Меня снова преследует это ужасное ощущение, будто я выпал из собственного тела. Будто я – лишь голос внутри и глаза, прямо сейчас бегающие по отражению в зеркале. Так странно в такие моменты не видеть на своём лице ни единой эмоции, несмотря на то, что я испытываю панику. Или же она испытывает меня на прочность, проверяя насколько меня хватит. Почему-то мне кажется, что не надолго, если я продолжу думать об этом. Я уже даже и не помню, как это называется – врач когда-то давно говорил, вроде начинается на «Д», но каждый раз я забываю. Хотя, в последнее время у меня всё чаще и чаще возникают провалы в памяти, всё всплывает какими-то вспышками. Даже сегодняшнее утро. Я помню лишь то, как заваривал чай. В голове чётко отпечаталась картинка: из электрического чайника у меня в руках льётся горячая вода. Быстро промелькнувшая мысль «А может налить на себя?» уже не пугает. От представления о том, как, допустим, моя рука покрывается ожогом, меня, возможно, даже ещё больше тянет разлить на себя обжигающую жидкость. Но я всё же сдержался: спокойно поставил чайник на его место, забрал кружку с чёрным дымящемся чаем и ушёл в комнату. Дальше не помню особо, но, исходя из логики, можно составить цепочку моих действий: я поставил чай на стул, стоящий рядом с кроватью и как-то сидя уснул. Сейчас, из-за «удобной» позы, всё тело ломит, особенно шею – я скрючился в позе шахматного коня часов так на пять и почти не двигаясь. Не знаю даже, почему не поменял положения, но теперь из-за этого приходится мучиться.

У глаз собралась какая-то противная слизь. Да и я в целом выгляжу противно – заспанный, с опухшими глазами и торчащими в разные стороны волосами. Мне не помешало бы умыться и привести себя в порядок – через час-два нужно быть уже в доме, который сняли нам наши многоуважаемые родители. Это обсуждалось, наверное, ещё с марта – то все были согласны, активно собираясь сдавать деньги, то несколько мамаш неожиданно проснулись и отказывались. Но вот, к маю, все наконец вроде как согласись, несколько уже отдали деньги родительскому комитету. И те же чудо-женщины, которые в марте были против, снова проснулись. Говорили, что нельзя отправлять детей одних загород (километров, наверное, пять от нас), тем более на сутки. Мол, мы все там будем пить, курить и вообще вести себя как обезьяны. Лучше уж где-то столик в кафе снять, часов так до шести, а потом и по домам. Остальные родители, особенно те, кто сдал деньги, было уже против этих родительниц. Аргументами было то, что большинство человек уходят после девятого, следовательно, выпускной у них ещё не скоро. Значит, нужно устроить своим детям настоящий праздник, а не посиделки в какой-то задрипанной кафешке в самом отсталом районе. И если же кто-то всё-таки хочет испортить этот праздник своим детям, то пусть не сдают деньги и снимают столик в этом чёртовом кафе. Очень мило, что в конце года все переругались. Но, очевидно, в итоге получилось так, как родители и сказали: кто-то сдал и поедет отмечать выпускной, кто-то останется дома. И каждый из родителей прекрасно понимал, что их дети будут наедине.

Я вытираю лицо полотенцем, смотря на себя в зеркало. Очки, будто ободок, заправили длинные для мальчика волосы, хотя я их таковыми не считаю. Вспомнить… Да никого не вспомнить, сейчас ещё, не дай Боже, оскорблю чьи-то чувства, сравнивая волосы их кумира с гривой коня. Но, в целом, не так уж и мало знаменитостей с длиннющими волосами, у меня они всего лишь по подбородок. Тем не менее это являлось причиной для множества оскорблений в мою сторону, если не в лицо, то за спиной. Да, было неприятно. Возможно, иногда обидно. Может быть, причиной очередного приступа, заканчивающегося очередным походом в ванную и её закрытой дверью. Сейчас мне на это не всё равно, но я не так сильно завожусь, как раньше. Прожую каждое нелестное слово в свой адрес, медленно проглочу его и попытаюсь не концентрироваться на неприятном вкусе. Если не смогу справиться сам, то поделюсь этим с врачом – за несколько месяцев лечения научился говорить. Или учусь, потому что ещё не всегда могу сказать той же маме о чём-то, что меня беспокоит.В квартире не шумно, но и не тихо. Мамы дома ещё нет – у неё до сих пор смена в больнице. В прочем, она задерживается достаточно часто. А ещё чаще выходит в свои выходные, потому что выходить попросту некому. И мне всегда было интересно, как люди умудряются так часто портить свои зубы, что толпами приходят к стоматологам, причём платным. Возможно, для этого есть логичная причина, но тот ребёнок внутри, на которого в какой-то момент повесили младшую сестру, потому что отца не стало, а мама дома бывала редко, обижен до сих пор и не может найти оправдания остальным.

Катя же, сестра, смотрит мультики у себя в комнате. Ей беспокоиться не о чем ещё ближайшие лет шесть – она только перешла в четвёртый класс. Ей освоение в классе далось легче – сколько себя помню, она брала пример с меня, с лучшего меня. Старалась, как и я, дружить с каждым, находили к разным людям подход и по итогу собрала вокруг себя достаточно обширный круг друзей. Возможно, у меня был такой же. Может быть, я ей завидую, потому что она смогла их отпустить. Я же, несмотря на то, чуть ли не переругался со всеми, хотел, чтобы все мои знакомые хотя бы мельтешили перед глазами, как напоминание о чём-то далёком. О чём-то, что правда приятно вспоминать и не жалеть ни о чём. Я не мог отпустить тёплое прошлое, которое осталось позади и на фотографиях, где я улыбаюсь; сейчас задача непосильная найти мои не школьные фотографии. Я стараюсь на них не мелькать, потому что всегда получаюсь просто ужасно: то ракурс не тот подобрали и у меня одна половина лица большей другой, то я что-то не то сделал и, допустим, моргнул. Меня правда волнует, как я выгляжу на фотках, потому что это то, на что мне придётся смотреть ещё какое-то время (про детские голые фотки я не вспоминаю – у всех родителей был какой-то фетиш фотографировать своих детей без одежды, а детям потом попросту стыдно вспоминать). Кате же хоть бы хны – она и с мамой сфоткается, после чего будет главной причиной обсуждений её подруг; и с кем-то снова подружится, найдя какого-то пацанёнка, а дружит она преимущественно с мальчишками, даже в очереди в поликлинике. Но то, что удивляет меня больше всего – это то, как она легко отпустила старых друзей и город. «Ну, мы же будем иногда приезжать, да и мы, наверное, будем как-то списываться. А если нет, ну… Ну значит новых друзей найду! Какие же они мне друзья, если не пишут мне?» Мне, человеку, который старше её на семь лет, понадобилось три месяца, чтобы понять такую простую вещь, а девятилетний ребёнок без чьей-либо помощи смог это понять. Мне понадобилось три месяца, чтобы понять, что люди приходят и уходят, и у многих старые друзья, с которыми они чуть ли не каждый день виделись, стали просто знакомыми лицами в толпе. Некоторые и вовсе их забывают, вспоминая только если увидят фотографии или кто-то им напомнит знакомое имя, а где-то там в голове появится смутно знакомый образ. Я же помню чуть ли не каждого, даже если и хотел кого-то забыть. Катя тоже помнит, но вспоминает о ком-то, только если спросят или пойдёт речь о старых знакомых.

Я, проходя из одного квартиры, из ванной, в другой, на кухню, мимолётно смотрю на себя в зеркало и прохожу мимо. Ничего там почти не изменилось – я всего лишь умылся и больше ничего не делал. Волосы как были растрёпанными, такими и остались, потому что я решил, что расчешу их перед выходом; я также выглядел помятым и очень надеялся, что за те пару часов, что у меня есть, я смогу прийти в порядок; на мне продолжала висеть какая-то старая футболка, которую я неизвестно откуда и когда откопал, а тонкие ноги были закрыты по колено широкими шортами, которые я покупал недавно и думал, что буду носить, но как-то не сложилось.

