Приятная музыка доносилась из центра зала, недалеко от кухни. Вокруг было шумно, однако даже через разговоры людей, окружающих их, Аяма без труда могла расслышать Господина Дайго, её начальника. Он без умолку болтал о работе: рассказывал о том, как создал компанию, в которой девушка работала, о том, какие у него прекрасные сотрудники — особенно она, конечно же, — и как он гордился тем, что у него сейчас есть. Аяма слушала его без особого интереса, предпочитая рассматривать потрясающие виды из ресторана, который находился на высоте птичьего полёта; казалось, что весь Токио был у посетителей как на ладони. Однако когда её начальник затрагивал темы, которые напрямую относились к их совместной работе или которые были связаны с литературой и искусством, — она тут же отвлекалась от созерцания ночного города и охотно поддерживала разговор.

Аяма знала, что если бы на безымянном пальце левой руки не красовалось обручальное колечко, то отбиваться от намёков на романтические отношения и служебный роман ей было бы тяжелее.

Совместный вечер протекал в спокойной обстановке; непринужденная беседа вновь повернулась в нужную сторону, и Аяма с огромным удовольствием обсуждала их скорый отъезд во Францию для презентации нового продукта. И все шло хорошо — ничего не предвещало беды. Ровно до тех пор, пока к столу, который находился в самом центре зала и совсем недалеко от них, не начали подходить мужчины в дорогих костюмах, среди которых она сразу же узнала руководителей «Бонтена».

Девушка тяжело сглотнула, кивнула Рану и Харучиё в знак приветствия, столкнулась взглядом с Майки и тут же отвернулась в противоположную сторону. Дайго заметил её волнение и поинтересовался, в чём же дело; она только отмахнулась и закусила накрашенную тёмно-алой помадой губу. Если здесь были все руководители преступной организации, то и её муж тоже находился где-то неподалеку.

О лёгкой беседе и приятном вечере можно было позабыть: он или увидел бы сам, или бы ему доложили о том, что Госпожа Хитто коротает вечера с каким-то мужчинами. Итог вырисовывался один: минимум — расспросы, максимум — грандиозный скандал, который точно пошатнул бы хрупкое равновесие в семье.

— Эти мужчины, которые только что пришли, очень странно на вас смотрят, — тихо сказал Дайго, аккуратно наклоняясь к ней через стол. — Но мужчина со шрамом через всё лицо и глаз — особенно, — он нервно хохотнул и добавил: — скажу вам по секрету: мне кажется, что он хочет меня убить.

Девушка прикрыла глаза ладонью, тяжело выдыхая, и начала думать, что же ей теперь делать. Она не хотела ругаться, но всё шло именно к этому.

— Ну, вы очень красивая девушка, Госпожа Хитто, так что уверен — они просто очарованы вами…

— Мужчина со шрамом на лице — мой муж, — прервала она его.

Дайго умолк и громко сглотнул. Он не был дураком — понимал, что эти люди серьёзные, опасные. А потом в его голове всплыл утренний выпуск новостей, в котором говорилось про преступную организацию «Брахма». Мужчина осторожно скосил взгляд в их сторону и вновь тяжело сглотнул, когда его догадки и опасения подтвердились — сам того не ведая, перешёл дорогу тому, кого следовало изначально следовало избегать.

Аяма заметила, как ее начальник стал белее мела, и поспешила его успокоить, насколько смогла:

— Вас не тронут.

— Гм… Вот как, — он покачал головой, задумался ненадолго, а после резко оживился и горячо спросил: — а как же Вы?!

Она улыбнулась и всеми силами убедила его, что с ней уж точно всё будет в порядке.

Аяма чувствовала на себе несколько прожигающих взглядов и ей стало жутко не по себе — настолько, что хотелось встать и уйти. Вот только мужская ладонь, что легла на обнажённую спину и мягко огладила её, остановила этот порыв. Девушка крупно вздрогнула и резко повернулась в сторону нарушителя её хрупкого покоя. Она ожидала увидеть одного из подчинённых Какучё, но никак не Харучиё с лукавой улыбкой на лице. Парень провел кончиками пальцев от позвоночника к плечу и ниже, к запястью, мягко обхватил его и тихо сказал, сверкая своими голубыми глазами:

— Один танец.

Дайго окинул их вопросительным взглядом, как бы спрашивая, кем они друг другу приходятся. Санзу только высокомерно вздернул подбородок и улыбнулся уголком губ, пока девушка пыталась сгладить углы, ответив, что это просто «друг семьи».

