В осколках зеркала, вижу твои черты,

В глазах родных лукавый огонь и покой,

И хочу коснуться, но вдруг исчезаешь ты,

За гранью войны и потерь уже не будешь со мной.

И никто не скажет, никто не разделит боль

И радость тоже не с кем теперь делить,

Вы ушли мгновенно, такая уж ваша роль,

И это ничем не исправить, не изменить.

Самых близких людей слишком рано призвали боги,

И я остался один, проклиная мир,

За то, что вели нас этим путём дороги,

За то, что такой попался ориентир.

В печали моей нет ничьей абсолютно вины,

Я проклят за гордость, за то, что желал быть правым,

За то, что выбрал себя, исключая «мы»,

За то, что давно пренебрёг рассуждением здравым.

Теперь, на руинах жизни один, один,

И мне не простить себя, не подняться снова,

Но я буду жить и останусь всегда невредим,

Чтоб защитить остатки семьи и крова.

А в доме моём давно пустота и холод,

Неизменно это ни тёплой весной, ни летом,

Я лишь вспоминаю о том, как был счастлив и молод,

И сожалею о том, что теперь ты бродишь по свету.

Ты ходишь по миру с тенью своей белоснежной,

Безмятежно на флейте играешь, утро встречая.

Не думай, что я к тебе вьюгой холодной снежной,

Не думай, что я не помню и не замечаю.

Я помню всё, и в ту ночь — ты понять меня сможешь —

Я не только сестру потерял, потерял и брата.

И скажи мне теперь, что душу мою тревожит?

Разве флейта твоя в этом может быть виновата?

Я из гордости только, от горя и от безысходности

Виноватых искал, был отчаянно несправедлив.

Как исправить скажи? Мне не хватит ни сил, ни совести,

Обратиться к тебе, если будешь ты молчалив.

Я не стану тревожить, не встречу тебя укорами,

Не заставлю приехать, что хочешь мне говори,

И больше не стану томить тебя глупыми ссорами,

У меня лишь просьба одна — умоляю, живи.