Нам надо так, чтоб как под препаратами
Да так, чтобы таращило всеми цветами радуги
Да так, чтобы послаще
Да так, и чтобы как надо
Да так, чтобы реальность
Нам стала бы вдруг ненадобна
— О, милый, ты пришёл, — на лице Антона возникает хищная улыбка, и он непроизвольно облизывает верхнюю губу… Он заждался. Ему хочется вырвать парню напротив сердце, выколоть белоснежные зрачки, жёстко трахнуть в глотку и… Укрыть тёплым одеялком, поцеловать в лобик, обнять, прижаться ближе и никогда не отпускать… Сука.
Арсению до боли в глазах, до тревожного звоночка в голове и щемящего чувства в груди непривычно находиться здесь. Где каждый предмет, вплоть до мелкого шурупчика, — белый. А он — словно капелька чёрной краски, которая нелепо упала на до тошноты белоснежное полотно. И абсолютно все люди вокруг него такие же белые, как и Антон, с головы до ног, внутри и снаружи.
Он — единственный представитель Чёрного Королевства, который может ступать на Белые Земли. Остальных же — убьёт в ту же секунду. По наследству ему достался не только трон и обворожительные черты лица, но и способность появляться в противоположной части мира… Однако всё вокруг настолько непривычно, пугающе, но при этом слегка чарующе, что каждый его визит обходится диссонансом в голове.
Привычно лишь одно.
Его улыбка.
— В письме ты написал, что случилось что-то срочное, — Арсений чувствует, как Антон проходится по нему похотливым взглядом, пытаясь то ли раздеть, то ли добраться до глубины души. (Хотя… Это же Антон, он явно относится к первому варианту). — Я приехал, как только смог.
Арсений и сам впитывает глазами каждый миллиметр Антона, тело которого прикрывает лишь прозрачная шёлковая накидка и, сука, кружевное нижнее белье, не сильно скрывающее то, что по идее должно скрывать.
Сучёныш малолетний.
Антон откидывает голову на спинку дивана, и Арсений прожигает взглядом его изящный кадык, который создан лишь для того, чтобы его накрывали рукой, всасывали и покусывали, пока счастливый обладатель острого блядства захлёбывался бы в стонах и умолял сжать шею посильнее… Арса ведёт.
Шастун располагает руки на спинке дивана, крутя в одной из них стеклянный бокал, наверняка, с чем-то алкогольным, а колени разводит ещё шире, будто приглашая расположиться между ними… Арса пиздецки ведёт.
Практически год прошёл с их прошлой встречи, а Антон — всё такой же. Угловатый и плавный одновременно. Выпирающие кости дополняют мягкие на вид (на ощупь Арсений ещё не пробовал) завитушки. А улыбка манит к себе, словно сладкая конфетка. Ловушка, в которую ему суждено попасть.
Арсений присаживается на белый диван напротив Антона, который растёкся на точно таком же, идентичном этому. Всё в этой комнате украшено вычурными узорами, повсюду стоят канделябры с зажжёнными свечами, на столе, расположенном между ними, стоит полупустая бутылка. Юный король Шастун Антон Андреевич не стал тратить время на достойное гостеприимство в дворцовом зале, а сразу пригласил Арсения в свои покои.
Здесь — всё другое. Не как в его Чёрном Замке. Острые шпили не разрезают небо; окошки большие, панорамные; много зеркал (Антон наверняка дрочит, наслаждаясь своими отражениями в них); замок будто отражает внутренний мир Антона — линии мягкие и резкие одновременно, острые и опасные, невинные и неожиданные. У Арсения же спальня — никому не доступное место, много замко́в, длинных коридоров, в которых можно заблудиться. Так легче спрятаться.
— Так что произошло? К чему такая срочность? — лёгкая накидка слегка скрывает лишь заострённые плечи, и на этом всё. Арсений цепляется взглядом за возбуждённые соски, по которым хочется мазнуть языком, и запрещает самому же себе вновь смотреть ниже. Туда, где на впалом животе не хватает укусов, а на паху — его руки.
— Давай сыграем в шахматы? — Антон поднимает взгляд, и в его чёрных зрачках горит огонь, который может сжечь Арсения дотла… А у пепла — нет спасения. (Он обречён).
— Что? — ему же не показалось?..
— Мне стало так ску-у-учно, — Антон резко поднимается с насиженного места и запрыгивает на диван, продолжая изящно держать стеклянный бокал, ничего не разлив, — поэтому я решил: а почему бы нам не сыграть с тобой в шахматы? — он наступает на кожаный подлокотник и элегантно спрыгивает на пол. Ему требуется пара секунд, чтобы подойти к огромному комоду, стоящему у стены напротив, и достать то, что шокирует Арса.
Шахматную доску.
— Ты где её взял? — Арсений округляет глаза и за пару шагов преодолевает расстояние между ним и Антоном, затаившем дыхание. — Ты же в курсе, что последняя такая была украдена лет триста назад из главного Чёрного Музея? — Арсений вспоминает множество легенд про эту настольную игру: как самые рукастые мастера пытались повторить сей шедевр, но все попытки были безуспешными. Соединить два цвета воедино можно только при помощи чёрной и белой магии, однако связь между её обладателями должна быть настолько сильной, что с её помощью можно свернуть горы, сжечь города, убить бессмертное и оживить уже давно мёртвое. Любовь.