Харучиё знатно позабавила эта ситуация — пока они шли до центра зала, он то и дело посмеивался с этой «забавной зверушки». Аяма постоянно дёргала его за прохладную ладонь, чтобы парень наконец-то успокоился, но он только начинал разбалтывать сплетёнными руками взад-вперед и продолжал тихо хихикать. После лёгкого кивка парня заиграла медленная мелодия — живое исполнение; всё, как она любила. Вёл Санзу. Одна рука немного по-хозяйски, но всё-таки аккуратно, чтобы не получить от Какучё по первое число, легла на её поясницу, пока вторая мягко держала женскую ладонь.

— Как он? — шепотом спросила она, заранее зная ответ. — И где он? Я уверена, что он бы не позволил тебе даже посмотреть в мою сторону.

— Твоя правда, — усмехнулся Харучиё. — Рвёт и мечет, милая, рвёт и мечет. Ушёл в бар, так что я бы на твоём месте не пускал бы его сегодня домой.

Аяма тяжело выдохнула, мило улыбнулась своему начальнику, когда её временный партнер по танцам встал спиной к нему, и прикрыла на несколько секунд глаза.

— Кстати, ты прекрасно выглядишь, милая, — неожиданно заметил парень, а после, покрутив её несколько раз вокруг своей оси и подтолкнув вперед, добавил: — а теперь передаю тебя в надёжные руки.

Аяма закружилась, едва не запутавшись в собственных ногах, а после упала прямиком в чьи-то объятия. Девушка поняла, в чьи именно, когда почувствовала знакомый резкий аромат парфюма — она выбирала его несколько часов, чтобы ему точно понравилось. Её тело непроизвольно двинулось назад, а его же, наоборот, вперёд, следом за ней. Мужские руки с силой притянули девушку, отчего та коротко шикнула и смирилась, закинув руки ему на плечи.

Вела уже девушка.

— Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть.

— Я, честно говоря, тоже.

Какучё вжал в её кожу пальцы так, что Аяма поморщилась, поджал губы и свёл брови к переносице — он шутку не оценил. И только тогда она поняла, что сказала, но извиняться не собиралась — лишь провела пальчиками по коротко стриженным волосам на затылке и приблизилась к нему — не вплотную. Он немного оттаял и ослабил хватку.

— Развлекаешься, значит. Ну, правильно, пока мужа нет дома — можно.

— Как ты хорошо заметил, что мужа дома нет, — колко парировала она; в её голосе — яд и желчь, а в глазах — укор. — Это просто рабочая встреча начальника и подчинённого.

— Ты из меня идиота не делай, пожалуйста, — парень был зол, безумно зол, пусть и не показывал этого так открыто. — Начальник зовёт обыкновенного офисного раба на ужин для обсуждения работы? Он или хочет к тебе подкатить, или уже это сделал и ваша встреча далеко не рабочая.

Аяма поджала губы и отвернулась в сторону. В одном её муж все-таки был прав — Дайго действительно не просто так пригласил её в лучший ресторан Токио, не просто так восхвалял её и не просто так повысил — хотел, чтобы она была его.

— Не офисного раба, а своего заместителя, — тихо сказала девушка, — уже как два месяца.

Какучё сначала не поверил в услышанное и замер, привлекая внимание других гостей. Аяма отстранилась и уже хотела уйти в сторону туалета, оставив его одного, вот только он вовремя спохватился — прижал к себе, обвивая её талию и спину руками, и уткнулся носом в висок. Чувство вины медленно накатывало на него, заставляло чувствовать себя последним уродом, потому что до свадьбы и первые годы супружеской жизни он переживал вместе с ней все взлеты и падения, а теперь… Теперь он даже не знал, что с ней и как она — жива и уже хорошо.

От девушки веяло невыносимым холодом. Она, конечно, и раньше не отличалась чувственностью и проявлением эмоций, но сейчас для него это ощущалось особенно остро. Какучё скользнул носом по щеке и потянулся вперед, чтобы поцеловать ее. И он очень удивился, когда заметил, что она отвернулась и поджала накрашенные губы.

— Я не знал.

— А ты вообще уже ничего не знаешь про меня, — начала Аяма, — меня убьют, а ты и не заметишь, — парень хотел было возразить, но она перебила его: — и не смей возражать, Какучё, потому что это правда. Один телефонный звонок за неделю, не больше десяти сообщений с просьбами не дожидаться тебя или погреть ужин и ни одного совместного вечера за последние два месяца. Мне надоело сидеть дома и гадать: жив ты или нет; мне надоело, что тебя постоянно нет рядом; мне надоело, что мы, два человека, которые знакомы больше половины своей жизни, стали чужими; мне надоело жить в пустой и огромной квартире одной; мне, в конце концов, надоело заниматься самоудовлетворением при живом муже.