На кухне чисто. Это, кажется реально единственное место, которое всегда в порядке в этой квартире: зал, где спит мама, всегда в подушках и одеяле, которые можно было бы засунуть в раскладной диван, но маме не хватает времени; в комнате Кати бардак, потому что она ребёнок, а почти каждый ребёнок ненавидит убираться; у меня же в комнате срач из каких-то бумажек, разбросанных красок и количества кружек почему-то большего, чем их в квартире, потому что мне не всегда хватает сил на уборку. Но, в целом, с меня и не спрашивают: мама, во-первых, сама не убирается особо, так что упрекать своих детей в беспорядке ей кажется глупым, во-вторых, она появляется дома не так часто, чтобы замечать всё это. Почему-то, многие считали, что раз наша мама пропадает на работе, то нам с Катей очень повезло, потому что мы можем сами делать всё, что захотим, но это работает, к сожалению, немного не так. Мне-то уже всё равно, я перерос эту фазу «Дайте-мне-как-можно-больше-внимания», но вот Кате только предстоит. Я истерики не устраивал, во-первых, из-за того, что мужчина, во-вторых, и так видел, как маме тяжело. Надеюсь, что и Катя не будет.

Подхожу к чайнику и нажимаю на кнопку. Беру не особо тихо кружку с подставки: находящиеся обеим сторонам от неё сначала бьются с ней, а потом и друг о друга. Я кривлюсь, но ставлю чашку на столешницу, выискивая в верхнем шкафчике то, что хочу. А чего я хочу? Наверное, какой-нибудь зелёный. Или нет, лучше малиновый. Да, малиновый! Кладу пакетик внутрь (целиком, этот квадратненький и без бумажечки) и из нижнего шкафчика достаю большую сахарницу. Есть точно такая же, только поменьше и она стоит на столе, но легче насыпать из большой. Понимаю, что ложку не взял, а до стола, где хранятся и ложки, и вилки, и прочая утварь, идти лень, так что сыплю на глаз. Можно было бы буквально – интересно, что будет? Наверное, ничего, надо будет только водой глаза промыть. И, скорее всего, на сухую их не трогать – кристалликами можно будет повредить глазное яблоко.

Оперевшись руками о края столешницы, я просто ожидал, пока чайник закипит. Думал о том, как пройдёт выпускной. Честно, я бы туда не пошёл, если бы мама уже не заплатила и не было бы ещё одной причины. Наверное, нужно будет хотя бы в такой день разговориться с одноклассниками чуть больше, чем на пятнадцать минут. Тем более мне придётся провести с ними минимум час-полтора, так что я точно с кем-то, да поговорю. Надо будет захватить сигареты, потому что стрелять у других… Ну, такое. Большинство курят какой-то шлак, вроде «Космоса», потому что это мужская тема. У меня же либо ароматизированные с вишней, либо что-то вроде «Кэмела» или «Филипп Мориса». В целом, денег на них хватало, да и оставалось потом.

Когда чайник начинает закипать, у меня в голове что-то щёлкает и, блять. Зачем я завариваю себе чай, если у меня стоит точно такая же кружка, хоть остывшего и чёрного, в спальне? Но уже поздно, да и я настроился уже как-то на малиновый и до жути приторный. Даже так видно, что сахара слишком много. Стоило бы отсыпать его, но мне, честно говоря, не хочется. Лень пересиливает, хотя я прекрасно знаю, что, скорее всего, пить настолько сладкий чай не буду. Возможно, вылью, возможно, отдам Кате – она такое любит. Я один раз увидел, как она клала девять ложек сахара себе в стакан. «Вот сколько мне лет, столько тут и сахара». Интересно, в какой именно момент Катя остановится и будет как нормальные люди ложки три класть? Лет в двенадцать? Я сладкое почти не ем, несмотря на то, что лет до восьми его просто обожал – видимо, переел. Так что теперь в чае максимум ложка-две, а печенье или конфеты раз в полгода ем, хотя в доме оно часто.

У меня в комнате темно из-за штор, мешающих проникнуть лучам солнца. Я в целом его не любил никогда – слишком ярко, слишком жарко, да и сгораю абсолютно всегда. Вот это самая главная причина, по которой я не люблю солнце – я ещё неделю шарахаюсь от прикосновений к себе, которые сразу же приносят жгучую боль. Ставлю новую кружку рядом со старой и ложусь на мягкую кровать. Смотря в потолок, задумываюсь о том, что я буду делать на выпускном. Или это называется не выпускной, а как-то по-другому? Потому что выпускной уже был, в школе, а что тогда сейчас? И вообще, вспоминая про школу, так непривычно думать, что всё закончено. Что теперь я больше не школьник, а буду полноценным студентом (по крайней мере надеюсь, что буду). А ведь совсем недавно не верил, что хотя бы до зимы доживу. Да, ужасный период был, но, слава Богу, пройденный. Сейчас я больше испытываю какое-то приятное волнение перед тем, что меня ждёт впереди. Кажется, будто у меня снова начинает проявляться интерес к жизни. Хотя временами, даже сегодня, он пропадает, отдавая контроль до сих пор пугающей апатии, несмотря даже на то, что встречал я её довольно часто.

Поворачиваю голову в сторону кружки. Кружек, точнее. Может, всё-таки Кате отдать тот, что послаще? А если он не такой сладкий, каким я его считаю?

Сажусь в позу лотоса и тянусь за кружкой. На ней нарисован (скорее всего, это всё-таки наклейка) какой-то серый дракончик, а сама по себе она белая. Какое-то время смотрю на пар, а потом и на розоватую жидкость. Делаю глоток и блять. Это слишком сладко, слишком. Морщусь, но, скорее всего, со стороны выгляжу так, будто я не сладкий чай выпил, а какой-нибудь крысиной отравы. Что же, стоит отдать его Кате.

- Ка-атя!- пару секунд тишина, если не считать звук, кажется, Лунтика. Потом слышен очень тяжёлый вздох, пропитанный такой заёбанностью, которую даже описать сложно. Хотя, казалось бы, я всего лишь позвал её. После снова молчание и очень недовольной топот.

- Что?- Катя стоит в проходе, скрестив руки на груди. Она как маленькая копия меня, если не считать цвет глаз и рост. Этим она пошла в маму: у обеих какая-то непонятная радужка, но, кажется, зелёная и они обе достаточно миниатюрные. Хотя по Кате пока рано судить – может, вырастет ещё. Она в каких-то старых ярких штанах, от которых не отстирались пятна… да вообще всего и футболке с очень плохо сделанной феей из какого-то там мультика. Блора? Флора? Честно не знаю, но и не хочу знать.

- Чай будешь?

- Ой, снова сейчас будет «Когда сделаешь – позовёшь», да?

Я закатываю глаза. Признаюсь, делал так, но не очень уж и часто. Может, пару раз за три дня. Может больше. Но не каждый же день, чтобы говорить это с таким недовольством!

- Нет,- тяну руку с чаем в её сторону,- этот сладкий слишком. Попробуй, может и ты не будешь.

Катя подозрительно на меня смотрит исподлобья и выглядит комично. Пытаясь быть серьёзной и «взрослой» (большой, ха-ха), со стороны она смотрится наоборот, ещё более маленькой.

- Бери, ёб твою мать, у меня рука затекает, я клянусь, сейчас на тебя вылью,- Катя думает слишком долго, из-за этого приходится слегка пригрозить ей. Она тут же берёт в руки кружку и уходит из моей комнаты. Слышу, как Катя сшибает, после чего слышу: «Ничего он не сладкий!» Закатываю глаза. Ужас, как она вообще ещё сахарный диабет не получила?

Смотрю на наручные часы, которые показывают пять вечера. У меня чуть меньше часа, из-за чего, в целом, мне стоило бы начать собираться. Получается, я абсолютно бессмысленно потратил те пять минут, пока варил чай. Да, отдал его Катя, как хороший старший брат, но у неё есть ручки и ножки, значит и сама могла бы себе сделать. Хотя, скорее всего, она бы и сделала, если бы захотела, это я просто дурачок, который срывается на всех, кто под руку попадёт. Чувство вины зарождается в груди. Ноющей болью отдаётся где-то в нижней части сердца, создавая ком в горле. Желания извиниться особо нет, потому что я не высказал ей ничего, но чувствую я себя теперь паршиво.