— А это она и есть, — Антон несколько раз двигает бровями вверх-вниз и подмигивает, — один человек обменял её на свою свободу, — он подносит доску к носу, чтобы вдохнуть ни на что не похожий аромат. — Представь, в этом королевстве чёрные — только клеточки этой доски, мои глаза и ты, — этот раритет — не самое важное, что есть в Белом замке… Но если Арс покинет его, то тогда, определенно, её ценность будет не описать словами. — Она пахнет дорогущим деревом, бриллиантами и звенящей пошлостью.
Арсений подходит практически вплотную к Антону и, смотря ему в глаза, прикасается к чёрным клеточкам. Боясь, что ещё чуть-чуть — и она вновь пропадёт. Исчезнет. Распадётся на мелкие частицы, словно его уверенность в том, что он не задержится тут надолго.
Арсений втягивает носом воздух, пытаясь учуять описанный Антоном аромат, но он чувствует лишь алкоголь, орхидеи и надежду. Так не пахнет искусно сделанная доска, украшенная сотнями крупных и мелких драгоценных камней…
Так пахнет он.
— Звенящей пошлостью пахнешь ты, сладкий, — Арсений поклясться готов, что Антон в этот момент забывает, как дышать, теряет всё своё самообладание и чуть ли не разжимает пальцы рук, в которых держит драгоценнейшую игру.
— Д-для тебя старался, — воздух тяжелеет, а время замедляется, пытаясь восстановить всемирное равновесие, ведь их сердца бьются невыразимо быстро. — Вино белое будешь? — Антон пытается поменять тему, ухватиться за последнюю оставшуюся соломинку, чтобы не утонуть в собственной черноте.
— Ты же знаешь, что я его не люблю, — Арсений сглатывает и решается прикоснуться к белому квадратику доски. Он по тактильным ощущениям — точно такой же, как и чёрный. Но почему-то внутри всё прошибает, как прошибает от Антона. Только если белая клеточка — мелкая молния, то Антон — Вселенский взрыв.
— Вдруг твои вкусы изменились, — Арсений поднимает взгляд и тонет, блять, тонет в чужих глазах. — И ты передумал…
Антон говорит явно не про вино.
— Я всегда остаюсь верен себе.
Арсений тоже.
Он, верно, продолжает что-то чувствовать по отношению к Антону.
Арсений и сам не понимает, что творит. С самого первого момента, как он увидел Антона, его здравый разум отправился в отпуск, прихватив с собой нормальное здоровое сердцебиение. И единственное, что он понимает, что это — неправильно. Неправильно хоть на долю секунды позволять себе любить и быть любимым. Потому что это создаст много проблем, непонимание со стороны его и чужого народа… А вдруг они крупно поссорятся и наладить деловой контакт больше не получится… А, учитывая насколько в обоих государствах шаткое положение, такого точно допустить нельзя.
Они не могут.
И лучше забрать у мира, возможно, прекраснейшую историю любви, чем забрать мир у миллионов людей. Страдать всю жизнь самим, пряча боль и слёзы в наволочках подушки, лишь бы каждый день видеть счастливые улыбки на лицах других.
— Присаживайся, — Антон нарушает нависшую тишину, указывая острым подбородком на диван. — Будешь играть белыми или чёрными?
— Белыми.
Чёрными пальцами он касается фигурки вырезного короля с огромной короной, словно развивающейся на ветру мантией и длинным мечом. Ему кажется, будто эта фигура настолько хрупка, что рассыпется, стоит только дыхнуть на неё… Сейчас в его руке — целая история, прошлое, ни один век, его предки и предки Антона.
— Хочется, чтобы тебе подчинялся Белый король? — Антон плюхается на своё место и хватает чёрную фигурку. — Могу подчиниться и я, — он закидывает одну ногу на другую, стараясь держаться как можно непринуждённее. Если Антону и впрямь стало просто скучно и он только поэтому позвал его сюда, то Арсений даже не удивится. Это в его стиле.
— Расставляй фигуры, — командует Арс, и вправду подчиняя Антона, который, не противореча, ставит на свои места фигуры обоих цветов.
Прикасаться к ним — волшебство.
Но Антону хочется прикоснуться совсем к другому сокровищу. Вновь. Хотя бы на пару секунд задеть чёрную кожу, ощутить его тепло, увидеть мягкую улыбку и быть уверенным, что он тоже что-то чувствует. Что под этой строгой, облегающей рубашкой, отреченными словами и действиями, тоже скрывается надежда, страх и магнит, который тянет.
Да так тянет, что во сне у Антона — Арсений. Родной, тёплый и любящий. В мыслях — опять же он. Точно такой же, который может обнять в любую секунду, смотивировать, взять за руку и сказать, что он тут, рядом. Всегда вместе.
Только в реальной жизни Арсений Попов далеко. И каждый метр — словно царапина по нежной коже. И каждая царапина — глубокая яма, из которой хлещет кровь, слёзы и вопли о несправедливости.
— На что мы играем? — спрашивает Арсений, беря фигуру в руки. Он, до сих пор не веря, что играет в чёрно-белые шахматы, проводит по белым алмазным камням пальцем, и при этом всё равно смотрит на Антона.
Игра уже началась, хотя ещё даже первый ход не был сделан. Обратного пути нет. В этой комнате лишь только он, звенящая пошлость под названием «Антон Шастун» и шахматная доска между ними.
