«Конечно. Всё хорошее быстро заканчивается», — думала Реджина, пока помогала Генри донести вещевой мешок до машины Нила. Последние несколько дней перед поездкой в летний лагерь пацан собирался провести в Нью-Йорке с отцом и лучшими друзьями. Из чего следовало, что Эмма встретится с сыном не раньше чем через месяц, а значит, она тоже.
Но ведь из-за этого не должно быть больно?
Господи… Было чертовски больно прощаться.
Генри долго обнимал мать и нашёптывал беречь себя, а потом, развернувшись к её напарнице, пообещал поскорее разделаться со второй главой книги. Реджине стоило очень больших усилий не расплакаться, когда он взял её за руку и крепко сжал в своей ладошке.
— Повеселись, — она протянула Генри листок с адресом, чтобы он мог писать ей письма.
А вот Эмма, когда за её сыном закрылась дверь, не сдерживала слёз, впрочем, Реджина в этом не углядела ничего необычного. Разве что не знала, на какой стадии отношений они сейчас находятся, и никак не могла решить, как ей поступить. Попытаться утешить или притвориться, что ничего не заметила?.. Реджина выбрала средний вариант и в неловкой тишине, глядя в окно на потемневшее от туч небо, погладила плечо напарницы.
Эмма немного воспрянула духом после разговора с неврологом и хирургом. Первый заверил, что все показатели в норме, что она держится молодцом, но посоветовал временно избегать повышенных физических нагрузок и не перенапрягать зрение. А второй разрешил наконец-то избавиться от бандажа и посещать сеансы физиотерапии. Эмма была на седьмом небе от счастья. За ужином всё повторяла, что очень рада возможности вернуться на работу, готовиться к предстоящему марафону, одним словом, снова жить полной жизнью. Потом вдруг помрачнела и осеклась.
— Что такое? — мигом отреагировала Реджина.
Как только Эмма открыла рот, чтобы ответить, она почувствовала, что сердце словно сдавило невидимым обручем. Ей безумно захотелось забрать вопрос обратно, потому что она знала, каким будет ответ, и не желала его слышать.
— Генри нет, — заговорила Эмма осторожно, — и я возвращаюсь в строй… Мне, наверное, больше не нужна сиделка, и… В общем, я тут подумала, что ты захочешь поскорее вернуться к нормальной жизни… и… я… просто…
От одной только мысли о возвращении к жизни, в которой она каждый вечер идёт домой одна (когда не боится, а то ведь частенько остаётся ночевать прямо в участке), в которой никто не держит её за руку во сне и никто не помогает оправиться от ночных кошмаров, становилось тошно. В «нормальной» жизни ей нечего ловить. Кроме ежедневных пробежек и насмешек детектива Джонса…
«Хотя, — решила для себя Реджина, — не совсем так».
Эмма должна вернуться на следующей неделе. Её тоже ждёт неполный рабочий день, но это ведь не значит, что они перестанут видеться.
— Ничего, скоро я перестану мозолить тебе глаза, — попыталась отшутиться Реджина. — Пока нас с тобой не начало тошнить друг от друга.
Эмма грустно кивнула.
— Я просто хотела сказать, что в качестве соседки по комнате ты очень даже ничего, когда не орёшь на меня и не выделываешься… — она улыбнулась, но вышло похоже на оскал. От мысли, что реакция напарницы может быть вызвана, как её предстоящим отъездом, так и собственными уязвлёнными чувствами, у Реджины сжалось что-то внутри. — Но рано или поздно мы неизбежно начнём выбешивать друг друга, что совсем не круто для нашего партнёрства.
Реджина уставилась на остатки спагетти в тарелке и проглотила ком в горле. Она всерьёз опасалась, что если продолжит ужинать, её вытошнит прямо на стол.
— Я… соберу вещи… — прошептала она, резко вставая и подхватывая тарелку. — Посуда будет в раковине, а ты если захочешь, помоешь, или… Я…
— Реджина, подожди, — Эмма вскочила и почти невесомо коснулась рукой её предплечья, останавливая. — Я не это имела… Ты не обязана съезжать прямо сейчас. Можно подождать, например, до завтра.
— Завтра, — выдохнула Реджина. Поставила тарелку на место и кивнула. — Завтра.
Завтра — это ещё одна ночь. Последняя ночь в безопасности рядом с Эммой.
«Это не твоё, — через несколько часов твердила себе Реджина, пристроившись головой на груди напарницы, которая лениво перебирала пальцами кончики её волос. — Ты не можешь позволить себе даже мечтать о таком».
Лишь когда движения Эммы сошли на нет, а дыхание выровнялось, она дала волю слезам.
— Я люблю тебя, — прошептала она. Едва слышные слова громом отозвались в её собственных ушах. В этот самый момент в конец разбитое сердце, каждая его израненная частичка, было безвозвратно отдана спящей рядом женщине, которая даже не подозревала, какой дар только что получила.
***
На следующий день Реджина съезжала. Слёз не было. Она столько плакала ночью, что их просто больше не осталось. Да и не могла она показать Эмме, что сломлена, не ещё раз и не в связи с этим. Поэтому решила вести себя так, словно просто едет работать, прихватив с собой подушку, одеяло и набитую одеждой сумку. Кто знает, может быть, она прольёт на себя кофе? Или захочет вздремнуть в комнате отдыха? Раньше случались и куда более странные происшествия.
Реджина старалась не зацикливаться на том, что Генри не провожает её на стоянку. А потом всеми силами гнала прочь мысли об Эмме, которая, прощаясь, отводила глаза и закусывала нижнюю губу. Реджина вела себя так, словно было ничем непримечательное утро среды. Купила огромный кофе, заняла своё рабочее место, включила компьютер и собиралась заняться бумажной работой — всеми расследованиями занимался Джонс, так что чёрт его знает, сколько времени ей понадобится — когда над её столом склонился обеспокоенный Локсли.
— Сколько часов ты планируешь отработать сегодня? — спросил он.
Реджина нахмурила брови.
— То есть? — Локсли очень ревностно следил за соблюдением времени, но два дня назад после сеанса с доктором Хоппером они обговорили количество часов. Теперь она официально работала шесть часов. Какого чёрта, спрашивается, понадобилось что-то там менять?
— Просто… Знаешь, Реджина, что бы ты для себя ни решила… всё просто прекрасно. Решишь закончить пораньше? Задержаться? — Робин покрутил на пальце обручальное кольцо. — Всё прекрасно. Поступай, как тебе удобно.
— Хорошо. Спасибо, босс, — язвительно протянула Реджина, всё ещё шокированная внезапными переменами в поведении. — Теперь ты позволишь мне заняться моими рабочими обязанностями?
— Да, да, конечно… Я… Если тебе что-нибудь понадобится, я буду в своём кабинете, — торопливо добавил Робин.