Беру кружку с уже холодным чаем и за большие четыре глотка выпиваю его. Ставлю на место, из-за чего ложка неприятно звенит. Не обращаю на это особого внимания, думая, с чего лучше начать. Над одеждой я долго думать не собираюсь – надену чёрную рубашку и такие же брюки, в которых был на последнем звонке. Да и в целом на уроки ходил, что уж тут. Сейчас самое страшное – если рубашка помятая вся, потому что разбираться с глажкой я не особо хочу. Да, умею, но хочу ли? Отодвигаю дверцу шкафа, глазами выискивая чёрный цвет. В целом, это не так уж и сложно, учитывая, что мой гардероб, в основном, состоит из белого, бежевого и прочего. Хотя раньше, даже год назад, всё пестрило – и свитера цветные, и футболки какие-то. Кстати, про цветные свитера – у нас в школе какой-то мальчик абсолютно всегда ходил в чём-то до безумия ярком, но он выпустился, когда я был в классе шестом. С ним вечно ходил ещё один, странный какой-то: вечно на всех, кроме того парня, смотрел как-то косо, так ещё один раз, по слухам, из-за этого «цветика-семицветика» подрался. Не знаю, как у них сложилась судьба в дальнейшем, но меня это и не интересует особо. Мне бы со своей как-то отношения наладить, чтобы она перестала мне жизнь портить, а уже потом чужой интересоваться.

Но, слава всем Богам, рубашка аккуратненько весит на тремпеле. Я, на всякий случай, достаю её и проверяю – точно ли она не как из жопы и в ней, в целом, можно выйти в люди. Есть пара складочек, но на них мало кто обратит внимание. На место не вешаю – закрываю дверь шкафа, а рубашку кидаю аккуратно кладу на кресло. Брюки лежат (валяются) там же.

С обувью заморачиваться не буду – обую замшевые «Вансы», которым уже… полгода, наверное. Они не особо выделяются – чёрные, с полоской по бокам. Такие много у кого есть, но, чаще всего, это палёнка. Меня, в целом, никогда не волновало – паль, не паль. Увидел, понравилось, удобно? Беру. Но вот «Вансы» да, оригинальные. Правда, они уже в пыли и ещё чём-то, что из замши убрать слишком сложно, но мне как-то всё равно. Господи, да кто вообще будет обращать внимание на обувь?

Следующим пунктом будет рюкзак, а точнее его содержимое. Возьму простой школьный – чёрно-белый в клеточку. Так, и что мне нужно? Ну, телефон и ключи будут в карманах. Наушники, да, нужно положить внутрь.

Смотрю на стол – да, там лежит провод, причём в узле. Круто, но развязывать его я не собираюсь. Хватаю, на всякий случай, и рядом лежащую зарядку – во-первых, я не уверен сколько процентов на телефоне, во-вторых, возможно, я останусь на ночь. Может, поставить себе цель, типа «Проседи в компании одноклассников несколько часов»? Хотя в школе я сидел с ними и по восемь часов, но сейчас это будет на добровольной основе.

Что мне ещё нужно? Выпрямляюсь и осматриваю комнату. На полу валяются какие-то вещи. Вау, в углу старая кисть, которую, как я думал, я выкинул. Ну, ладно, пусть пока там полежит, может, как-нибудь потом уберу. На столе больше ничего особо нет – ноутбук, какая-то ручка, пара карандашей и альбом. Может, его тоже взять? Хотя зачем он мне – всё равно, скорее всего, будет максимально неудобно рисовать. Да и странно это как-то – все танцуют, общаются, а я как фрик сижу в уголке и что-то калякаю у себя в листочках.

Оборачиваюсь, смотрю на полки. Их всего две: верхняя сейчас пуста, нижняя заставлена книгами. Ещё в мае на верхней хранились учебники и тетради, сейчас же там вообще ничего нет, что выглядит как-то странно и режет глаза. Может, если в колледже не будет общаги и придётся остаться здесь, заставить её чем-то. А чем? На нижней же стоят книги, которые я покупал для себя: некоторые в специальных книжных магазинах, некоторые находил где-то за копейки. Почти все, на удивление, прочитаны, какие-то я изучил до каждой буковки и запятой, могу слово в слово пересказать, какие-то появились месяц назад и ждут своей очереди. Вспоминаю, что хотел ещё взять: сигареты! Вот как я мог про них забыть?

Подхожу к полкам и достаю три книги с конца. Вслед за ними падает пачка вишнёвых «Рич», в ней же зажигалка. В целом, я мог оставить их в рюкзаке, а не прятать, учитывая, что мама мою комнату не проверяет (видно по беспорядку здесь), но лучше на всякий случай перестраховаться, чем придумывать глупые отмазки. Свободной рукой беру пачку и ставлю книги на место.

И вот сейчас до меня доходит, что рюкзак слишком большой и пустой. Что я беру-то с собой: наушники, зарядку и сигареты, всё. Но выглядит так, как будто намного больше, может, даже вещи. Наверное, стоит взять что-то поменьше, например, сумку через плечо. У меня она чёрная и тканевая с белыми надписями, которые сделал я маркером. А ещё, сбоку, там есть котик.

Вытаскиваю из кармана рюкзака провода и иду в коридор. Здесь намного лучше слышно, что смотрит Катя и, кажется, это «Папины дочки». Она, как и мама, следит за этим сериалом ещё с начала его выпуска, хотя у мамы не так часто получается на него попадать. В коридоре я подхожу к вешалке, которая почти пуста, потому что и вешать туда особо нечего. Кроме моей сумки, которую я ношу постоянно последние две недели. Там деньги и ключи, к которым теперь присоединяется всё то, что было у меня в руках. Кажется, теперь всё.

Делаю шаг в сторону, чтобы посмотреть на себя в зеркало и понимаю, что не расчесался – волосы как торчали, так и продолжают торчать. Беру тонкую расчёску, что лежит на тумбочке под зеркалом и провожу по волосам, останавливаясь в те моменты, когда она застревает. Не особо приятно, но необходимо.

Смотрю на часы над входной дверью – уже полшестого. Пора одеваться.

В целом, мы не договаривались об определённом времени, но в идеале было бы приехать в шесть. Некоторые приехали и того раньше, о чём они осведомили нас в группе во «ВКонтакте». И-то, только потому что их родители заставили, ведь «Нужно всё подготовить!» Но предел по времени – восемь, потому что к тому времени, скорее всего, многие уже будут в состоянии нестояния. Кроме, блять, Тошеньки, потому что Тошенька таблетки пьёт, при смешивании с алкоголем которых будут не особо приятные последствия.

Я решил, что приеду к шести, чтобы хотя бы оценить – стоит ли оно того, да и с трезвыми людьми пообщаться хочется. Или хотя бы увидеть их. Но если так посудить, то еду я туда только из-за одного человека.

Одевшись, смотрю на себя в зеркало. Наклоняю голову чуть вниз, чтобы волосы спали на лицо, а потом рукой зачёсываю их назад. В целом, я выгляжу не так плохо, как мог бы. Нужно вызвать такси.

Хлопаю по карманам в поисках телефона и хочу хлопнуть себя по лбу – откуда ему там взяться, если я только надел эти брюки?

Рефлекторно смотрю на стол, хотя знаю, что телефона там быть не должно, но нет – лежит себе спокойно на ноутбуке. Почему я его до этого не заметил?