— На интерес, — Антон следит за тем, как Арсений нарочито медленно делает первый ход, переставляя пешку на клетку вперёд, и разминает пальцы. — Спорим, что я сумею обыграть тебя?..
— Уже играл с кем-то другим? — предполагает Арсений, хмыкая. Несмотря на то, что шахматы — это только королевское развлечение, кто-то из ближних Антону уже мог быть удостоен чести прикасаться к ним. Также сидеть напротив парня, разглядывать каждую эмоцию на его лице и, сука, любоваться завитушками в волосах, выпирающими ребрами и блядскими губами.
Умение играть одноцветными шахматами передавалось от поколения к поколению. Но игра только чёрными шахматами была лишена всякого драйва и смысла… Сидя на этом диване, Арсений понимает, что, возможно, парень напротив него — тот самый смысл и драйв.
— Я бы не посмел, — жёстко отвечает Антон. — Никогда в жизни… Потому что шахматы — интимнее, чем секс, — он уверено делает ответный ход, переставляя вырезного коня.
— И я так понимаю, ты не прочь двигаться дальше?..
— Перейти на следующий уровень интима и по-настоящему заняться любовью? — догадывается Антон. — Не прочь, но всё как всегда зависит только от тебя и твоего решения…
— Что это значит? — Арсению приходится на секунду задуматься прежде, чем сходить вновь, потому что думать нужно не только о шахматах, но и о словах Антона. А этот чертёныш очень сильно любит говорить загадками.
— Ты можешь встать и поцеловать меня прямо сейчас, грубо выкручивая возбужденные соски и упираясь коленом в пах, — Антон словно по щелчку пальцев, не медля, переставляет пешку на несколько клеток вперёд. Тратил ли он свои вечера на изучение теории и практику игры? По правде ли никогда не играл с кем-то другим или обманул? Хочет победить или проиграть? — А ещё можешь встать и выйти отсюда. Карета, на которой ты приехал, увезёт тебя обратно, и мы вновь не увидимся до следующего экстренного случая.
— И ты меня так просто отпустишь? — Арсений срубает первую чёрную фигуру, но Антон лишь одобрительно хмыкает, будто этот ход — часть его победного плана.
Шахматы — не игра для дураков. Каждая партия — план с бесконечным количеством альтернативных концовок. Твой соперник неожиданно может сходить той фигурой, на которую ты даже не обращал внимания, и тогда придётся действовать по-новому, забывая старые намётки на выигрыш.
— Ты ведь уже бросил меня тогда, даже не поговорив, — взамен Антон срубает белого офицера с красивой вырезной шишечкой и кристаллом на самой макушке. Он подбрасывает фигуру в воздух, как бы хвастаясь своей добычей. Поймав, Антон берёт её за основание, проводит кончиком языка по всей длине, погружает её практически полностью в рот и обсасывает.
Арсений захлёбывается слюной, стараясь держать хладнокровное лицо и член в не вставшем положении (не получается). Невозможно не представлять, как Антон мог бы облизать его пальцы, чтобы ими же можно было его растянуть. Он мог бы облизывать его член, смотря самым покорным взглядом в мире, и Арсений кончил бы лишь от этого. Мог вылизывать ключицы, плечи, живот, и Арсений бы умолял о большем.
— Я не бросал тебя, — сглатывает Арсений. — мы с тобой отлично сработались тогда, разрешили зачатки Всемирного восстания, и я подумал, что самое время каждому возвратиться на своё законное место.
— Ты бросил меня тогда, когда тоже почувствовал, что у меня к тебе появились чувства, — Антон ставит фигуру на стол и наклоняется ближе. Игра становится напряжённее, и не только из-за словесной перепалки (больше смахивающей на какое-то танго, где каждое горячее слово — страсть, чувства, обида), но и потому, что каждый ход приближает игру к концовке. — Мы сразу же нашли общий язык, и это поразительно… Ты будто почувствовал меня! Без этого нашим мирам пришёл бы конец.
— Тебе лишь просто скучно, Антон, — Арсений срубает чужого слона. — Ты даже сейчас позвал меня поиграть в шахматы, потому что тебе наскучило сидеть тут одному.
Воздух искрится и, кажется, что вот-вот весь мир взорвётся, потому что не выдержит взаимодействия этих двоих, которые и сами не вывозят друг друга.
— Да, ты прав, — Антон запахивает накидку, будто желая спрятаться в лёгкой, невинной ткани. (Только она не спасает). — Я чувствую себя пиздецки одиноко в этих стенах. Мне не нужен никто, я хочу исчезнуть, и это — не поведение короля… Но я захотел увидеться именно с тобой, потому что с самого момента нашей встречи чувствовал, понимаешь? Я чувствовал, что ты нужён мне.
— Тебе просто нужен трах, у тебя нехватка члена, — продолжает гнуть Арсений. Всё, что говорит Антон — неправданеправданеправда.
Абсолютная.
Он видит его насквозь, и Антон — лишь юный принц, даже не король, в руки которого неожиданно попала власть. Но она — не заполнила его пустоту, как обещалось с самого детства, и теперь он пытается заглушить её алкоголем, мажористыми украшениями, развратом и хуями в заднице.
Арсений был такой же. Первый год правления он тратил на наведение порядков, на принятие новых законов, обустраивание замка так, чтобы ему было удобно.
А потом началась апатия… Когда в голове появляются вопросы: «А почему именно я?», «Что делать дальше?», «В какую сторону двигаться?» и «Счастлив ли?».
Ответ определённо отрицательный.