«Странно», — подумала Реджина, провожая начальника взглядом, а потом пожала плечами и осмотрелась в поисках любимой ручки. Она хорошо знала Робина, они делились многими секретами, но всё-таки он оставался непостижимым для неё. Лишь через несколько минут, когда Реджина случайно скользнула глазами по монитору, её накрыла волна ледяного ужаса.
Сегодня было шестнадцатое июля.
Её тело мгновенно напряглось. Ручка выпала из дрожащих пальцев. Она прижала к губам кулак в попытке сдержать рвущиеся наружу рыдания, вскочила с кресла и выбежала из общей комнаты с такой скоростью, на какую только была способна.
Воздух. Ей срочно требовался воздух.
Как она, чёрт возьми, могла забыть?!
Реджина мерила шагами дорожки и размышляла. Неужели она настолько увлеклась чувствами к Эмме, что сегодняшняя дата просто вылетела у неё из головы? Забыть о нападении Уайта… что это? Признак исцеления? Или знак, что она позволяет себе постепенно забывать Дэниела?..
«Дэниел, прости меня, — Реджина посмотрела на небо, как будто Дэниел был где-то там и мог слышать все её мысли. — Любовь моя… Никогда тебя не забуду».
И всё-таки забывала. Терзаемая чувством вины, она до побелевших костяшек вцепилась в фонарный столб. С каждым новым днём Дэниел ускользал от неё всё дальше. Может быть, воспоминание о его смерти пока ещё было красочным, как в трагический момент, когда всё происходило, но совместная жизнь казалась ей далёким и размытым сном.
Пока ещё… Реджина боялась, что со временем последние минуты жизни Дэниела тоже исчезнут из её памяти, и не понимала, как посмела отдать своё сердце другой. Оно принадлежало лишь Дэниелу, никому другому. Реджина не смогла выполнить его последнее желание, не уберегла ребёнка, не рассказала об отцовской любви, а теперь нарушила и собственное обещание — каждый день чтить его память.
Парочка куривших в сторонке офицеров не сводили с неё внимательных взглядов. Реджина догадывалась, что сейчас, когда её тело сотрясают конвульсии, она представляет собой занятное зрелище. Почти элемент какого-нибудь увлекательного шоу. Со стороны, наверное, здорово было наблюдать за ней, спокойненько затягиваясь сигаретами…
Она хотела, чтобы все они попадали замертво.
Нет. Не хотела. Она хотела, чтобы ей предложили сигарету.
Но она не курила.
Но хотела бы закурить. Да, дурная привычка постепенно бы прикончила её, но… какая разница? Лучше умереть от какой-нибудь физической нелепости.
А умереть от разбитого сердца можно?..
— Реджина… — раздавшийся позади неё ласковый голос Робина отвлёк её от тёмных мыслей.
Реджина повернулась и уставилась на начальника невидящим взглядом.
— Я забыла… — прошептала она неверяще.
— Да, я как-то сразу догадался. Прости.
— Всё хорошо, — отмахнулась Реджина. — Всё хорошо. Пошли работать, — она оттолкнулась от спасительного столба, чтобы вернуться в здание участка, но колени предательски подогнулись. И Робин успел подхватить её в последний момент.
Реджина не хотела этих объятий — не хотела его объятий вообще — но желаемое было недостижимо, поэтому она прижалась к нему, принимая поддержку, пока тёмная, вязкая, отвратительная ненависть поедала внутренности и чернила сердце. На секунду она даже задумалась, можно вырвать чёртову штуковину из груди, чтобы больше никогда не испытывать боль, или нельзя?
— Хочешь пойти домой? — предложил Робин.
Реджина в ответ ужасающе беззаботно рассмеялась:
— Домой… к чему?
— Хочешь подняться наверх?
— Дай мне минутку.
Робин дал ей минуту, даже пять, чтобы успокоиться, а потом они вместе вернулись в общую комнату, где она молча заняла своё рабочее место и часами пялилась в монитор компьютера.
Никто ничего не говорил. Реджина понятия не имела, хорошо это для неё или плохо.
***
Реджина сама не понимала, как так вышло, что ноги принесли её в «Цветок льва». Робин предлагал ей переночевать в своей квартире, но чуть настороженное выражение лица оказалось красноречивее любых слов: приятель не очень-то хотел видеть её рядом с Роландом. Она и сама не хотела. Только не сегодня.
— Звони, — шептал Робин на прощание, — серьёзно, забей на время и звони. Если тебе что-нибудь понадобится, да вот просто проклясть кого-то, мой сотовый всю ночь будет лежать на прикроватной тумбочке.
Реджина коротко поблагодарила его и вышла из общей комнаты. Не останавливаясь, не оглядываясь. Робин был слишком добр. Последнее, чего хотела Реджина, это обременять его ещё больше. Для него сегодняшняя ночь тоже не из лёгких. Иначе и быть не могло. Они с Дэниелом считались близкими друзьями, если не лучшими, но по какой-то причине Робин никогда не заговаривал об этом в её присутствии. И всё-таки она понимала, что ему тоже очень больно. Было несправедливо просить его о поддержке. Да и неправильно.
Реджина не могла пойти домой, не говоря о том, чтобы бежать плакаться к Эмме, ведь с момента отъезда прошло меньше двенадцати часов… Впрочем, в один момент она была готова плюнуть на принципы, но, развернувшись, обнаружила, что бар практически пуст, если не считать её и ещё одного человека: Мэри-Маргарет Бланшар.
Да по хрен. Реджина понимала, что скоро дойдёт до той кондиции, когда всё станет неважно.
— Добрый вечер, прокурор Бланшар, — поприветствовала она кивком Мэри-Маргарет.
— Детектив Миллс. И тебе того же.
— Что привело тебя сюда… одну? — равнодушно спросила она, жестом попросив бармена подать бокал красного вина. — Или Нолан с Джонсом должны появиться с минуты на минуту?
— Вообще-то нет, — Бланшар отвела глаза и нервно покрутила пустой стакан. — Дэвид… Детектив Нолан… Он только что ушёл. Я порвала с ним.
Реджина несколько раз моргнула. Послышалось?
— Прошу прощения?
— Мы расстались, — нетерпеливо повторила Бланшар.
— Прости, я вообще не знала, что вы встречаетесь. Видела, конечно, что он по-детски запал на тебя, но…
— Мы пытались держать наши отношения в тайне. На работе, по крайней мере. Люди говорили бы… Если честно, то ты единственная, кому я рассказала.
—Ну, я бы пообещала сохранить твой секрет, но похоже это больше и не секрет вовсе.
— Не секрет, — согласилась Мэри-Маргарет и, кашлянув, добавила: — Прости, Реджина, ты пришла сюда не для того, чтобы выслушивать мои жалобы на личную жизнь.
