С каждым последующим посещением «Цветок льва» казался Эмме всё менее и менее интересным. Она рассеянно водила картошкой фри в наполненной кетчупом стеклянной чашке. Она уже выиграла партию в бильярд, с треском продула в дартс и попробовала все три гамбургера из скудного меню (победил с беконом и сыром). И теперь с откровенно скучающим видом наблюдала за пьяными попытками Дэвида и Киллиана флиртовать с местными красотками.
— Оправдал себя быстрый перевод в убойный? — спросила прокурор Бланшар, притворяясь, будто ей жутко интересно, как подвыпивший Дэвид на весь бар горланит: «Детка, я, наконец, нашёл тебя!»
— Как тебе сказать…
— Леди, вы готовы пережить идеальный романтический вечер? — пропел Киллиан, набравшийся поболе всех собутыльников вместе взятых. — «Патамушта» Свон говорит…
Раскрасневшийся Дэвид прервал напарника на полуслове:
— Простите его! — сказал он авторитетно. — Наслаждайтесь едой… Киллиан немного перевозбудился, и его можно понять, ведь это наши первые полноценные выходные. Первые за последний месяц!
— Месяц? — удивилась Эмма. — Как так вышло?
— Видишь ли, Локсли, похоже, считает, что свободное время — наш враг, — проворчал Нолан.
Мэри-Маргарет улыбнулась, сделала маленький глоток своего напитка.
— Интересно, почему? — и жестом указала на его напарника, пытавшегося вскарабкаться на барную стойку.
— Брось, бро, ты слишком напряжён. Немного зелья мужества для ухаживаний за дамой? — Джонс поиграл бровями. — Ещё один круг вашего добротного рома, милейший! — крикнул он ухмыляющемуся бармену.
— Нет, отстраняю вас обоих! — провозгласила Мэри-Маргарет. — Иначе остаток драгоценных выходных промучаетесь головной болью.
Эмма рассмеялась, когда мужчины уставились на Бланшар своими щенячьими глазками, как парочка обруганных детишек.
— Вообще-то мне пора, — она сверилась с часами. — В отличие от вас, ребята, я в эти выходные работаю над делом сенатора, и мне завтра вставать на рассвете, чтобы пробежаться с Реджиной, — это была прекрасная возможность познакомиться получше с одним из её героев, возможно, даже подружиться. Она не хотела прошляпить её.
Имя напарницы произвело эффект разорвавшейся бомбы. Мэри-Маргарет чуть не подавилась напитком, а детективы мигом протрезвели.
— Реджиной? — дрогнувшим голосом переспросила прокурор. — Детективом Миллс?
Эмма гордо улыбнулась.
— Единственной и неповторимой, — она бы соврала, если бы сказала, что ей не нравится быть единственным человеком на весь убойный, сумевшим завоевать симпатии старшего детектива.
— Ты бегаешь вместе со Злой королевой? — воскликнул Киллиан. — Мне надо больше рома.
— Злой королевой? — Эмма в замешательстве склонила голову. — Первый раз слышу.
— Мы ждали, пока ты перестанешь молиться на неё, — пояснил Дэвид. Он исподлобья взглянул на напарника, который лишь пожал плечами и отхлебнул новую порцию любимого напитка.
— Её слегка заносит на поворотах, — нехотя согласилась Эмма. — Но «Злая» — это перегиб.
— Сексизм в чистом виде, — объявила Мэри-Маргарет. — Женщин на руководящих должностях общество оценивает по другим критериям, нежели мужчин, тем не менее, детектив Миллс… она несколько особенная.
— Она скучная, — пожаловался Киллиан. — И вы тоже. Давай, Свон, один танец перед тем, как ты уйдешь? — он схватил её за руку и попытался закружить с ней в танце, но всё кончилось тем, что налетел на барный стул и пролил ром.
— Я не танцую, — со смехом отмахнулась Эмма. — И, похоже, ты тоже. Боюсь, тебе понадобится больше практики, прежде чем возьмёшься ухаживать за девушками, приятель.
— Поддерживаю, — Мэри-Маргарет лукаво улыбнулась. — Дэвид тоже мог бы попрактиковаться перед нашим следующим «двойным свиданием».
— Она сказала это! — завопил Киллиан. — Действуй, бро! — он потащил сопротивляющегося детектива Нолана на танцпол, неуклюже расталкивая окружающих, наступая им на ноги, да и в целом разыгрывая целый спектакль.
Мэри-Маргарет, посмеиваясь, вытащила мобильный.
— Я пришлю тебе видео, — пообещала она. — А ты иди домой, выспись, чтобы завтра не отставать от её величества.
— Уверена? — спросила Эмма виновато, указывая на пьяных детективов, зажигающих на танцполе. Она не хотела, чтобы Мэри-Маргарет в одиночку разбиралась с нажравшимися мужиками, но ей действительно нужно было идти.
— У меня будет видео, — повторила Мэри-Маргарет и нажала запись, как раз в тот момент, когда Киллиан затащил Дэвида на стол, и теперь они во всё горло вопили первый куплет «Не переставай верить!» — И очень скоро оно будет не только у меня.
***
Эмма очень гордилась собой, а всё из-за того, что она вовсю разминалась на обочине беговой дорожки, когда Реджина пришла на пробежку. Она не помнила, чтобы просыпалась так рано субботним утром, по крайней мере, с тех пор, как Генри подрос.
— Доброе утро, приятельница по пробежкам! — поприветствовала она бодро.
Реджина проворчала что-то неразборчивое.
— Не ранняя пташка? — предположила она. В ответ снова получила недовольное ворчание. — Не душа компании?
— Давайте просто пробежимся, детектив Свон, — процедила Реджина.
Эмма в замешательстве нахмурилась.
— Мы вернулись к «детектив Свон»? — спросила она, обращаясь в основном к себе. Любопытно, чем же, чёрт возьми, заслужила резкое изменение отношения — накануне расставались хорошими приятельницами. Но Эмма боялась спрашивать, а Реджина — детектив Миллс? — уже бежала прочь. Она пожала плечами и поспешила следом.
Первые шесть километров они преодолели в молчании. Оно не давило, наоборот, было уютным, не считая того, что Эмма всё никак не могла сообразить, из-за чего напарница внезапно возненавидела её. Они бежали в удивительно равномерном ритме. Эмма двигалась чуть медленнее, но не отставала за счёт более размашистых шагов.
Всё шло хорошо, пока Эмма не почувствовала, как её ногу свело слабой судорогой, которая очень быстро стала невыносимой. Она сжала зубы и постаралась не обращать внимания. Меньше всего ей хотелось раздраконить и без того раздражённую Реджину Миллс, впрочем, старший детектив, похоже, мгновенно заподозрила неладное.
— Судорога? — замедлив шаг, она оглянулась на напарницу.
— Да, пустяковая, — Эмма со стоном захромала дальше. — Не обращай внимания.
— Давай сойдём с дорожки, — предложила Реджина. — Попытайся растянуть спазмированную мышцу. Тебе надо походить. Дыши часто и глубоко. Второй день всегда самый сложный.
Эмма болезненно поморщилась.
— Ты можешь продолжать без меня, — с досадой сказала она. — Не хочу портить тебе пробежку.
Реджина не ответила. Вместо этого она стала объяснять, что необходимо делать вращательные движения правой стопой.
— Если это не сработает, попробуй помассировать костяшками пальцев. Как по мне — это очень здорово помогает.