— Думаешь, мне нужен просто секс? — Антону больно. — Думаешь, мне нужно лишь бы кто алкоголь подливал, да член трогал? — создаётся ощущение, что Антон читает его мысли, попадая своими репликами прямо в яблочко. Он и сам в курсе, какое впечатление создаёт, но всё равно продолжает выглядеть так, подливая масла в огонь, будто это правда. — Да у меня после твоего визита никого не было, — игра останавливается, ведь делать даже самый глупый и машинальный ход становится непосильным трудом. — Я лишь о тебе думал каждый божий день. Ты столько боли причинил мне, находясь где-то там и даже не зная этого. Но я-то здесь. И я один. По-настоящему влюблённый в тебя.
Каждое слово бьёт под дых, и Арсений теряется. Антон превращается в эмоциональную вспышку, взрыв, который устал ждать и страдать. И сожалеть о сказанных словах не хочется, потому что сожалеть о правде — глупо.
— Мы представители разных кровей, и мы не можем быть вместе, несмотря ни на что, — Арсению и самому больно произносить эти слова, но кто-то из них обязан быть сильнее. — Только подумай, какой пример мы подадим народу… В прошлый раз я приезжал сюда, чтобы совместными силами погасить восстания, и наш союз вновь поставит оба государства в шаткое положение.
Мысли внутри него и слова, которые он произносит, — разнятся. Самому же себе хочется вырвать язык и больше никогда в жизни не молоть такую чушь, потому что всё — неправда… И стыдно. Стыдно за самого себя, стыдно перед Антоном, который видит его насквозь, стыдно, что не может с этим ничего поделать.
— Наши предки запретили союзы между разными кровями, но это лишь одна формулировка, — Антон берёт королеву в руки и переставляет её на три клетки по диагонали. — Они запретили любовь, — он до боли прикусывает нижнюю губу, стараясь держаться увереннее. Он думал об этом ни день и ни два. Многие ночи уходили на то, чтобы плакать от несправедливости.
Но даже мысли не было попробовать забыть.
— Я… — У Арсения принципы. Арсений — хороший правитель. Арсений — пытается спрятать свои чувства глубоко в себе, чтобы не разбиться.
(Но иногда воздушные шары ломаются, даже не поднявшись в небо).
Арсений — воздушный шар.
И самый сильный из них двоих — уж точно не он.
— Я знаю, что ты тоже ко мне что-то чувствуешь, не скрывай, — Антону хочется переплести их пальцы и никогда не отцепляться от Арсения, чтобы слиться с ним воедино. — Они — запретили, но мы можем быть аккуратными… Слухи будут, но вдруг у нас получится, Арс?.. Пожалуйста?..
— Я не знаю, — Арсений пытается защищаться, пряча белого короля в углу доски, самой дальней клетке и… Понимает, что хочет того, что может предложить ему Антон. Просыпаться утром в одной кровати (без разницы: с черными простынями или с белыми), решать королевские проблемы, готовить вместе, много целоваться и любоваться друг другом до бесконечности. Хочет до безумия…
— Милый… — Антон делает свой последний ход, расставляя фигуры так, чтобы у Арсения не оставалось выбора. — Ты проиграл. Шах и мат, Арсений, — Шастун смотрит ему в глаза, и Арсений понимает, что означает запах надежды, который почуял Антон, держа в руках шахматную доску.
— Шах и мат… — в неверии повторяет Арсений, который даже не понял, когда успела закончиться партия. — Чёрт…
— Арс, — Антон хочет сказать, что не хочет давить. Что он — всего лишь неважная шестерёнка во всём механизме под названием «Вселенная». Что его чувствами можно пренебречь, если Арсению так будет легче.
— Иди ко мне, — Арсений перебивает Антона, потому что или сейчас или никогда. Он указывает взглядом себе на колени, и Антон теряется от неожиданности. В данной ситуации слуховые галлюцинации не кажутся уж такими нереальными. — Сядь ко мне на колени, Антон.
Антон боится моргать, чтобы не разрушить эту реальность. Время перестаёт двигаться, и они вновь поедают друг друга взглядами, но уже не раздевая, а лишь спрашивая: «Ты точно уверен?».
«Конечно, если ты и сам хочешь этого».
Антон не желает отлипать взглядом от Арсения и терять хоть одну лишнюю секунду, поэтому он поднимается с дивана и возвышается на столе, упираясь на него одной ногой. Вторую же он сразу ставит на место рядом с бедром Арса и оказывается у него на коленях.
Он падает к Арсению в объятия, прижимая его к себе, как самое важное и близкое, что вообще есть в этом мире. (Так и есть). Руки Арса ложатся ему на талию, и они оба не верят в происходящее. Что вот так можно просто касаться, чувствовать учащенное сердцебиение друг друга и дыхание на коже.
Антон кладёт голову на чужую грудь, обнимая шею руками. Сейчас творится история. И эта история — не просто вырезные шахматы с дорогущими камнями и украшениями. История — это два человека и их зарождающаяся история любви.
Каждое наше решение может привести к кардинальным изменениям: как к плохим — так и к хорошим. Но сейчас оба чувствуют, что делают всё правильно. Какой бы у этой истории не был конец, чем бы всё не закончилось.
Антон чувствует, как Арс слепо целует его в макушку сухими губами, и он готов рассыпаться на тысячи мелких кусочков, чтобы потом вновь собраться и стать лучшей версией себя только ради него… Из-за него.
