Они летели в город на невидимом вертолете.
Искривленные деревья, стреляющий меч, а теперь и невидимый вертолет.
Миц периодически задавалась вопросом, что произошло бы, если бы Шерита не довел до смертельного переутомления отец.
Вертолет мало того, что был невидимый. Он еще был неслышимый. А еще рядом с пассажирским салоном у него располагался грузовой, причем снаружи на габаритах вертолета это никак не сказывалось. Проще говоря, если верить пояснениям Тлирины, изнутри он был больше, чем снаружи. Или снаружи меньше, чем внутри. ТАРДИС, где твой Доктор? О чем только не подумаешь, пока в шоке разглядываешь висящий в воздухе прямоугольный, по форме двери, кусок салона, и слушаешь подшучивания отряда.
Лежа с закрытыми глазами в кресле, Миц думала о том, что бы мог совершить Шерит, если бы остался жив. Он мог творить с материей все, что хотел. Мог создать что-то намного более грандиозное, чем искривленные деревья и невидимый вертолет. Может, он даже смог бы спасти этот мир, сделать лекарство…
Миц не знала, почему Шерит начал так усиленно занимать ее мысли. Наверное, просто нечего было больше делать. Полет продолжался уже около трех часов, с сидящей рядом Тлириной они поговорили, казалось, обо всем, при мысли о разговоре с Ринком Миц цепенела от чувства неловкости, а общение с Левком сводилось к обоюдным подколам, которые хоть и могли быть забавны, но сейчас хотелось чего-то более дружелюбного. Звукоизоляция защищала от шума крутящихся лопастей, и до Миц доносился лишь слабый гул. В салоне негромко переговаривались люди, их усталые, монотонные голоса убаюкивали.
В прошедшем времени.
— Господи, да неужели этот чертов город показался! — ворвался в лениво-вялую атмосферу громкий голос Левка. Расслабившаяся было Миц вздрогнула, резко воцарилась тишина.
— Чего ты орешь так, а! — раздраженно сказала одна из женщин. — Взяли по просьбе Тлирины — так и сиди тихо! У товарища бы своего пример брал.
Сзади послышалось недовольное сопение. Ринк. В маленьком лагере все прекрасно знали о взаимоотношениях всех, в том числе об их с Левком дружбе, и это не обошлось без любимого народного развлечения — сравнивания. Парней это раздражало, и Миц, тоже попавшая под сравнение, но уже с Тлириной, прекрасно их понимала.
— Ой, идите к черту, — буркнул Левк. Женщина, сделавшая ему замечание, что-то пробормотала себе под нос, но развивать тему не стала, остальные тоже промолчали, подчеркнуто не смотря на обоих. Тоже не хотели встревать в конфликт. Тихие, но заметно повеселевшие разговоры возобновились, Миц же взглянула в окно. Первое, что бросилось в глаза — графитового цвета полоса вдалеке, мерцающая бликами, тянущаяся до горизонта. Непонятно как, но Миц поняла, что это море. Море! Она видела его только на фотографиях и видео, поэтому даже от блеклого намека приникла к стеклу, наблюдая за переливами света на глади и гранью, где темная вода соприкасалась с небом цвета… очень-очень светлого капучино. Лишь через некоторое время Миц обратила внимание на сам город.
От многих домов остались лишь остовы. Полуразрушенные бетонные скелеты слепо таращились квадратами, когда-то бывшие окнами. Улицы были чистые, без обломков, но пустынные, асфальт растрескался, и из трещин росла трава. Среди бетонных стен порой мелькали низкие деревянные домики. Кажется, рядом с ними были маленькие огороды, и вроде на них даже кто-то работал. Миц наткнулась на то, от чего сердце стиснули иглы: могильные кресты. Они то и дело проплывали мимо, разбросанные по городу, а потом вертолет пролетел мимо небольшого кладбища. Миц отвернулась от окна и обнаружила, что со всей силы стиснула пальцы в замок.
— Все хорошо? — услышала она Тлирину.
— Да… Просто… я не ожидала увидеть, ну, такое.
Тлирина улыбнулась — эта улыбка всегда появлялась, когда Миц поражалась мрачным, но привычным для Вбирающих вещам. Горькая. В ней сквозили зависть и тоска.
— Раньше выглядело хуже. Обломки, мусор… почти не было людей. Сейчас жители понемногу возвращаются. Строят временные дома и хотят восстанавливать те, что можно восстановить.
Цикл жизни и смерти во всей красе. Город умер, но люди вернулись и потихоньку вдыхают в него жизнь. А если город разбомбят снова, они опять вернутся в него и опять будут восстанавливать? Вечная борьба и вечный круг. Миц не знала, красивый он или бессмысленный.
— Ты никогда не видела подобного? — спросила Тлирина.
— Только на старых фотографиях. — «Они даже по цветам такие же».
— Я тебе завидую, — с внезапным вздохом проговорила Тлирина. — Иногда мне кажется, что твой мир настоящий рай.
Миц невольно усмехнулась:
— Он не рай. У нас тоже есть войны… и такие города. Просто мне повезло жить в стране, где все спокойно. Но проблем все равно хватает.
— Понимаю, — после паузы сказала Тлирина и замолчала. Отвернулась. Миц заметила, что она с силой прижимает руку к груди.
— Все в порядке, Тлирин?
— Да. Не бери в голову. Подумала кое о чем… это не имеет отношения к тебе.
— Подумала о чем?
— Это было давно. — Тлирина резко повернулась. — Было… то время, когда мы с ребятами впервые увидели этот город.
Миц невольно поморщилась. Тлирина выросла в интеллигентной семье и много читала, что заложило в ней желание говорить правильными и красивыми предложениями. И порой эти предложения получались излишне… правильными.
— Мы искали убежище, — продолжала Тлирина с какой-то странной интонацией, — постоянно были в пути… а потом пришли в этот город. Так давно… я даже не помню, сколько лет назад.
Тлирина покосилась куда-то за спину и вдруг негромко позвала:
— Ринк! Ты помнишь, сколько лет назад мы впервые оказались в Меррере?
— Года… полтора? — послышалось сзади. — Кажется. Я помню, что мне было шестнадцать, когда мы сюда пришли.
— Да, полтора года, прям точно, — вклинился Левк. — Время пролетело просто. Только вчера, казалось, сюда пришли...
Вертолет шел на снижение, серый город готовился поглотить его. Только сейчас Миц заметила здание, окруженное каменной оградой и чье предназначение красноречиво показывал сверкающий круглый купол. Храм. Оплот всего города и где и была сосредоточена вся его власть. При мысли об этом Миц невольно поежилась. Она не была верующей и не интересовалась религией, и то, что власть в этом городе находилась в руках практически незнакомой части жизни, вызывало смятение.
Странно, что храм выглядел невредимым. Не тронули бомбы, или его восстановили в первую очередь?