Какучё ослабил хватку — каждое слово било прямо в цель, — но не настолько, чтобы она так легко выпорхнула из его объятий.

— Отпусти меня, — девушка упёрлась ладонями ему в грудь, но бесполезно. — Мне нужно успокоиться.

И парень действительно отпустил её, но только для того, чтобы резко повернуть её на сто восемьдесят градусов и прижаться грудью к худой спине. Его руки сразу же заскользили по женской талии — он отметил, что она опять похудела, — а после скрестились на животе. Нос опять уткнулся в висок, а горячее дыхание опалило щёку.

— Прости, работа, — прошептал он. Аяма положила ладони на его — горячие и сухие — и слегка повернула голову в сторону. — И всё же не стоило встречаться с другими мужчинами за моей спиной. Если бы я тебя не любил — убил бы обоих. Тебя — за то, что надела платье с таким декольте и вырезами, за то, что явилась сюда с этим уродом, — девушка кинула в его сторону предостерегающий взгляд, и он закивал головой, понимая свою ошибку. — Его убил бы за то, что только посмел подумать, что у вас что-то могло выйти.

— Врёшь, — уверенно ответила она и повернулась в сторону гостей, когда его губы вновь потянулись к ней. — Я тебя знаю — не убил бы.

Какучё тихо хмыкнул, опять покрутил девушку вокруг своей оси, чтобы её лицо оказалось напротив, и наклонился, в очередной раз собираясь поцеловать. И снова увернулась, начиная медленно выводить его из себя.

— Прекрати, — потребовал он.

Аяма хмыкнула и скользнула ладонями по напряжённым плечам. Внутри неё всё ещё господствовала обида, однако в ней же трепетала и тоска по любимому человеку. Слегка наклонив голову влево, девушка немного приблизилась к его лицу и облизнула губы. Какучё повторил её движения и начал бегать взглядом от губ к глазам и наоборот.

Музыка слегка замедлилась. Первой не выдержала Аяма — поцеловала его как-то робко и осторожно — как в первый раз — и медленно отстранилась. Хотелось и корить себя за такую слабость — одна часть её желала заставить его немножко пострадать, — и уйти отсюда, чтобы зацеловать его до смерти, задушить в своих объятиях.

Какучё провёл большим пальцем по щеке — осторожно, чтобы не испортить макияж, — и притянул её к себе. Его губы тут же начали медленно сминать её; руки загуляли по спине. Робкий поцелуй по воле парня перерос в нечто настойчивое, страстное, будто он дорвался до чего-то запретного и сладкого. Ей осталось только протестующе промычать и сдаться, потому что сопротивляться и не очень-то хотелось.

Сзади парня послышались громкие хлопки и свист — Харучиё и Ран, переживавшие за их отношения, как за свои, успокоились и, казалось, даже обрадовались, — и парочка, смутившись, отстранилась друг от друга. Аяма провела большим пальцем по его нижней губе, стирая помаду, и ответила слабой улыбкой на его — едва заметную, смущённую.

— Прости меня, — прошептал он ей на ухо. — Сегодня поедем домой вместе. Я закончу через полчаса-час; если ты закончишь с этим… начальником раньше, то подожди меня на нижнем этаже в холле. Пиджак есть? — девушка кивнула головой и неожиданно обняла его, пряча лицо в шее — соскучилась. — Пошли, я провожу тебя.

Какучё подставил девушке локоть и проводил её к нужному столику. Аяма представила их друг другу, вцепилась мужу в плечо, чтобы он перестал смотреть на Дайго так, будто через несколько секунд убьёт его, и присела на стул, сдержанно улыбнувшись обоим. Обстановка и ситуация была хуже некуда.

Если раньше разговор не очень хорошо складывался, то сейчас он вообще не задавался. Дайго был слишком ошеломлён и напуган, а Аяма устала и была слишком вымотана, чтобы продолжать говорить о работе. Так и сидели: изредка перекидывались шаблонными фразами по поводу грядущей поездки, но в основном молчали, неловко прочищая горло и иногда переглядываясь. И через десять минут мужчина всё-таки не выдержал — сослался на позднее время и покинул её, вежливо попрощавшись. Девушка задумалась: а не потеряет ли она теперь свое место.