Арсений запускает руки под накидку и касается обнажённой спины, проводя по лопаткам — это становится последней каплей. Алкогольные губы Антона врезаются в арсовы, и поцелуй получается наполненным чувствами, бурей, готовой снести всё на своём пути, и надеждой.
Надеждой на то, что всё получится. Что в этот раз они наконец-то смогут почувствовать себя счастливыми и будут под защитой друг друга.
Потому что, если честно, они уже рушат собственные государства ради хотя бы возможности быть рядом.
Антон проводит языком по губам Арсения и слегка прикусывает нижнюю, прежде чем оторваться и открыть глаза…
На чёрных губах Арсения остаются белые полосы, которые будто бы повторяют прикосновения губ и языка Антона, которыми он касался Арса, но проходит несколько секунд и они исчезают, и на Арсении вновь нет ничего белого (кроме Антона, сидящего на нём).
— Твои губы… — Арсений завороженно смотрит на губы Антона, которые на секунду из белых превратились в чёрные. — Они…
— Твои тоже, — Антон перехватывает одну руку Арса, покоившуюся у него на талии, и, без сопротивления управляя ей, подносит к своему лицу. Секунда — и пуговички на манжете расстёгнуты. Ещё одна — и Антон ведёт кончиком языка от самого локтя Арса до ладони, и на месте мокрой от слюны дорожки на несколько секунд образуется белая полоса.
Арсений с надрывом кусает шею Антона, оставляя тысячи чёрных отметин на белой коже, рыча и сминая округлую задницу. Антон лишь хнычет от приятных ощущений, подаваясь навстречу. Необычная способность их кожи — менять цвет при взаимодействии друг с другом — не беспокоит его, а лишь восторгает и желание изрисовать и быть изрисованным поцелуями, языком, зубами — возвышается до небес.
— Ты заметил, что я сказал, будто шахматы и мои глаза — единственное чёрное в этом замке, не учитывая тебя? — Антон кусает мочку уха Арсения, тяжело дыша. Он чувствует, как парень сильнее сжимает его задницу, и победно ухмыляется. — Но я соврал… В верхнем ящике, там где раньше лежали шахматы, лежит огромный чёрный дилдо… — Антон активнее ёрзает на чужих бедрах, буквально ощущая, насколько сильно его хотят. И это льстит.
— Ты?.. — лишь удаётся произнести Арсению, поймав подбородок Антона, чтобы тот взглянул ему в глаза. В них — лишь бесы, но почему-то только сейчас Арсений понимает, что, возможно, эти бесы — невинные ангелы, которым приходится прятаться за ужасной маской, чтобы не упасть с небес.
— Я часто трахал им себя, представляя, что это — твой член, — Антон сжимает арсов пах, резко дёргая угольные волосы. Арсений протяжно стонет и из-за настоящего Антона, который будто чувствует каждую его клеточку, и из-за прошлого Антона, который наверняка прямо на этом диване был весь в смазке, трахая себя чёрным фаллоимитатором, и стонал его имя…
Арсений не выдерживает и проводит языком по этим блядским, обкусанным губам, которые Антон облизывал с самого его прихода, пытаясь акцентировать на них внимание. Он проводит по его животу ладонями и ведёт выше, к соскам, чтобы сжать их и поймать первый еле слышный стон Антона.
— Арс-с, — шипит парень, утыкаясь кончиком носа ему в шею и глубоко вдыхая. Арсений быстро меняет их положение, кладя Антона на диван, и они замирают вот так вот — глядя друг другу в глаза, из которых больше уже не вынырнуть. Утонули.
И воздуха катастрофически мало, и зацепиться, чтобы спастись, не за что, и помощь не придёт.
Но им это не нужно.
Они — спасение для друг друга.
Антон быстренько расстёгивает пуговички рубашки Арса, и пальцы соскальзывают, и изучающий взгляд Арсения будто зажигает сердце внутри, и с каждым новым вздохом — нужно больше.
Они целуются, переплетая языки, выцеловывая щёки, лоб, подбородок. Арсений наконец-то прикасается к мягкой, кудрявой чёлке Антона, которая похожа на белую сахарную вату. Шастун кусает чужое плечо, смотря, как на чёрной коже Арсения тут же появляются белые следы от его зубов. Он чувствует, как парень делает ответный укус в противоположное плечо, и эта смесь собственничества и чуткости — словно пуля в голову.
Антон царапает его спину, стягивая рубашку и кидая её на пол (он сможет одолжить Арсу какую-нибудь свою — большую и белую). Проводя языком по груди Арсения, он обводит ореолы сосков, с удовольствием всасывая их, шоркает пахом по ремню парня, налегающего на него, и закатывает глаза от удовольствия. Кружевное белье топорщится от вставшего члена и становится мокрым от естественной смазки.
Отпустить бы руку, да сжать посильнее, чтобы прогнуться в спине, зажать челюсть и простонать, но он терпит, не решаясь, и ждёт, когда Арсений, умирающий от его языка, сделает с ним всё это.
Глубоко поцелует, прошепчет какой-нибудь комплимент, пробежится пальчиками по внутренней стороне бедра и трахнет до звона кожи.
Спросит: не было ли больно? Вновь поцелует. Крепко-накрепко обнимет. И скажет, что не сожалеет. (Пожалуйста?).