— Ты часто сталкиваешься с таким? — задыхаясь от боли, спросила Эмма.
— Я бегаю больше двадцати пяти лет, — напомнила Реджина. — Давай помогу, — она опустилась на колени рядом с Эммой, стала массировать её ногу. — Тут болит? — Эмма вскрикнула, тем самым подтверждая, что напарница нащупала точное место спазма.
«Разве не странно?» — мгновение Эмма растерянно наблюдала за действиями Реджины, но затем пожала плечами, решив не зацикливаться на происходящем.
— Спасибо, — выдохнула она, почувствовав, что боль отступила. — Вроде бы полегчало.
— Мне говорили, что у меня волшебные пальцы, — улыбнулась Реджина. — Готова бежать дальше?
— Да, прости, что сбиваю с ритма, — Эмма по-прежнему держалась чуть позади. Она заметила, что Реджина стала бежать медленнее, как пить дать, из-за неё, и ощутила лёгкий укол вины.
— Ерунда, дорогая. Я прекрасно знала, что ты менее опытна, когда соглашалась тренироваться вместе. Не мне винить тебя за промедление.
Несколько минут они бежали молча, пока Реджина, оглянувшись, не обратилась к своей «приятельнице по пробежкам».
— Эмма, прости, — выпалила она. — За поведение. Мне не следовало грубить тебе.
— Ах это… не переживай, — Эмма была немного удивлена, но в то же самое время рада, что не сделала ничего такого, что могло бы расстроить Реджину и пробудить в ней «Злую королеву». — Мало кто пышет жизнерадостностью в пять утра. Никаких обид.
— Спасибо. Я плохо спала ночью, и обычно мне нужно пробежать несколько километров, чтобы прочистить мозги.
Эмма склонила голову, поражённая неожиданным признанием замкнутой напарницы.
— Ясное дело, — затараторила она. — Знаешь, сегодня суббота. Мы могли бы поспать подольше, если у тебя выдалась нелёгкая ночка.
— Могли бы, — согласилась Реджина, — но мне нравится наблюдать за рассветом, — с этими словами она снова ускорила темп.
Эмма растерянно хмыкнула, но тоже побежала быстрее, чтобы не отстать.
***
— Прекрасно, Реджина, ваша рана благополучно заживает, — сообщает доктор хорошо поставленным голосом с толикой ложного воодушевления, а сам избегает встречаться с ней взглядом. — Вы восстанавливаетесь быстрее, чем мы предполагали, особенно учитывая характер полученного ранения.
Реджина неопределённо хмыкает. Она не может вспомнить, когда в последний раз собеседники смотрели ей в глаза; даже родители перестали. Наверняка боятся увидеть то, что может обнаружиться в её душе, если заглянуть слишком глубоко: боль, пустоту, отчаяние.
Или того хуже: ни-че-го.
Не то чтобы ей не плевать. Она не хочет жалости.
— Как быть с физическими упражнениями? — спрашивает Робин.
Они с Мэриан настаивали на том, чтобы сопровождать её на все встречи с доктором, чтобы «удостовериться, что она следует его указаниям». Реджина с удовольствием вцепилась бы в глотки обоим, но в последнее время её хватает только на то, чтобы валяться на диване Локсли и пересчитывать трещины на потолке. Перенапряжение ей точно не грозит.
— Вы можете увеличить интенсивность и продолжительность, но только в том случае, если упражнения не доставляют вам болезненных ощущений, — доктор ей попался не самый толковый, но хотя бы всегда обращается непосредственно к ней, за что ему большой плюс. — Понимаю, вы хотите как можно скорее восстановиться, чтобы вернуться на работу, но я бы посоветовал начать с чего-то попроще, с плавания или езды на велосипеде.
— А если она настаивает на беге? — спрашивает Мэриан.
Реджина корчит до ужаса недовольную гримасу, потому что знает, — это останется незамеченным. Мэриан и Робин, по своему обыкновению, неловко отводят глаза, когда обсуждают её состояние с лечащим врачом.
— Можете бегать на короткие дистанции, — голос доктора Симса звучит неуверенно. — Просто… Если почувствуете острую боль в животе — сразу же прекращайте, хорошо?
— Разумеется, — шипит Реджина и бросает недовольный взгляд на Робина и Мэриан. Что бы парочка ни замышляла, она не собиралась распыляться на физические упражнения, как и разговаривать с ними до конца дня.
И о пробежках она тоже не думает.
Ни утренних и ни вечерних.
Ни о каких.
…Уайт наклоняется над ней с ножом. Острое лезвие сверкает в холодном лунном свете. Пистолет на прикроватной тумбочке, но она не тянется за ним. Вот какого, спрашивается, хера?! В её голове бьётся только одна отчаянная мысль: защитить ребёнка. Охрипшая от постоянных криков, она сжимает в объятиях Дэниела, но глаза его остаются пустыми и невидящими, а кровь заливает всю кровать…
Сильная рука встряхивает Реджину за плечо, вырывая из ночного кошмара, и, когда она, раздосадованная открывает глаза, наталкивается на обеспокоенный взгляд Робина.
— Ты в порядке?
Реджина не удостаивает его ответом. Сердце бешено колотится. Она прекрасно помнит, что последовало бы дальше во сне, и никак не может настроиться на рациональный разговор. Пусть это всего лишь воспоминание, но бегущий по венам адреналин делает его очень и очень реальным.
— Мы собираемся на утреннюю пробежку, — сообщает Мэриан. — Присоединишься?
Реджина не горит желанием перенапрягать израненное тело, не говоря о том, чтобы поддаваться на нелепые провокации активной парочки, но не успевает и рта открыть.
Робин бесцеремонно пихает ей в лицо пару кроссовок.
— Док дал добро, — заявляет он с раздражающей улыбкой. — Если хочешь и дальше отсыпаться в нашей квартире, тебе придётся принять наш образ жизни.
Разум вопит, что она не хочет оставаться в этой квартире, никогда не хотела, но тело покорно подчиняется. Она надевает кроссовки и молчаливой тенью следует за парочкой идиотов. Сначала на улицу, а затем вниз, к реке.
Через пять минут бега трусцой она испытывает искреннее желание поблагодарить Локсли. Ощущение асфальта под ногами такое знакомое, но вместе с тем забытое за месяцы реабилитации приносит ей долгожданное облегчение. Она почти берёт привычный ритм, и пусть бежит немного медленнее, чем Робин и Мэриан, этого хватает, чтобы прогнать демонов, засевших в голове, и почувствовать связь с собственным телом, как вдруг живот пронзает острая боль.
Согнувшись пополам, тяжело дыша, она пытается перебороть боль, но парочка имбецилов сразу замечают, что с ней что-то не так, и останавливаются.
— Болит? — спрашивает Робин.
— Оказывается, если захерачить ножом в матку, можно нанести серьёзные увечья организму, — цедит Реджина сквозь сжатые зубы. — Кто бы мог подумать?
— Тебе нужна передышка? — Мэриан кладёт руку ей на плечо, но Реджина решительно сбрасывает её. Она не хочет, чтобы подруга жалела её, хватает и того, что снующие мимо бегуны и велосипедисты бросают сочувствующие взгляды.