Аяма накинула темный пиджак себе на плечи и, кивнув Какучё, отправилась к лифту, а после — вниз, на первый этаж. Сидя на диване, в холле, она смотрела на проходящих мимо людей. Снобы, казалось ей. Манерные, высокомерные — они вызывали лишь раздражение, а не должное восхищение. Под надменными взглядами девушек и заинтересованными — мужчин девушка начинала чувствовать себя не в своей тарелке, и взгляд то и дело возвращался к огромным позолоченным часам над входом. Каждый раз, когда раздавался звон, оповещающий, что лифт спустился на нижний этаж, она выпрямлялась и ожидала увидеть Какучё. Но каждый раз выходил кто угодно, но только не он; снова выбирал работу.

Прошло около сорока минут, когда Хитто всё-таки спустился. Аяма молча поднялась и проигнорировала предложенный локоть, на что он только ухмыльнулся и едва заметно покачал головой. Она, сколько парень её помнил, всегда была такой: обидчивой, вредной, но отходчивой. Он не обижался, потому что полностью понимал жену, и не злился — только взял её за руку, переплетая их пальцы, и повёл их на внутреннюю парковку, где уже ждал водитель.

В машине Какучё отпустил её руку только раз — доставал небольшую бутылочку с коньяком, — а после этого так и не посмел оставить её. Пил он много, не закусывая и при этом даже не морщась, и Аяма, нахмурившись, думала о том, что ему такими темпами недалеко и от запоя. Ей он, кстати, не предложил выпить; как чувствовал, что нельзя.

В красивом подъезде, словно в коридорах дорогого пятизвёздочного отеля, Какучё скрепил только их указательные пальцы и внимательно следил за её каждым движением своим помутнившимся, пьяным взглядом. Его злость, последующая радость и привычное спокойствие сменилось глубокой задумчивостью и, казалось, печалью. В прихожей он, даже сквозь слабые протесты Аямы, опустился перед ней на колени и помог снять неудобные туфли.

— Пойдешь со мной купаться? — спросила девушка, немного оттаяв. Он только кивнул и поцеловал оголенную коленку.

Пока вода набиралась, Аяма сняла платье, смыла макияж и рассматривала белый и черный кафель на стенах; потом она уселась к левому краю ванны и откинула голову, прикрывая глаза и расслабляясь. Какучё подошёл чуть позднее — уже обнажённый и готовый, — но почему-то не спешил присоединяться к ней. Вместо этого он уселся прямо на пол, спиной к ней, и тяжело задышал. Это несколько озадачило, и она тут же подняла голову, пристально рассматривая его.

— Я тебя не заслуживаю, — сходу начал Какучё; девушка только вздохнула, начиная внимательно слушать. — Сегодня ты сказала правду: замужем, но мужа не видишь и не слышишь, живешь одна, переживаешь за того, кто это не ценит. Тебе нужно найти того, кто будет ценить, любить и оберегать тебя, а не мотать нервы и оставлять одну, — она хотела было сказать, что уже замужем за таким человеком, но решила смолчать. — Посмотри, как мы живем: я днями пропадаю, рискую жизнью, у меня руки по локоть в крови, а ты… Ты сидишь на своей проклятой работе целыми днями, а вечером готовишь ужин, ждёшь меня и так и не дожидаешься; просыпаешься одна и засыпаешь тоже одна. Нельзя так… Это все неправильно, так не должно быть.

Речь закончилась так же внезапно, как и началась. Какучё ожидал услышать или увидеть хоть какую-нибудь реакцию, хоть что-то, но вместо этого прозвучала просьба, чтобы он не сидел на холодном и наконец присоединился к ней. Внутри него вскипело нечто, напоминающее отчаяние — она не опровергла его слова.

Аяма полюбовалась на его широкую спину, а после — на накачанную грудь и опять откинула голову, вспоминая их последнюю совместную ночь больше двух месяцев назад. Перед глазами появилась неприличная картинка, как он тогда вжимался в её тело, медленно входя и выходя из неё, как опалял её ухо горячим дыханием, когда тихо стонал от удовольствия. Если бы не мнимая обида, то она бы, не выжидая ни минуты, уже набросилась на него.

С её губ нередко срывались тихие вздохи, и Какучё, подумав, что Аяма просто устала, закинул женские ножки себе на плечи и начал медленно их массировать. И вдруг на его лице заиграла улыбка — догадался, чего она хотела. Останавливая движения рук, он наклонился и начал оставлять лёгкие поцелуи на щиколотке до тех пор, пока вторая нога не оказалась под водой и не легла ему на член. Парень откинулся на бортик и закрыл глаза, ощущая, как внизу живота зарождается привычное возбуждение. Вот только если до этого он обходился своей рукой и специальной папкой в галерее, то сейчас рядом с ним была та, кто с лёгкостью могла решить возникшую проблему.