Вертолет приземлился перед воротами — в ступни толкнулся пол от встречи колес с землей. Салон наполнился облегченными усталыми голосами и топотом ног. Сползая с кресел, люди потянулись к выходу. Быстро прошел мимо Сэтл: из-за сына-Вбирающего его с детьми все же решили оставить в лагере, но он захотел посмотреть, как живется в городе. Тлирина на четвереньках перебралась на крайнее сиденье, и поднявшийся Ринк подхватил ее на руки. Лицо Тлирины при этом на миг стало грустно-усталым — оно всегда обретало такое выражение, когда что-то напоминало ей об инвалидности. Оба вопросительно посмотрели на Миц. Надоевшее и натершее, казалось, определенные места кресло резко стало уютным и мягким. Миц отчетливо осознала, что не хочет выходить и знакомиться поближе с храмом. С городом, может, и да, но не с верующими людьми, чья идеология далека от ее и с кем наверняка придется общаться, учитывая то, что она тут якобы остается. Но выбирать не приходилось, и Миц неохотно вылезла из ряда кресел, прихватив коляску Тлирины, сложенную и стоящую рядом. Ноги, затекшие от долгого сиденья, приятно заныли. Откуда-то вынырнул Левк, подхватил коляску, и вдвоем они поволокли ее за Ринком и Тлириной. Все молчали, и Миц чувствовала напряженность, исходящую от приятелей. Ладно Левк, с его неприязнью к людям он наверняка чувствовал себя среди них неуютно, но спина Ринка тоже выглядела напряженной, а пальцы Тлирины на его плече нервно сжимались и разжимались. Их-то что тревожит?
В городе царила жара, нагретый воздух поднимался над землей. Солнце сияло ослепляюще-белым пятном. Прорехой в воздухе висел кусок салона. Помогая раскладывать коляску и усаживать в нее терпеливо-грустную Тлирину, Миц оглядывалась с любопытством и невольной опаской — что, если опять увидит кресты? К счастью, их она не заметила. Разрушенные дома окружали храм на почтительном расстоянии. По дворику разносились голоса отряда, многие люди, щурясь, смотрели на небо или жмурились с блаженной улыбкой. Миц укололо осознание и, вместе с ним, чувство жалости. Жители лагеря не рисковали выходить на открытое пространство — шанс, что их заметят спутники или вертолеты Защитников, был хоть и не слишком велик, но существовал.
— Солнышко… — подтвердил ее мысли довольный Левк. Запрокинув голову, он жмурился и улыбался. По его коже бежали едва заметные золотистые волны.
А тут их разве не могут заметить? В лесу страшно выходить, а посреди города нет? Недоработка ориджинала? В последнее время Миц было как-то странно вспоминать, что она находится в мире произведения.
— Да… — проговорил Ринк. Подняв ладонь козырьком, он следил за какой-то птицей в небе, вроде бы чайкой, хотя черт ее знает. Его лицо приобрело задумчиво-отрешенное выражение. Наверное, придумывал про эту чайку что-нибудь, он сам как-то признавался, что иногда при наблюдении за животными или природой у него в сознании рождались красивые описания. Творческая личность, с непонятным чувством подумала Миц. Как Максим…
Поспешно отогнав эту мысль, она кинула взгляд на Тлирину. Та, в отличие от многих, на небо не смотрела. Наоборот, опустила голову и сосредоточенно дергала края шорт, словно пытаясь натянуть их на ноги. К своим ногам у Тлирины было двойственное отношение — она то стыдилась их, пряча за длинными юбками или штанами, то наоборот, надевала шорты и демонстрировала концы культей. А теперь было похоже, что второе состояние у нее заменилось первым.
— Тлирин, все в поря?.. — осторожно начала Миц.
— Да, — резко ответила Тлирина, продолжая дергать края шорт. Услышав ее, Ринк и Левк тут же повернулись в их сторону. Расслабившиеся было, они вдруг напряглись опять. Левк, нахмурившись, передернул плечами, Ринк отвел взгляд и с помрачневшим видом уставился себе под ноги. У Миц возникло четкое ощущение, что от нее что-то скрывают.
— А что вы там стоите? — вдруг донесся до них голос одного из участников отряда. Ребята повернули головы, Миц проглотила невысказанное «что происходит?». Вбирающие потихоньку стягивались за ограду, ко входу в храм. Около ступенек Миц заметила группу людей в темных балахонистых одеяниях — похоже, священнослужители.
— Не вмешивайтесь, пожалуйста.
Миц не сразу поняла, что этот бесцветный шепот принадлежал Тлирине, а когда осознала, коляска уже катилась вперед. Недоумевая, Миц дернулась было за ней, подалась к Ринку и Левку, вспомнив об их существовании. Они избегали ее взгляда.
— Не вмешиваться во что? Что происходит? — Миц приблизилась к ним еще, вынуждая обратить на нее внимание. Парни переглянулись с одинаковыми напряженными лицами.
— Пойдем, — наконец сказал Ринк. — Лучше тебе увидеть самой.
Туманный ответ совершенно не успокоил Миц, но ничего больше не оставалось, как в нервном ожидании последовать за ребятам.
Всего священнослужителей было восемь — бородатые, в строгих черных рясах, похожих на одеяния католических священников, с висящими поверх крестами на длинных цепочках. Крест больше всего привлек внимание Миц — он не походил на те, что носили христиане в ее мире. Все его концы по длине были равны друг другу, и хоть из-за тусклости мира настоящих цветов было не разглядеть, Миц знала, что концы раскрашены в зеленый, красный, синий и белый. Земля, огонь, вода, воздух. Здесь верили в природу и ее стихии, в их силу, дающую жизнь всем существам. По рассказам лагерных жителей и немного из сюжета «Мы (не) умрем» Миц знала, что сторонники этой религии с появлением Вбирающих разделились на два лагеря: одни стали считать Вбирающих преступниками против природы, губящими ее, а другие — новыми творениями природы, которых она создала по своим каким-то таинственным замыслам.
Очевидно, эти священнослужители принадлежали второй половине. Даже если не знать, что они помогали лагерным Вбирающим выжить, была заметна сквозящая в каждом жесте теплота. Мужчины в рясах улыбались им, дружески пожимали руки, обнимали. Ни следа напряжения, в которое, казалось, была укутана месяц назад Шерга и которым все еще веяло от ее мужа.
Один из них отделился от остальных и направился к притормозившей коляске Тлирины. Протянул ей руку, заулыбался шире — в воздух поднялось его ласковое приветствие. Если другие служители вели себя с Вбирающими как добрые знакомые, то этот словно встретил любимую внучку.
— Хорошо долетела, Тлирина? — спросил он.
Тлирина пожала ему руку, и Миц показалось, что служитель выпустил ее с неохотой. А вот Тлирина — быстро выдернула.
— Отлично, Мельсим.
Ее тон не выражал эмоций. Лишь холодную вежливость.
— Как твои ноги?