— Я в порядке. Не ждите меня, — бормочет она. Окружающий мир плывёт перед глазами, и она сходит с беговой дорожки, чтобы попытаться прийти в себя и восстановить сбившееся дыхание. Как только Локсли скрываются за поворотом, она обхватывает руками пульсирующий живот и обессиленно падает на колени. Сквозь ткань рубашки она может нащупать рубцы, розоватые и воспалённые, странным образом горячие против её холодных рук. Таких же холодных, как Дэниел и ребёнок, который должен был появиться на свет — она смотрит на часы — сегодня.
Реджина сглатывает и прикрывает глаза в попытке сдержать подступающие слёзы.
Господи, как же болит. Везде.
Она хочет к Дэниелу.
Она хочет, чтобы Дэниел разбудил её сладким поцелуем в лоб, сказал, что всё это — ужасный сон, и позвал красить стены в детской.
Но, когда она открывает глаза, обнаруживает себя стоящей на коленях в нескольких шагах от реки Чарльз с зарубцевавшейся раной на животе — единственным напоминанием о беременности.
— Помочь встать? — раздаётся голос у неё за спиной.
Реджина принимает помощь. Она даже не смотрит на лицо. Просто позволяет поднять себя на ноги и, спотыкаясь, возвращается на беговую дорожку. Со стороны она, наверное, смахивает на Квазимодо. Тащится, согнувшись пополам, и продолжает держаться за живот, будто считает, что внутренности вывалятся, если она уберёт руки.
Медленно переставляя ноги, Реджина неспешно идёт вперёд со скоростью, больше подходящей для восьмидесятилетних стариков, но она рада, что способна хотя бы на это. Так себе, конечно, но всё лучше, чем ничего.
«Двигаться дальше. Дэниел хотел бы, чтобы я не останавливалась», — решает Реджина.
Сквозь слёзы, застилающие глаза, она видит первые розоватые отблески рассвета и делает ещё один неуверенный шажок ему навстречу.
***
Утренняя пробежка не прошла даром. Новый рабочий день Реджина и Эмма встретили в хорошем настроении, от которого не осталось следа, когда они переступили порог общей комнаты. Локсли, разодетый в деловой костюм, встретил их мрачным взглядом.
— Миссис Биллинг в моём кабинете, — сообщил он. — Жду вас там через пять минут.
— Что это с ним? — шёпотом спросила Эмма у напарницы, как только Робин повернулся к ним спиной. — Мы сделали что-то не так?
Реджина пожала плечами.
— У нас нет зацепок. Наша это вина или не наша… это ровным счётом ничего не меняет.
— И она бесится.
— Ты бы тоже бесилась, если бы твоего мужа убили, а полицейские не могли поймать виновного, — заметила Реджина. — «По крайней мере, именно так ведут себя люди, когда хотят, чтобы копы поверили, что вы не имеете к этому отношения», — добавила она мысленно, решив не высказать предположений вслух, пока в соседней комнате восседает «убитая горем» вдова.
— Но мы думаем…
Реджина шикнула на напарницу.
— Да, думаем, — прошептала она. — Но у нас нет доказательств, и мы не можем озвучивать наши подозрения, не то она заметет следы. Надо усыпить её бдительность чувством ложной безопасности. Ты готова?
Эмма расправила плечи и разгладила помятый пиджак.
— Да, конечно, — сказала она нерешительно.
Реджина подавила порыв потрепать младшего детектива по плечу.
Миссис Биллинг встретила полицейских, вошедших в кабинет Локсли, холодной вежливостью.
— Детективы, ваш лейтенант сообщил мне, что вы не продвинулись ни на шаг к поимке убийцы моего мужа. Пожалуйста, скажите, что он заблуждается.
Робин выглядел виноватым, и Реджина подавила желание послать ему осуждающий взгляд.
— Миссис Биллинг, уверяю вас, мы делаем всё от нас зависящее, чтобы найти виновного, — уверенно сказала она вдове. — Но на это требуется время.
— Значит, ничего нет.
— Полагаю, наш лейтенант сообщил вам, что мы смогли определить причину смерти, но в силу… необычных обстоятельств не смогли сузить круг подозреваемых.
— Так скажите мне, — потребовала женщина яростно. — Возможно, я смогу помочь.
Эмма украдкой взглянула на Локсли и, заручившись одобрительным кивком, ответила:
— Ваш муж погиб от змеиного укуса. Соболезнуем.
Миссис Биллинг прищурилась.
— Змеиного укуса? Убийца… змея?
— К сожалению, это не случайная смерть. Вашего мужа укусила очень редкая и ядовитая змея. Она никак не могла попасть в ваш дом самостоятельно. Не переживайте, вы в безопасности, мы поручили службе контроля животных обыскать ваши владения, и они ничего не нашли.
Эмма не сводила внимательного взгляда с лица вдовы. Миссис Биллинг выглядела немного потрясённой, но не более того, так сразу и не скажешь, оправданы подозрения в её адрес или нет. Впрочем, следующие слова «несчастной» заставили Эмму насторожиться.
— Арабские террористы, это всё они! Кто ещё мог достать змею?
— Мы не… — заговорила, было, Эмма, но напарница незаметно пихнула её локтем.
— Вы говорите, ваш супруг получал угрозы от радикальных группировок, — на одном дыхании выпалила Реджина. — Не могли бы вы рассказать побольше? Вы сказали, они выходцы с Ближнего Востока?
— Да, именно так, — вдова пустилась в пространные рассуждения о том, как её муж сделал несколько противоречивых высказываний о мемориале погибшим в терактах одиннадцатого сентября, после чего получил шквал «писем счастья» от мусульманских организаций. Эмма не вслушивалась. Она для себя всё решила.
— Одно «но», — произнесла Эмма. — Мы не обнаружили ни одной угрозы. Без весомых доказательств у нас нет никаких зацепок, а слова в суде не имеют никакого веса.
— Да, — добавила Реджина. — Было бы очень кстати, если бы письма каким-то образом сохранились, хотя бы парочка копий, чтобы мы могли выйти на след отправителей.
Миссис Биллинг выглядела крайне оскорблённой.
— Вы мне не верите?! — разозлилась она. — Вы с ними заодно! Вот почему террористы побеждают! — с этими словами она вылетела из кабинета, не забыв хлопнуть дверью.
Локсли приподнял бровь.
— Мне показалось, или она немного…
— Чокнутая? Расистка? Подозрительная? — перечислила Эмма.
— Всё сразу. Пожалуйста, скажите, что у неё есть алиби, и что мы не слили репортёрам информацию о гадюке из Аграбы?
— А мы этого не сделали? — изумилась Эмма. — То есть, я могу понять, почему нам выгодно не разглашать информацию, но разве не наш прямой долг предупредить общественность о смертельно ядовитой змее, разгуливающей на свободе?
Локсли покачал головой.
— Мы думаем, что убийцы, кем бы они ни были, изначально были нацелены на сенатора, и они наверняка имели опыт со змеями, раз смогли достать такую редкую особь. Служба контроля животных не нашла никаких следов гадюки, поэтому я предполагаю, что убийцы забрали её с собой.
— На жену ничего нет, — со вздохом признала Реджина. — Мы продолжим присматриваться.
— Продолжайте, — одобрил Локсли. — И проверьте все связи. Мне нужны все подробности её жизни, но не переусердствуйте. Не в наших интересах, чтобы нас затравили за беспричинное преследование скорбящей вдовы.
***
— У нас есть анонимная наводка? — Эмма удивлённо вскинула брови. — Я думала, такое только по телевизору бывает.
