Молчание затянулось. Они стояли друг напротив друга, прислушиваясь к потокам дождя, бьющимся о стену, и к шуму ветра, сгибающего кроны деревьев. От воцарившейся непогоды на улице, в помещении стало темно, и Цзян Чэн сделал первый шаг — ему так много хотелось сказать, и в то же время он не понимал причину своего воодушевления. Наедине с главой Лань казалось, будто серость дня обретает оттенки множества красок, а за спиной раскрываются самые настоящие огромные белоснежные крылья.

— Что ж, мы здесь одни, и даже если бы нас кто-то желал подслушать в такую погоду, это невозможно... Совет более увлекательное мероприятие, чем диалог двух глав. Вы были полны решимости, что вас останавливает теперь?

— Я не знаю с чего начать, — признался Сичень, — Вы уже, как я понимаю, давно догадались, что это нечто личное… то, что я хочу вам сказать.

— От одного только тона вашего голоса я могу предположить уже что угодно, — Ваньинь подумал о Вэй Усяне, Лань Ванцзи и Не Хуайсане, о том, что им всё известно, и растерял мечтательное настроение, заменяя его лёгким недовольством, — Вы не знаете, с чего начать? А как быть мне? В какое положение вы ставите меня? Я чуть ли не единственный, кто не знает чего-то не просто важного, а важного о себе, и вы стоите тут и говорите мне, что не знаете с чего начать? Начните с главного! — он скрестил руки на груди, не замечая, что по-прежнему сжимает налобную ленту в кулаке, — У себя дома, здесь, в Пристани Лотоса, я нахожусь словно на поле с ловушками. Куда бы я ни пошёл, на кого бы ни посмотрел, к чему бы ни прикоснулся, везде мгновения утраченных воспоминаний, которые приходят и уходят, не оставляя в памяти и следа. И всё это приносит боль утраты… боль потери, о которой я не имею ни малейшего понятия. Вы можете объяснить? — Цзян Чэн перевёл дыхание и добавил уже спокойнее, — Второй господин Лань сказал, что только вы и можете объяснить.

— Прости меня, — повторил Лань Хуань сказанную ранее фразу, — Всё, что тебе… вам пришлось пережить, всё это из-за меня, из-за моего страха и неспособности открыть сердце человеку, который открыл для меня своё. Я совершил столько ошибок на пути к этой встрече, что не уверен, смогу ли исправить хоть одну из них…

— Вы говорите так, будто я знаю, о чём идёт речь. Что же случилось, почему оказываясь в определённых местах, или встречаясь с определёнными людьми, я вспоминаю вас? Вспоминаю, что всё это имеет отношение к вам.

Сичень собирался сказать про духовную связь, но открыл рот и не сказал ничего. До него внезапно дошёл смысл.

— В-вы видите воспоминания? — взволнованно уточнил он.

— Да, я, кажется, сказал об этом уже дважды. А в чём де…

Лань Хуань не дослушал его, он прикрыл глаза и сжал Лебин в ладони.

— Но как же так?.. Ведь я должен был принести жертву… или я должен был думать, что приношу её?

Цзян Чэн хмыкнул, видя, как его собеседник разговаривает сам с собой, и тем снова привлёк к себе внимание.

— Жертва? О, это действительно серьёзно... Ваша лента у меня в кармане, мои воспоминания в качестве вашей жертвы… Что я должен думать, глава Лань? Скажите, что между нами происходит?

Сичень уверенно поднял взгляд и на выдохе ответил.

— Духовная связь.

— Прошу прощения?

— Духовная связь, — повторил глава Лань, — из легенды о Небесной богине, только не из детской сказки, а из вполне себе взрослой версии, которая должна храниться в вашей библиотеке.

Ваньинь нахмурился, прошёл от одной стены кабинета к другой и вернулся на место.

— Я знаю. Эта книга не в библиотеке, она у меня, — наконец, произнёс он и ещё немного помолчав, добавил, — Значит, это правда? Всё, что там написано? — его мучил один важный вопрос, потому он даже не заметил, как перебирает пальцами налобную ленту, нежно, почти ласково, поглаживая её, — И… что между нами было?

