Скорбным утром однажды везли
Ведьму на эшафот.
Потеряла тайны души,
Разучилась давно уже верить.
Глубины всех страданий никому и никак
Не измерить.
Ждёт её лишь костёр, да палач, эшафот.
В глазах плещется боль, горький смех искорёжил рот.
А толпа ей кричит одни оскорбления вслед.
На все лады потаскухой заклеймить так старается.
Ведьма не внемлет брани, в сердце ни тени страха нет.
Душа рвётся на части, хоть назло всем она улыбается.
На ногах очень больно стоять,
Но она ни за что не присядет.
Все невзгоды привыкла встречать без доспехов.
Но не скрыться нигде от издёвок толпы и смеха.
Толпа злая обвиняет её в безбожье.
Всё устроил подлец, с кем делить отказалась ложе.
Лучи солнца нежно ласкают белую кожу.
Почернела душа, превратилась в колючий терновник.
Постарался на славу отвергнутый ею поклонник.
И никак эту боль нипочём не унять.
Ничто грязь впечатлений о застенках не смоет.
Истерзали всю плоть, на плече выжгли вечную метку —
В живой реке из плоти и крови ликует завистливая соседка.
Шальной ветер запустил в её волосы пальцы,
В этот мягкий шёлк угольно-чёрных волос.
Под рубищем не видно от плети кровавых полос.
Суждено ли спастись? Сам собой отпадает вопрос.
Ведьму везут в телеге, запряжённой двумя кобылами.
Полудохлые, слабые, когда их вообще кормили-то?!
Она стала лишь тенью, лишь призрак былой себя —
На язвительность, дерзость есть только силы.
Ведь все судьи колдуньи губят больше самих себя.
Сам маркиз из древнего, славного рода
Удостоил девицу своим вниманием.
Его предки-бургундцы стяжали славу
В крестовых походах.
Всё божился ведьме, что любит её лишь пламенно.
Маркиз — самый лучший из рыцарей,
Смел и страстен, ни в чём не знает меры.
Его любви, говорят, искала сама сестра королевы.
Несказанно умён, да силён чертовски.
На лицо он преступно хорош, с королём говорит по-свойски.
Вечно ведьме сулил богатство и роскошь, да блеск и безбедность.
Только всё это для неё фарс, мишура, очень быстро б приелось.
Этой ведьме просто нравилось жить одной,
Помогать землякам лечебными травами.
За односельчан она б точно встала горой,
Но они оказались ублюдками неблагодарными.
Ведьма рыцарю-маркизу очень вежливо отказала.
То, что она — одиночка, ему честно открыла.
Но поступком тактичным всё же его разъярила,
Всё равно, если б алой тряпкой перед быком помахала.
Скорбный взор серых глаз устремлён прямо в ясное небо.
Интересно, каков же Рай? Кто сейчас живёт там, не в силах поведать.
Болит адски нога — велик спрос на «испанские сапоги»,
Пеленой мутной слёзы глаза ей заволокли.
Ногти помнят, под них совали раскалённые иглы.
Вы б на месте той ведьмы выдержать пытки смогли бы?
А вокруг одни мерзкие лица, прячут убийц под личиной праведников.
Как вчера, сожгут живьём невиновную? Вот и славненько!
Все чувства закрыть на замок? Что же, ладненько.
В их глазах и следа нет жалости, нечего милостей ждать.
Только и остаётся, что горько, в злобном бессилии рыдать.
Только сломленной и покорившейся ведьму не увидать.
Прибыла повозка на место казни, ведьму ведут по ступеням.
Ждёт палач и священник, ей велят встать на колени.
Принести покаяние, на кресте присягнуть святой вере.
Да признать себя простой божьей рабой.
Только ведьмина вера — острый ум, да и нрав незлой.
Никогда, ни за что не прожить под чужой пятой.
Приковали уж ведьму к столбу, палач хочет поджечь дрова.
Только слышен отчаянный выкрик: «Нет, не виновна она!».
В его сторону глядят сразу все.
Дикий крик — вырвавшийся из уст рыцаря на коне.
«Маркиз, вы в ладах с головой? Еретик?»
«Вовсе нет, признаюсь — низкий я клеветник».