— Вообще-то, — Реджина пригубила низкокачественный Каберне и скривилась, — я пришла сюда, чтобы забыть о своей, так что если надо поныть, валяй, я могла бы выслушать.
Мэри-Маргарет неуверенно пожала плечами.
— Я помню, какой сегодня день, Реджина. Я… Сомневаюсь, что на самом деле ты хочешь со мной разговаривать. Не сегодня.
Реджина хмыкнула.
— Тебе надо найти другой способ забыться, — продолжила Бланшар. — Почему ты не у Эммы?
— Врачи Эммы решили, что она достаточно здорова, ей больше не нужна нянька, — не стала вдаваться в подробности Реджина.
— Я знаю, что ты для неё намного больше, чем нянька, как и она для тебя.
— О? И откуда ты это знаешь? — вызывающе усмехнулась Реджина в отчаянной попытке не сломаться.
— Оттуда, что у меня есть глаза и уши, и хотя тебе сложно поверить, я больше не наивный подросток.
Это было перебором. Слишком большим.
— Довольно обо мне, — прорычала Реджина. — Давай о тебе. Нолан небось убит горем из-за того, что ты порвала с ним, да? Он давно увлечён тобой. Как его коллега, должна признать, мне было приятнее смотреть, когда он под шумок встречался с тобой, чем когда громко суетился вокруг.
— Не мной, — горько ответила Мэри-Маргарет. — Он увлечён прокурором Бланшар.
Реджина изогнула бровь.
— А ты разве не прокурор Бланшар? Потому что именно так я называю тебя с тех пор, как мы стали работать вместе.
— Ты понимаешь, о чём я, — с нажимом произнесла Мэри-Маргарет. — Он меня не знает.
— Ты два года работаешь с ним, не говоря о времени, проведённом вне работы. Я бы предположила, что он хорошо тебя знает.
Мэри-Маргарет вздохнула.
— Не заставляй меня говорить это, Реджина.
— А ты скажи, — не унималась та. — Давай.
— Он знает Мэри-Маргарет Бланшар. Он не знает Мэри-Маргарет Уайт.
При упоминании фамилии Реджина выдохнула, но внешнее спокойствие сохранила, с чем себя и поздравила.
— Боишься, отвернётся от тебя, узнав, кем был твой отец? — спросила она.
— А ты не отвернулась? — парировала Мэри-Маргарет. — Было время, когда ты даже в одной комнате со мной не могла находиться, чтобы без приступа панической атаки.
— Не совсем равнозначные ситуации… — пробормотала Реджина.
— А ты бы не изменила своё отношение к Эмме, если бы она оказалась дочерью серийного убийцы?
Реджина со вздохом допила остатки вина и призналась:
— Нет, наверное, нет. Потому что такова любовь.
— А у меня и Дэвида любви нет. Это увлечение.
— А ты всё ещё глупая девчонка, — бросила Реджина. Когда глаза Мэри-Маргарет наполнились слезами, она мысленно застонала, испытывая отвращение к себе, потому что она без шуток пыталась больше не поступать вот так. Просто сегодня… что ж, сегодняшний день не входил в число любимых дней Мэри-Маргарет… Реджина заставила себя небрежно погладить её по предплечью и сказать: — Мой ПТСР не на твоей совести, Мэри-Маргарет. Ты — не твой отец. Не позволяй ему тянуть себя назад.
Мгновение Бланшар смотрела на неё со смесью изумления и восхищения. Потом произнесла:
— Спасибо, что наконец-то признала это. Ты тоже не должна позволять им… Никому не позволяй тянуть себя назад.
Реджина почувствовала, что её губы задрожали, и она никак не могла понять, какое чувство поднимается в ней — печаль или ярость. С одной стороны, Бланшар была права, но с другой — она ни черта не понимала и не знала. Реджина не стала ждать своей реакции. Швырнула десять баксов на барную стойку и зашагала прочь.
— Реджина, постой! — окликнула её Мэри-Маргарет. — Тебе нельзя за руль! Давай, я отвезу тебя домой!
Реджина повернулась.
— Я никуда с тобой не поеду! — крикнула она. — Тебе самой нельзя за руль! — и бросила в Мэри-Маргарет ключи от машины. Целилась в голову, но промазала. Уже возле самой двери она запоздало осознала, что в самом деле не сможет поехать домой, раз оставила ключи Бланшар, но решила не возвращаться и не пресмыкаться перед идиоткой. Это была не самая лучшая её выходка, но Реджина не была готова извиниться. Не сегодня. Поэтому она крепко обхватила себя за талию и решила пройти четыре километра до своей квартиры пешком.
***
Реджина почти протоптала ковёр в гостиной до дыр. Она скользнула взглядом по кофейному столику, на котором стояла полупустая бутылка виски — безмолвное доказательство многочасовых попыток нажраться до беспамятства, чтобы вырубиться или хотя бы забыться. Но каждый раз, закрывая глаза, Реджина видела один и тот же кошмар.
Испачканные кровью руки. Короткие всхлипы. Дрожащий голос повторяет слово «нет», а потом снова и снова заклинает размытую фигуру проснуться, чтобы остаться навсегда.
— Пожалуйста, не покидай меня.
Иногда фигурой выступал Дэниел, иногда — младенец, который в принципе не мог быть реальным, потому что Реджина никогда не держала своего ребёнка. Она никогда не видела его, потому что кто-то там решил, что для неё это будет слишком большой травмой, как если бы вся случившаяся ситуация не была травмирующей сама по себе. А иногда фигурой оказывалась Эмма.
«Но Эмма просыпалась, — напомнила Реджина себе, — она не спит».
Вообще-то прямо сейчас Эмма скорее всего спала, ровно как и любой другой нормальный человек в три часа ночи, но в какой-то момент должна проснуться, потому что она — жива.
Реджина всё понимала, но руки сами потянулись за сотовым, а пальцы отыскали в контактах имя Эммы. Может быть, дело было в страхе, может быть, в выпитом алкоголе или глубокой чёрной дыре одиночества… Реджина чувствовала себя конченной идиоткой, но даже это не остановило её, потому что затуманенный мозг продолжал нашёптывать, что Эмма нужна ей прямо сейчас. Что она нужна ей больше, чем кто-либо и когда-либо, включая чувство собственного достоинства.
Один гудок.
Второй. Потом третий.
Сердце Реджины бешено колотилось, а дрожащие ладони вспотели, когда на том конце послышалось сонное: «Алло?»
— Эмма? — выдохнула она одними губами благословенное имя, чувствуя, как каждый мускул её тела расслабился.
— Реджина? Что ты… Три часа. Всё нормально?
— Я…
«Я просто хотела услышать твой голос».