— Не только, иногда случается, но ни капельки не облегчает нам жизнь, когда дело доходит до показаний в суде, — проворчала Реджина. — Что мы имеем?
— Фотографии жены сенатора с каким-то парнем, — Эмма ткнула пальцем в зернистое чёрно-белое изображение миссис Биллинг, выходящей из пятизвездочного ресторана в обществе хорошо одетого мужчины. Высокого и темноволосого. Большего Эмма разглядеть не смогла. Он мог быть кем угодно, но точно не мужем: тот был невысоким и с ранней сединой.
— Есть какая-нибудь информация по личности «парня»?
— Локсли показал фотографию родственникам сенатора, они говорят, наш клиент похож на семейного адвоката по недвижимости.
— Вот оно что, — пробормотала Реджина. Она надеялась на что-то поинтереснее. — У каждой зажиточной семьи есть адвокат по недвижимости, а то и несколько. Деловые ужины — часть их работы.
— Откуда ты это знаешь? — улыбнулась Эмма и шутливо продолжила: — Ты на самом деле богата? У тебя есть адвокат? А здесь ты работаешь забавы ради?
— Я — нет, — закатила глаза Реджина. — А моя мать — да, отсюда и мои познания.
Эмма снова показала ей фотографию.
— Ладно, допустим, и твоя мать наряжается так ради деловой встречи со своим представительным адвокатом по недвижимости?
Реджина внимательно изучила платье миссис Биллинг. Даже несмотря на отвратительное качество изображения, в глаза бросалось впечатляющее декольте. Она медленно покачала головой.
«Не думаю», — отметила Реджина про себя, а вслух признала: — Стоит проверить, — она не хотела цепляться за сомнительную наводку, скорее всего, бесперспективную, при том, что они ни на йоту не продвинулись в расследовании, но нужно было что-то делать. Желательно подальше от полицейского управления. Нолан и Джонс должны были появиться с минуты на минуту, а Реджина предпочла бы, чтобы ей повыдёргивали ногти на руках, один за другим, чем выслушивать до позднего вечера разговоры двух недоумков. Особенно если Джонс и дальше будет подкатывать к её напарнице. — На этой фотографии даже даты нет.
— Нет. Снято на хреновенький мобильник.
— Замечательно, — застонала Реджина. — У этого с иголочки одетого адвоката хотя бы имя есть?
— Да, Сидни Гласс.
— У твоей мамы есть адвокат по недвижимости? — уточнила Эмма в машине. — Выходит, ты неприлично богата, да?
— Мне не нравится этот разговор, — коротко ответила Реджина. Она не сводила взгляда с дороги. — Но да, думаю, можно сказать, что мои родители довольно обеспеченные люди.
Эмма уставилась в экран мобильного. Реджина заподозрила, что она выискивает информацию о её семье, но лишь тяжело вздохнула и перевела взгляд на навигатор. Движение на Авеню Содружества оставляло желать лучшего — и это за полдень! Поездка в пятнадцать минут рисковала затянуться на все тридцать.
Эмма ахнула.
— Офигеть, твоя мать Кора Миллс? Та самая Кора Миллс? Почему я этого не знала?
— Потому что до сегодняшнего дня ты не сталкерила за мной?
— Прости? — насмешливо переспросила Эмма, едва ли до конца понимая, что перешла границы дозволенного. — Всё, я убираю мобильный, ладно? Но почему тебе неловко из-за богатства? Если бы моя мать была генеральным директором «Миллс Финансиал», я бы не молчала. И я бы не работала копом… кстати, что ты делаешь в полиции?
Реджина застонала, сжала челюсти.
— Хотела жить собственной жизнью и машину с мигалкой в придачу, — пробормотала она. — А ты?
— А я думала, что форма — это секс, — выдала Эмма беззаботно.
Реджина не сдержала смешок.
— Но ты не носишь форму, — заметила она.
— Да! А ты не разрешаешь мне ходить в куртке! Должна признаться, в этой одежде мне неуютно.
— Твоя куртка смотрится совершенно непрофессионально, — проворчала Реджина.
— Знала, что ты так скажешь. Серьёзно, почему тебе неловко говорить о деньгах? Твоя мама очень успешная женщина… Чего тут стыдиться?
Реджина хотела зажмуриться, но приходилось следить за дорогой. Она ненавидела этот разговор всеми фибрами души.
— Того! — огрызнулась она. — Каждый раз, когда затрагивается тема моей семьи, люди спрашивают, почему я решила стать полицейской, будто это шаг назад! Не понимаю, почему так сложно поверить, что я выбирала работу по той же причине, что и миллионы других людей?! Что мне это интересно и приносит удовлетворение?! Ты сама коп, как думаешь, почему я работаю в полиции?! — Эмма выглядела ошеломлённой, немного напуганной, и Реджина запоздало осознала, что сорвалась на крик.
— Я… Поняла… Да… Всё… Поняла, — пробормотала Эмма. — Я не хотела переступа…
— Знаю, — ответила Реджина спокойнее. — А я не должна была срываться, но работа — это вся моя жизнь, и…
— Да, деликатная тема. Я поняла. Правда. Не понаслышке знаю, каково это, когда люди подвергают сомнению все твои решения… Это не моё дело.
Реджина выдохнула.
— Конечно, знаешь, — она вспомнила ремарки Эммы о подростковой беременности. В прошлом её новая напарница столкнулась с множеством трудностей, о которых тактично помалкивает. Удивительно, но в какой-то момент Реджина поймала себя на том, что надеется когда-нибудь услышать от неё подробности.
— Как бы там ни было, думаю, мы на месте… — Эмма указала на причудливое мраморное здание. — Адвокатская контора «Симпсон и Гласс».
— Твоя правда, — Реджина припарковалась очень искусно, что называется, не глядя.
Эмма восхищённо присвистнула.
— Впечатляет. Я считаю себя довольно искушённым водителем по бостонским меркам, но всё ещё пасую перед параллельной парковкой.
— Я могу делать это с закрытыми глазами. Подозреваю, именно так оно и выглядит, — Реджина испустила короткий смешок. — Но только на этой машине.
— Кто знает, может, я и достигну такого уровня мастерства, если ты когда-нибудь разрешишь мне сесть за руль, — подколола Эмма. — У тебя проблемы с контролем или как?
— Или как.
— Круто. Итак, как ты хочешь это обыграть?
— Обыграть? — Реджина приподняла бровь. Вышла из машины, одёрнула пиджак. — Что ты имеешь в виду?
— Допрос подозреваемого. Как мы до него доберёмся?
— Начнём с того, что он пока не подозреваемый. Мы будем вести себя очень дружелюбно и поблагодарим за уделённое нам время. Дальше посмотрим по обстоятельствам.
— Ну вот… — протянула Эмма шутливо. — Ненавижу быть дружелюбной. Когда мы перейдём к интересной части?
— Надеюсь, скоро. Самой не терпится покончить с этим делом.
Детективы поднялись на лифте в офис Гласса, где секретарь сообщила им, что адвокат на встрече с клиентом, но минут через десять должен освободиться.
Реджина устроилась на кожаном диване и теперь наблюдала за напарницей, которая разглядывала роскошное убранство приёмной с видом Дороти, впервые оказавшейся в Изумрудном городе.
— Не Канзас, да? — усмехнулась Реджина.
