Благоуханный дворец утопал в суете, роскоши и бесконечных хлопотах подготовки к торжественной церемонии: фасад здания и широкую лестницу парадного входа уже украшали цветы и ленты, слуги и адепты сновали туда-сюда, без конца выполняя поручения будущего главы. Время шло своим чередом, дни сменялись днями, а долгожданный момент стремительно приближался. Очередной вечер выдался очень тёплым, закат ярким маревом лёг на рельефы, арки, колонны и ротонды, подул лёгкий ветер, который играючи шевелил кроны деревьев, изредка касался воздушной ткани у входа, закручивал флаги на флагштоках а, облетая лестницу, нырял в полы тёмного ханьфу идущего человека и цеплял ярко-алую ленту в волосах. Вэй Ин, а это, конечно, был он, поднимался по ступеням Благоуханного дворца более похожий на Старейшину Илин, чем на себя самого — в глазах не играли лукавые огоньки, на его красивом лице не промелькнула и тень улыбки, а Ченьцин, крутившаяся в длинных тонких пальцах, окутывала его руку до запястья облаком чёрного дыма. В отличии от Цзян Чэна, Вэй Ин своим видом не заставлял людей разбегаться в стороны, они просто замирали в священном ужасе и так и стояли на месте до тех пор, пока он не оказывался достаточно далеко. Усянь на это внимания не обращал, его мысли улетали к недавнему разговору с Лань Чжанем и словам Цзян Чэна о прошлом.

В то утро, которое стало началом его несвоевременного путешествия в Ланьлин, Вэй Ин вспоминал разговор с братом. Он, сделав акцент на ссоре с Лань Сиченем, недостаточно глубоко воспринял момент, когда Цзян Чэн сделал признание, а ведь он его сделал, да ещё какое! Пожалуй, это признание было даже посерьёзнее признания об отданном ядре, и уж точно серьёзнее любого другого. Окончательное понимание снизошло на Усяня, когда он, наконец, смог принять и осознать факт того, что Цижень дал разрешение на их план… едва отойдя от одного потрясения, он получил новое. Цзян Чэн признался ему. Шиди не ненавидел его все эти годы, а тосковал, скрывая за ненавистью истинные чувства… его брат, А-Чэн по-прежнему дорожил им. Это было сродни откровению, которым Вэй Ин поспешил поделиться с мужем, однако Лань Чжань не настроен был слушать. Второй Нефрит сам искал его, а по тени, залёгшей между идеальными бровями, стало понятно, что причина для этого весьма и весьма веская.

— Вэй Ин, — сразу сказал он тогда, — кое-что случилось...

— Что могло случиться? Всё идёт по плану, — пожал плечами Усянь и отмахнулся, собираясь рассказать о своих переживаниях.

— Не всё, — возразил Ванцзи, а после повернулся и отошёл в сторону, открывая взору расстроенного А-Юаня, — Сычжуй, рассказывай! — приказал он.

— П-простите, учитель Вэй, А-Лин просил не сообщать вам, но…

— Что? — Вэй Ин уже предположил самое худшее, почувствовав, как сердце ушло в пятки.

Лань Юань опустил взгляд в пол и сбивчиво поведал о случившемся. Из всего сказанного было понятно, что глава Цзян и Цзинь Лин сильно повздорили, кричали друг на друга в присутствии Верховного Заклинателя и что Цзян Чэн покинул Благоуханный дворец ужасно расстроенным из-за сказанных племянником слов. Усянь нахмурился, ввиду открывшихся обстоятельств эта информация вызывала гнев и желание разобраться с обидчиком брата. Ванцзи заметил изменения в лице мужа и опередил его гневную тираду.

— Нужно отправляться в Ланьлин немедленно, — уверенно заявил он.

Вэй Ин уже набрал в рот воздух, чтобы выпалить всё, что думает, одним махом, но услышал эти слова и сдулся, будто воздушный шар.

— Лань Чжань, но мы же решили, что должны проследить за Цзеу-Цзюнем, чтобы он не вздумал остаться в последний момент? Мы снова бросим его?

— Мгм, — неопределённо ответил Лань Чжань, и пояснил, — я неправильно выразился. Ты отправишься в Ланьлин, а я прослежу за братом.