Арсений вдыхает запах Антона и целует ниже. Невесомо прикасается губами к животу и сильно кусает за ключицу. Выводит аккуратные узоры на рёбрах и специально толкается бедрами, вызывая трение. Он помогает Антону снять накидку и целует каждый его пальчик, будто издеваясь, ведь давит на пах всё сильнее и сильнее. Антону хочется зажмуриться, полностью отдаться моменту и отключить мозг, но он продолжает завороженно смотреть за каждым движением Арсения и лишь кусать губы…
— Скажи, что растягивал себя, — Арсений целует Антона в упирающийся стояк через кружевную ткань и поднимает взгляд на парня, который сжимает кожаную обивку дивана одной рукой, а пальцами второй зовёт Арсения, маня ближе к себе.
Чтобы обхватить его талию ногами, быть ближе и обнять шею руками, чтобы в самое ухо прошептать:
— Я трахал себя пальцами, сидя на этом диване, перед самым твоим приходом, — Антон обводит ушную раковину языком и ухмыляется, потому что Арсений явно доволен услышанным. — Глаза слезились от удовольствия, я громко стонал и хотел поскорее увидеть тебя… Удивлён, что ты ничего не слышал.
Арсений рычит и кладёт горячую руку на член Антона, и лишь ебучая ткань лишает его полноценного контакта. Он сжимает член, прикусывая губы Антона, которому кажется, что он вот-вот взорвётся.
Арсений спускается ниже и отодвигает ткань в сторону так, чтобы была видна головка члена, но яйца всё ещё сдавливало кружево. Он кладёт левую ногу Антона к себе на плечо и начинает пиздецки медленно целовать пальчики ног, ляжку и бедро. Каждый сантиметр Антона — неожиданно может стать местом для укуса, а рука в любой момент может улечься на член, и этого будет достаточно, чтобы кончить.
Антон сжимает диван уже двумя руками. Его ведёт от каждого движения Арсения, ведь, кажется, он прочитал каждый пунктик инструкции к такому существу, как «Антон Шастун», и теперь знает каждую его эрогенную зону.
Широко лижет под коленом, и Антон стонет. Хочется дёрнуться, ведь всего слишком много (он ежедневно мечтал об этом), но Арсений сильнее прижимает его к дивану, и остаётся только сдавленно хрипеть.
Арсений водит слегка колючей щекой по лодыжке, сжимает внутреннюю сторону бедра и дует на оставленный зубами след. Он полностью снимает с Антона трусы, и проводит языком по головке. Вся их кожа — словно холсты, на которых остаются очертания чёрно-белых губ и языков.
Белый член окрашивается в чёрный, когда Арсений практически сразу глубоко берёт его в глотку так, чтобы утыкаться носом в пах. У Антона от неожиданности сводит ноги, но Арсений не даёт ему этого сделать и выпускает член, который хлёстко падает на живот Антона. Арсений сглатывает лишнюю слюну вместе с капельками естественной смазки и улыбается.
— Ты вкусный, — облизывается Арсений и целует основание члена. Антон запускает белые пальцы ему в волосы и тянет ещёещёещё. Он одновременно хочет и не хочет кончать прямо сейчас — ведь всего слишком много, но он ещё не почувствовал член Арсения в себе и не принёс королю Чёрных ни капли наслаждения.
Ложь.
Арсений кайфует от того, как ногти Антона впиваются ему в кожу головы, от его запаха, вкуса, голоса, стонов, мыслей, улыбки, глубины глаз, игривых ноток, языка и души.
— Я тоже хочу попробовать тебя, — шепчет Антон на вдохе, потому что Арсений начинает водить по стволу и сосать одновременно. Он теребит уздечку кончиком языка и сминает яйца правой рукой, поглаживая тазобедренную косточку левой.
Услышав чужое пожелание, он отрывается от вылизывания Антона и повинуется.
Арсений принимает сидячее положение, и Антон разочарованно стонет, потому что даже не ожидал, что его желание исполнится прямо сейчас. (Он хотел, чтобы Арсений продолжал отсасывать ему, царапать бёдра и оставлять поцелуи вокруг паха).
Но Арсений раздвигает ноги, барабанит пальцами по выпирающей джинсовой ткани и указывает взглядом на пол.
— Давай, мальчик мой, — Антон сползает на пол и усаживается на колени между ног Арсения. Хватает зубами собачку и тянет вниз, глядя на Арсения покорным взглядом… Он представлял эти моменты миллионы миллионов раз, но никогда не думал, что они превратятся в реальность.
Арсений замечает восхищённые огоньки в глазах Антона, когда он впервые видит его длинный член, и по-лисьи улыбается. Антон вновь специально облизывает губы и целует Арсения в низ живота, размазывая по члену смазку. Он облизывает до боли чувствительную головку и пихает её за щеку, начиная двигать рукой.
Услышав одобрительный полустон и почувствовав руку Арсения на своей голове, он кладёт свою сверху и давит, призывая руководить. Арсений резко глубоко вбивается в рот, наслаждаясь тем, как его чёрный член постепенно на секунду становится белым от чужой слюны.
Антон сосёт старательно, сдерживая рвотный позыв и влагу в уголках глаз. Арсений ослабляет хватку, давая Антону вдохнуть воздуха, и когда парень отрывается — между членом и губами остаётся ниточка слюны, которая выглядит до невозможного пошло.
— Меня от тебя ведёт, — Арсений проводит членом по щеке Антона, шире раздвигая его челюсть рукой. Он наклоняет голову, чтобы утонуть носом в воздушных кудряшках Антона и вдохнуть пошлость, исходящую от него.