Челюсть Тлирины напряглась, и то же напряжение сжало Миц. Тлирине ведь не нравится говорить о ногах! Однако тон Вбирающей излучал ту же холодную вежливость:
— Прекрасно.
— Рад, что ты держишься. — Мельсим протянул руку и потрепал ее по голове. Тлирина сжалась; костяшки пальцев побелели, когда они вцепились в подлокотник. — Ты сильная, помни об этом. И своей силой вдохновляешь других.
Мельсим убрал руку, но как будто не спешил это делать. Тлирина заерзала, словно пыталась вжаться в сиденье и таким образом оказаться подальше от него. Так.
— Спасибо.
По мнению Миц, таким тоном уместнее было бы сказать: «Пошли к черту».
— Поешь с нами? В прошлый раз без тебя было немного пусто. Даже как будто более напряженно. Мы будем рады, если сегодня ты согласишься.
— Я…
Взгляд Тлирины метнулся в сторону. Даже на расстоянии Миц видела, как побелела у нее прикушенная нижняя губа.
— Простите, что тут происходит? — Миц выкрикнула вопрос чуть ли не на полпути. Служитель обернулся к ней, и хотя сам он улыбнулся, в его глазах блеснул холодок. — Здравствуйте, я подруга Тлирины, — она постаралась сказать это вежливо, — и… хотела убедиться, что все хорошо.
Миц выразительно взглянула на Тлирину. Та дернулась в ее сторону, словно ища защиты, но… Миц едва сохранила спокойный вид от ее покачивания головы. Практически одними губами Тлирина прошептала: «Не надо».
— Что ж, друзьям Тлирины мы рады. — Мельсим говорил приветливо, но его тон неуловимо похолодел. — Но ты ведь не Вбирающая, верно? Ты прилетела вместе с отрядом?
— Я…
— Здравствуйте, Мельсим.
Миц дернулась на голос и столкнулась взглядами с Вершетом. Глава лагеря едва заметно кивнул ей, и напряжение немного ослабло.
— Тлирина, отдохни пока, нам с Мельсимом нужно поговорить, — сказал он, и на лице Тлирины отразилось облегчение. — Миц, останься, разговор касается тебя.
Словно невзначай сделав шаг, Вершет отгородил собой Тлирину от Мельсима. Пробормотав: «Хорошо...», та принялась дергаными движениями разворачивать коляску. В какой-то момент оказалась ближе к Миц и быстро коснулась ее руки.
«Все будет в порядке?» — выразил ее мимолетный взгляд. Миц кивнула, хотя чувствовала себя неуютно. Этот служитель ее напрягал.
— Все нормально? — Блин, она даже не заметила, как подошли Ринк и Левк.
— Да. Подождете меня втроем где-нибудь? — Миц выделила слово «втроем». — Тут со мной хотят поговорить.
Парни чуть ли не синхронно посмотрели в сторону Мельсима, и Миц резко стало еще более неуютно, потому что, хотя приятели старались сдерживаться, она чувствовала исходящую от них враждебность. Мельсим, однако, словно этого не заметил. Непринужденно он улыбнулся им:
— Не волнуйтесь, не съедим же мы вашу подругу.
— Все будет в порядке, — добавил Вершет. — Просто подумаем, как помочь Миц попасть домой. Подождите ее, не думаю, что это займет много времени.
Помедлив, Ринк и Левк все же кивнули. Вместе с Тлириной они направились в сторону, и Миц едва удержалась, чтобы не броситься следом. Отчасти успокаивало присутствие Вершета. Она хоть и побаивалась его, потому что упорно казалось, что он раскусил их с Тлириной обман, но сейчас он помог Тлирине и, наверное, в случае чего поможет самой Миц.
— Миц, это Мельсим, настоятель храма, — представил тем временем Вершет служителя. — Мельсим, это Миц. Попала в наш лагерь месяц назад, ее телепортировал в лес один из Вбирающих.
В словах Вершета опять почудилась ирония, но может, Миц только показалось. Мельсим смерил ее заинтересованным взглядом, и внутри снова сжалась пружина напряжения.
— Кроме нее, к нам попали еще двое, отец и сын. Мы не можем оставить их в лагере, сами понимаете, им будет безопаснее среди здоровых людей. — Вершет ободряюще улыбнулся Миц, вновь посерьезнел, смотря на Мельсима. Или даже помрачнел... — Есть возможность отправить Миц домой? Сэтлу и его сыновьям, наверное, лучше будет поселиться в Меррере.
— Подруга Тлирины, которую телепортировал в лес Вбирающий. — Около глаз Мельсима собрались лучики морщинок, и он стал похож на помолодевшего Деда Мороза, но Миц все не могла избавиться от настороженности. — Интересная у тебя история, Миц. И имя тоже. Судя по нему, ты не из этой страны. Хотя, может, и ошибаюсь, все-таки говоришь ты без акцента.
— Из... да нет, из этой. — Миц покосилась на Вершета, и тот вновь ободряюще кивнул. Хотя вообще она просто боялась, что ее поймают на лжи. Хотя какая разница, она, может, больше никогда этих людей не увидит. — Простите, можно вопрос?
— Конечно. Какой?
— Мне показалось, вы относитесь к Тлирине... — «странно», — иначе, чем к остальным. Почему?
Вершет вдруг напрягся и помрачнел еще сильнее. Мельсим, однако, продолжал улыбаться:
— Любопытный вопрос. Знаешь, почему, Миц?
Миц настороженно покачала головой.
— Потому что по таким вопросам легко определить, насколько хорошо человек знаком с нашей религией. Предположу, что о нашей ты знаешь не так много. Я прав?
— Я знаю, что вы поклоняетесь Природе и считаете Вбирающих ее посланниками, — угрюмо ответила Миц, задетая снисходительным тоном Мельсима. — И что некоторые почитатели Природы считают иначе.
— Да, что Вбирающие — посланники Пустого Моря, — кивнул Мельсим. Снисходительный тон никуда не исчез. — Силы, которая на заре времен склоняла Природу слиться с ней и исчезнуть, обрести вечный покой без суеты и боли жизни.
Эта мысль и зацепила Миц, когда она наткнулась на «Мы (не) умрем»...
— Некоторые думают насчет Вбирающих то же самое, но верят, что мы приведем всех в тот самый вечный покой, и ждут этого, — добавил Вершет. Он скрестил руки на груди и застыл, как скала. Ему явно не нравилось направление, которое принял разговор.
— Направление, к которому принадлежим мы, имеет другую точку зрения, — продолжил Мельсим. — Мы верим, что Вбирающие перезапустят мир. Создадут совершенно новый после уничтожения старого. Эту веру в нас поддерживает то, что Вбирающие преобразовывают энергию мира — не поглощают навсегда, а выпускают обратно, но изменившуюся.
«Новый... после уничтожения старого...»
Миц читала об этом. Читала же? Это кажется знакомым, значит, читала. Но она не помнила, где именно в «Мы (не) умрем» это упоминалось. Или это было не там? Виски заныли.