— Просто хотела убедиться, что ты в порядке, — соврала она. — Сегодня твоя первая ночь после перестрелки. Вот и проверяю… Кошмаров нет?
— Спала как младенец, — зевнула Эмма. — Но ты определённо нет, поэтому спрошу ещё раз: всё хорошо?
«Нет, ничего не хорошо, каждый раз, когда я закрываю глаза, вижу собственные руки по локоть в крови».
— Всё хорошо.
На том конце послышался сдавленный смешок. Ну, конечно, у неё не получилось скрыть от Эммы нотки вопиющего вранья. Реджина прокляла возведённую собой броню, которая никогда не была достаточно крепкой, а с появлением в её жизни Эммы Свон и вовсе покрывалась ржавчиной со скоростью света. Она ждала реакции напарницы со смесью страха и какого-то необъяснимого волнения.
— Хочешь приехать?
Реджина посмотрела на виски. Фыркнула, покачала головой и запоздало спохватилась, что Эмма не может её видеть.
— Не самая лучшая идея, — грустно отозвалась она. Даже если бы могла вести машину, на данный момент последняя простаивала бы на какой-нибудь штраф-стоянке.
— Хорошо. Хочешь, чтобы я приехала?
«Да».
— Нет. Всё отлично, дорогая, — Реджина неестественно засмеялась. — Ложись спать. Прости, что помешала.
— Не переживай, — добродушно ответила Эмма. — Спокойной ночи, Реджина.
— Спокойной ночи, Эмма, — прошептала она, а потом, швырнув сотовый на кофейный столик, расплакалась.
Что, чёрт возьми, с ней не так?
Последние одиннадцать лет Реджина много раз засыпала одна. Она стала настолько искусной в управлении собственными страхами, что могла бы написать пособие с кучей трюков, которых успела понабраться. И что? Внезапно всего этого стало недостаточно.
Может быть, подумала Реджина, опускаясь на диван и прикладываясь к бутылке, этих трюков никогда не было достаточно? Может быть, все эти годы она притворялась, воображая твердыню под ногами, в то время как балансировала на самом краю обрыва? Может быть, пора позволить себе рухнуть вниз?..
Реджина влила в себя остатки виски, едва подмечая крепость алкоголя, а потом схватила бутылку за горлышко и запустила в книжную полку. С громким звоном стекло разлетелось осколками. На полу так же оказалась маленькая рамка с последней сделанной при жизни Дэниела фотографией, той, что со свадьбы Робина. Осознав, что натворила, Реджина подскочила с дивана, но смогла сделать от силы два шага, а потом буквально рухнула на осколки. В попытке исправить содеянное она даже не замечала, как крошечные стёклышки впивались в ладони.
Остатки виски забрызгали фотографию. Исказились черты её лица, Робина и счастливой невесты, но Реджине было плевать, потому что красивый и улыбающийся Дэниел не пострадал. Даже сейчас, закрывая глаза, она могла услышать его смех, почувствовать обжигающее дыхание на шее, когда он подкрадывался, чтобы поцеловать тайком, но лицо… лицо Дэниела в её памяти никогда не было таким радостным и полным жизни. За мгновение до того, как в её сознание снова ворвалось бы нежеланное воспоминание, которое ей не суждено забыть, Реджина буквально заставила себя открыть глаза. А потом из её груди вырвались громкие, болезненные рыдания, и горячие слёзы закапали на фотографию. Где-то очень глубоко, в самом тёмном и потаённом уголке души, Реджина признала, что больше всего соскучилась не по улыбке Дэниела, а по своей собственной.
Она стояла на коленях, склонившись над фотографией, минут пятнадцать, если не больше, когда в дверь постучали. Затуманенный алкоголем мозг зафиксировал шум не сразу, а как только это произошло, боль и горе сменились почти парализующим ужасом.
— Кто там? — выдавила она. Поднялась с пола и, пошатываясь на дрожащих ногах, потёрла щёки в безуспешной попытке избавиться от красных пятен — последствий рыданий.
— Реджина? Это Эмма. Можно войти?
Эмма? У неё внутри что-то встрепенулось, что-то очень похожее на огонёк надежды, но несмотря на это и на то, что голос без сомнения принадлежал напарнице, она невольно схватилась за пистолет, который ей вернули на днях. Медленно подошла к двери и посмотрела в глазок. У неё перехватило дыхание, когда увидела на пороге Эмму Свон, настоящую и в пижаме.
Реджина чуть не выронила пистолет, потом дрожащими пальцами открыла все замки, потянула дверь на себя и выглянула в коридор. Да так и застыла.
— Реджина? — растерянный голос напарницы вернул её в реальность. — Можно войти?
Реджина попыталась выдавить из себя хоть слово, но вышло не сразу.
— Да, конечно, — она отступила в сторону, чтобы Эмма могла войти, но тут же споткнулась. Красивые зелёные глаза подозрительно сузились, явно подмечая её туманный взгляд, помятый костюм, а потом и усыпанный осколками пол в гостиной.
— Ты пьяна?
— Я…
Реджина поняла, что она очень даже пьяна, когда попыталась встать непринуждённо и полетела прямиком в руки напарницы. Та поморщилась, и она с поразительной чёткостью вспомнила, что у Эммы повреждено плечо, и ей ни в коем случае нельзя принимать на себя вес взрослой женщины.
— Прости. Прости… — зашептала она, цепляясь за дверной косяк, пытаясь отстраниться до того, как навредит ещё больше, но Эмма держала крепко. Прижимала сильнее и ласково пропускала сквозь пальцы её спутавшиеся грязные волосы.
— Всё хорошо, — нежно проговорила Эмма. — Всё хорошо, — и продолжала повторять до тех пор, пока она не сдалась и не расслабилась в её объятиях.
— Ты пришла, — выдохнула Реджина, прижимаясь к груди Эммы, в которой быстро билось сердце.
— Да, пришла. Есть вариант, что я достала твой адрес у Локсли. Надеюсь, это не вмешательство в личную жизнь? Он рассказал мне, какой сегодня день… Реджина, почему ты не позвонила мне? Почему не осталась на ещё одну ночь?
Реджина не ответила. Просто не смогла. Мозг отказывался работать. Слова не приходили.
Эмма вздохнула.
— Ладно, всё равно, когда мы разговаривали по телефону, мне показалось, что тебе нужна компания. И вот. Я здесь.
В сознании Реджины промелькнули десятки разных эмоций. Ужас. Благодарность. Облегчение. Обожание. Но она была слишком пьяна, растеряна и вымотана, чтобы остановиться хоть на одной из них, поэтому просто повторила:
— Ты пришла, — и через несколько мгновений добавила, — меня сейчас стошнит.
Но даже когда она бросилась в ванную, всё равно не смогла сдержать слабую улыбку, снова и снова прокручивая в голове слова Эммы: «Я здесь».