Беру его в руки и, разблокировав, сразу захожу в контакты, переключаясь на набор номера. Нажимаю давно заученные цифры и тыкаю на зелёную трубку, ставя на громкую связь. Пока идут гудки, я иду обратно в коридор, чтобы повесить на себя сумку и заодно использовать одеколон. Кладу телефон на тумбочку, когда рубку, по голосу, берёт девушка со знакомым приветствием «Здравствуйте, чем могу помочь?» Я называю адрес, параллельно прыская себе на шею два раза с обеих сторон и на руку и трусь ей о другую. Девушка говорит «Ожидайте», после чего я сбрасываю. Вешаю сумку и копаюсь в ней, стараясь достать со дна ключи и деньги. Не думаю, что поездка выйдет больше трёхсот рублей, учитывая, что тут расстояние, как до центра города прокатиться. Ещё раз поправляю причёску, когда телефон начинает вибрировать.

- К вам приедет серебристая «Лада Приора» номер…,- монотонным голосом произносит… кто это вообще? Типа, автоответчик? Но точно не диспетчер. Или диспетчер, но максимально убитый.

- Кать, закройся!- я знаю, что достал ключи и, по идее, справился и сам, но почему бы мне не погонять мою любимую сестрёнку? Та снова выглядит максимально недовольной, потому что, видите ли, я отвлекаю эту королевскую особу от важных дел. Ах, как я только мог посмотреть! Горе мне горе…

- А сам?- спрашивает она, но всё равно послушно закрывает за мной дверь. Дрессированная Воспитанная.

Спускаясь по лестнице, мы живём на втором этаже, кладу ключ в карман. Уже даже не обращаю внимания на записи. То там какой-то Пахан с пятого пидор, то Валя и Костян равны любви foreva (там так и написано), то номер какой-то шлюхи (тоже написано). В целом, как и везде. Только бросаю взгляд на почтовый ящик – может, принесли что-то. Но нет, пусто. Хотя я в любом бы случае не взял то, что там могло бы лежать.

На улице прохладно. Я засовываю руки в карманы, сразу же хватаясь за ключи в правом. Серебристой «Приоры», кроме соседской, не видно. Но та, что стоит здесь, во дворе, выглядит так, будто уже не способна ездить, хотя когда там их начали выпускать? В седьмом году? Я почему-то уверен, что у этого мужика «Приора» появилась почти сразу же, после выпуска. Интересно, на ТО он вообще бывает?

На площадке бегают дети, точнее на горке или возле неё. Беседку оккупировали, кажется, чьи-то родители. Или, может быть, это мои ровесники – честно, часто путаю их со взрослыми. Люди в беседке начинают громко смеяться, и теперь я более чем уверен, что это именно взрослые мамочки. Во-первых, я увидел детей, сидящих около беседки и играющих в песке. Кажется, рядом с ними уже есть пару пасок. Разглядеть от подъезда сложно, но можно, учитывая, что сейчас не так уж и темно. Даже светло, я бы сказал, только без десяти шесть. На то, чтобы доехать, мне понадобится минут десять-пятнадцать. В идеале, я должен был выехать ещё без двадцати, но я даже и не опоздаю.

У соседнего подъезда сидят бабки, которые очень любят кого-то пообсуждать. Клянусь, мама один раз шла с работы, так они ей всё высказали. И что дочь её слишком шумная и вечно что-то ломает. Вон, допустим, ветки у вишни отломила (хотя делали это все дети), сирень собрала. Да ладно дочь, но сын…! Ходит, зверем смотрит на всех! Патлы себе отрастил и как баба щеголяет туда-сюда. Ещё и серёжки меняет чаще, чем девушки у них во дворе. Ну гомосек, точно гомосек! Я, этого, никогда не отрицал, но и на прямую не говорил – никто не интересовался. А мама попросила хотя бы взгляд подобрее сделать, если уж я отказываюсь срезать волосы или снять серьги. Зря я, что ли, в тринадцать лет в подъезде уши прокалывал?

Справа, наконец, подъезжает моя «Приора». Смотрю на номер, чтобы удостовериться – пятьсот тридцать два – и подхожу к дороге. Водитель как-то косится на меня, когда я открываю дверь его машины. Интересно, а она вообще его или ему её выдали?

Как только я хлопаю дверью, мужчина уточняет адрес хриплым и грубым голосом, я же лишь угукаю, смотря в окно. Краем глаза вижу, как водитель устраивается поудобнее и, скорее всего, поворачивает ключ зажигания. Через пару секунд мы начинаем медленно ехать. Лица и подъезды не особо быстро сменяются, из-за чего я успеваю рассмотреть, как одна из тех сплетниц смотрит на уезжающую машину. Но такая скорость до того момента, пока мы не выезжаем на трассу.

- А вы домой едете, да?- спрашивает водитель, поворачивая на кольце. Я искренне надеялся, что он будет молчать, но, видимо, судьба решила поржать надо мной, подарив «желанного» собеседника на ближайшее время.

- Нет, у меня… выпускной,- честно отвечаю, потому что кто знает, зачем ему это. Водители кивает.

- Ну, выпускной это хорошо,- в голосе звучит улыбка,- а ты из какого класса выпустился?

- Из девятого.

- И вам там домик сняли?

- Мгм.

- Классно,- мы останавливаемся на пешеходном переходе и теперь я смотрю через лобовое стекло. Впереди идут мама с девочкой лет четырнадцати. Девочка в длинном белом платье без рукавов, у неё тёмные волосы захвачены крабиком. Маме же не заморачивалась – с распущенными, видно, что осветлёнными волосами и в синем спортивном костюме. Пока я разглядывал пешеходов, водитель продолжал,- нам вот, в, получается, девяностом, ничего не сделали. Ну, кризис там, сам понимаешь. А наш девятый «А» не растерялся: засели мы в каком-то дворике часов до двенадцати. Представляешь, кто-то водку принёс, а никто, ясное дело, отказываться не стал. Мы к десяти были уже горяченькие и как давай петь!

Господи, просто замолчи, пожалуйста.

- Ой, особенно голосистыми были девки! Ленка, вон, самая скромная, как запела громче всех, а за ней Аллка подхватила. Что они там пели я не помню уже, кажется, Мираж, но и неважно. Потом и пацаны подхватили, я тоже. Не выдержали нашего хорового пения и выгнали часа через два к чертям. Но мы не растерялись: если с одного двора выгнали, то мы пойдём в другой. И вот,- водитель посмеивается,- самый весёлый момент. Расходимся к только в ночь, уже часа два, наверное, было. А дома-то родители ждут, телефонов-то особо ни у кого не было. Ох, пришёл я домой… Нет даже дополз я домой еле как. У квартиры долго стоял, пытался ключи найти и придумывал, что можно матери сказать, а она уже сама мне открывает, и как давай кричать! «Ах, алкаш, тебе шестнадцать всего, да ты, да как, не так мы тебя растили» и прочее. А отец сидит, ржёт, пытается мать успокоить. Говорит, мол «Мы и не такие в его возрасте были».

Желанием заткнуть его хотя бы как-то растёт с геометрической прогрессией (хотя с геометрией я до, наверное, февраля не дружил). Нужно было достать наушники раньше – сейчас включать музыку будет слишком некультурно.

- Ну, в общем-то, отправили они меня спать только через час. А потом от других узнаю – им тоже на мозги действовали. Короче, всем тогда досталось.

Водитель замолкает и я не верю собственному счастью. Неужели, мои молитвы всё же были услышаны и оставшиеся минуты я проведу в тишине? Я так и уверую, честное слово.

- И как, домик хороший-то?- что же, не уверую. Эх, какая жалость.

- М, я не знаю, не видел его ни разу.

- О, ну там, вроде, все домики хорошие. Вот у моего знакомого там дача…

Дядь, мне кристаллически поебать, что там у твоего знакомого, завали ебало, я тебя умоляю.

Во время его рассказа я, временами угукал и отвечал на вопросы, если водители спрашивал. Вот по голову я бы совершенно не подумал, что этот человек настолько болтлив. Видимо, и вправду не стоит судить людей по обложке.

Подъезжая к посёлку, я готов запищать от радости – осталось ехать жалкие минуты и этот мужик, наконец-то, замолчит. За всё время я узнал и об его семье, и о том, как он на рыбалку недавно съездил и ничего не поймал. Хорошо, что хотя бы не было фразы «Ну, таксист это так, подработка. Я, на самом деле, предприниматель».