Аяма убрала с парня ноги и резко приблизилась к нему, поднимая небольшую волну. Усевшись между его широко разведённых ног, она убрала мешающиеся волосы и посмотрела прямо ему в глаза, мысленно подбирая необходимые слова. Это являлось для неё чем-то невозможным, потому что его руки, которые гладили и ласкали тело, мешали, сбивали с мысли.

— Какучё, — парень вопросительно качнул головой, — я выбрала тебя просто потому, что ты — это ты. Не нужны мне эти дотошные и сопливые… Я тебя люблю, понимаешь? — парень закивал головой и спрятал лицо в её шее, не желая показывать себя уязвимым. — Да, ты совсем позабыл обо мне и своей супружеской жизни; да, мне, по-хорошему, следовало уйти от тебя, но не хочу.

Какучё вскинул голову, обхватил ладонью её затылок, чтобы не посмела увернуться, и вовлёк в долгий поцелуй, от которого всё внутри трепетало. Женская ладошка легла на полувставший член и начала медленно его гладить. Парень сжал зубы, чуть не прикусив язык девушке, и спустился пальцами к клитору, медленно оглаживая его, — дразнил. Аяма прижалась к нему, положила ладонь на щеку и углубила поцелуй — хотела большего. Через пару минут в ванной раздавались сладкие причмокивания и шумное дыхание.

Средний палец проникнул в девушку, отчего тело вздрогнуло, а по коже пробежались мурашки, и она непроизвольно сжала ладонь чуть сильнее, вынуждая Какучё удивлённо промычать от стальной хватки. Обхватив Аяму поперек живота, он посадил её спиной к себе; и на этом женское доминирование закончилось. К среднему пальцу добавился еще один — указательный, — и движения рукой ускорились настолько, что она только держалась за его предплечья и громко вздыхала.

— В душе или на кровати? — спросил парень, но вместо ответа — особенно громкий стон. Он вынул пальцы под её слабые возмущения и переспросил: — в душе или на кровати?

— На кровати, — прошептала она и поспешно вылезла из ванны.

В спальню они перенеслись достаточно быстро: Аяма силой оттащила мужа от слива ванны, сказав, что всё подождет. В иной ситуации такая нетерпеливость позабавила бы его, но сейчас он и сам сгорал от желания. Стоило им лечь на мягкую постель, как они тут же слились в мокром, абсолютно развязном поцелуе, от которого внутри всё замирало, а дыхание напрочь сбивалось.

Какучё зарылся ладонью в её волосы и начал вынимать невидимки, которые крепили пряди для создания пучка. Губы уже начинали болеть от многочисленных поцелуев, а голова — кружиться не то от недостатка воздуха, не то от переизбытка эмоций. Рука парня надавила на левое бедро Аямы, отводя его в сторону, два пальца вновь проскользнули в неё, а большой — лёг на клитор. Девушка выдохнула и прикрыла глаза, ощущая, как волна удовольствия медленно накатывала на неё.

Хитто немного спустился вниз, оставил влажный след на быстро вздымающейся груди, а после замер, будто что-то задумал. Он ещё немного подвигал пальцами, сгибая и разгибая их, а после вынул и начал внимательно рассматривать прозрачную смазку между ними. Аяма перехватила его руку и, глядя прямо ему в глаза, облизнула средний палец. И без того покрасневшие щёки парня вспыхнули ещё сильнее, а взгляд помутнел уже не из-за выпитого алкоголя, а из-за сильного возбуждения. Когда она потянулась и к указательному пальцу, он выдернул руку и облизал его сам. И внутри девушки буду что-то оборвалось — показалось, что последние тормоза.

Какучё просунул бедро между ее разведенных ног, навалился на неё всем телом и загадочно ухмыльнулся. Аяма игриво прищурилась и взвизгнула, когда он с тихим рычанием наклонился к её шее и начал втягивать тонкую кожу губами. Она почти сразу же начала извиваться, словно уж на сковородке, и говорить что-то про тональный крем, но парень оставался непреклонным — продолжил терзать шею и сжимать бедро до синяков. Когда шея была полностью покрыта красными пятнами, он спустился вниз, к груди. Девушка предприняла ещё одну попытку остановить его, но тщетно; и поэтому она только откинулась на подушку и зарылась пальцами в его жесткие волосы. Зубы зацепили вставший сосок, по комнате раздалось протяжное шипение.

— Не припомню, чтобы мы были любителями засосов, — прошептала она и выгнулась в спине, ощущая, как его язык мягко обвёл ореол на правой груди.