Лань Хуань ждал чего-то подобного, но всё равно вздрогнул от неожиданности. Что нужно на это ответить? Правду?

— Если вы начинаете вспоминать, — уклончиво ответил он, — почему бы мне не помочь вам вспомнить? Боюсь, мои ничем не подтверждённые слова будут восприняты неверно.

Цзян Чэн тяжело вздохнул.

— Хорошо. И что вы предлагаете?

— Расскажите подробнее. Что именно с вами происходит?

— Я уже сказал, касаясь определённых вещей или оказываясь в определённых местах, я начинаю вспоминать, но картинки прошлого как приходят, так и уходят.

— И всё? Никаких образов? Ничего?

Ваньинь опустил взгляд на собственные руки и наткнулся на ленту.

— Вообще-то, — неуверенно начал он, — Когда я коснулся вашей ленты сегодня, то совершенно отчётливо запомнил, что видел. Пещера в драгоценных камнях при свете луны… и я направляю на вас меч… Кажется, я сказал что-то вроде «а ради меня вы смогли бы оставить прошлое в прошлом?»

— Да, — шёпотом подтвердил Сичень, благодаря небо, что в комнате сейчас достаточно сумрачно, чтобы слёз, появившихся в глазах, не было видно.

— И ещё… вы сказали: «<i>Почувствуйте разницу, глава Цзян, между «вам не нужна защита» и « я хочу вас защищать</i>». Всё это было? На самом деле?

— Да. На самом деле.

— Значит, чем ближе я к вам, тем ярче будут мои воспоминания? — Цзян Чэн сделал несколько шагов в сторону главы Лань и остановился на расстоянии вытянутой руки от него. Возможность разобраться во всём стала достижимой и близкой, как никогда прежде, и он не желал упускать её, каким бы ни был ответ, — Позвольте мне взять Лебин?

Лань Хуань улыбнулся и снял флейту с пояса.

— Пожалуйста, если это поможет.

Ваньинь кивнул, потянулся к ней, и, неожиданно словив игривое настроение, взял руку Сиченя. Он решился на это в последний момент, и сам не ожидал, что прикосновение к прохладной гладкой коже Первого Нефрита всколыхнёт не только спящие эмоции, но и воспоминания… Точно ядовитой стрелой вонзились в сердца слова «<i>Вернись ко мне, А-Чэн</i>». Он резко вскинул голову, встречая взгляд светлых глаз…

— Вы что-то вспомнили? — спросил Сичень так, будто боялся, что его за это ударят.

— Вы дрожите, — невпопад ответил Цзян Чэн, и, всё-таки взяв Лебин, отошёл к столу, чтобы положить туда её и Цзыдянь, близко друг к другу. Лань Хуань понял, что тот собирается проверить теорию о связи духовного оружия в их конкретном случае.

— Не обязательно проверять таким способом, я знаю ответ. Цзыдянь сам выбрал меня перед тем как…

— ... вы пожертвовали моими воспоминаниями, чтобы меня спасти? — Ваньинь предполагал, что такое возможно, и обрадовался своей правоте, однако, вернувшись на прежнее место подле главы Лань, стал намеренно избегать любых прикосновений. Он хотел более точных подтверждений своих внутренних переживаний, — Я теряюсь в догадках, насколько же близки были наши отношения? — он позволил себе быть смелым, потому что Сичень сейчас этого не мог. Что-то останавливало его.

— Я не уверен, что вы на самом деле готовы узнать всё. Раз вы забыли, полагаю, следует начать заново и прислушаться к своему сердцу. Один хороший друг сказал мне, что стоит отпускать прошлое и слушать своё сердце.

— А что говорит ваше? — спросил Цзян Чэн. Он не заметил, как увлёкся, как интерес и любопытство стали руководить им в большей степени, чем здравый смысл.

— Не важно, — Лань Хуань предупредительно сделал шаг назад, — Не важно, что говорит моё сердце, потому что я не хочу, чтобы вы чувствовали и думали, будто должны поступать именно так, как поступали ранее.