— Что? — Эмма не слушала. Она на полном серьёзе подумывала достать телефон, чтобы сделать несколько фотографий на память. — Хрустальная люстра? Настоящая? Если у него такая приёмная, на что тогда похож кабинет?
— Скоро узнаем, — губы Реджины дрогнули в весёлой усмешке.
— Мистер Гласс готов вас принять, — объявила секретарь мгновением позже.
— Похоже на то, — согласилась Эмма. Она почти застенчиво вошла в кабинет следом за Реджиной, где их встретил адвокат с приветливой, но несколько снисходительной улыбкой, в костюме за пять тысяч долларов.
— Сидни Гласс, Эсквайр, — представился он, встав из-за стола, чтобы пожать им руки. — Чем могу… — и осёкся, вперившись похотливым взглядом потемневших глаз в старшего детектива.
Реджина мысленно застонала — она не настроена играть в эти игры. Она услышала, как Эмма фыркнула, и подавила желание сделать ей выговор, очевидно же, что адвокат пока не заметил её присутствия.
— Мистер Гласс, — заговорила Реджина авторитетно. — Детектив Реджина Миллс, а это моя напарница — детектив Эмма Свон. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов о вашей работе с недвижимостью четы Биллингов.
— Да, конечно, — отозвался он рассеянно, продолжая пялиться на грудь Реджины. — Я скажу вам всё, что вы хотите.
***
Робин поднял глаза от документов, лежавших на столе, как раз в тот момент, когда Миллс и Свон переступили порог общей комнаты. Одна по-своему обыкновению выглядела взбешённой, вторая же с кем-то увлечённо разговаривала по мобильному телефону. Робин вскочил из-за стола, высунулся из кабинета, крикнул:
— Как прошло с адвокатом? — у Реджины только пар из ушей не шёл, что было несколько странно, потому что на прошлой неделе она держалась молодцом и была весьма приятной в общении, несмотря на стресс, сопряжённый с текущим расследованием. Всё-таки общение с детективом Свон, дружеское или что там между ними происходило на самом деле, Робин ни за что не стал бы осуждать, шло Реджине на пользу.
— Мудак, — припечатала Реджина. — И хреновый лжец.
— По-вашему, он замешан? — оживился Робин. — Каковы шансы…
— В чём-то точно замешан, — проворчала Реджина. — В убийстве или в чём-то другом — неизвестно. У нас нет доказательств, но лжец из него хреновый.
— Что насчёт ужина с миссис Биллинг?
— Утверждает, что это была деловая встреча относительно изменения завещания, но по словам родственников документ хранится в сейфе, который не открывали годами.
— Родственники тоже могут обманывать, — заметил Робин. Зря, конечно, потому что Реджина метнула в него ледяной взгляд. — Или их просто не проинформировали.
— Спасибо, я знаю. А ещё он неровно дышит к миссис Биллинг. Ты бы видел, какие слюни он пускал на эту размытую, крошечную фотографию.
— Ясно, понятно, но «а ещё он неровно дышит» в суде не предъявишь, — произнёс Робин, посмеиваясь, в то время как Реджина смотрела на него таким взглядом, будто он был букашкой на подошве ботинка. Иногда справиться с её перепадами настроения можно было только при помощи юмора.
— Я…
— Да, вы знаете, детектив, я помню. Просто развиваю в себе способность замечать очевидное.
Реджина хмыкнула, отвернулась.
— Я знаю, что он замешан, — вздохнула она. — Но это расследование…
— Расскажи мне об этом, — поддакнул Робин. — Как там Свон? — он кивком указал на младшего детектива, которая продолжала воодушевлённо общаться по мобильному. — У неё всё нормально?
— Что? — Реджина явно не ожидала такого вопроса. — Да, насколько знаю, всё отлично. Думаю, она разговаривает с сыном.
— С сыном? — Робин удивлённо вскинул бровь. Он не подозревал, что у Свон есть дети, почему-то даже не рассматривал такой возможности. В этот самый момент Эмма подошла ближе, и он, сам того не желая, случайно услышал окончание разговора:
— Хорошо, милый, мне пора работать. Да, мне надо идти. Увидимся через пару дней. Люблю тебя, Генри.
— Генри? — опешил Робин. — Разве не так… — ему не надо было видеть лицо бывшей напарницы, чтобы знать, что она побледнела, на скулах заходили желваки, а в душе разверзлась беспроглядная тьма. Твою мать. — Реджина, я не хотел…
Но та уже бросилась прочь.
***
Деньки у сотрудников убойного отдела выдались адские, и Эмма начала понимать, за что её напарницу прозвали «Злой королевой». Она даже полчаса не могла просидеть спокойно, чтобы не обрушиться с язвительным комментарием на кого-то из детективов, но бывало и такое, что проявляла агрессию в открытую. Даже невосприимчивый к провокациям Локсли старался не попадаться лишний раз ей на глаза.
— Детектив Свон, обязательно так громко стучать по клавиатуре? — прошипела Реджина. Все остальные, не сговариваясь, затаили дыхание.
— Да, — ответила Эмма. — Если только вы не хотите приобрести мне новую клавиатуру с бесшумными клавишами, — она не знала, что довело напарницу до такого состояния, и не понимала, почему это растянулось на несколько дней. Неужели из-за расследования? Она, Эмма, что-то сказала или сделала не то? Проблемы в личной жизни?
«У Реджины вообще есть личная жизнь?»
Из размышлений её выдернул сигнал, известивший о новом сообщении — электронном письме от офицера Лукас, пытавшейся нарыть что-нибудь занятное на Сидни Гласса. Эмма жадно прочитала информацию и широко улыбнулась. Прекрасно, кажется, появилась зацепка.
— Руби нашла кое-что на Гласса, — доложила она напарнице воодушевлённо. — Его брат разводит змей. Он живёт в Филадельфии. Вот почему мы сразу на него не вышли.
— Серьёзно? Он разводит гадюк из Аграбы?
Эмма просмотрела сообщение ещё раз, разочарованно покачала головой.
— Не зарегистрировано ни одной, но это не значит, что он не припрятал парочку на своей ферме.
— Не значит, — согласилась Реджина. — Думаю, нам надо ещё раз допросить Гласса и, возможно, поговорить с его братом.
— Мы поедем в Пенсильванию? — Эмма разочарованно поморщилась. Она ждала Генри, который должен был приехать в Бостон уже завтра, и ей бы очень не хотелось разъезжать сейчас по командировкам.
— Давай решать проблемы по мере поступления, — предложила Реджина. — Я свяжусь с департаментом Филадельфии и попрошу помочь нам, — она встала из-за стола. — Поехали. Огорошим нашего приятеля Сидни парочкой вопросов.
Позвонив в офис Гласса, чтобы убедиться, что он на месте и готов их принять, детективы отправились в путь.
Пять минут они ехали в напряженной тишине, после чего Эмма осознала, что она не может этого больше вынести.
— Слушай, прости, что чем-то выбесила тебя, — выпалила она, — но ты могла бы просто сказать мне, что я такого натворила, а не отыгрываться на остальных, не находишь?
Реджина выглядела удивлённой и немного растерянной.
— Ты ничего не сделала.
— Ты включила режим «Злой королевы» после нашей поездки к Сидни. Я связала это с нашим разговором в машине. Помнишь, я расспрашивала тебя о маме и прочем?