— Это чтобы этот ублюдок понял, что ты моя, — чуть ли не прошипел парень и обхватил губами уже левый сосок, пока рука сжала правую грудь. — Я его убить хочу.

— Можешь отыграться на мне, а его даже не смей трогать.

Какучё оторвался от своего занятия, поглядел ей в глаза, пытаясь найти в них что-то тёплое, когда речь заходила о начальстве, но ничего подобного — лишь желание решить всё мирным путем, сберечь его от дополнительной порции крови, в которой он уже едва ли не тонул. И суровое лицо тут же разгладилось, а на лице вновь заиграла слабая улыбка — она двадцать минут уже сказала то, что думала и чувствовала, и этого было вполне достаточно.

И отыгрываться на ней теперь тоже не хотелось, хотя сначала он представлял как выпорет её и заставит умолять сначала о большем, а затем о том, чтобы он прекратил эти терзания. Сейчас ему хотелось заняться с ней именно любовью, а не животным сексом, потому что она заслуживала именно этого: любви, внимания и нежности.

Просунув руку ей под бедро, Какучё одним движением поменял их местами. Аяма величественно восседала на нём и медленно проводила пальчиками по его животу. Женский таз несколько раз качнулся взад-вперед; влажные половые губы скользили по твёрдому члену.

— У тебя сегодня игривое настроение, — заметил парень и сжал её талию руками. — Это моё наказание?

— Твоим наказанием были бы связанные руки и отсутствие оргазма, — колко ответила она и получила легкий шлепок по ягодице. — Сейчас я просто дразню своего мужа за то, что мне приходилось удовлетворять себя всего лишь пальцами.

Он громко сглотнул и закатил глаза, когда она начала ёрзать на самом кончике члена. Бедра непроизвольно подлетели вверх, а руки сомкнулись чуть сильнее.

— Хватит, — шепотом попросил он, но девушка сделала вид, что не услышала, и продолжила медленно качать бедрами. — Аяма, хватит!

Аяма послушно остановилась, оставила легкий поцелуй на его губах и, приподнявшись, осторожно опустилась на него, ощущая, как стенки медленно растягивались. Она тихо охнула и замерла, ощущая неприятную — из-за долгого воздержания — заполненность. Какучё всё понимал, поэтому и не торопил, позволяя привыкнуть. И уже через пару минут девушка начала двигаться, изредка морщась от странных ощущений — парень в такие моменты поглаживал её по ребрам и талии, чтобы поддержать.

Положив ладони парню на грудь, Аяма задвигалась активнее; начали раздаваться тихие, приглушённые шлепки. Женский корпус немного наклонился вперед так, чтобы клитор постоянно тёрся о лобок и низ живота. И стоило почувствовать это приятное трение, как она шумно задышала и ускорила свои движения. Какучё шептал ей слова поддержки и ободрения, помогал двигаться, придерживая за зад.

Аяма чувствовала, как долгожданная разрядка маячила где-то на горизонте, кусала губы в преддверии удовольствия и едва не задыхалась из-за сдерживания сладких стонов.

— Не смей подавлять и заглушать себя, — потребовал парень и шлёпнул её по бедру для убедительности. — Хочу слышать тебя.

Девушка захныкала и начала беспорядочно елозить на нем, лишь бы только почувствовать ослепляющий оргазм. Какучё шептал уже не милости, а всякие пошлости и внимательно смотрел туда, где появлялся и пропадал его член. Она судорожно начала сжиматься вокруг него, впервые за все время громко простонала, задрав голову, и провела ногтями по его груди, оставляя красные полосы. Накрывшая волна удовольствия проявлялась в подрагивающих ногах и напрочь сбитом дыхании, а оно, в свою очередь, — в шумных вдохах и выдохах.

Какучё надавил на её спину руками, и она рухнула ему на грудь, пытаясь отдышаться. Перед глазами оказалась проклятая и ненавистная татуировка «Бонтена» — клеймо, запрет на нормальную и спокойную жизнь. В голове сразу вспыхнула главная новость, которую ей следовало рассказать раньше и которую теперь придется отложить на потом.

Мир снова перевернулся с ног на голову — и вот! — Какучё уже возвышался над ней. Аяма приподнялась на локтях и прислонилась своим лбом к его, пока он медленно входил в неё — в этот раз все прошло куда легче и приятнее. Сухие губы столкнулись с её, увлажненными и мягкими; мужское тело медленно опускалось на неё — он боялся сделать больно — и придавливало к кровати, ограничивая движения. Ноги тут же скрестились у него за поясницей, а ладони легли на крепкую спину.

