой ветвями. Сеть бликов танцевала по ним, серебря и создавая ощущение, что кора и кроны тихо содрогаются в такт дыханию. Нежная голубизна сияла под ногами, грела своим теплом, волновалась вокруг. В ней, невидимые глазу, сновали множество маленьких существ, что светились и делились с водой жаром своих тел.

Они не растопили сердце, не перевернули сознание, и она не поняла резко, как ошибалась и как прекрасно жить. Просто Миц ощутила комок в горле, и он рос, щипался, как вода, миллионами капель трогающая открытые глаза.

— Я… — выдохнула было она.

И расплакалась.

Как же организм заколебал реветь.

Миц плакала, и слезы падали в сияющую бирюзу, и сами становились бирюзой. В слезы превращались бесконечные попытки оживить Максима, мрачная загадка его и другой сестры, мама, не помнящая маленькую Миц, молчащий ПВМ и белые искры распадающегося мира. Не превращались лишь сияющая вода, смех и брызги, драгоценностями мелькающие в воздухе.

Она услышала за спиной плеск, и на ее плечо нерешительно легла ладонь. Ринк. И Миц протянула руку, сжала его пальцы своими и продолжила плакать. Она била свободной рукой по воде и кричала, ее крик улетал в кроны деревьев, а вода сжимала в теплых объятиях. И от того, что рядом был кто-то, ей становилось легче.

***

— Спасибо, — сказала Миц, когда они уже стояли одетыми. Мокрая ткань под майкой и джинсами неприятно холодила кожу и липла к ней. Ну и черт с ней. Миц все равно не жалела, что искупалась.

— Не за что, — тихо откликнулся Ринк. Его лицо выражало непонятную смесь чувств, а глаза чуть светились. Ну прям ребенок этого леса.

Они столкнулись взглядами и одновременно отвернулись. Странная неловкость повисла в воздухе. В душе Миц вило уголок воспоминание о свете, брызгах и смехе.

— Я, может, вернусь, — неожиданно для себя сказала она.

Ринк снова взглянул на нее. Воспоминание о брызгах жило и в его глазах.

— Ты же говорила, что этот раз станет последним, — удивленно произнес он.

Говорила и искренне не хотела возвращаться. Она чувствовала это до... до какого момента? Черт, когда захотелось вернуться сюда еще раз? Сейчас? Раньше? Единственное, что Миц точно понимала — это желание было.

— Теперь не станет, — ответила она.

Традиционное молчание. Странное, неловкое, какое-то светлое.

— Возвращайся, — наконец ответил Ринк.

Он хотел сказать еще что-то, но внезапно стал растерянным. Ринк нервно переминулся с ноги на ногу и, сложив руки на груди, уставился себе под ноги. Но, прежде чем он опустил голову, Миц успела увидеть мимолетную тень улыбки.

— И если… все-таки захочешь выговориться, то… я не против выслушать. — Какая, наверное, интересная трава, если Ринк продолжает так усиленно ее разглядывать. — И если, когда вернешься, встретишь кого-то из лагеря, сразу говори, чтобы тебя вели к Тлирине. И не исчезай внезапно. И по лесу осторожнее ходи, у трубачей начинается брачный сезон, и они агрессивны… в общем, пока! — скомкал он последнюю фразу и переместил руки за спину.

Это было… мило.

— Пока, — ответила Миц и положила пальцы на ПВМ.

Только сейчас заметив, что улыбается.

Сферы и синева покрыли все, и Миц понеслась навстречу реальности. Все еще чувствуя тепло разумного леса и бирюзовой воды.