— Также мы считаем, что сверхспособности — благословение Природы, ее выбор тех, кто достоин такой силы, — как сквозь воду пробился к ней голос Мельсима. — Дар тем, кто способен с его помощью поддержать других в трудную минуту, защитить, наставить на истинный путь.
Интересно, он говорил абстрактно или вспомнил в этот момент о Тирри, Ринке и Тлирине?
— ...И в-третьих, люди с увечьями для нас — вдохновители. Люди, которые преодолевают собственное неполноценное тело, прикладывают неимоверные усилия и несмотря ни на что побеждают трудности, вызывают у нас восхищение. Глядя на них, мы и сами стараемся стать лучше, сильнее, упорнее. Стараемся помнить, что, как бы мы ни страдали от тягот войны, таким, как Тлирина, приходится еще тяжелее. А ведь она не только инвалид, она Вбирающая все стихии, которая к тому же обладает силой видеть правду.
Тон настоятеля приобрел неожиданную певучесть:
— Втройне отверженная миром и отмеченная Природой. Образ этой девушки поддерживает нас, вдохновляет, ее присутствие наполняет светом и спокойствием. Она напоминает, как важно помогать Вбирающим.
Глаза Мельсима неуловимо быстро метнулись в сторону Вершета. Тот с каменным лицом выдержал его взгляд, но едва Мельсим вновь посмотрел на Миц, как глаза самого Вершета полыхнули злобой... и горечью. Что, черт побери, здесь происходит?
— Я ответил на твой вопрос, Миц? — спросил Мельсим ласково.
«Наверняка нет».
— Ну... да. — Миц дернула головой в кивке. — Спасибо. Простите, а мне можно... отойти? — Она одарила мужчин смущенной улыбкой, едва удержавшись от того, чтобы умоляюще посмотреть на Вершета. — Ненадолго. Хочу проверить, как там... ребята.
— Да, иди, — со странным облегчением сказал Вершет. — Как раз вспомнил, что нам с Мельсимом надо кое-что обсудить. — И опять он помрачнел. — Передай Тлирине, пусть потом разыщет меня, мне нужно… поговорить с ней.
Последнюю фразу он произнес с усилием.
Миц хватило только на то, чтобы кивнуть, после чего ноги сами понесли ее прочь, будто между ней и мужчинами оказались два магнита с одинаковыми полярностями. Ей не нравилось то, что она услышала. Что-то ей недоговаривали. Что-то было не так.
Она нашла Тлирину и Ринка с Левком чуть поодаль от людей из лагеря и служителей, в том месте ограды, откуда прекрасно просматривался Мельсим. Кажется, они о чем-то разговаривали, но замолчали, увидев Миц. Тлирина опять дергала шорты, пытаясь натянуть их на культи. Ринк избегал взгляда Миц. Левк сердито косился в сторону обоих.
— Ты поговорила с Мельсимом? — Только сейчас заметив, что делают ее руки, Тлирина сцепила их вместе.
— Да. Правда, мы не дошли до обсуждения моей дальнейшей судьбы, потому что мне очень хотелось узнать, почему он вел себя с тобой… — вспышкой перед глазами пронесся образ вжавшейся в коляску Тлирины и гладящего ее по голове, словно не замечая реакции девушки, Мельсима, — …так.
— Потому что он урод, вот почему, — процедил Левк. Ринк бросил взгляд на него, на Тлирину, шевельнул губами, но ничего не сказал. Хмурый, застывший, скрестивший на груди руки, он был неожиданно похож на Вершета.
— Он не… — Конец фразы Тлирины растаял, не нашедший поддержку в виде уверенного тона. Тлирина опять заерзала в коляске. Неосознанно провела рукой по волосам — словно стряхивая невидимую руку Мельсима. — Боже, именно поэтому я и не хотела ничего рассказывать! — вдруг со злостью выпалила она. — От того, что мы каждый раз будем ругать служителей, ничего не изменится! Нам все равно придется с ними сотрудничать, потому что без них у нас не будет ни достаточно еды, ни лекарств, ни одежды, ничего, так почему вы постоянно лезете!..
Тлирина спрятала лицо в ладонях. Ее плечи задрожали. Миц дернулась было к ней, но за нее это сделал Ринк. Он положил руку подруге на плечо и что-то тихо сказал. Помедлив, Тлирина отвела его пальцы. Пусто улыбнулась. Ринк быстро отвернулся — возможно, чтобы она не увидела мелькнувший на его лице гнев. Вряд ли гнев на Тлирину.
— О чем вы?..
— Ребята, расскажите ей, — глухо сказала Тлирина. — Я сейчас… немного не в том состоянии. Я… мне нужно проветриться. Поговорите без меня, ладно?
— Я с тобой! — тут же произнес Левк. Тлирина мотнула головой:
— Нет. Я хочу побыть одна.
Ее коляска развернулась и покатилась вдоль ограды, пока не исчезла за углом.
— Что ж… — медленно проговорила Миц, переводя взгляд с Ринка на Левка и обратно. — Расскажете, что тут происходит?
Левк со злостью фыркнул:
— Да ничего особенного! Люди пользуются тем, что мы от них зависимы и вынуждены им подчиняться!
— А они хотят Тлирину. — Если негодующий голос Левка можно было сравнить с трещащими языками пламени, то голос Ринка — с внешне спокойной землей, под которой рокотала лава. — Видеть ее каждый месяц. Обедать с ней. Чтобы она была рядом с Мельсимом, когда они с Вершетом обсуждают дела — на другом языке, чтобы она не понимала. Чтобы она была кем-то вроде вдохновительницы. — Лава прорвалась отвращением. — Они говорят, что так обретают уверенность и надежду на будущее.
— Вот никак им иначе, только Тлиру задолбать! — злобно добавил Левк. — Мельсим еще к ее ногам тянется! На людях этого не делает, но Тлира говорит, если они вдруг остаются наедине, он периодически порывается. Типа лишний раз напоминает себе, как ему повезло, что у него самого ноги в порядке! И ему еще хватает наглости говорить, как их вдохновляют ее ноги!
Миц попыталась облечь чувства в цензурные слова, но задохнулась от негодования. Захотелось побежать за Тлириной и увести ее к чертям отсюда. Предварительно врезав Мельсиму.
— Дьявол, да почему Вершет это позволяет?! — Голос Левка скакнул. — Почему мы не можем просто послать их подальше с такими требованиями?!
— Вершет ищет способы, — в сторону проговорил Ринк, и это звучало так, будто он убеждает себя.
— Плохо ищет, значит! Нет, Ринк, вы с Тлирой как хотите, но я пойду и выскажу ему. Достало постоянно видеть Тлиру после полетов сюда такой.
— Левк, не надо, — устало, будто этот разговор повторятся не первый раз, возразил Ринк. — Он знает. Понимает. Ищет. Мы же с ним говорили.