***
«Жизнь иногда поворачивается интересной стороной», — размышляла Эмма, неосознанно выводя пальцами круги на спине напарницы. Та стояла на коленях, наклонившись над унитазом, и извергала содержимое желудка, процентов на девяносто девять состоящее из чистого виски. Всё казалось вполне уместным, ведь Реджина неделями заботилась о ней после перестрелки, и только логично, если она отплатит той же монетой хотя бы на одну лишь ночь. Отчасти именно недавняя перестрелка стала причиной этого пьяного беспорядка.
Вскоре рвотные позывы прекратились. Реджина немного постояла без движения, потом глубоко вздохнула и выпрямилась.
— Как ты себя чувствуешь? — сочувственно спросила Эмма, не прекращая массирующих движений.
— Дерьмово, — простонала Реджина. — Не знаю, чем я только думала.
— Мой невролог говорит, что недостаток сна может существенно ухудшить наши когнитивные функции, — Эмма украдкой взглянула на дисплей своего сотового. Без двадцати четыре. Хреново.
— У меня всегда были проблемы со сном, — призналась Реджина. Её глаза снова наполнились слезами. — Вот для чего мне виски, — Эмма понимающе кивнула, отмечая про себя, что под влиянием алкоголя её напарница становилась более открытой.
А ещё Реджина была восприимчива к прикосновениям. Эмма заметила это, когда невольно провела ладонями по её талии, а напарница, вместо того, чтобы напрячься всем телом, как поступила бы в любой другой день, сама прильнула к ней.
— Нам надо усыпить тебя, — Эмма старалась говорить ровно. — Желательно без алкоголя. Не хочу, чтобы все мои коллеги поумирали от поражения печени раньше, чем меня восстановят в должности.
Ответом стала тишина. Эмма вздохнула. Не стоило, наверное, ждать, что Реджина в такой момент сможет оценить её юмор.
— Чай? Пенная ванна? — предложила она. — Пенная ванна, а потом чай?
Реджина безразлично пожала плечами.
— Ничего не помогает, — прошептала она.
— Пенная ванна, чай, а потом я запеленаю тебя, словно младенца, в очень пушистое одеяло и почитаю сказки на ночь? Сказки на ночь возымели стопроцентный успех с остальными моими клиентами.
— Генри? Ему десять.
— А потом я буду следить за твоим сном и отгонять монстров, — невозмутимо продолжила Эмма. — Я очень хороша в защите людей. Ну, ты знаешь, я — коп.
Реджина попыталась рассмеяться, но её губы снова задрожали, и она прошептала:
— Я в порядке, Эмма. Не надо меня защищать. Ты должна заботиться о себе.
— Я не оставлю тебя, — заверила Эмма. Притянула её ближе, не в первый раз спрашивая себя, не пора ли признать всё то, о чём разговаривала с Мэри-Маргарет и Корой. Но решила, что сейчас не время и не место. Реджина полулежала на её плече, смотрела на неё взволнованными, усталыми и такими живыми глазами. В них читалось доверие и ещё много других эмоций, но Эмма была слишком напугана, чтобы пытаться разобраться во всём этом. Сегодня речь шла не о ней. — Давай наполним ванну, — она опёрлась локтями о край ванны, пустила воду и добавила немного жидкого мыла.
Реджина продолжала стоять на коленях рядом с унитазом. Выглядела при этом отчаявшейся и очень не в себе, но смотрела на Эмму таким взглядом, как если бы та была её личной Спасительницей.
— Тебе не стоило сюда приходить, — пробормотала она. — Не надо было.
— А если бы я тебе позвонила, ты пришла бы? — спросила Эмма.
Реджина не стала отвечать, но в этом не было необходимости, потому что в её глазах Свон прочитала безоговорочное «да».
Некоторое время они сидели в тишине и смотрели, как наполняется ванна, а потом Эмма выключила воду.
— Не горячо? — спросила она.
Реджина окунула руку и покачала головой.
— Вот и хорошо, — Эмма выпрямилась и повела плечом. — Я подожду снаружи, пока ты…
— Нет! — воскликнула Реджина.
— Нет?
— Нет, не… ты сказала, что не оставишь меня, — дрожащим голосом прошептала Реджина.
— Хорошо, как скажешь, — не стала спорить Эмма.
Она вроде бы отводила глаза, пока Реджина раздевалась, но всё равно увидела достаточно, чтобы заметить, что напарница странно прикрывалась. Она всё хваталась руками за живот. Но большинство женщин, которые обнажались перед ней и чувствовали потребность защититься, закрывали ладонями грудь или лобок. И лишь когда Реджина села в ванной, Эмма заметила огромный шрам, пересекающий наискось весь её живот.
«Уайт!» — подумала она сердито. Сама мысль о том, что мерзавец сотворил с её напарницей в этой самой квартире, вызвала приступ тошноты, но Эмма усилием воли подавила его. Не хватало ещё самой проблеваться.
Реджина подтянула колени к груди. Пока всё её тело содрогалось от тяжёлых рыданий, Эмма легонько массировала её плечи, размышляя, может ли что-нибудь из этого вообще назвать расслабляющим.
Впереди ждала долгая ночь.
***
Когда вода окончательно остыла, Реджина перестала плакать, но она была настолько истощена, что могла едва стоять на ногах, не говоря о том, чтобы самостоятельно вытереться и надеть пижаму. Эмма бережно усадила её на диван и набросила на плечи одеяло. Потом помчалась на кухню готовить чай, но когда вернулась, Реджина снова лежала, свернувшись калачиком, и была не в том состоянии, чтобы удержать в руках даже чашку.
— Я оставлю чай здесь, — Эмма поставила чашку на кофейный столик, — если захочешь пить… — затем она осмотрелась, особенно задержавшись глазами на разбитом стекле. Последнее, что им сегодня нужно — напороться на осколки. — Эй, мне, наверное, надо навести порядок, — сказала она Реджине. — У тебя есть щётка?
— Шкаф, — напарница кивком указала на дверь справа.
Эмма нашла её (Реджина вздрогнула, когда она открыла дверь шкафа) и, напевая себе под нос, принялась подметать. Плечо отозвалось болью, но однообразные движения успокаивали, наверное, из-за того, что появилась минутка, чтобы всё хорошенько обдумать и определиться с дальнейшими действиями.
«Реджина явно преуспела во всём, что касается разрушений», — размышляла Эмма, неприятно поражённая количеством крошечных, словно конфетти, осколков, усыпавших ковёр в гостиной. Она заметила фотографию, перевёрнутую изображением вниз, и, наклонившись, торопливо подняла. Не хотелось бы, чтобы она случайно попала в мусорное ведро или ещё сильнее пострадала от пролитого виски.