Антон обхватывает уже распухшими губами член и, водя рукой, специально царапает кожу ногтями. Арс в отместку вскидывает бедра и сразу же берёт быстрый темп (Антон этого и добивался). Он скользит головкой члена по задней стенке глотки и рвано стонет, потому что чувствует, как Антон пускает вибрации по члену, тоже кайфуя от этого.
Хочется кончить в рот и заставить проглотить всё до последней капли, чтобы Антон по-настоящему «попробовал его», но Арсений вовремя останавливает Антона, уже находясь на грани.
— Тише, солнце, — Арсений, не брезгуя, убирает слюни с подбородка Антона и целует, проталкивая язык, водя по зубам, обсасывая и кусая губы. — Где у тебя лежит смазка?
— В том же комоде, — ещё до прихода сюда, Арсений даже подумать не мог, что будет разгуливать по этой комнате обнажённый и вилять задницей. Антону требуются усилия, чтобы подняться с колен и сделать несколько шагов до кровати прежде, чем упасть на спину и раздвинуть ноги, как можно шире.
Арсений открывает заветный комод и действительно видит чёрный длинный дилдак и белый флакончик смазки рядом с ним.
— Тебе нравится помягче или жёстко? — Арсению правда важно знать, чтобы не рушить рамки дозволенного. Всё происходит слишком быстро, хаотично, страстно, но нарушить гармонию мгновенно вспыхнувшего взаимодоверия прямо сейчас — опасно.
Ему хочется верить, что Антон и вправду настроен серьёзно и им, хотя бы одну мини-бесконечность, но удастся побыть вместе. Возможно, они разойдутся через месяц, а может пробудут вместе всю жизнь. Каждый день — лотерея, и сейчас абсолютно неизвестно, поймают ли они удачу за хвост или утонут порознь (никто не умеет плавать в болоте).
— Мне нравится всё, что делаешь ты, — Антон массирует соски, водя по ним большими пальцами. Ноги трясутся в предвкушении, член требует, чтобы его вновь коснулись, а пальчики ног поджимаются.
— Антон, — грозно произносит Арсений, поджимая губы, посчитав этот ответ неудовлетворительным. — Я серьёзно, — он садится на кровать к Антону, раскручивая крышку полупустого лубриканта.
— Мне нравится, когда ты доминируешь надо мной, — не смущаясь, произносит Антон. — а ещё удушение, пощёчины, шлепки по заднице, побольше укусов, смотреть друг другу в глаза и забота.
— Хорошо, — одобрительно кивает Арс. Секс может быть просто сексом. Пришёл, вставил, потрахались — и разошлись, как в море корабли. Но Арсений так не хочет. Не с Антоном.
Он хочет, чтобы секс был не просто сексом. Чтобы с комфортом, взаимосвязью, удовольствием для обоих партнёров. На полном доверии, желании и уважении. Чтобы секс, в котором шахматы — прелюдия, а сам процесс — целое искусство.
Арсений проводит языком по промежности Антона, жёстко удерживая ноги. Он лижет между булок и вновь облизывает член прежде, чем выдавить на пальцы смазку. Первый палец входит легко — Антон и вправду себя растягивал. Арсений шепчет утешительное «тишетишетише» и целует чертовски чувствительного Антона.
Человек, который выглядит как разбалованная кукла, желающая чтобы всё было по его правилам, чтобы алкоголь был всегда холодным, а душа лёгкая и не заёбанная, на самом деле умеет чувствовать.
Чувствовать так, что может претендовать на звание «самого чувствительного человека в мире».
Арсений самостоятельно растягивает Антона, наслаждаясь его открытостью и желанием. Именно сейчас — душа Антона полностью свободна, а тараканы в голове заглушились возбуждением. И что будет потом — неизвестно, но Арсению хочется верить, что они вытравят всех до одного совместными усилиями.
— Хочешь быть сверху? — Арсений шепчет на ухо Антону, наваливаясь на парня, и он, наконец-таки, получает хоть какое-то трение чужим членом об свой.
Они словно в слоу-мо, словно и сами являются шахматными фигурами, которые решились взять управление в свои руки, а не действовать по указаниям предков-игроков. Их тела по-отдельности — ёбаное искусство, а когда два цвета сливаются вместе, то выходит нечто необъяснимое. Если нет предела совершенству, то они рушат это правило. Вот они, двое — тот самый предел.
— Хочу, — Шастун валит Арсения на кровать и садится к нему на бёдра, чтобы самостоятельно смазать чужой член. Они опять целуются (перестать это делать — насильственно), но уже мягче. Якобы снова спрашивая согласия и разрешения друг друга, потому что это — важно.
— Ты такой красивый, — Шастун любуется белыми следами на коже Арсения, их контрастом, его улыбкой и набухшими сосками…
Усаживается медленно, прогибаясь в спине, помогая рукой направлять член. Арсений терпит, сжимает простыни, но терпит, хотя толкнуться хочется сильно и забрать себе всё доминирование, которое доверил ему Антон. Но нельзя. Хоть он и назвал заботу последним пунктом, Арсений чувствует, что она просто обязана идти на первом месте в любом этапе их отношений.
Антон быстрее усаживается на член, чувствуя, как его стенки распирает изнутри. Настоящий член со своей длиной и толщиной, со всеми венками, головкой и яйцами ничуть не сравнится с силиконовым. Движения становятся более размашистыми, Арсений кладёт руку на член Антона и медленно двигает ею, пытаясь подстроиться под темп.