— И что-то ничего не поменялось!
— Потому что Тлирина права, и все сложнее. Без них мы не получим необходимых вещей.
— Ну да, пускай какой-то старый фанатик трогает ее каждый месяц, он же нам священную еду дает! Которую нам совершенно неоткуда достать, мы же не живем в лесу, у нас там не бегают трубачи, кролики и прочие животные, которых мы едим!
— Помимо еды, нам нужны лекарства, одежда, предметы гигиены.
— Так почему бы их не получать у... твою мать! — Левк выругался со смесью ярости и отчаяния. — Можешь даже не напоминать, если собирался. Черт, почему Тлира права?!.
— Погодите, а что с помощью от других? — ухватилась Миц за зацепившую фразу. — Эта страна ведь помогает Вбирающим. Поблизости нет других городов, куда можно обратиться за помощью? Или пунктов Помощников, или как их еще назвать...
Левк фыркнул, как над шуткой, родившейся из несмешной ситуации. Ринк что-то пробормотал — едва слышно, но Миц уловила «и почему все не может быть просто...».
— Поблизости даже есть столица, — уже громче — и горько — произнес он. — И Вершет туда летал. И даже нашел тех, кто согласился помочь, и весь лагерь предлагали поселить в городе, помочь с работой, школой... А затем выяснилось, что нас хотели выманить и отдать Защам. Эта страна почти проиграла в войне и потихоньку склоняется к мысли, что защита Вбирающих как-то такого не стоит. Да и лекарство не торопятся найти, а время истекает.
— Несколько лет назад было лучше, — добавил Левк. — Вбирающие добирались до убежищ без особых проблем, даже оставались в городах, если не боялись людей. Организация Помощников была. А сейчас и ее разогнали, и служители нам, по сути, нелегально помогают.
— Мы должны быть им благодарны. — Ринк проговорил это с усилием. — Они рискуют ради нас. Тлирина постоянно говорит это, просит не вмешиваться. Убеждает Вершета, что все в порядке. Я ее понимаю. И Вершета отчасти понимаю. Мы действительно не протянем долго без помощи этого города, нам нужно идти на уступки, чтобы выжить. Только почему это должны быть такие уступки?.. Они что, не видят, что Тлирине неприятно с ними, с Мельсимом? Что ее бесит, когда они говорят о ее ногах, что прикосновения ей не нравятся, в конце концов? Я ведь даже пробовал поговорить со служителями, надеялся, что они послушают Вбирающего со сверхсилами! Ничего не изменилось.
— Я помню, что Мельсим пообещал спросить у Тлиры, правда ли ей неприятно, — проговорил Левк, хмурясь. — Она соврала им или что?
— Я понял так, что Мельсим намекнул ей, что они будут меньше нам помогать. Они будут огорчены, их присутствие духа упадет, и, конечно же, мотивация нам помогать тоже упадет. И Тлирина ничего не сказала. Она и запретила нам вмешиваться как раз после этого случая.
— Прости, конечно, что я это вспоминаю, — после недолгого молчания произнес Левк, — но можно я поступлю с Мельсимом так, как с той Защитницей?
— Знаете, я даже поддержу, — выдохнула Миц. — То, что я сейчас услышала... У меня других слов не находится. Только более грубые.
Ринк едва заметно поежился при упоминании Шерги, но улыбнулся. Лишь губами, правда.
— Не отрицаю, что мне нравится ход ваших мыслей, самому хочется сделать Мельсиму пару замечаний. Кое-куда. И жаль, что приходится ограничиваться лишь шутками об этом...
— Марин, может, ты все-таки найдешь нам другой мир, без всего этого дерьма? — нарочито беззаботно хмыкнул Левк. И какая же отчаянная надежда послышалась за этим беззаботным тоном... Миц едва сдержалась, чтобы не отвернуться. Чувство вины за ложь. Опять оно.
— Левк, она искала, — негромко сказал Ринк. Быстро взглянул на Миц и так же быстро отвел взгляд. Блин, ну спасибо. Спасибо, что сделал чувство вины сильнее. Захотелось уйти от них, отгородиться, и Миц отгородилась руками, сложив их на груди. «Привет, ребята, я лгу вам уже месяц, уже давно могла бы вас перенести отсюда и избавить от большей части страданий. Я этого не сделала, потому что... потому что...»
Кто они ей? Она знает их всего месяц. И даже понятия не имеет, стоит ли их звать друзьями. Они просто... просто отвлекают ее от мрачных мыслей о смысле жизни?..
— Может, пойдем есть? — прервал неловкое молчание Ринк. Когда они с Тлириной придумывали супергеройские имена, его надо было назвать Крушитель Молчания. — Служители всегда нас кормят. Отвлечемся от этого всего.
— Едя их еду, ага, — пробормотал себе под нос Левк. Ринк бросил на Миц неловкий взгляд, словно ища у нее помощи, но она не знала, что ответить. Все же произнесла:
— Ну, бойкот вряд ли поможет. Да и если еда уже приготовлена… не пропадать же ей.
Да черт знает, как правильнее будет ответить. Она не Вбирающая из лагеря и не понимает в полной мере чувства…
Приятелей? Знакомых? Друзей? Как же их все-таки назвать?
— Тебе легко говорить, — буркнул Левк, будто отзываясь на ее мысли. — Пойду за Тлирой, — сообщил он без перехода. — Может, она уже отошла.
Он дернулся с места и зашагал вдоль ограды, и Миц с Ринком остались одни. С каждым шагом удаляющегося Левка в Миц подскакивало ощущение неловкости.
— Черт, мне… я… надо же было сказать Тлирине, что с ней хотел поговорить Вершет. — Губы резко одеревенели, и слова стали покидать рот с большой неохотой.
— Можем подождать. Если они с Левком вернутся, скажешь ей. — Ринк с преувеличенным вниманием изучал рельеф асфальта.
— Ладно.
Руку сдавливала шершавая ткань кармана в джинсах, в нее тыкался теплый, немного влажный от пота ПВМ.
Кто они ей?
***
Миц стояла в зале храма и смотрела на алтарь.
Зал очень сильно напоминал залы католических храмов — такие, какими их показывают в зарубежных фильмах и сериалах. Колонны, ряды длинных скамеек. На ближайшей — черная ветровка, кажется, Миц видела ее на Вершете. Впереди возвышался алтарь, и за ним переливалось витражное окно. Подсвеченные солнцем стекла складывались в спираль, вбирающую в себя язык пламени, струю воды, побег лианы и поток ветра.
Миц было немного странно находится здесь. Из-за царящей тишины, усиливающей ощущение, что она оказалась в другом мире (еще одном...), из-за чувства некоторой отчужденности, и из-за воспоминаний о недавней сцене с Тлириной.