Он тормозит у одного из двухэтажных коттеджей и, честно, я удивлён. И дому, и тому, что теперь проведу несколько часов в более приятной компании.

- Сколько с меня?- спрашиваю, доставая из сумки деньги.

- Двести,- мужчина повернулся ко мне полубоком и, зачем-то, включил люстру. Я взял две жёлтые купюры и передал ему,- ну, приятного отдыха, парень.

- Спасибо, до свидания.

На улице набираю побольше воздуха в лёгкие и оглядываюсь. Я честно не знаю, какой именно дом мне нужен, но на территории одного из вижу Марьям.

- Марьям - окликаю я, после чего девушка сразу оборачивается и улыбается мне. Подходя к забору, я опираюсь на него,- а чё, этого нет?

- Неа,- Марьям настоящая дама, открывает мне дверь,- прошу.

- Спасибо, мам,- я уворачиваюсь от её «лёгкой» руки.

Марьям… Ну, в целом, нормальная. Она одна из немногих, кто не вызывал у меня раздражения в школе, или вызывал, но не до белого каления. Не сказать, что я бы очень сильно хотел продолжать с ней постоянное общение, потому что мало с кем я этого хочу, но, в целом, она не такой уж и плохой для этого вариант. Умеет молчать, когда нужно, всегда замечает, когда ты правда не хочешь как-то контактировать либо именно с ней, либо со всеми людьми. Несмотря на свой достаточно громкий характер, не станет доставать тебя, если видит, что отвечать ты не хочешь. Возможно, только из-за этого мы продолжили общаться. Ну, а возможно, самую малость, это как… дань уважения? Как-никак с её помощью я познакомился с кое-каким очень хорошим человеком. Или не очень, но для меня он почти идеал.

В доме уже половина класса. В целом, многого мне это не даёт – с ними я общался крайне редко. С некоторыми даже только здоровался, причём поимённо назвать сложно. Нет, если я напрягу свои извилины, то смогу сказать, что вон те двое, что уже открыли себе по башке пива – Миша и Егор. Чтобы было понятнее, могу назвать их по-другому – Биба и Боба. Феерические персонажи. Именно они сидели на последней парте и чуть ли не каждый день устраивали там себе пир. Один раз учитель даже спалил, но им повезло, что это была достаточно приятная женщина, которая посмотрела на них осуждающе, что-то у них забрала, кажется, одно печенье, и сказала убирать всё. Кто сломал парту, перевернув её и катаясь на ней? Именно они. Кто выкинул собственный рюкзак из окна, а потом ходил его и искал в минус пятнадцать зимой? Егор. Кто на лестнице не заметил учителя и начал материться так, что умереть можно? Миша. В общем, их только попробуй не запомнить.

Ещё была Аня. Ну, она есть до сих пор, но именно здесь её нет. Может быть, она приедет чуть позже, может, вообще не приедет. Весь год она старалась как-то подлизаться ко мне. То садится рядом, то вечно после уроков пойдёт со мной, хотя идти ей в противоположную сторону, то ещё что-то. Но я был в не том состоянии, чтобы заводить знакомства, такой напор меня только отталкивал. Возможно, именно из-за этого поняла, как ко мне лучше всего подойти: если я раздражаюсь и равнодушно отношусь к настойчивой Ане, то нужно умерить свой пыл и ждать. Аня же этого не понимала до последнего, то есть до марта приблизительно. Потом началась ещё более усердная подготовка к экзаменам, проекты, попытки вытянуть аттестат. Хотя ей его вытягивать и не нужно было – круглая отличница. Может быть, только из-за возможности списать я не посылал её на хуй прямым текстом.

Изначально, собираясь на линейку, я думал, что всё будет по-другому. Фактически, у меня начиналась жизнь с чистого листа – фактически, в новом городе не было тех, кто знал бы меня. Значит, я могу начать всё с начала и найти друзей. Могу перебороть себя и не повторять предыдущих ошибок. «Предыдущие ошибки» – прекращение общения со всеми, кого я знал, только из-за того, что я себе что-то там надумал. Я должен был воспользоваться доставшимся шансом и стараться выбраться из этого дна.

Но на линейке планы резко изменились. Я класс до этого не видел и прослушал, сколько всего там человек. Тридцать. Тридцать чёртовых человек. В сравнении со старым классом, содержащим в себе двадцать людей, этот казался просто громадным, хотя, казалось бы, разница всего в десять человек. Первой, кто бы сомневался, пристала Аня. «Кто ты? Откуда ты? Сколько тебе?» и прочие вопросы, которые потом подхватили ещё пара человек. Я, конечно, ответил, но как только объявили линейку открытой, убежал в конец строя. Толпа там была более редкой, некоторые и вовсе стояли настолько далеко, что нельзя было точно сказать из какого они класса. Ну, по росту, конечно, можно было, но назвать, допустим, именно букву – нет. Мне не особо хотелось вслушиваться в речь, которая была, похоже, одинаковой везде и которую я знаю чуть ли не наизусть. «Поздравляем, учитесь, вы молодцы, ура». Я разглядывал людей.

Тогда моё внимание привлекли двое людей. Рыжий кудрявый парень, стоящий ко мне спиной и девушка азиатской внешности, которую загораживал тот парень. Но несмотря на это, её лицо разглядеть получилось, потому что на месте она не стояла. Тёмные и длинные волосы уже распушились, хотя, я могу с уверенностью сказать, она не стояла здесь и тридцать минут. И так узкие тёмные глаза становились ещё уже из-за широкой улыбки во время её рассказа. Девушка не накрашена, в отличие от большинства других. Да она в целом не «при параде»: вместо юбки на ней брюки клёш, не какая-нибудь вычурная блузка, а простая белая рубашка, возможно, на размер-два больше, чем следовало. И вот это Марьям. Правда, сейчас волосы она обрезала – теперь они по плечи. А тот рыжий парень…

Ну, первое впечатление о нём у меня сложилось плохим. Он повернулся, когда Марьям что-то ему сказала, кивнув на меня – видимо, её смутило то, что я так долго и бесцеремонно на неё пялюсь. Хотя я не закладывал в эти «гляделки» особого смысла – мне нечего делать, смотрю на людей, может, кто-то появится в моём альбоме (к слову, Марьям там была). Тот парень глянул на меня через плечо, и, да, личико у него что надо. Выраженные скулы, усеянные, как и лоб, и нос, веснушками, миндалевидные глаза, очень, очень тёмные. А сам он бледный, почти такой же, как и я. В целом, от Насти недалеко ушёл: тоже в белой рубашке, чуть шире него самого, но брюки простые. Ноги не особо обтягивают, но и не делают их толще.

Но вот взгляд у него был достаточно красноречивым. Либо тогда он был слишком уставшим, из-за чего посмотрел на меня из-под полуприкрытых век и достаточно отталкивающе. В его зрачках читался вопрос «Ну и что ты смотришь?» Конечно, после этого я отвёл глаза, переключая своё внимание на другую группу людей, и особо о тех двоих не задумывался.