— Что? Нет, я дал обещание…

— Вэй Ин. Я знаю, как это важно для тебя, и сейчас ты нужен Цзян Чэну, как я нужен Лань Сиченю. Поезжай.

— Лань Чжань… — Усянь недоверчиво покачал головой, — ты отпускаешь меня?

В светлых глазах Ванцзи мелькнул огонёк ревности и угрозы.

— Только потому, что они тоже твоя семья.

Вот так Вэй Ин и попал в Ланьлин в полном одиночестве и таком смятении, какого уже давно не испытывал. Он беспрепятственно вошёл во дворец и там, в поисках Цзинь Лина, наткнулся на Не Хуайсана.

— Эм… Не-сюн? — удивился он, замирая в нескольких шагах от него, — То есть, глава Не.

Тот обернулся, и по лицу его расплылась приветливая улыбка. Совсем недавно они снова начали общаться и почти дружить, заваливая друг друга письмами и историями. Взгляд Ванцзи, которым он одарил мужа перед расставанием, говорил как раз об этом: «<i>Не забывайся и не думай пить с Не Хуайсаном, если он там</i>».

— О, Вэй-сюн, я знал, что рано или поздно ты явишься, — глава Не вздохнул, — Хорошо, что ты пришёл.

— А ты что здесь делаешь? — Вэй Ин, и правда, не ожидал увидеть его.

Хуайсан развёл руками.

— Помогаю, слежу за процессом. Молодой господин Цзинь в этом совершенно одинок.

— То есть? А где Цзян Чэн?

Глава Не свернул веер с сильным хлопком и снова развернул его.

— Цзинь Лин упрямится и не хочет просить помощи, а Цзян-сюн… его не было с самого их разговора, о котором, я надеюсь, тебе уже известно. Цзян-сюн никого не хочет видеть и на письма не отвечает.

— Откуда ты знаешь? С ним всё в порядке?

— Во всяком случае, он жив. Я отправил в Пристань Лотоса несколько адептов для наблюдения, и нашёл призрачного Генерала, чтобы тот привёл ко мне Лань Сычжуя.

Усянь глубоко вдохнул и резко выдохнул, сжимая кулаки.

— А, так это ты попросил его рассказать нам? Надо было сделать это раньше… ну, и где он?

— Цзинь Лин? В большом зале… — ответил Хуайсан и, проводив друга взглядом, вдруг окликнул, когда тот уже почти ушёл, — будь осторожен. Стихия опасна тем, что её невозможно контролировать.

Вэй Ин обернулся и подарил ему дерзкую самоуверенную улыбку.

— Не существует стихии, которая была бы мне неподвластна, Не-сюн.

***

Когда появился Старейшина Илин, Цзинь Лин выбирал сорт чая для торжественного ужина, он бросил отвлечённый взгляд на незваного гостя, но сразу же посмотрел более внимательно, слегка струсив от его вида. В Усяне было что-то зловеще устрашающее, возможно, этот эффект складывался из-за отсутствия улыбки, а улыбка, как известно, редко сходила с его лица… А-Лин вдруг пожалел, что сейчас именно тот момент, когда Вэй Ин не улыбается.

— Учитель Вэй, — он склонился в полупоклоне.

 Усянь не ответил ему тем же, а только скрестил руки на груди и прислонился к ближайшей колонне.

— Я пришёл поговорить с тобой.

Цзинь Лин снова посмотрел на него, проводя взглядом сверху вниз и обратно.

— Это я уже понял. Ну... я свободен, что случилось?

Вэй Ин покусал губы с внутренней стороны, пару раз стукнул указательным пальцем по кончику носа и произнёс.

— Ты помнишь, что я сказал тебе однажды?

А-Лин думал не долго.

— Что нужно поучаствовать в парочке драк? Делать, что вздумается, пока молод?

— Нет. Я сказал, что существует два слова: «спасибо» и «прости»…

— … и, если я не научусь их говорить, то рано или поздно произнесу их в слезах?

— Да, — Усянь хотел улыбнуться от умиления, что этот парень запомнил всё так подробно, но сдержался, не желая терять лицо.