Ее не было на обеде. Сначала они о чем-то говорили с Вершетом, причем в какой-то момент Тлирина повысила голос. Она что-то доказывала, а Вершет слушал с застывшим лицом. Потом они куда-то пропали. Вместе с остальными служителями. Обедали в другом месте. Куда Миц не пустил один из служителей, когда, оббегав храм, она нашла прикрытую дверь.
То есть Тлирина все же присоединилась к священникам. Выполняла договоренность. Миц старалась гнать из головы выражения, связанные с оплатой, потому что тогда происходящее приобретало особенно мерзкий оттенок.
Может, она и ребята что-то не так поняли? Может, все не так уж и плохо? Но ответом всплывало воспоминание о руке Мельсима, неохотно выпускающую руку Тлирины, попытки самой Тлирины вжаться в кресло и оказаться от служителя подальше, ее судорожное дерганье шорт и дрожащие, как от сдерживаемых слез, плечи. И рассказ ребят.
Наверное, Миц ощущала ту же горькую беспомощность, какую ощущали Вершет, Ринк и все остальные. Взамен они получали пищу и необходимые вещи. Без этих людей жизнь лагеря как минимум стала бы тяжелее. Тлирина это понимала.
Все в итоге упирается в жизнь и смерть...
Миц коротко выдохнула — будь ближайшая свеча зажженной, может, ее пламя качнулось бы от дыхания. Подняла взгляд на спираль стихий. Силы природы сплетались в завихрении, окруженные ореолом света и тишиной.
Все существа так стараются выжить и так боятся смерти. Не зря же во всех религиях существует загробный мир — еще одна жизнь. Может, людей когда-то запугали ужасами придуманного ада, поэтому они боятся умирать? Или это банальный инстинкт самосохранения?
Завихрение стихий бесконечно погружалось в свою спираль. Поддавшись внезапному порыву, Миц закрыла глаза и сцепила руки у груди. Она вдруг ощутила желание помолиться. Не выученными словами, но просто обратиться к чему-то мудрому и светлому, высказать свои мысли и получить поддержку. У психолога это работало с переменным успехом, он то понимал ее мысли, то нес чушь, совсем не связанную со словами Миц, то пытался донести до нее банальное «надо жить дальше, жить хорошо»…
Она стояла так какое-то время — то открывая глаза и смотря на спираль стихий, то закрывая снова. В голове текли мысли, только на этот раз они были обращены к разным адресатам — спирали, Тлирине, Ринку, родителям, Максиму. И к кому-то еще... такому родному, роднее, чем она сама. Нет. Родным. Тем, кто точно бы понял ее. Им, теплу их рук, их поддерживающему присутствию среди ласковой черноты...
«Все будет хорошо. Ты не одна».
— Миц?
Миц вздрогнула, вырванная из транса. Повернулась к Мельсиму, чувствуя, что краснеет. Настоятель с любопытством смотрел на нее. Луч, бьющий из витража, ложился рядом с коляской Тлирины, что стояла позади Мельсима. Тлирина глядела на Миц, наклонив голову, словно не желая, чтобы служитель попадал в поле зрения.
«Кажется, она в порядке, слава богу».
— Ты верующая, Миц? — мягко спросил Мельсим.
— Эм… не совсем, — пробормотала Миц, чувствуя, как одна рука сама по себе сгибается и цепляется за другую. В ней всколыхнулись смущение и злость — словно ее застали за чем-то личным и сокровенным, будто прервали важный диалог с кем-то, с, с девушкой с косичкой, шепчущей добрые слова, постой, с кем?.. — Просто… порыв такой был.
— Понимаю. — Мельсим улыбнулся. — У многих людей, даже если они называют себя неверующими, порой возникает желание поговорить с кем-то мудрым и понимающим. Пожаловаться на проблемы, получить поддержку, ощутить, что они не одни в этом мире. Понять, по какому пути им стоит идти…
Голос у него был глубокий и певучий, с правильно расставленными ударениями и интонированием в нужных местах. Миц бы даже заслушалась, вот только все время, пока Мельсим говорил, на губах Тлирины играла саркастическая усмешка. Больше даже оскал. Миц никогда не видела у Тлирины такой улыбки; впрочем, она была готова разделить ее. Забывшись, Миц попыталась поймать взгляд Вбирающей, но та только ниже опустила лицо. Миц была вынуждена снова перевести взгляд на Мельсима. Вымученно кивнула:
— Угу.
Пальцы сжались на локте. Последнее, что хотела Миц — обсуждать с незнакомым, внушающим не самые доверительные чувства человеком, почему ей захотелось выплеснуть тайные переживания выдуманному божеству выдуманного мира. Она желала остаться наедине с Тлириной и спросить у нее, все ли хорошо.
Наверное, Мельсим это почувствовал, потому что он сменил тему.
— Мы думали о том, как тебе помочь, Миц, — проговорил он, следя за ее лицом. — К сожалению, пока наши возможности ограничены. Сама понимаешь, нам нужны средства, чтобы помогать лагерю Вбирающих, нужно содержать храм, да и питаться самим. В ближайшее время помочь тебе перебраться в родной город мы не можем. Как ты смотришь на то, чтобы задержаться здесь? Можем поселить тебя в храме, или у кого-то из жителей города, при условии, что они согласятся. Я не против, если ты захочешь остаться у нас. Тем более что тогда ты не пропустишь визит подруги. — Мельсим обернулся к Тлирине и одарил ее очередной улыбкой. — Думаю, и сама Тлирина будет рада видеть тебя.
Тлирина разглядывала дрожащий лучик на спинке одной из скамей. Теперь ее лицо не выражало ничего. В памяти Миц мелькнул их утренний разговор. «Или ты… не хочешь возвращаться?».
Ужасно-надоело-думать-об-этом.
— Что думаешь, Миц? — Погодите, разве Мельсим не стоял дальше? Теперь Миц видела его лицо отчетливее и ближе. Ноги автоматически сделали шажок назад. Резко стало еще неуютнее, чем было до этого, тут же вспомнились рассказы Ринка с Левком и неохотно поднимающаяся с волос Тлирины рука. Недавние слова Мельсима прокрутились в голове еще раз.
— У меня такое чувство, что вы хотите, чтобы я осталась в храме. — Миц старалась смотреть в глаза настоятеля, хотя внутри начинало стучать желание развернуться и уйти с Тлириной.
— Конечно, я ни к чему тебя не принуждаю, выбор за тобой, — снова добродушные лучики морщинок около глаз, будто говорящие «все в порядке», но напрягало, что их стало видно слишком отчетливо. Мельсим подошел еще ближе. — Но верно, если ты останешься в храме, нам будет легче. Не придется обременять горожан просьбой, мы будем больше уверены в твоей безопасности. К тому же в храме много работы, и, если ты захочешь помогать нам с ней, мы будем очень благодарны.
Миц бросила взгляд на Тлирину. Подавшись вперед, та настороженно следила за Мельсимом. То и дело ее глаза дергались в сторону Миц, будто проверяя, в порядке ли она. Ее реакция совершенно не успокаивала.