Какучё сделал первые толчки, внимательно наблюдая за состоянием девушки, а после устроился поудобнее и начал двигаться в одном темпе, медленном и тягучем, от которого внутри все сводило из-за желания получить больше. И эта «тягомотина» не нравилась Аяме, которая хотела прочувствовать его каждой клеточкой.

— Быстрее.

— Нет.

Аяма распахнула глаза в неверии и уставилась на него так, словно он был призраком. На его лице — маска спокойствия и уверенности в своих словах, а во взгляде — ни капли веселья. Она расцепила своеобразный капкан из своих ног и опустила их, чтобы начать двигаться навстречу, вот только он лишь сильнее прижал её к кровати своим весом, полностью обездвиживая. Девушка сначала немного запаниковала, а после ухмыльнулась, обхватила его затылок рукой и с силой притянула его лицо к своему. Она ожидала, что он хоть как-то отреагирует на проявление доминирования, но ни прекращения движений, ни каких-либо изменений темпа не было — продолжал двигаться так, как делал до этого.

Девушка прикусила мочку его уха, оттянула, а в конце, перед тем как начать нашептывать ему всякие вещи, облизнула. Он выпустил смешок, поёжился и уткнулся ей в шею.

— Какучё, прошу тебя… быстрее. Прошу, прошу, прошу — начала умолять она, но парень только сжал её бедро посильнее и не послушался. — Умоляю, возьми меня так, как хотим и ты, и я… Пожалуйста, быстрее и глубже…

Аяма добилась ровно противоположного эффекта — Какучё вообще остановился и замер, отчего у неё возникло ощущение, что он вообще заснул. И если бы она не знала, как он сопит во время сна, то точно бы поверила в эту мысль.

— Я прошу тебя, будь пожёстче, — вновь начала девушка. — Не вынуждай меня говорить откровенные пошлости! — парень вскинул голову, приподнял брови в наигранном удивлении, как бы спрашивая «а что было до этого?», но так и не сделал ни малейшего движения тазом. И она не выдержала, выпалив: — трахни меня так, чтобы я забыла обо всем на свете! Трахни так, чтобы я ходить не могла, до звёздочек перед глазами! Трахни так, как мы оба хотим — будто мы — грязные животные! Мы, в конце-то концов, не спали чуть больше двух месяцев, поэтому будь добр, выеби меня, как…

Договорить Аяма не успела — Какучё резко прижал женские ноги к её плечам, складывая в странную позу. Пламенная речь закончилась женским вскриком, а просьбы, казалось, всё-таки были услышаны.

— И откуда только понабрала таких фразочек, — проворчал парень, располагая руки по бокам от её головы. — Руку на клитор и быстро начала себя ласкать!

От этого утробного рычания у девушки всё приятно сжалось внутри. Ослушаться она не посмела — пальцы легли на опухший клитор, а левая рука вцепилась в его плечо.

— Не повезло тебе: я подвыпивший, — она приоткрыла рот и зажмурилась, потому что совсем забыла про это. — Доигралась? Мне всё ещё нужно трахнуть тебя так, чтобы ты не могла ходить, так, будто мы грязные животные?

Аяма на несколько секунд задумалась, честно говоря, опасаясь, что действительно не сможет нормально передвигаться пару дней, но после со всей уверенностью ответила:

— Да.

Какучё, потрясённый и обескураженный, застыл и начал искать в ней хотя бы малейшее уклончивость от этого. Но ничего не нашел, кроме похоти и какого-то нечеловеческого желания. Вот только во взгляде неожиданно заиграло беспокойство — так неожиданно, что он даже испугался.

— Только не так, как мы привыкли, — едва ли не пропищала она. — Чуть нежнее, чем обычно, — парень уже открыл рот, чтобы задать логичный вопрос, но был прерван: — не спрашивай. Я тебе потом всё расскажу, а сейчас… Выеби. Меня. Как. Последнюю. Шлюху.

Какучё громко промычал, словно делал самый сложный выбор в мире, устроился поудобнее и начал быстро вбиваться в неё. По спальне раздавались громкие шлепки, а с их губ то и дело срывались стоны — тихие, сдержанные, от которых мурашки шли по коже и которые хотелось слушать всегда.

Парень опустил взгляд на её шею и грудь и тяжело сглотнул — всё было покрыто бордовыми пятнами; и он ужаснулся от осознания того, что ревность сотворила с ним и, в последствии, с ней. Правда, Аяму это пока что совсем не волновало.