Этот парень – Женя. И тот «этот», о котором я спрашивал Марьям – Женя. Как оказалось, они оба были в моём классе, и даже тогда он не вызывал у меня особой симпатии. Сел за последнюю парту у окна вместе с Марьям (кажется, они спорили кто с какой стороны сядет), подпёр голову кулаков и очень «внимательно» слушал учительницу и её претензии по поводу формы. И несмотря на то, что по началу Женя показался мне достаточно неприятным человеком, оказалось, что он достаточно неплох в общении. Но, признаться, если бы не Марьям, я бы даже об этом не узнал. Как я говорил, она не пыталась как-то надавить на меня, позже подтолкнув к общению не только с ней, но и с Женей, просто потому, что они идут парой. Марьям узнала, что я рисую, потому что увидела, как я набрасывал чьё-то лицо в углу тетрадного листа, и поделилась, что Женя тоже рисует и даже ходил в художественную школу. К слову, я тоже, но разговорились мы даже не из-за этого. Этот пункт был лишь приятным дополнением, потому что, на моё удивление, мы быстро нашли общий язык. В целом, у нас схожи интересы – несмотря на то, что фильмы я смотрю редко, нам обоим нравятся триллеры, оба недолюбливаем геометрию и химию, хотя её я понимаю намного лучше Жени, вдвоём не особо любим гулять. Хотя нет, я люблю, но сил на это крайне мало, а временами и вовсе нет. Но и противоположного немало: Женя больше понимает точные науки, я же – гуманитарные; в музыке мы тоже разные – мне больше нравится американский панк-рок, Женя любит «Би-2»; он больше тащится по фильмам, я же люблю книги. Также, мы часто спорим и, как два упёртых барана, не успокаиваемся до тех пор, пока кто-то между нами не встанет (чаще всего это была Марьям, но иногда и Аня). Тем не менее с Женей приятно проводит время, пока мы не начинаем грызть глотки друг другу. Он достаточно рассудителен, старается смотреть на вещи с разных сторон, в то время как я, даже сам за собой замечал, рассуждаю односторонне. Хотя сочинения часто писал на отлично, а для них следовало бы использовать различные мнения. Но одно дело школьное задание, которое ты продумываешь, другое – устная речь, продумать которую времени нет. Точнее есть, но ты его не так уж и часто используешь, говоря то, что в голове. А ещё Женя достаточно спокойный. Я вспыхиваю, как спичка, стоит кому-то сказать мне что-то не то, Женя же терпит до определённого момента (ты даже не можешь предсказать, когда он настанет) и только после этого начнёт повышать голос. Часто, он успокаивает меня.

Марьям отходит от меня, отвлекаясь на Стасика – парня, который на неё запал. Кажется, они встречаются. А, может быть, она его морозит, сама стараясь с его помощью забыть того мудака из параллели. Я же сажусь на диван и думаю, чем бы заняться, пока я один. Нужно написать Жене и спросить через несколько он будет. Захожу во «ВКонтакте», который, слава Богу, теперь доступен, как приложение. Захожу в чаты и быстро нахожу Евгений Королёва, который стоит у меня первым. Причём сейчас он онлайн, скорее всего снова смотрит ленту, лайкая всё подряд. Печатаю ему сообщение, ожидая, пока Женя прочитает. А не читает он долговато – продолжает сидеть в сети, но стойко игнорирует меня. Я даже на Марьям смотрю – может, они переговариваются друг с другом. Но нет, она по-прежнему стоит со стасиком и, улыбаясь, что-то ему рассказывает. У меня лёгкое чувство дежавю.

Снова смотрю в экран, и снова сообщение не прочитано. Поджимаю губы и зачем-то листаю вверх, перечитывая предыдущие сообщения. В целом, ничего необычного: мемы, вопросы об экзамене и прочей чепухе. Но меня больше цепляет «Что же, ради тебя, так уж и быть, приду;)»

Именно из-за Жени я здесь. Скорее всего, если бы не пошёл он, то не пошёл бы и я. Меня бы даже не остановило то, что мама заплатила: может быть, я всё-таки «поехал», но на самом деле встретился бы с Женей. Мы так и планировали, пока не оказалось, что и его родители тоже уже заплатили. В целом, даже в этом случае мы могли бы по-тихому слинять, даже не появившись на этом мероприятии, но решили, что уйдём, если станет максимально тухло. Почему-то мне казалось, что станет, по крайней мере мне. Но, наверное, ради Жени я здесь бы и остался, потому что с ним было бы не скучно. До тех пор, пока он бы не променял меня на кого-то другого. Каким бы закрытым человеком он мне не казался в начале нашего знакомства, но, в отличие от того же меня, с классом он был в хороших отношениях. Женя был хорошистом, давал списывать, интересовался играми, не игнорировал существование других. Возможно, в таком случае мне бы пришлось по-тихому слинять. Хотя почему «по-тихому»? Женю бы я предупредил, да.

Он отвечает, что подъезжает, но выходить и ждать его на улице я не собираюсь. Я же не какая-то там девчонка, чтобы бегать по первому зову своего возлюбленного. Я так, покурить пойду. Хочу курить настолько, что представить сложно. Честно.

Выходя на крыльцо, достаю пачку, а уже потом и сигарету вместе с зажигалкой из неё. Кручу между пальцев, прежде чем выйти из дома и, наконец, зажать её меж губ, поджигая. Зажигалка отправляется в карман, я тут же затягиваюсь, сразу же вытаскивая сигарету изо рта. Держу дым внутри пару секунд и только после этого выдыхаю его. Выглядит более плотным. Привкус горечи, смешанный с химозной вишней сразу же оседает на языке. Дым медленно рассеивается в воздухе и я даже успеваю почувствовать более приятный запах вишни, чем тот, что ощущаю во рту. Женя написал «Подъезжаю», но что-то его нет. Хотя он мог подъезжать только к селу – у него есть отвратная привычка не уточнять детали. Да и в целом в переписке он ужасен – отправляет кучу мелких сообщений и очень любит отдельно присылать знаки препинания. Но, в целом, это терпимо: многие так делают, я уже даже перестал обращать внимания. Хотя Кате, да и Марьям, делаю замечания. Но не так уж и часто, что уж тут. Знаете, чисто для профилактики, чтобы не расслаблялись. Нужно же уважать такой прекрасный язык, который им даровали, а не портить его. А Жене позволительно, потому что… потому что это Женя. Почему я вообще должен это объяснять?

Наконец, подъезжает какая-то чёрная машина, не смог разобрать какая и из неё вылезет Женя с рюкзаком. Там, по идее должен быть алкоголь. Работу «курьеров» поручили двум людям: Жене и одному из Максимов в нашем классе, которые, по всей видимости, справились, учитывая, что пиво уже в руках некоторых, а Женя вообще приехал. Его, так-то, если бы спалили, могли и вовсе не отпустить.

Когда он смотрит на меня, открывая калитку, то начинает улыбаться, как идиот, я же копирую его мимику, не контролируя это. Делаю новую затяжку и подумываю над тем, чтобы выдохнуть ему в лицо.

- Снова дымишь,- говорит Женя, пожимая мне руку, после чего засовывает её в карман,- не удивлюсь, если ты только приехал.

- Не удифлюсь, ефли ты фолько фриехал,- делаю затяжку и знаю, что сейчас точно выдохну ему в лицо. А чего он начинает выпендриваться?

- Как ребёнок, ей бо… Блять, да зачем?- кашляет он, когда тонкая струйка дыма устремилась ему в лицо. Женя отходит на шаг, а я гадко ржу.

- Чтобы не выёбывался много.

- Иди в жопу,- как-то обижено говорит он и заходит в дом.

- Эй, ты обиделся, что ли?- я выкидываю окурок, хотя там чуть меньше половины и иду следом за ним. Здесь никто не снимает обувь, так что и Женя этого не делает, сразу же проходя вглубь.

- Ну сорри, не думал, что ты такой обиженка,- знаю, что эти слова могут вызвать достаточно бурную реакцию, особенно последняя часть предложения, но всё равно говорю. А Жене будто бы плевать.

- Иди в жо-о-опу,- напевает он, аккуратно снимая рюкзак и ставя его на стол. Я смотрю, как он вытаскивает три бутылки водки, сложенные между каким-то одеялом.

- Умно.

- Знаю,- смотря на меня и самодовольно улыбаясь, отвечает Женя. Нашёл, чем гордиться.

Мы садимся на диван, где недавно сидел я и думаем, что будем делать. В целом, уже многие приехали и начали выпивать, кто-то уже разливает водку по пластиковым стаканам и начинает передавать их. В руки к Жене попадает тоже, я же, смотрю на жидкость внутри, задумываясь – а это водка или самогон, разлитый по красивым бутылкам?

- Это водка или самогон?

- Водка,- отвечает Женя, делая не особо большой глоток. Слегка морщит нос и запивает. Смотрит на меня и мерзотно улыбается,- будешь?

- Ох, спасибо тебе большое, что предложил мне такой чудеснейший напиток, но вынужден отказать,- отражаю его улыбку, но не ставим энтузиазмом.