— Я понимаю, — Цзинь Лин опустил взгляд и, не отдавая себе отчёта в том, что делает, стал гладить нефритовую подвеску матери, прикреплённую к рукояти отцовского меча.

— Нет, не понимаешь, — Вэй Ин оттолкнулся от колонны и обошёл его по кругу, — Я расскажу тебе одну историю… — он стал ходить позади него из стороны в сторону, прокручивая Ченьцин в руках, — жил-был на свете счастливый мальчик. У него было всё: дом, мягкая постель, сильное тело и доброе сердце, у него была сестра и прекрасные родители, а ещё брат. Они все любили друг друга, жили в мире и радости много лет, пока однажды в их дом не вошла Смерть. Сначала она увела отца и мать, потом сестру и её мужа, а затем и брата, остался только одинокий мальчик на груде пепла его старого дома с маленьким племянником на руках, но даже с ним он почти не имел возможности быть рядом… Мальчик, обладавший столь многим, потерял всё. Он остался один, справлялся со своим горем, как мог…

— И что? — пожал плечами А-Лин, догадываясь, но не до конца вникая в суть истории.

— От этой большой и дружной семьи у того мальчика остался только ты, А-Лин.

Усянь заметил, как дрогнули опущенные ресницы юноши, как сжались пальцы вокруг рукояти меча, и продолжил.

— Твой дедушка, Цзян Фэнмянь, когда Цзян Чэн был в твоём возрасте, постоянно говорил ему, что нельзя поддаваться гневу и нужно всегда думать, что говоришь. Твой дядя должен был занять место главы, как и ты, и он должен был непременно понимать, что слова ранят больнее меча, они опаснее яда, и они же могут исцелить, дать надежду и подарить тепло.

Солёные капли собрались на ресницах Цзинь Лина, готовые сорваться вниз, руки дрожали. Вэй Ин не останавливался.

— Твой дядя очень любил свою сестру, и он так же безмерно любит тебя. Он не заслужил этих слов, даже если они непреложная истина, даже если они единственная правда мироздания. 

А-Лин, наконец, всхлипнул, но не зарыдал, хотя слёзы хлынули по щекам, он стойко держался и не выказывал своего смятения.

— Дядя прав, — вдруг произнёс он срывающимся голосом, — я не готов стать главой. Я не сдержался и обидел его, я сплошное разочарование.

Усянь покосился на него, закатил глаза и вздохнул. Сын шицзе не только перенял основные качества отца и дяди, но ещё и прихватил дядин излишний драматизм.

— Вообще-то, ты готов, и все об этом знают. Просто представь, что это твой заключительный экзамен, дополнительное испытание, чтобы занять этот высокий пост по праву не только рождения, но и мудрости.

Цзинь Лин горько усмехнулся.

— Да? И что же мне делать?

— Извиниться, — просто ответил Вэй Ин, — Я надеюсь, ты немедленно затолкаешь свою гордость подальше и оставишь все дела, чтобы отправиться в Пристань Лотоса к своему дяде.

— Я… — хотел возразить тот, но наткнулся на острый взгляд Старейшины Илин, и попытался улыбнуться, — спасибо и... прости.

Усянь кивнул.

— Не меня тебе нужно молить о прощении, а благодарить будешь потом, собирайся.

Цзинь Лин, неожиданно вдохновлённый таким напутствием и вернувшейся улыбкой Вэй Ина, метнулся к двери, но был остановлен странным покалыванием в запястье левой руки. Он удивлённо обернулся и обнаружил тонкую серебристую нить от своей ладони к ладони Усяня, тот ухмылялся.

— Думал, отпущу тебя одного? Ну, уж нет, я должен проследить, как ты сдашь этот экзамен.

А-Лин насупился.

— Я не маленький!.. А это ещё что? — он кивнул на нить.

— Это? А, ну, моё заклинание, очень прочное, называется «<i>Один плащ на двоих</i>».

— Глупость какая!

Вэй Ин больше не скрывал ни улыбок, ни лукавых огоньков глаз, он был безмерно доволен собой.

— Да, — согласился он, — зато действует. Идём собираться.