— Вот оно что… — сказала Реджина тихо. Обычно она не возражала против прозвища — оно странным образом заставляло чувствовать себя могущественной — но ей почему-то было больно слышать его из уст напарницы. Реджина поспешила отмахнуться от этих мыслей. У неё не было времени разбираться в набирающих обороты, непонятных чувствах к Эмме Свон. — Не беспокойся, дорогая, моё поганое настроение не имеет к тебе никакого отношения.
На самом деле Реджина была не до конца честна, но её тараканы слишком мудрёные, и она не собиралась знакомить их с Эммой, которая не виновата, что выбрала для сына именно это имя, способное воскресить неприятные воспоминания, как не виновата в бестактности языкастого Локсли.
Эмма выдохнула с облегчением.
— Хорошо. Я просто подумала, ты расстроилась из-за моего вопроса, почему ты решила стать копом. Ты довольно болезненно отреагировала…
— Теперь ты знаешь, что меня это не задевает. Постой… ты же не из-за этого пропустила сегодняшнюю пробежку?
Эмма опустила глаза.
— Я вроде как предположила, что ты не захочешь меня видеть.
Реджина прикусила нижнюю губу, раздосадованная тем, что Эмма чувствовала себя виноватой из-за неё, и недовольная впечатлением, которое производила со стороны. Что с ней, чёрт возьми, происходило? Когда её стали волновать чужие чувства?
— Для справки, чтобы привести меня в ярость, одного разговора на болезненные темы — недостаточно, тебе придётся приложить чуть больше усилий, — процедила она сквозь зубы.
— Хочешь услышать мою историю? — предложила Эмма. — О том, почему я решила стать копом? Правдивую.
— Давай.
— Коп спас мне жизнь. У меня были очень паршивые времена. Он отговорил меня от ужасного шага. Я так и не узнала его имени, но никогда про него не забывала. Я хотела отплатить тем же, ну, понимаешь, помощью людям.
Реджина кивнула, попыталась проглотить горький комок, поднимающийся к горлу. Она не хотела ничего слышать. Не хотела даже представлять, о каком ужасном шаге говорила её напарница. Не до конца осознавая, что делает, она дотянулась до руки Эммы и крепко сжала.
Эмма выглядела удивлённой.
— Это было давно, — ей явно было не по себе. — Всё в прошлом.
— Конечно, — Реджина кашлянула и выпустила руку напарницы. — Что ж, мы, похоже, на месте… вот его офис.
На этот раз детективы не были настроены на любезности, но Гласс продолжал любоваться фигурой Реджины и настойчиво предлагать им кофе.
— Мистер Гласс, — заговорила Эмма деловито. — Вы когда-нибудь слышали о гадюках из Аграбы?
— Что? Нет, никогда… — он казался потрясённым и несколько смущённым, как человек, который что-то скрывает.
— Неужели? Ваш брат разводит змей. Он никогда не заговаривал с вами о своей работе? — Реджина говорила вкрадчиво, почти соблазнительно, и на один короткий момент Эмме стало любопытно, что же она предпримет дальше.
— Он… Нет. Мы с братом совсем не похожи, — ответил Гласс. Эмма не могла понять, что с ним не так: то ли скрывает от них информацию, то ли теряется перед напором привлекательной женщины. — У нас всегда были разные интересы.
— Понятно, стало быть, вы с ним не очень близки?
— У него небольшой комплекс неполноценности, — со смешком ответил Гласс. — Он всегда был помешан на змеях, чтобы компенсировать остальное, если вы понимаете, о чём я.
— Понимаю, — почти промурлыкала Реджина. С её губ слетело кокетливое хихиканье, показавшееся Эмме невероятно фальшивым, но адвокат ожидаемо купился. — У вас, я полагаю, такой проблемы нет?
— Нет. У меня никогда не было проблем такого… плана, — пропел Гласс. Он, наверное, думал, что его голос звучит кокетливо, но на самом деле смахивал на неотёсанного грубияна, особенно, когда потянулся, чтобы прикоснуться к Реджининой руке.
— Как вы смеете! — Реджина схватила его за запястье, рывком выдернула с кресла. Адвокат не сдержал равновесия и плюхнулся прямо на пол. — Сидни Гласс, вы задержаны за нападение на полицейского офицера при исполнении.
— Нападение? — выдохнул Гласс. — Но я… Вы…
— Несанкционированное прикосновение с явным сексуальным подтекстом… Думаю, вы знакомы с законами. Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката…
Эмма улыбнулась, наблюдая за тем, как её напарница, провернувшая чёткий манёвр, защёлкивает наручники на запястьях ошеломлённого адвоката, зачитывая гражданские права. Она невольно подумала, перестанет ли Реджина когда-нибудь её удивлять… Эта женщина была настоящей загадкой.
***
Холодный февральский ветер треплет её волосы, мороз щиплет щёки, но Эмма продолжает стоять на краю моста, не сводя оцепенелого взгляда с розового знака «плюс» на тонкой белой палочке, а потом медленно переводит глаза на тёмные воды ещё не замёрзшей реки.
Как она могла это допустить?
Это произошло всего один раз. Всего один сраный раз. Много любопытства, немного неосторожности. И вот. Она беременна.
Раньше она ещё сомневалась, но теперь всё встало на свои места: вселенная ненавидит её.
Она не может стать матерью. Не вариант. Она ни черта не понимает в детях. А Нил? Вот из него, пожалуй, мог бы получиться не худший папаша. Но тогда им надо сойтись? Она не может. Что она и вынесла из не самой волшебной ночи в своей жизни, так это то, что она не сможет построить семью с Нилом Кэссиди. Ровно как и с любым другим мужчиной.
И что дальше?
Да, она может прервать беременность. Достаточно зайти в медицинский центр планирования семьи, провести там несколько часов и никогда не вспоминать об этом. Но Эмма не сможет забыть.
Она будет помнить об этом вечно.
До конца своих дней.
Сигануть в ледяные, загрязнённые бактериями, безжизненные воды реки Чарльз, пожалуй, один из самых действенных способов покончить со всей этой историей. Не самый приятный, но всё лучше, чем провести остаток жизни в сожалениях.
Первым делом она решает выбросить тест на беременность.
— Мисс, мусорить в общественных местах запрещено, — слышит она спокойный голос. — Мне придётся выписать вам штраф.
Она в замешательстве смотрит на полицейского. Серьёзно? Штраф? Он, правда, думает, что ей не посрать на какой-то там галимый штраф?
— Вам придётся пройти со мной к машине, чтобы я мог составить протокол.
Он настроен серьёзно.
— Отъебись! — рычит она.
— Мисс, если вы протянете мне руку, я помогу вам спуститься вниз, — он протягивает ей свою.
— Оставь меня в покое! — она отталкивает его. — А штраф засунь себе в задницу!
— Придётся задержать вас за нападение на полицейского офицера при исполнении, — он вытаскивает из кармана наручники. — У вас есть право хранить молчание…
— Какого хрена?! — возмущается Эмма, пытаясь оттолкнуть офицера, который после недолгих мытарств всё-таки защёлкивает один браслет на её правом запястье, а другой — на периле моста.
— Теперь ты не спрыгнешь, — самодовольства парню не занимать.
Долбаный мудрила.
— Сомневаюсь, что ты вскарабкалась на мост, чтобы выбросить тест на беременность. Это был тест, я прав?
— Не твоё дело.
— Положительный или отрицательный?