Свадебная фотография. Удивительное дело, но первой Эмма узнала невесту — Мэриан Локсли. Она никогда не встречала Мэриан, но та слыла не меньшей легендой, чем Реджина. Вскоре после смерти её фотографию размещали в информационной брошюре бостонской полиции. Парень рядом с Мэриан, наверное, Робин Локсли, вот только выглядел он намного моложе и счастливее. Сложно было связать его со знакомым Эмме лейтенантом.
Справа от невесты стояла Реджина. Но её, улыбчивую и глубоко беременную, Эмма тоже не сразу признала. По всему выходило, что фотография сделана незадолго до нападения Уайта, стало быть, одиннадцать лет назад. Реджине тогда было чуть за тридцать, но Эмма с лёгкостью дала бы ей не больше двадцати. А потом она увидела его и не поверила собственным глазам.
«О да, это он», — решила Эмма, изучив фотографию внимательнее, и её накрыло тысячами фрагментов казалось бы давно забытой истории.
У Эммы перехватило дыхание. У неё было такое ощущение, словно в мозгах произошло короткое замыкание: окружающий мир поплыл, и она ухватилась за стеллаж с книгами, а в голове стучали только две мысли:
«Как, чёрт возьми, не выяснила этого раньше?!»
«Как, чёрт возьми, рассказать об этом Реджине?!»
Последняя мысль больше всего занимала её, особенно, когда до её сознания сквозь туман пробился голос Реджины: «Эмма?» Мгновение, и женщина, которая сама едва стояла на ногах, обнимала за талию, поддерживала в вертикальном положении, чтобы она не не рухнула на разбитое стекло.
— Всё хорошо, Эмма, — шептала Реджина. — Я с тобой. Дыши, слышишь?
Одеяло Реджины, всё ещё наброшенное на плечи, теперь укрывало их обеих, пока она подсчитывала число вдохов и выдохов напарницы. Это помогло: медленно, но верно комната перестала вращаться, но всё, о чём могла думать Эмма, что ей нельзя было расклеиваться. Нельзя было рассчитывать на помощь Реджины, только не сегодня, ведь это она, Реджина, нуждалась в поддержке и заслуживала её больше. Например, сейчас она едва держалась на ногах, и интуиция подсказывала Эмме, что, узнав причины внезапной паники, её напарница не почувствует себя лучше.
— Всё хорошо, — твердила Реджина.
— Да, хорошо, — выдохнула Эмма и выпрямилась.
— Ты… Ты хочешь поговорить о том, что сейчас произошло, что бы это ни было?
— Ничего… просто ничего. Забудь об этом, — огрызнулась Эмма.
Реджина выглядела уязвлённой, но всего лишь мгновение, а потом передёрнула плечами. Осторожно вытерла слезу, скатившуюся по её щеке, большим пальцем правой руки.
— Эмма, ты можешь мне рассказать, — с нажимом проговорила она.
На этот раз Эмма почувствовала, как её глаза наполнились слезами. Она должна рассказать Реджине. Ей просто не оставили выбора. Проблема заключалась в том, что она никак не могла представить, как напарница отреагирует на её признание.
— Надо сесть, — если они собираются об этом говорить, то при всём желании ни одна из них не сможет физически поддержать другую.
Реджина кивнула и провела её к дивану. Она осторожно усадила её, подложила под поясницу подушки, и снова Эмма почувствовала себя виноватой, потому что всё должно быть с точностью наоборот. Она должна была заботиться о Реджине. Она должна была укрыть их обеих одеялом, а потом забраться на диван с ногами и свернуться рядышком калачиком.
Реджина дотянулась до руки Эммы и ласково погладила её костяшки.
— Расскажи мне, — попросила она.
— Я…
Эмма глубоко вздохнула и показала фотографию. А в ответ — ничего.
— Этот парень… он твой жених, да?
Реджина медленно кивнула, выпустила руку Эммы и благоговейно коснулась фотографии.
— Дэниел, — пробормотала она.
— Тут такое дело… — заговорила Эмма неуверенно. — Я вроде бы… знаю его. Знала.
Реджина моргнула один раз.
А потом второй.
— Хорошо… — проговорила она. — Откуда?
— Я… мм… когда мне было семнадцать, он помешал мне спрыгнуть с моста, — объяснила Эмма. — Он… Я рассказывала тебе историю о копе, который спас мне жизнь. Я никогда не знала его имени, но… это он.
Реджина кивнула и выдохнула сдавленное «ох».
«Она замечательно восприняла новость», — подумала Эмма, но допустила, что напарница просто не до конца осознала сказанное.
Реджина моргнула один раз.
А потом второй.
Из её горла вырвался сдавленный всхлип, и она закрыла лицо ладонями.
«Вот оно», — подумала Эмма, высвобождая из-под одеяла здоровую руку, чтобы погладить Реджину по спине.
— Боже, Реджина. Прости меня.
Слёзы прекратились, по крайней мере, на несколько мгновений. Реджина в замешательстве посмотрела на неё.
— За что?
Эмма покачала головой.
— Не знаю. Просто… у тебя сегодня дерьмовый день, а я вываливаю всё это, напоминаю тебе… и… мне просто очень жаль, что ты потеряла его, — добавила она. — Дэниела. Он был классным парнем.
— Да… Был… — прошептала Реджина, забирая фотографию и вглядываясь в лицо погибшего жениха. — Я так по нему скучаю, — она снова расплакалась.
Эмма кивнула и, не сказав ни слова, обняла Реджину. Она дорого бы дала, чтобы сказать самые нужные слова, но она их не знала, поэтому решила позволить напарнице выплакаться.
Она не знала, сколько времени они просидели. Могло пройти пять минут, а могло и все тридцать, но когда рыдания стихли, Реджина прошептала:
— Спасибо тебе.
— За что? Я ничего не сделала.
— За… твои слова. О Дэниеле. За то… что не боишься говорить со мной о нём. Все остальные… — она снова разрыдалась. У Эммы сердце сжалось от боли, когда она представила, как должно быть тяжело выслушивать со всех сторон легкомысленные «он был крутым парнем», если речь идёт о потерянной любви всей твоей жизни.
— Расскажешь о нём? — спросила Эмма. — Если это не слишком болезненно. Дэниел сыграл очень важную роль в моей жизни, но я знала его меньше часа и не смогла отдать должное.
Реджина сглотнула и кивнула. Опять уткнулась лицом Эмме в плечо, затем медленно отстранилась и жестом предложила пройти в спальню.
«Сколько виски ты сегодня выпила?» — размышляла Эмма, поддерживая напарницу под локоть, пока та, пошатываясь, пыталась дотянуться до большой коробки на верхней полке. Чуть позже, когда Реджина поставила её на кровать и открыла, Эмма увидела десятки осколков прошлого. Полицейский жетон «офицера Дэниела Ривса». Фотографии счастливой молодой пары: в полицейской униформе, на кухне в одинаковых фартуках, резвящихся на пляже. Несколько раз Эмма невольно отводила глаза, потому что смотреть на беременную Реджину было мучительно больно.