Женя знает, что я пью таблетки. Когда был у меня пару раз, то увидел, кажется, упаковку Паксила и чего-то ещё. Но в первый раз ничего не спросил, хотя я видел, что хочет. Во второй всё-таки выяснил чьи это таблетки и зачем я их пью. Я боялся, что его отношение ко мне изменится, но в целом всё осталось таким же, каким было. Женя только ещё больше начал подкалывать, но не задевая меня, а вот, как сейчас. И, к слову, никто об этом не узнал, потому что я уверен – я бы быстро выяснил, что Женя рассказал всем о том, что я больной на голову, учитывая, что первые пару дней я прислушивался к разговорам одноклассников.

В целом, у меня с ними сложились какие-то натянутые отношения. Сил общаться с ними не было, потому что все какие-то слишком бешеные, что ли. Только парочка человек были нормальными, вон, как Женя или Марьям. Аня, в целом, тоже адекватная. Я часто брал у неё учебники или ручки, если же её это начинало раздражать, то отжимал у Жени или же садился рядом с ним, выдворяя с насиженного места Марьям. Ну что поделать, если я беру дай Бог половину учебников и две тетради, причём абсолютно любых, даже если этих предметов сегодня нет. Писал хоть в чём-то? Писал. Записи для кого нужны? Для меня. Значит и писать я могу их где угодно.

С остальными же я перебрасывался парочкой фраз, из разряда «Привет, как дела, что задали по…». Скорее всего, мой план стать лучше разлетелся по швам и я стал чуть ли не тихоней, как и в старой школе. Как обидно осознавать, что раньше именно ты был автором максимально отбитых идей, которые веселили класс, а теперь ты же пытаешься таких людей избегать, потому что они слишком громкие, раздражающие.

И сейчас мне даже поговорить особо не с кем. Да и все заняты друг другом – кто-то танцует, кто-то о чём-то разговаривает в группах, а кто-то уже на перекуре стоит. С того момента, как я сюда приехал, прошло около двух часов и, на удивление, здесь не так уж и плохо. Может быть, потому что я сижу только с Женей, который и не против повести время в моей компании. Тот стакан и половина другого уже выпиты, с которых его хорошо так разнесло. Молчаливый он превратился в достаточно разговорчивого, и теперь я слушаю его пьяные рассказы. Как будто с дедом сижу.

- Короче,- Женя отпивает мой сок,- сидим в мы значит в беседке во дворе, который у школы. Там ещё футбольная площадка. Рядом какие-то бабки, а с ними дед. В целом, спокойный, а потом видим – он от них отходит и начинает, блять, ссать под дерево. Ну мы с Марьям стараемся не угарать во весь голос, типа некультурно, все дела. Хотя ссущий дед тоже не особо культурно, но не суть. Мы забыли, бабки в какой-то момент начинает расходиться, пока не оставляют деда в гордом одиночестве. Он что-то там сидит себе, по сторонам глядит, встаёт и идёт к нам. Ну у нас очко сжалось, надеемся, что мимо идёт, а нет. Садится, короче, рядом со мной и давай затирать. У него там и жена умерла, и дети не общаются с ним. А ему под семьдесят, уже даже внуки взрослые, может, даже правнуки есть. Ну мы киваем, думаем, как от него отвязаться, потому что он, во-первых, начинает повторяться, во-вторых, от него несёт, как от спирт завода, хотя выглядит прилично. В рубашечке выглаженной, в брючках, волосы уложены. Ну, короче, Марьям типа позвонила мать, сказала, что нам домой нужно и мы слиняли по-быстрому.

Я фыркаю, отпивая апельсиновый сок с мякотью из стакана. Из нашего с Женей уже общего, потому что он не стесняется просто брать у меня из рук и пить. В целом, я особо и не против.

- Ща вернусь,- Женя встаёт и, качнувшись, идёт к Марьям. Что-то у неё спрашивает, а там показывает ему куда-то, скорее всего, в туалет. Неудивительно – выпил он достаточно много, что алкоголя, что просто воды и сока. Хмыкаю: хорошо, что как тот дед не начал прям здесь. С каждой секундой с мыслями об этом меня всё больше пробивает на смех и я прячу улыбку за стаканом, отпивая и стараясь отвлечься на что-то другое.

Например, на то, что я как типичный гей. Уши проколоты, волосы длинные, ещё и покрасить хочу, так и на ландшафтного дизайнера собираюсь поступать. Прямо-таки собрал в себе всё, что только можно было. Но раньше я не думал, что смогу отучиться на дизайнера, потому что он непрерывно связан с геометрией, которую я не понимал с её введения. Раньше, в старой школе, у нас преподавал достаточно старый учитель, которому было абсолютно всё равно – знаете вы или нет. Занимался он с теми, кто знал и вызывал к доске тех, кто мог решить и, по возможности, объяснить. Я был таким человеком до седьмого класса. Снова же, из-за геометрии. На алгебре я через раз, но решал, но стоило вызвать меня на геометрии, то весь урок мог уйти на решение одной задачи. Я правда не понимал, как именно мне понять, какой способ решения нужен и зачем он вообще нужен, как определить какие стороны нужно находить, а какие не особо. Но здесь, в новой школе, мной занялись. Учительница не сказать, что была злой, скорее требовательной. На первом уроке, алгебре, она не то, чтобы хвалила меня, но не придиралась и на орала. На геометрии же… Ну, я надеялся, что раз один раз вызвали, то в следующий раз смогу отдохнуть. Не тут-то было. Стоит ли говорить, что я провалился сразу же? И что я только за весь год про себя и свои способности не слышал. А какие у нас были прекрасные диалоги, просто загляденье!

- Видишь угол?

- Да…

- Какой он?

- …

- Хорошо, давай по-другому. Вот ты какой?

- Тупой?

- Умница. Вот и угол точно такой же, как и ты – тупой!

Учительница гоняла меня к доске туда и обратно, в особенности на геометрии. В какой-то период, когда стало понятно, что я отнимаю слишком много времени, она сказала мне, чтобы я зубрил теоремы и знал их, как «Отче наш…». К слову, «Отче наш…» я не знаю, но теоремы учил и старался понять. Со временем учительница и их объясняла, после чего стало в разы понятнее. Она не только показывала примеры, как это делал старый учитель, но и объясняла словесно, не «Ну, это так, а вот это так, ну, ты понял», а детально. После или перед уроком, естественно. В целом, с её помощью я вытянул до четвёрки (шаткой или нет не знаю), но на экзамене была алгебра, что облегчило задачу. Интересно, если бы их с геометрией в какой-то момент объединили, то я смог бы сдать? Скорее всего.

Из колонок доносится голос Билана. Кто-то включил ТОП-чарты, и теперь играет всё, что там есть. Лично мне не особо нравится, но, допустим, Марьям прямо сейчас достаточно увлечена танцем со Стасиком. Интересно, они всё-таки будут вместе? Можно на эту тему поспорить с Женей, но, скорее всего, я проиграю – Женя может спросить у Марьям, что у них там со Стасом и с лёгкостью получить ответ. Хотя ставку поставит до того, как спросит, может, всё-таки повезёт мне?

Оглядываю всю комнату целиком и, о, вижу Женю. Он выходит примерно с той же стороны, куда его послала Марьям и идёт ко мне. Может, предложить ему сейчас выйти? Я покурю и он проветрится, ему не помешает. Но на части пути, когда Женя чуть отошёл от, предположительно, туалета, его ловит, кажется, Оля. Или Соня, я не помню уже. Но это та девчонка, которая вечно к нему лезет и не всегда понимает слово нет. Даже Аня была менее настойчивой и по итогу поняла, что со мной ей ничего не светит. Но эта же лезет на рожон и пытается сделать хоть что-то. Да, бороться за своё счастье стоит, но… Да не знаю я, что, но мне просто обидно.