— Конечно, не тороплю тебя с ответом. — Миц дернулась от неожиданности, потому что ладонь Мельсима вдруг коснулась ее плеча. Настоятель дружелюбно похлопал по нему, точно пытаясь расслабить. Только руку убирать не торопился. — Подумай, пока Вбирающие не улетят. Я бы, конечно, рекомендовал все-таки остаться у нас, в храме, нам бы не помешали лишние руки здесь, да и Сэтл с сыном, кажется, не против пожить с нами. Хотя бы будут знакомые. Но решение принимать тебе.
— А можно… — Миц готовилась продолжить: «Руку убрать с моего плеча, я вообще-то от этого не в восторге», но Мельсим то ли на самом деле не услышал, то ли сделал вид, но он заглушил ее голос собственными словами:
— В любом случае, обещаю, что мы поможем тебе добраться до дома. Рано или поздно. К сожалению, есть опасения, что, скорее всего, поздно, но все же обещаю…
— Как обещали мне протезы?
Тихий, но отчетливый голос Тлирины отсек продолжение, как ножом.
Наступившая тишина одновременно приласкала уши и ударила по ним. Миц быстро развернулась к Тлирине, даже не обратив внимания на холодок на коже в том месте, где к ней только что прижималась рука Мельсима. Выпрямившись, Тлирина пристально смотрела на настоятеля. Возможно, даже ему в глаза…
— Ты что-то сказала, Тлирина? — Хотя по его голосу не похоже. Ровный, не дрожащий от страха и прерывистого дыхания. И, хотя вроде бы ничего особенного в нем не было, ноги Миц сами сделали шаг в сторону, а по спине пробежали мурашки.
Тлирина едва заметно вздрогнула, ее взгляд метнулся в сторону — буквально на мгновение, и это мгновение она словно бы боролась с собой. И Тлирина вновь вскинула глаза на Мельсима.
— Да я спросила «как обещали мне протезы?», — громче, ровно, даже без пауз, повторила она.
— Тлирина. — Голос Мельсима скакнул раздражением. — Мы ведь это обсуждали. Мы не можем заказать тебе протезы. Они слишком дороги, особенно в условиях войны, и у нас нет таких средств.
— Да, я помню. — Тень недавней саркастической усмешки вновь мелькнула на лице Тлирины. — Также я помню, что вы сами предложили мне протезы. И говорили в тот момент, что средств у вас достаточно. Опустим вопрос, откуда они берутся, но затем вы несколько месяцев кормили меня туманными обещаниями вроде «скоро» и «нужно еще немного подождать». Пока неожиданно не объявили, что у вас, оказывается, не хватает денег.
— Изменились обстоятельства, мы об этом говорили. — Тон Мельсима похолодел. Пальцы Тлирины сжались в кулаки, и, прежде чем ответить, она сделала судорожный вдох:
— Да, и еще было что-то о том, что мне лучше быть навечно прикованной к коляске и вдохновлять этим других.
— И не исключено, что замысел Природы именно таков, — резко ответил Мельсим, и хотя его слова были направлены не к Миц, они сбили ей дыхание. — Если судьба лишила тебя ног, значит, так было нужно. Ты этого не замечаешь, но подумай о том, сколько людей, глядя на тебя, находили в себе новые силы, ведь здоровым должно быть стыдно жалеть себя, когда калеки рядом с ними преодолевают гораздо больше препятствий, чтобы просто жить! Протезы помогут тебе одной. Ты такая, какая есть, поможешь другим людям.
— То есть вам и остальным служителям. — Тлирина дрожала, а ее глаза полыхали злостью.
— А почему бы и нет, Тлирина?! — Слова громыхнули, казалось, на весь зал. — Почему бы не напомнить о правильном пути тем, кто помогает тебе и твоему лагерю выжить?! Поддержать веру в лучшее, отплатить за нашу доброту? Или ты забыла, кто помог тебе, твоей матери, двоим твоим друзьям, когда два года назад вы пришли к нам, голодные и потерявшие все, что только могли потерять?
Тлирина резко побледнела, по ее телу прошла дрожь, а Мельсим продолжал:
— Кто помогает тебе и твоим товарищам сейчас, когда вся страна понемногу сдается тем, кто хочет истребить подобных вам? Да, мы верим, что поступаем правильно, помогая вам, что Природа знала, что делала, когда создала вас. Только, Тлирина, людская вера подобна костру — если его подкармливать, он будет гореть вечно, а если бросить под дождем, то быстро затухнет. Все, что мы просим от тебя — подкормить нас. Быть такой, какая ты есть, и не стесняться своей слабости. Поддержать нас в трудные времена и вдохновить. Но ты, кажется, хочешь нашей верой злоупотребить.
— Ну да, конечно, не вам же сидеть в коляске и смотреть, как о вас вдохновляются другие люди! — услышала вдруг Миц свой дрожащий от ярости голос. — И напоминают, что они здоровые! И трогают без разрешения, ведь не вам это терпеть, потому что вдруг разозлите бедных невдохновленных покровителей с вездесущими руками!
Долгий миг Мельсим смотрел на нее таким взглядом, что даже сквозь гнев Миц ощутила укол страха. Затем заговорил — тише, еще холоднее, тщательно выговаривая слова:
— Тебя это не касается. И советую не разговаривать в таком тоне с теми, в чьей помощи ты нуждаешься.
Миц едва удержалась от соблазна ответить, что она и не нуждается, и Мельсим истолковал ее молчание как согласие. Удовлетворенно кивнул, отвернулся и сделал несколько шагов по направлению к Тлирине.
— Прости за мою вспышку гнева, — смягчившимся тоном сказал он ей, опускаясь рядом на корточки. Загородил собой Тлирину, и Миц не видела ее лица. — Я понимаю, ты не разделяешь нашу веру и тебе больно. Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь и примешь себя. А сейчас успокойся. Думаю, вскоре тебе самой захочется извиниться.
Его рука поднялась и, кажется, коснулась руки Тлирины. Мельсим встал.
— Как и тебе, — мимолетно обернулся он к Миц, и его тон опять неуловимо подернулся льдом. Настоятель зашагал вдоль скамеек, подчеркнуто медленно, и у Миц создалось ощущение, что он ждал извинений прямо сейчас. Гнев забурлил в ней с новой силой.
— Только вы снова забыли, что это вы обещали мне протезы, а не я выпрашивала их, — едва разборчиво прошептала Тлирина в наступившей тишине. Ее подбородок дрожал. Руками приятельница (?) обхватила тело. Одну ладонь она терла об одежду, словно пытаясь избавиться от ощущения прикосновения. Со вспыхнувшим сочувствием Миц шагнула было к ней, но Тлирина покачала головой.
— Я в порядке. — Прежде чем продолжить, она оглянулась. Мельсим уже скрылся, и когда Тлирина повернулась обратно, то выглядела более расслабленной. — Как ты? Мне показалось, что Мельсима стоит отвлечь от тебя. Поэтому я и начала разговор о протезах…
Миц показалось, что она ослышалась:
— Подожди, ты хочешь сказать?..