— Не твоё собачье дело, — Эмма тяжело вздыхает и зажмуривается. Она не хочет этого делать. Она не может. Вот почему она колебалась, да так долго, что привлекла внимание придурковатого парня, усложнив ситуацию ещё больше. А она, наивная, считала, что сложнее просто некуда.
— Технически самоубийство вне закона, и мой долг, как представителя закона, предотвратить его. И потом, я же человек, существо социальное, заинтересованное в сохранении жизни собратьям.
Эмма закатывает глаза.
— Твои шутки не смешные, знаешь?
— А я не шутил. Или ты считаешь, что красивая и умная девушка, решившая броситься с моста, — это забавно?
Она громко хмыкает.
— Сколько тебе лет? Где твои родители?
— Семнадцать. У меня нет родителей.
— Опекуны?
— Я сбежала и возвращаться не собираюсь.
— Да и не надо, — легко соглашается он. — Особенно, если из-за них ты оказалась в этой ситуации. Как тебя зовут?
— С чего бы мне откровенничать с мужиком, — шипит Эмма сердито: — приковавшим меня к перилам моста?
Неожиданно (и потому раздражающе) он начинает смеяться.
— Говорю же, умная девушка! Ладно, мисс Безымянная, давай-ка заключим с тобой сделку. Ты назовёшь своё имя, пообещаешь не прыгать с моста, а я сниму наручники и закрою глаза на мелкие правонарушения.
— А если я откажусь?
— Я всё ещё могу арестовать тебя, и если ты будешь сопротивляться, я применю силу, которая уж точно не пойдёт на пользу ни тебе, ни твоему малышу. С меня новая куртка и пончики, при условии, что ты согласишься сотрудничать, — добавляет он.
Эмма задумывается. Всё утро она промучилась от приступов тошноты, а теперь у неё проснулся зверский аппетит. Она вернётся в другой день, когда у полицейского будет выходной, или выберет иной способ свести счёты с жизнью, не такой приметный.
— Медвежий коготь, — выдвигает она собственное условие.
— По рукам. Как тебя зовут?
— Эмма.
— Приятно познакомиться, Эмма. Снимаю наручники. Не делай резких движений, — он сдерживает данное слово и проводит до полицейской машины. В салоне тепло и уютно. Парень протягивает ей коробку с пончиками, бормоча, что среди прочих должен найтись Медвежий коготь, а если — нет, они отправятся за ним в ближайший магазин. Пончик на месте, и пока Эмма с аппетитом поглощает его, полицейский, отвернувшись, роется в брошенной на заднем сиденье сумке. Через несколько мгновений он протягивает ей красную кожаную куртку.
— Кто-то подарил моей невесте на день рождения, а она не оценила. Говорит, смотреть на неё тошно, хотя, по-моему, это перебор.
Эмма с подозрением смотрит на него.
— Сам, наверное, подарил? — спрашивает она, но куртку забирает.
— Нет, хочется верить, что я хорошо знаю её вкусы. Кофе? — он протягивает ей бумажный стаканчик. — Ещё горячий. И я не болею.
— Несколько минут назад ты переживал за здоровье моего будущего ребёнка, — напоминает Эмма, но с благодарностью берёт стаканчик.
— Он без кофеина. Моя невеста тоже ждёт ребёнка. Из солидарности с ней я отказался от нормального кофе.
— Хреново, наверное, для полицейского?
— Ужасно, но зато она меньше капризничает.
— Ты будешь хорошим мужем, — подытоживает Эмма, и она абсолютно искренна в этом заявлении. — И хорошим отцом. Твоей невесте и вашему ребёнку очень повезло.
— Спасибо, — он отвечает нежной улыбкой. — Мы в предвкушении. Уже выбираем имя, хотя узнали о беременности всего две недели назад.
Эмма криво ухмыляется, но не может не признать, что ей нравится этот парень. Он, конечно, псих. В хорошем смысле этого слова.
— Неужели? Какие варианты?
— Никак не можем договориться насчёт имени для девочки. Если родится мальчик, назовём Генри, в честь её отца.
— Редкое имя по нашим временам.
— Не то слово, — подхватывает он добродушно. — Знаешь, я, наверное, предложу назвать девочку Эммой.
Эмма во все глаза смотрит на полицейского, окончательно утвердившись в мысли, что перед ней сумасшедший.
— Ты хочешь назвать ребёнка в мою честь?
Он пожимает плечами.
— Да, почему бы нет? Мы знакомы не больше десяти минут, но я вижу, ты — крутая девчонка, Эмма.
— Ни хрена ты не видишь. Ты меня совсем не знаешь. Я плохой пример для подражания. Вот смотри, ты же не хочешь, чтобы в один прекрасный день твоя дочь сиганула с моста?
— Нет, и я сделаю всё от меня зависящее, чтобы она никогда не испытывала такого желания.
К глазам Эммы подступают непрошеные слёзы.
— Я не смогу вырастить ребёнка, — признаётся она незнакомому полицейскому. — Мне всего семнадцать. У меня нет родителей. Я сбежала от опекунов, не окончив среднюю школу, и я… я не понимаю, что делаю…
— Раз так, может, тебе не нужно его растить? — произносит он вкрадчиво. — Ты можешь сделать аборт или отдать ребёнка на усыновление…
— Нет.
— Нет?
— Я не отдам своего ребёнка системе. Ни за что.
— А если первый вариант?
— Не знаю. Я думала об этом, но… — Эмма не может найти подходящие слова, чтобы объяснить собственные чувства.
— Нелегко принимать такие решения. Понимаю. А что отец? — не унимается полицейский.
— Мой друг, — она больше не называет его своим «парнем», потому что не хочет, чтобы он таковым оставался. — Мы напортачили. Не хочу рассказывать ему об этом.
— Почему?
— Он… он захочет оставить ребёнка. Он захочет стать отцом и, скорее всего, у него это получится, понимаешь? Он старше, окончил школу, он может быть ответственным…
— Насколько старше? — осведомляется полицейский, и Эмма запоздало понимает, что может подставить Нила под удар, но она этого не хочет.
— Он… я… он…
— Знаешь, не парься. Говоришь, он ответственный?
— Да, мне кажется, из него получится хороший отец. Но я не хочу выходить за него замуж. Что бы между нами не произошло, всё кончено, понимаешь? Мы не можем быть вместе.
— Почему? Неплохой же парень.
— Да, он очень хороший, — спешит заверить Эмма. — Просто… это неправильно, понимаешь? — она чувствует себя конченной идиоткой из-за того, что вываливает проблемы на незнакомого парня, но есть в нём что-то заслуживающее доверия. Она верит, что он её не осудит. — Дело не в нём, а во мне. По-моему, я… лесбиянка.
Эмма в первый раз проговаривает это вслух, но ничего не происходит. Фейерверки не взрываются, мир не трещит по швам. Полицейский откусывает пончик и по-дружески похлопывает её по плечу.
— С тобой всё в порядке, — успокаивающе произносит он, — и ты должна рассказать обо всём парню. Он твой друг, правильно? А настоящий друг никогда не бросит в беде.
— Просто мне очень страшно, — глаза застилают предательские слёзы.
— Так и ситуация страшная, — полицейский обнимает её рукой за плечо. — Нам с невестой по тридцать, у нас стабильная работа и надёжный тыл, но мы всё равно живём в постоянном напряжении. Бояться — это нормально, особенно, когда не знаешь, что ждёт впереди.