На некоторых фотографиях присутствовали Локсли, но в основном — Дэниел и Реджина. Если бы у Эммы спросили, какая понравилась больше всего, она, пожалуй, назвала ту, где Дэниел стоит по щиколотку в воде с Реджиной на руках и вроде бы грозится уронить её в океан. Они истерически смеются, на лицах — одинаковое выражение блаженства… Эмма ни разу не видела напарницу такой счастливой. А ещё сложно было не обратить внимание на прекрасную физическую форму обоих.
— Очень эффектный парень, — признала Эмма. Ей казалось, что Реджина ждала от неё какой-то реакции, и не смогла придумать ничего лучше. — У тебя отличный вкус.
Реджина улыбнулась сквозь слёзы. Её щёки порозовели.
— Спасибо, дорогая. Но почему ты удивляешься? Ты же его видела.
— Да, но в те полчаса, что мы общались, моя голова была забита другими вещами. И потом, на нём тогда было не это, — Эмма красноречиво посмотрела на фотографию. — «И на тебе тоже», — мысленно добавила она, решив, что сейчас не самое лучшее время для таких замечаний.
— Справедливо, — в заплаканных глазах Реджины было столько любви и тоски, что становилось не по себе. Плюхнувшись на кровать, она испустила дрожащий вздох. — О чём бы ты хотела поговорить?
Эмма пожала плечами.
— Не знаю. Я думала, ты будешь говорить. Он — твой жених, — сегодня вечер откровений Реджины, а не её, впрочем, если в какой-то момент они поменяются местами, она не станет возражать.
— Я просто не знаю, с чего начать, — Реджина беспомощно посмотрела на свои руки. — Я… просто не представляю. Я никогда о нём не рассказываю.
— Может быть, расскажешь какие-нибудь истории? — предложила Эмма, присаживаясь рядом с Реджиной и обнимая её за плечи. — Например… Как ты с ним познакомилась?
Реджина уткнулась носом ей в шею и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.
— Мне было двадцать, — прошептала она. — Мы встретились летом, за три месяца до начала учёбы в Уэллсли. Я тогда осталась в Бостоне, подрабатывала стажёром в материнской компании. С её подачи. Ужасно скучно, но, подозреваю, именно благодаря той работе мне сегодня легко возиться с бумагами. Да и на тот момент это было лучше, чем возвращаться в Сторибрук. У меня была зарплата, собственная квартира…
Реджина замолчала и задумчиво посмотрела на фотографию. Её глаза затуманились слезами, губы задрожали.
— Я познакомилась с Дэниелом на пробежке, — продолжила она тихо. — Мы разговорились. Он тренировался, чтобы сдать нормативы для полицейской академии, как и я… только моя мать ещё об этом не знала. В общем, мы стали, как бы ты сказала, приятелями по пробежкам.
Эмма улыбнулась.
— В конце лета он пригласил меня на свидание, а потом…
Воцарилась горькая, но уютная тишина, а потом Эмма шутливо спросила:
— Расскажи о вашем первом поцелуе? Волшебство было?
Реджина кивнула и смущённо покраснела.
— Было. Мы возвращались домой после первого свидания. Шёл дождь… такое клише… но в то время… я была поздним цветком, — призналась она. — Если честно… Дэниел был моим первым. Первым поцелуем, первым парнем, первым всем.
Реджина снова уставилась на свои руки. Со стороны казалось, словно она боится быть осуждённой. Эмма присвистнула. Теперь всё обрело смысл.
— Ого. Я знала, что он был особенным, но… проклятье.
— Я любила Дэниела, — прошептала Реджина, — безумно.
— Главное, что я вынесла из той нашей встречи, что он тоже был сильно влюблён в тебя.
Реджина вытащила из коробки синее вязаное одеяльце с вышитой на нём буквой «Г», потёрлась о него щекой. И Эмма с болью в душе вспомнила об ещё одном трагическом моменте, который только предстояло обсудить.
— Он всегда мог подобрать нужные слова, — пробормотала Реджина. — Я всё время переживала о чём-нибудь, но Дэниел всегда знал, что сказать, чтобы успокоить меня.
Эмма согласно промычала. Это она тоже заметила.
— Он понимал, что я очень осторожна во всём, что касается отношений, и уважал это. Никогда не давил на меня, не торопил события. Мне потребовалось почти четыре года и несколько пинков от друзей, чтобы согласиться выйти за него замуж, но даже тогда… — она вздохнула с таким видом, будто испытывала отвращение к себе. — Мы были обручены, ждали ребёнка, а я всё никак не могла определиться с датой свадьбы. Я просто… Я могла бы вечно… Я всегда испытывала неуверенность… во всём… — каждое слово давалось ей с явным трудом, — а потом я его потеряла.
— Не думаю, что эти вещи связаны, — сочувственно сказала Эмма. — И мне не кажется, что это угнетало Дэниела, потому что в день нашей встречи он мне сказал: это нормально бояться будущего.
— И оказалось, я не зря боялась… — процедила Реджина. Её глаза снова наполнились слезами. В попытке сдержать их она снова уткнулась лицом напарнице в плечо.
— Да, была, — Эмма печально покачала головой. Мысль, что чудесный мужчина, спасший ей жизнь, который наверняка стал бы отличным папой и мужем, лишился шанса реализовать себя, удручала. Как и то, что судьба женщины, в которой он не чаял души, к ногам которой хотел бросить весь мир, оказалась разрушена за один ужасный вечер монстром в человеческом обличье.
— Эмма? — тихо позвала Реджина.
— Что?
— Можешь… можешь рассказать о вашей встрече? Пожалуйста… Я… Если это не слишком болезненно. Я понимаю, ты переживала не лучшие времена, но…
— Конечно, — прервала Эмма. — Не то чтобы… то есть, да, была парочка непростых дней, но всё закончилось хорошо. Определённо. Для меня, — добавила она неловко.
Эмма прислонилась к изголовью кровати и жестом предложила Реджине присоединиться к ней.
— Эта история не может быть рассказана без обнимашек, — объяснила она.
Тень улыбки скользнула по лицу Реджины, когда она, забравшись в объятия Эммы, набросила бледно-голубое детское одеяльце на их ноги.
— Обнимашки без одеяла не обнимашки, — попыталась пошутить она.
— Давным-давно, — тихо заговорила Эмма, — жила на свете семнадцатилетняя девушка по имени Эмма Свон. Здесь и далее «я». Так вот. Я сбежала из дома приёмных родителей и жила с парнем, Нилом, с которым мы познакомились в одном из семейных домов. Но ты его знаешь в качестве отца Генри. Я была той ещё жопой. В моей жизни царила полная безнадёга.