— Что это был отвлекающий маневр. — По лицу Тлирины скользнула слабая улыбка, чтобы испариться без следа в следующий миг. — Мельсим… он… явно тебя напрягал. И я… тебя понимаю.
Она вдруг принялась тереть нос и брови, ставя ладонь так, чтобы укрыть глаза. Миц стояла, охваченная неловкостью, потому что сама так делала, когда хотела скрыть от других слезы.
— А с протезами… и правда все было так? — прошептала она.
Все еще прячась от Миц за ладонью, Тлирина кивнула:
— Три месяца назад Мельсим пообещал мне их. Потому что Ринк… — Она резко мотнула головой. — Я понимаю, он хотел как лучше. И уж точно не виноват. В общем, Ринк сказал служителям, что мне не нравятся их… знаки уважения вроде прикосновений и разговоров о моих ногах. Мельсим спросил меня, так ли это. И пообещал протезы за то, что я позволю и дальше… давать им оказывать эти знаки уважения. Ему. — Тлирину передернуло. — Потому что другие служители ведут себя сдержаннее, они только разговаривают со мной. В общем, я согласилась. Попросила ребят не лезть, потому что думала, что протезы стоят того, чтобы потерпеть прикосновения и разговоры о моей особенности. В итоге, как видишь, — Тлирина резко ткнула кулаком в подлокотник, — я все еще в этой долбаной коляске, никогда не смогу ходить, а этот старый козел ходит как ни в чем не бывало, рассказывает о моей великой миссии вдохновляющей калеки, лезет меня трогать при любой возможности и считает, что это я должна перед ним извиняться!
Она стала яростно тереть глаза. Миц стояла, застыв в звенящем напряжении, не зная, как выразить гнев и поддержку, боясь, что Тлирина опять ее оттолкнет. Искала утешающие слова, но боялась найти неправильные, которые сделают только хуже. Может, стоит помолчать и дать выговориться? Можно еще сбросить Мельсима в море. Со скалы. Нет, оставить в межмировом пространстве.
— Два года назад, когда я, Левк и Ринк прибыли в лагерь, было лучше, — глухо продолжила Тлирина. Чувствовалось, что ей давно хотелось выговориться. — Мельсим казался… другим. Мне даже нравилось общаться с ним. Он рассказывал много интересного о религии, святых, забытых песнях о противостоянии Природы и Пустого Моря. Я иногда спрашивала у него совета, и он старался поддержать меня. Все… странности начались в последний год. Сначала я не придавала им значения, но они нарастали. Мельсим как будто...
Тлирина резко замолчала. Последний раз с усилием провела по глазам и опустила руки. Ее веки и нос припухли и покраснели.
— Забудь, — глухо произнесла Тлирина. — Ты так и не ответила, как ты.
Внезапная смена темы заставила Миц ошарашенно заморгать.
— Нормально... вроде бы. Хочу убивать, — мрачно сообщила она. — Ты точно ничего больше не хочешь сказать?
— Нет, — отрезала Тлирина и добавила уже мягче: — Самое главное ты услышала. Ты точно в порядке?
— Только зла и хочу убивать, повторюсь. А ты? Я могу что-нибудь сделать? — Миц даже стало легче, когда долго зревшие внутри слова наконец вырвались наружу.
Тлирина печально усмехнулась:
— Все хорошо. Я... как-нибудь справлюсь. Разве что не рассказывай о случившемся моей маме и вообще не упоминай об... отношении ко мне. Не хочу, чтобы она лишний раз расстраивалась. У нас действительно нет другого выхода, Миц. — Максимально спокойный тон, но в уголке губ Тлирины залегла горькая складка. — Вершет пытался найти других людей, которые могут помочь, но...
— Я знаю, — как можно более мягко сказала Миц. — Ринк и Левк мне рассказали.
— Ясно... Мне бы хотелось вырваться из этого мира, — горько произнесла Тлирина. Она смотрела мимо Миц, на витражное окно и вихрь стихий. Лучи ложились возле ее ног. — Мне надоело постоянно жить в напряжении и бояться за близких только потому, что мы не родились с энергией всех четырех стихий. Я завидую тебе. Ты можешь уйти отсюда в любой момент. Понимаю, почему ты не хочешь оставаться здесь.
Ее слова разъедали внутренности, как кислота. Миц отвернулась, стала смотреть на спинки скамеек. Вина, снова это чувство вины. Что же вы делаете, ребята, словно специально давите на жалость…
Ноги начинали ныть, требуя присесть. Блуждающий взгляд Миц наткнулся на ветровку, о существовании которой она уже забыла. Ветровка покрывала сиденье скамьи черной кляксой. Подойдя, Миц положила на нее руку, собираясь подвинуть.
— Миц... можно попросить тебя кое о чем? — услышала она вдруг нерешительный вопрос Тлирины.
Застигнутая врасплох Миц слишком резко дернула рукой, и ветровка с шелестом скользнула на пол.
— Блин... А о чем? — Миц присела за ней, одновременно следя за Тлириной. Выпрямившись, та кусала губы и мяла карман на шортах. В ее глазах виднелась искра какого-то тревожащего чувства, но страх попасть под силу Тлирины не давал Миц присмотреться.
— Ты ведь понимаешь наш язык благодаря ПВМ, верно?
— Да. — Миц непонимающе нахмурилась. Ногти скребли по куртке. — К чему ты клонишь?
Тлирина рывком вытащила руку из кармана. И так же рывком протянула Миц... диктофон.
— Я записала на него разговор Мельсима и Вершета, — быстро, волнуясь, проговорила она. Миц ошарашенно переводила взгляд с диктофона на нее. — Изначально мне дал его Вершет, чтобы... — Губы Тлирины на миг сжались. — На случай, если Мельсим поведет себя совсем странно. Но мне стало интересно, о чем они все-таки говорят. И...
Наконец Миц поняла, что за тревожащая искра была в глазах Тлирины. Когда эта искра бледным светом озарила остальное лицо. Страхом.
— Я не знаю языка, на котором они говорят, но узнала одно слово. «Защитники».
Миц вскочила — слово будто подбросило вверх, толкнуло внутренности к горлу. Куртка, в которую она неосознанно вцепилась, дернулась вслед за рукой. По залу пробежал двойной металлический стук. Стук двух упавших маленьких предметов. Что-то покатилось по полу, мимо ноги Миц, в пятно света, заиграв бликами на металлических боках.
— Миц, это?!. — Тлирина подалась вперед, сжала крепче диктофон, будто испугавшись, что выронит его от изумления. Недоумевающая от ее реакции Миц присмотрелась к серебристым гладким цилиндрикам повнимательнее… и сама не сдержала изумленный возглас.
Среди солнечных пятен лежали обе части прибора, сдвигающего пространство.