— О, вот как? То есть, вы считаете, я мог делать что-то вопреки собственным желаниям? Даже не зная всех обстоятельств, это заявление от вас крайне оскорбительно, потому что я уже много лет не иду на поводу ни у чьего мнения, кроме своего собственного, — Ваньинь снова сократил расстояние между ними. Теперь к игривому настроению присоединился азарт, который с каждым мгновением добавлял уверенность в том, что чувства к Сиченю не бред, не проклятье, они настоящие и живые, и он чувствует их. Нужно было быть полным идиотом, чтобы не увидеть схожесть его отношений с Первым Нефритом и отношений Вэй Усяня со Вторым, — И как же далеко вы зашли, отказываясь от своих желаний в угоду моим? Скажите, Лань Сичень?

Тот стал отступать назад, но хватило всего двух шагов, чтобы это закончилось. Он врезался в стену, столкнув деревянное украшение с полки.

— Простите, я…

Цзян Чэн, не собираясь сдаваться, последовал за ним и специально остановился слишком близко — ему пришлось слегка приподнять подбородок, чтобы смотреть главе Лань в глаза.

— Мы здесь совершенно одни. Я хочу вспомнить, а вы вызвались помочь, так... — он не закончил, потому что новое, более яркое, чем все другие, воспоминание вторглось в его сознание, заставляя забыть об остальном. Оно проявилось краткими мгновениями, отдельными картинками прошлого... Вот Сичень прижал его к стене, чтоб закрыть от падающего сверху камня, а вот он показывает Шоюэ мальчику на площади, вот, улыбаясь, запускает фигурку из бутонов в воду и в ночном сумраке, в беседке у озера… целует его! Значит, это было, это по-настоящему было! От такого открытия мурашки пробежали по всему телу, и в солнечном сплетении скрутился тугой пульсирующий комок, — Глава Лань, — обратился Ваньинь и рискнул коснуться узоров белого ханьфу у него на груди.

Сичень прерывисто вздохнул и перехватил его руку, крепко сжимая пальцами запястье.

— Пожалуйста. Только все воспоминания дадут вам полную картину, и только тогда вы можете принимать решения.

— Существующая духовная связь между нами… память, которая частично восстанавливается, когда я касаюсь вас... У меня уже не остаётся сомнений в том, что нужно делать.

— Цзян Чэн! — Лань Хуань знал, что идти на попятную сейчас просто глупо, но в то же время чувствовал, если Ваньинь продолжит так над ним издеваться, он сделает что-то, о чём может потом пожалеть.

— Вы совершили много ошибок, — продолжал Цзян Чэн, — как и я, и искупили всё желанием меня вернуть.

— Что?

— «Вернись ко мне, А-Чэн», это ваши слова.

— Мои, — сорвавшимся голосом подтвердил Сичень.

Цзян Чэн неотрывно смотрел на его лицо: бледное, испуганное, с проблесками надежды в сияющих глазах, — и физически ощущал его страх быть отвергнутым и чувство, полыхающее в груди ясным пламенем. Он прекрасно понимал его, потому что сам чувствовал то же самое, только решимости в нём было вдвое больше. Откуда она взялась? Почему ему приспичило действовать? Ваньинь и сам не знал.

— Несмотря на отсутствие многих воспоминаний, — начал он, — я точно могу сказать… ещё сегодня утром я бы пошёл к лекарю с такими мыслями, но сейчас уверен, что чувство, которое испытываю к вам, имеет определённое название.

Лань Хуань замер, он слышал только звук собственного сердца и голос Цзян Чэна, находясь в каком-то неестественно-эфемерном состоянии. Стоило ли уточнять, что ни шума дождя, ни окружающей обстановки он не замечал?

— Ваше чувство? Вы уверены, что причина не в духовной связи, о которой я сказал ранее?

— Уверен, — твёрдо заявил Цзян Чэн.

Сичень прикрыл глаза и еле слышно прошептал.

— И что вы хотите этим сказать?

На мгновение наступила всепоглощающая тишина, дождь прекратился, и словно звоном хрусталя прозвучал ответ, прежде чем их губы соприкоснулись.

— Поцелуйте меня.

Они уже не могли видеть, что в этот момент Цзыдянь принял свою духовную форму и фиолетовой змейкой обвился вокруг Лебин, утопая в её струящейся голубой энергии.