Женская грудь покачивалась в такт толчкам, ладонь то и дело соскальзывала с потного плеча, и девушка уже ногтями цеплялась за него, оставляя красные борозды с капельками крови. Ноги постоянно ложились на мужские плечи, и Какучё, не выдержав, сместил руки с постели ей на колени, прижал их к её ключицам и зафиксировал в этом положении. Так толчки ощущались иначе — глубже, а кончик слегка изогнутого члена приятно натирал нужную точку.

Аяма закрыла глаза и закусила губу, потому что уже хотелось кричать от удовольствия. Какучё качнул головой в раздражении и принялся входить в неё так, что звон от шлепков ещё долгое время повторятся в голове. Но даже после этого она упрямо сдерживалась, а когда он спросил, в чём же дело, то в ответ услышал краткое:

— Соседи.

Хитто ничего не ответил и поджал губы — у них действительно были проблемы с новыми жильцами рядом, но разбиралась она. Видимо, ей хватило, раз теперь так беспокоилась о них.

— Не сдерживайся, я разберусь.

И Аяма, будто по приказу, тут же начала стонать — сначала тихо, едва слышно, а после громко, даже оглушающе. Кровать протяжно скрипела, а за стеной послышались громкие звуки, словно кто-то бил половником о кастрюлю. Какучё следил за тем, как тёмные волосы раскинулись по наволочке, как голова металась по подушке, как подрагивали ресницы.

Женское лоно сильно сжалось — девушку накрыл оргазм, — и Какучё от неожиданности коротко прошипел. Он ни на секунду не прерывался, даже несмотря на то, что входить в неё было крайне трудно, а сама девушка уже едва ли не тряслась от перестимуляции. Удовольствие где-то скопилось внизу живота, завязалось в тугой узел; Какучё ахнул от приятных ощущений, сделал пару финальных толчков и кончил, перед этим громко простонав.

Парень вышел из Аямы, осторожно вытянул женские ноги по бокам от своих бёдер и пробежался пальцами по синякам от его рук. Девушка лежала, стараясь лишний раз не двигаться, и восстанавливала дыхание. Какучё оставил быстрый поцелуй на её губах, на который она даже не пыталась ответить, и осторожно лёг на неё, устраивая голову на груди. Её ладони тут же зарылись ему в волосы и начали бережно перебирать пряди.

— Спина болит, — начала Аяма, вспомнив о главной новости, — и ещё долгое время будет болеть.

— Прости, перестарался, — пробормотал парень и погладил руками её бока. — С меня сеансы массажа. Сейчас отдохну пару минут и ещё синяки помажу мазью.

Девушке хотелось сказать, что он перестарался в их последнюю совместную ночь, когда кончил в неё два раза, но решила сдержаться. Тяжело вздохнув, она предприняла ещё одну попытку:

— Прости за моё постоянно меняющееся настроение, но тебе придется терпеть это ещё около года.

— Ничего, я привык.

Аяма хлопнула его по плечу, наигранно возмущаясь; он только усмехнулся и спрятал нос в ложбинке между грудью.

— И я хотела поговорить по поводу твоих запоев, — Какучё напрягся, сжал её талию и задержал дыхание, надеясь, что не станет спрашивать о причинах. А она не была дурой — знала, что это пока что запретная тема. — О них нужно позабыть, как и о своей организации. Хотя бы на время, но о первом лучше, конечно, навсегда.

Он приподнял голову и кинул в её сторону вопросительный взгляд — уже начинал догадываться, к чему клонит, но хотелось услышать подтверждение его мыслей.

— У меня задержка, Какучё, — прошептала она и провела пальчиком линию от виска до челюсти. — Через три дня пойду на обследование.

Какое-то время Какучё лежал неподвижно, неотрывно смотря на нее, но потом его губы начали медленно растягиваться в широкой улыбке, которую она видела очень редко. Послышался тихий мужской смех, а после женские визги и звонкое хихиканье — он начал осыпать её лицо поцелуями и сжимать в объятиях. Его грудь будто бы сдавило в тиски, но не от горя, печали или страха, а от гордости и внеземной радости.

— Если это не проблемы со здоровьем, если тесты не соврали, — Аяма выдержала паузу и продолжила: — и если у нас будет мальчик, то я бы хотела назвать его Изаной.

По щекам Какучё начали бежать слезы, и он тут же уткнулся ей в яремную впадину. Эмоции захлестнули его с головой, отчего он то плакал, то смеялся, а в конце просто изредка всхлипывал, шептал слова благодарности и много извинялся.

В дверь начали звонить надоедливые соседи, но семье Хитто было совсем не до этого.