Сон

    Унылое серое небо проливало потоки дождя и града на безмолвный город. Словно устав мириться со злом, совершаемом в мире, природа решила обрушить всё своё долго копившееся негодование на Мордор.

Несмотря на скверную погоду и холод, на площади нельзя было протолкнуться к воротам Твердыни Саурона — едва ли не все мордорцы и гости столицы собрались вместе. Люди, хоббиты и эльфы, гномы, деревья и орки не обращали внимания на дождь и мелкий град, находясь под защитой зонтов и дождевиков.

Если пробраться ближе к воротам, то взору откроется виселица и плаха из шершавого дерева — последний знак милосердия.

На помосте эшафота стояли коленопреклонёнными двое мужчин, обритые наголо и одетые в кроваво-алые рубахи. С обезображенными печатью пороков лицами, трусливо бегающими по рядам собравшихся глазёнками, напрасно искали они себе заступников среди народа — двое смертников возбуждали только брезгливость и холодную ненависть.

Четверо солдат подняли их на ноги, подвели к плахе и обвели взглядами толпу.

— Ох, Сауроша, — запричитал Грима, — родименький, во что же мы ввязались с тобой…

— Да заткнись ты! — рявкнул свергнутый тёмный властелин, похожий на рептилию-переростка, недобро зыркнув своими маленькими бегающими зенками на товарища по несчастью. — И без тебя тошно, Грима.

— А кто всё это придумал? «Легитимный, единственный и законно избранный наместник Рохана, я жив»! Теперь мы оба станем трупами!

— Не вешай нос, Грима, я же обещал тебя не бросать!

— Нет, Саурошенька, я не могу это сносить, любовь моя! — Червеуст разразился бурным потоком слёз и громкими рыданиями. — Я не вынесу, видя, как ты умираешь… Дай мне умереть первым!

— Ну, — Саурон повёл плечами, — ненадолго расстаёмся, Гримочка. Я унесу в памяти твой образ.

— Вы долго телиться собираетесь? — гном Гимли, поглаживая рукоятку топора, зевнул. — Мне вообще фиолетово, кому из вас первому башку рубить. Сорта дерьма не различаю.

Солдаты, надавив Саурону на плечи, заставили его опуститься на колени и положить голову на перекладину.

Грима в ужасе зажмурил глаза, не имея возможности закрыть лицо руками. Гимли занёс топор над головой Саурона — и вот она уже упала в корзину, а исполнитель отпихнул в сторону мёртвое тело — освободив место для Червеуста.

— Нет! — заверщал Грима, когда солдаты поволокли его туда, где сложил свою голову бывший тёмный владыка. — Убийцы, грязные ублюдки! Его послали нам боги, а вы убили его, грязные рохауны! Саурошенька был святым!

… И тут Грима проснулся.

Покои любимого Саурона, большая кровать и шёлковое постельное бельё розового цвета, которое он ощущал своим обнажённым и начинающим уже заплывать от жира телом. Саурон лежит и сопит рядышком. Столь родной и сильный, уверенный в себе, умеющий быть одновременно страстным и нежным, такой единственный и любимый, смелый.

— Саурошенька, мне приснился кошмар, что роханутые мордорцы с эльфами и людьми, с гномами за компанию с хоббитами и деревьями, захватили Твердыню и обезглавили нас. — Грима поцеловал Саурона в морщинистую шею. — Мне очень страшно!

— Не бойся, в обиду тебя не дам, — шаловливая рука Саурона ущипнула бедро Гримы, — ещё трон Рохана тебе верну. Сам знаешь: брат за брата, так за основу взято. Спи.

— Тогда я спокоен.

— А потом я на тебе женюсь. Уедем во Францию, там однополые браки разрешены.

— Саурон, но ты обещал жениться на мне! — из-под одеяла высунулась седая голова Сарумана.

— Саруман, скисни отсюда, — Саурон спихнул с кровати голого проныру и, крепко прижав к себе Гриму, отдался с ним во власть Морфея.