Антон подносит пальцы Арсения к лицу и начинает их облизывать и обсасывать, словно ту шахматную фигуру. Он водит языком между костяшек, закатывает глаза от удовольствия и причмокивает. Арсений проводит мокрыми пальцами по соскам Антона, и парень сжимается сильнее.
Он высоко стонет и чувствует, что член попадает по простате. Антон быстрее двигает бедрами, и Арс помогает ему, вскидывая их наверх, делая более резкие толчки, отчего им обоим пиздец как хорошо.
— П-погоди, — Антон кладёт ладонь Арсу на грудь, останавливая его. Он ложится на него, пытаясь привести дыхание в порядок и хоть на секунду понять, что всё это действительно происходит с ними. — Твой член так приятно ощущается внутри меня… Он идеальный.
Арсений ничего не отвечает, а лишь целует Антона в шею и загривок. Его волосы приятно щекотят кожу, а на глазах видны слёзы от наслаждения.
Антон начинает вновь двигаться на члене, быстро набирая комфортный темп. Его тело дрожит и нужно ещё чуть-чуть, чтобы кончить.
Арсений кладет руки ему на шею и, Антон даже сбивается от неожиданности, но потом делает разрешающий кивок и начинает чувствовать, как пальцы сжимаются.
Арсений придушивает парня, когда тот скачет на его члене. Для прошлого Арсения звучит безумно абсурдно. Но настоящий Арсений получает бомбическое удовольствие и ощущает себя неимоверно счастливым.
Антон кончает ему на живот, когда Арсений ещё сильнее сжимает руки и, кажется, что парень готов потерять сознание (на самом деле, у него просто едет крыша от охуенности Арсения). Об его блядский кадык можно порезаться, но Арсений готов пролить всю свою кровь, только чтобы доставить ему удовольствие.
Тело Антона дрожит и, он продолжает двигаться чисто по инерции, начиная уже обмякать. Арсений переворачивает Антона на спину и закидывает одну ногу к себе на плечо. Он входит вновь, меняя угол, и несколько раз бьёт по заднице Антона, голос которого уже начинает хрипеть. У него нет сил на высокие стоны, но Арсений быстро-быстро надрачивает его ещё не опавший член, и головка опять наливается кровью.
Арсений входит глубоко и даёт Антону лёгкую пощечину, звон которой смешивается со звоном шлепков кожи об кожу. После первого оргазма у Антона отключается мозг, и новые глубокие толчки сводят его с ума. Он даже не понимает, что вновь кончает практически на сухую. Лишь несколько капель спермы пачкают руку Арсения, который тоже кончает одновременно с ним.
Арсений зажмуривается на доли секунд, отходя от испытанных ощущений, и падает на Антона, вжимая его в кровать. В голове всё смешивается воедино, но при этом мыслей абсолютно нет. Антон тоже не открывает глаз, чувствуя, как чужая сперма вытекает из его задницы. Даже после того, как всё закончилось, буря удовольствия не отпускает его. Арсений собирает остатки спермы с живота Антона, а с лица стирает пот и слезы. Антон слепо тянется за поцелуем, в котором горит надежда, что все обязательно будет хорошо.
Арсений водит кончиками пальцев по ударенной щеке и мягко прикасается к ней губами. Антон нежится ближе, закидывает на Арсения ногу, чтобы прижаться к нему, и прикрывает глаза. Это. И вправду. Случилось.
Засыпать впервые за долгие ночи не страшно.
Потому что в обнимку.
***
Каждое наше решение может привести к кардинальным изменениям: как к плохим, так и к хорошим.
Арсений первым открывает глаза и видит перед собой спящее цветное чюдо, вцепившееся в одеяло, которое словно из его снов, ведь реальность точно другая.
Реальность — чёрно-белая.
Он пытается проснуться вновь, слегка прикусывает язык (не помогает). Пытается задержать дыхание (не помогает). До боли щипает себя (опять безуспешно). Он не желает просыпаться и возвращаться из цветного мира снов в мир реальный.
Он смотрит уже не на белоснежную кожу Антона (они с ним практически одного цвета), а засосы на его теле — невероятно яркие. Арсений не знает названий цветов и почему каждый раз во сне — он может их различать, а в реальности — нет.
Он любуется цветным Антоном, его поясницей, затылком, задницей неопределенное количество времени, дожидаясь, когда Антон не из сна разбудит его, но минуты идут, а этого не происходит.
Антон из сна открывает глаза, и они у него не чёрные, а словно листья орхидей (Арсений уже видел их во сне однажды).
— Почему ты другой? — Спрашивает Антон, быстро мигая в неверии. — Почему мы не чёрно-белые?..
Потому что проклятие в реальности снято — как выяснится позже.
Потому что когда два представителя разных кровей смогли найти компромисс, сработаться, погасить восстание, совершить кучу ошибок, страдать много дней и ночей, сомневаться, довериться, разрешить себе пойти на риск, заняться любовью — в конце концов разрушается древнейшее проклятие, которое мешало миру воссоединиться воедино долгое количество веков.
Чтобы не было ни Чёрных, ни Белых.
Глаза у Антона — зелёные (Арсений сам придумал название этому цвету).
Антон был бы не прочь утонуть в голубых, словно два океана, глазах Арсения.
Они едины.