— Мне жаль, — пробормотала Реджина.
— Ты ни в чём не виновата.
— Знаю, просто… мне больно думать, через что тебе пришлось пройти. Безнадёга… — пробормотала Реджина. — Приятного мало.
— Не переживай, — быстро проговорила Эмма. — Сейчас всё это в прошлом. Но тогда… однажды ночью мы с Нилом занялись сексом. Это было всего один раз. Тогда я окончательно утвердилась в мысли, что стопроцентная лесбиянка, но умудрилась залететь, и… когда Дэниел наткнулся на меня, я стояла на краю моста и готовилась броситься в воды Чарльза.
Реджина резко выдохнула и крепче прижалась к напарнице, словно её объятия каким-то образом могли защитить их обеих от боли прошлых лет.
— Но я не сделала этого, — продолжила Эмма, — потому что он остановил меня.
***
Реджина положила голову Эмме на грудь. Они достаточно долго пролежали в обнимку. Одеяла валялись в стороне, по всей кровати были разбросаны фотографии Дэниела, на которые она годами не могла взглянуть без слёз. Но теперь её обнимали крепкие руки Эммы, а нежный голос нашёптывал разные истории, и Реджина, несмотря на боль в голове, ощущала себя довольной и настолько защищённой, что даже грусть на сердце и стекающие по щекам слёзы на какой-то момент перестали её тревожить.
— Потом, — рассказывала Эмма, — он обвинил меня в нападении на него и надел наручники, чтобы я не смогла сигануть с моста. А потом заманил в машину обещанием накормить пончиками, — она добродушно рассмеялась. — Это он дал мне красную куртку, ту самую, которая была на мне в первый день. Думаю, ты возненавидела кожанку ещё раньше… Дэниел говорил, что тебе её подарили на день рождения, но ты сразу запихала её в сумку с вещами для благотворительности.
Реджина едва помнила тот случай. Она никак не могла вспомнить, кто ей подарил такой царский подарок — одно лишь презрение. Красная кожанка, из всех возможных вещей. Реджина хотела посмеяться, но вышло что-то среднее между писком и кашлем.
Эмма снова стала выводить круги на её спине, медленными и плавными движениями.
— А потом состоялся один из самых важных разговоров в моей жизни, — сказала она. — Дэниел говорил, что из меня получится хорошая мать, что я могла бы обо всём поговорить с Нилом, что всё обязательно будет хорошо. И всё было хорошо.
Реджина ответила тихим всхлипом. По её щекам снова покатились слёзы.
— Я вроде как стырила имя твоего ребёнка, — осознала Эмма неожиданно. — Прости меня… Ты поэтому, наверное, так странно отреагировала на имя Генри, когда я впервые заговорила о нём. Просто… Вообще-то я хотела назвать ребёнка в честь полицейского — Дэниела — но он почему-то не представился. Зато упоминал имя Генри, и… я назвала сына Генри.
Реджина понимала, что от неё в ответ ожидают какой-нибудь глубокой мысли, но не смогла ничего сообразить.
— Имя очень подходит… — выдавила она. — Уверена, Дэниел был бы польщён, — а про себя добавила: — «И я тоже…» — хотела вслух, но не смогла из-за душивших её слёз.
Эмма кивнула и, уткнувшись лицом в волосы Реджины, тихонько всхлипнула. Они так сильно держались друг за друга, что на короткий момент почувствовали себя одним целым.
Реджина чувствовала, что всё внутри болит, но одновременно с этим не болело ничего. Она ласково погладила напарницу по щеке.
«Всё будет хорошо, я обещаю», — вспомнилась ей любимая мантра Дэниела, и следом её губы изогнула невольная улыбка. Дэниел и его нескончаемый оптимизм. Реджина годами проклинала жениха за ложные надежды, за свои завышенные ожидания, сложенные его стараниями, после которых падение оказалось в разы болезненнее, чем могло быть.
«Ничего не хорошо!» — захлёбывалась она слезами на его могиле, лёжа на сырой земле, зарывшись лицом в траву. Но прямо сейчас Реджина размышляла, что, возможно, всё это время Дэниел был прав.
В конце концов, она была здесь, и Эмма — тоже. Да, пусть она всё ещё немного пьяна и адски соскучилась по Дэниелу, а плечо Эммы не до конца выздоровело, что чувствовалось по тому, как напарница наклонилась, чтобы удерживать её вес, но вот прямо сейчас, сию минуту, всё действительно было хорошо.
Устроившись поудобнее, Реджина посмотрела в блестящие глаза Эммы и подумала о том, как сильно изменилась её жизнь, когда в ней появилась эта удивительная и потрясающая женщина. Удивительно (или не очень), что именно стараниями Дэниела живы Эмма Свон и её сын. Всё это возможно благодаря ему одному. Даже несмотря на то, что его больше нет, он нашёл способ убедиться, что в его отсутствие с ней всё будет хорошо.
— О чём ты думаешь? — спросила Эмма сквозь слёзы.
«Я хочу верить», — сказала Реджина как-то Дэниелу.
«Однажды ты поверишь», — ответил он ей тогда.
«Может быть», — пронеслось в её голове.
Эмма Свон, прекрасная в своей силе и одновременно с этим такая уязвимая, не просто смотрела на неё. Эмма видела каждый сломанный и повреждённый дюйм её души, она не отворачивалась. Это вселяло ей веру.
Всё хорошо, ничего не болело, и она, Реджина, снова верила.
Она продолжала ласкать щёку Эммы, когда подняла голову так, что их лица оказались совсем близко.
— Я думаю о тебе, — ответила она.
А потом подалась навстречу и поцеловала.
Поцелуй вышел стремительным, целомудренным и лёгким, словно пёрышко, и занял считанные секунды. А потом Реджина, испугавшись, отпрянула. Она отдала всё. Все надежды, страхи, любовь и остальные чувства… Она искала, но не могла найти слов, чтобы описать хоть одно из них.
Реджина, затаив дыхание, наблюдала за реакцией напарницы. Та почему-то выглядела удивлённой. Реджина была в шаге от того, чтобы сбежать, хотя она понятия не имела, куда пойти, ведь — это её дом, когда Эмма неожиданно притянула её назад и впилась в её губы своими.
Может быть, она совсем чокнулась. Может быть, алкоголь и нервное истощение сыграли с ней злую шутку, но Реджина могла поклясться, что за мгновение до того, как закрыть глаза, она увидела золотой свет, плотным коконом окутавший их с Эммой. Сияние становилось всё ярче, оно наполняло целительной теплотой всё её существо, заживлявшей все трещинки в её душе и сердце, отчего они становились сильными и цельными.