— Ты будешь отличным отцом, — всхлипывает Эмма. — Мы оба это знаем.
— А ты будешь отличной матерью, — заверяет он. — Эмма, что бы ты ни решила, я уже сейчас могу сказать, что ты заботишься о своём ребёнке, потому что, принимая решение, ты будешь руководствоваться его интересами. Хорошие родители — это те, кто делает всё для того, чтобы дать своим детям в жизни лучший шанс, и я знаю, что ты именно такой человек.
— Да ты, смотрю, оптимист?
— Естественно, без этого никак. Ладно, мне пора патрулировать улицы. Подвезти тебя? Где ты живёшь?
— Я лучше пройдусь, — отвечает Эмма. — Спасибо тебе. За всё.
— Не за что. Эмма? Я всё равно назову ребёнка в твою честь, ну, если родится девочка.
— Я бы на твоём месте для начала поговорила с невестой. Повторюсь, но тебе следовало бы поискать лучший пример для подражания.
— Нет, я остаюсь при своих. Ты крутая девчонка, Эмма. Я знаю. Однажды ты изменишь чью-то жизнь.
— Так ты ещё и будущее предсказываешь?
— Нет, просто говорю, что думаю. Береги себя, Эмма, — бросает полицейский, после чего уносится прочь на своей машине с мигалкой, а Эмма, помахав на прощание, разворачивается, чтобы уйти. Прыжки с моста её больше не интересуют. Она хочет поверить копу, перенять часть его оптимизма и надежды в лучшее. Она хочет поверить в себя.
Через семь с половиной месяцев на свет появляется здоровый и крепкий мальчик. Она хочет назвать его в честь того полицейского, пообещавшего сделать то же самое для неё, но запоздало понимает, что не удосужилась поинтересоваться его именем.
И поэтому называет сына Генри.
***
Вечер пятницы никак не желал наступать. Реджина мастерски спровоцировала Сидни Гласса на признание в убийстве, и на этом всё закончилось. Адвокат не сказал ни слова против миссис Биллинг, прикрываясь бюрократическими заморочками, стало быть, они по-прежнему не могли предъявить обвинение безутешной вдове. Эмма помыслить не могла о закрытии дела, в отличие от лейтенанта Локсли, который был готов отправить Сидни за решётку.
— У нас ничего нет на миссис Биллинг, — подытожил Робин устало. — Ни доказательств, ни внятного мотива. Гласс признался, что был влюблён в Линду Биллинг, а мужа убил, чтобы не мешался у них под ногами.
— Не верю, — покачала головой Реджина.
И Эмма была с ней согласна.
— Я не собираюсь препятствовать расследованию, но ты должна признать, что у нас ни черта нет, — вздохнул Локсли.
— А я никогда не замечала за тобой, чтобы ты пытался спустить дело на тормозах, — сердито парировала Реджина. — Хочешь сдаться? Ты, правда, так считаешь, или это результат нарастающего давления со стороны журналистов?
— Повторяю, я не собираюсь прикрывать расследование. У вас впереди два выходных дня, которые вы можете провести с пользой. Но, Реджина, мы с тобой прекрасно знаем, что иногда приходится проигрывать.
— Тебе, может, и приходится, а я не проигрываю, — с этими словами старший детектив вернулась за рабочий стол.
Эмма переводила взгляд с напарницы на лейтенанта и обратно. Перед ней встала очень непростая дилемма. Она хотела продолжить расследование, но Локсли только что отправил их по домам, и через полчаса прибывает поезд из Нью-Йорка.
— Реджина, я…
— Иди, — бросила Миллс коротко. — Я могу просидеть здесь всю ночь, но я не хочу, чтобы ты отказывалась от своих планов на вечер.
— Спасибо, — прошептала Эмма.
— Идёшь в бар с Ноланом и Джонсом? Я слышала, как они обсуждали вылазку с прокурором Бланшар.
— Вообще-то, нет, — Эмма подхватила сумку. — На Южный вокзал.
— Да, точно, твой сын… — голос Реджины заметно смягчился. — Хороших вам выходных.
— Спасибо. И тебе хороших выходных. Не переусердствуй.
Реджина невесело засмеялась и уставилась в монитор компьютера.
Само собой Эмма попала в пробку. Она громко выкрикивала ругательства, проклиная интенсивное движение, и непрерывно нажимала на клаксон. Вместо того, чтобы встречать ребёнка на вокзале с коробкой пончиков, она застряла в огромной пробке. Генри, наверное, уже сошёл с поезда. Вместе с Нилом, разумеется, потому что никто из них не хотел, чтобы пацан путешествовал один, но его присутствие не тяготило. Он обещал не отсвечивать большую часть выходных.
Эмма вбежала вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и не без удовольствия отметила, что не задыхается, как это бывало раньше. Что ж, похоже, тренировки приносили свои плоды.
— Мама! — Генри бросился в её раскрытые объятия.
— Привет, малой. Я так соскучилась, — она обнимала сына дольше и крепче обычного, что явно доставляло ему дискомфорт, но она не спешила его отпускать. Боялась, если выпрямится, Генри увидит выступившие на её глазах слёзы.
— Мама, — заныл Генри.
— Хорошо, хорошо, — Эмма со вздохом отстранилась и неловко обняла Нила одной рукой. — Как поездка?
— Потрясающе! — завопил Генри с энтузиазмом. — Я сделал кучу фотографий, а папа купил булочки с корицей!
— Мы хотели приберечь одну для тебя, — Нил легонько пихнул сына в плечо. — Но что-то пошло не по плану.
— У меня растущий организм, мне нужно много есть, — деловито заявил Генри. — Так в день здоровья сказала школьная медсестра.
— Что-то мне подсказывает, что она говорила об овощах, — Эмма взъерошила его волосы. — Кстати, я тут подумала, что мы могли бы сегодня прошвырнуться до Норд-Энда, побаловать себя итальянской кухней, как тебе идея?
— Ну да, так и вижу, как вы заказываете пасту «Примавера» или что-нибудь такое же овощное, — подколол Нил, прекрасно помнивший, что Эмма никогда не испытывала особой любви к здоровой пище.
— Нет! — крикнул Генри. — Пицца!
Эмма засмеялась.
— Кто я такая, чтобы не накормить единственного сына, прожившего месяц в Нью-Йорке, знаменитой бостонской пиццей? Там такой вкуснятины, наверное, не найти?
— Мы можем заказать пиццу с грибами и луком, — предложил Генри. — Это овощи. А на десерт возьмём канноли у Майка.
— Не вопрос. Эти выходные принадлежат тебе, Генри, твоё слово — закон, — она обняла сына за плечо и, стараясь не замечать осуждающих взглядов Нила, повела его на парковку. Не было ничего неожиданного в том, что она баловала Генри, с которым теперь виделась только раз в месяц. Нил должен был это предвидеть, когда забирал ребёнка в Нью-Йорк, он не полный идиот.
— Папа, ты идёшь?
— Если вы не против, я бы не отказался от пиццы и канноли, — нерешительно произнёс Нил. — А потом я отправлюсь в гостиницу, чтобы вы могли провести время наедине.
— Конечно, всё нормально, — Эмма улыбнулась, кивнула на припаркованную поодаль машину.
Сегодня ей не было дела до Нила, не было дела до неоднозначного расследования и переменчивого настроения напарницы. К ней приехал сын. Всё остальное померкло.
Она просто была счастлива.