Они о чём-то разговаривают, но я не вслушиваюсь. Достаю телефон и решаю полистать ленту в «ВК», чтобы занять себя на время отсутствия Жени. Особо не вчитываюсь в содержимое – лайкаю что ни попадя, иногда улыбаясь, когда смысл прочитанного доходит. Но всё время кидаю взгляды на Женю с Олей-Соней, которые продолжают разговор. Женя не выглядит так, будто ему неприятна компания девушки; глупо улыбается, покачиваясь то ли в ритм музыке, то ли из-за выпитого алкоголя, случайно попадая в такт песни; иногда отвечает ей, что-то рассказывает сам. Кладу телефон в сумку и проверяю на месте ли пачка сигарет, будто бы она могла исчезнуть. В ней чуть меньше половины, но, думаю, мне этого хватит. Встаю и иду к выходу.

Что же, я в любом случае догадывался, что рано или поздно Женя променяет меня на более приятную компанию.

На улице холодно. Не удивительно, учитывая, что сейчас уже почти девять. Как же быстро пролетело время. Повторяю те же действия, что делал по приезде сюда: достаю пачку, от туда сигарету и зажигалку, сигарету зажимаю губами, поджигаю, смотря на огонь. Я делаю это уже на автомате, не задумываясь над собственными действиями. Может, прогуляться вокруг дома? Кажется, я видел где-то здесь беседку.

Спускаюсь по деревянным, скрипучим ступенькам, оглядываясь. Ну, на переднем дворе ничего такого нет – растения, какие-то качели-лавочка и рядом с ними дерево. Можно было бы в качели сесть, но мне интересно, видел ли я всё-таки беседку или настолько слепой, что даже она мне показалось и на самом деле это какой-то забор. Иду налево – в этой стороне дома открыто окно, из-за чего музыку слышно ещё лучше. Как я понял, большую часть первого этажа занимает та комната, в которой все сидят, на втором же этажа спальные комнаты. Хотя в любом случае найдётся кто-то, кто даже в туалете вырубится. Будет смешно, если ещё и на улице. Но я не думаю, что останусь здесь до утра.

Беседка, как я и думал, стоит на заднем дворе. Я удивлён, что её ещё никто не оккупировал, хотя время, в целом, ещё есть. Возможно, ближе к двенадцати кто-то решит, что пора подышать свежим воздухом и часть здесь находящихся отправятся на улицу. Но к тому времени меня здесь уже не будет.

Уеду, точно уеду. Может быть, даже не попрощаюсь ни с кем. Определённо ни с кем не попрощаюсь! Да и с кем мне прощаться? Марьям увлечена Стасом, да и мы не в таких уж хороших отношениях, чтобы я её как мамочку предупреждал о своём уходе. Остальной класс, может быть, даже не заметит моей пропажи. А Женя… А у Жени Оля-Соня, с которой ему, по всей видимости, интереснее, чем со мной.

Сажусь в беседку на скамейку, устеленную каким-то то ли ковриком, то ли пледом. С другой стороны точно также. На деревянном лакированном столе пусто, не считая каких-то комков грязи. Ужас, как давно здесь не убирались? И почему не подготовили дом к приходу арендодателей? Хотя, скорее всего, дом как раз подготовили, а вот остальное – нет.

Хочу с каждым выдохом дыма выдохнуть и злость, будто росток, медленно расцветающую в моей груди. Он обвивает своими ветками лёгкие, сковывая их. Складываю ногу на ногу, почти сразу же начиная дёргать той, что стоит на земле. Провожу языком по зубам, тут же ощущая горечь. Ощущаю обиду, такую глупую и необоснованную, что стыдно даже перед самим собой, но ничего с этим не могу сделать. Я злюсь, из-за того, что один очень красивый и наилучший засранец променял меня на сиськи.

Хотя почему променял? Он мне ничего не обещал, по сути, как и я ему, общаемся мы даже неполный год, что уж тут. Для Жени, скорее всего, я, как и все остальные – просто человек, с которым можно поболтать. Я даже не рассчитываю на место такого хорошего друга, как Марьям. Они ведь правда, как попугаи неразлучники – вечно ходят вместе куда угодно, разве что кроме туалета. Хотя не удивлюсь, если кто-то из них стоял рядом со входом, в ожидании другого. У них множество общих шуток, которые мне объяснили, но, всё же, это их личное. В столовой, помимо простых длинных столов, за которым обычно сидел весь класс, были и длинные круглые, которые часто был заняты. Марьям и Женя часто подходили к ним и стояли там, потому что к этим столам подходящих стульев не было, либо же садились за те столы, которые были свободны. В какой-то момент они начали звать и меня с собой. Я не отказывался, но всё равно чувствовал себя лишним, хотя, если так посудить, вниманием меня не обделяли. Какой-то период я даже думал, что они встречаются или будут встречаться, но это было до того, как Женя рассказал, что Марьям нравится парень из параллели. А самому Жене… А я даже не знаю, кто ему нравится, не спрашивал. Возможно, у него неразделённая любовь с Марьям, возможно, ему всё-таки нравится та Оля-Соня. Может быть у него вообще какая-то другая знакомая, с которой они уже встречаются, а меня же в это просто не посвящали. Мы с Женей хоть и часто проводим время, переписываясь и, временами, гуляю, но не двадцать четыре на семь, да и многое, скорее всего, друг другу недоговариваем, так что я не могу с уверенностью сказать, что он делает в те моменты, когда мы с ним не общаемся. Но итог всё равно остаётся тем же: бедный мальчик Антошка, понадеявшийся, будет один.

У меня не получится сказать, когда именно я начал смотреть на Женю не как на знакомого или друга, а как на… объект влюблённости? Хотя нет, это слишком грубо звучит. Женя же не объект, он человек. Человек, который мне нравится. Кажется, за последние два года я впервые снова ощутил это чувство, позволяющее вдохнуть полной грудью. Первый опыт был приятным, потому что, в целом, это была первая влюблённость. Того человека я знал чуть ли не с садика. У нас с ним были такие же крепкие отношения, как у Марьям с Женей, возможно, даже ещё лучше. И до меня как-то быстро дошло, что большую часть времени я испытываю симпатию к тому человеку. Признаваться не спешил – понимал, что, скорее всего, мне же будет хуже после этого никому не нужного заявления о любви. Да и я не успел, потому что этот же человек достаточно грубо дал мне от ворот поворот из-за того, что пацаны с района начали говорить, что негоже нормальным людям общаться с такими, как я. Если говорить на их языке – с пидорами.

Но с Женей была слегка другая ситуация. Я осознавал, что чувствую к нему постепенно и не смогу сказать, когда именно это началось. Только в марте начал ловить себя на мысли, что заглядываюсь на него. Могу всматриваться в лицо, даже пытался один раз считать веснушки на его лице. Но быстро бросил – они слишком маленькие и из слишком много (это не недостаток, это даже хорошо). Я не раз и не два подавлял желание притронуться к его волосам. Скорее всего, на ощупь они будут жёсткими, но мне без разницы. Жене они до невозможности не нравятся: за ними слишком трудно ухаживать, он похож на одуванчика с утра или, в особенности, когда расчешется. Мне бы хотелось посмотреть его расчёсанные кудри. Я заглядывался на него в раздевалке. А ты попробуй этого не сделать: Женя ходит на плаванье, плюсом, кажется, ещё в зал ходит, так что тело у него то, что надо. Не то, что я – дрыщ, которого ещё поискать надо. Временами я попросту не чувствую голода, временами на еду не хватает сил. Да, слишком часто и на слишком многое мне не хватает сил, но что уж тут поделать, я живу так уже год.

Но Женя меня привлекает не только из-за внешности. Женя, хоть и не такой активный, каким был я, или как Марьям, но всё же, временами, помогает выходить из максимально дерьмовых состояний. Он как будто бы чувствует, когда я чуть ли не резаться начинаю из-за ужасных мыслей, окутывающих с ног до головы. Они вгоняют в панику, будто бы змеи обволакивают шею, перекрывая доступ кислорода. Они заставляют биться сердце настолько быстро и громко, что я начинаю паниковать ещё больше: вдруг оно и вовсе выпрыгнет? Но Женя вовремя звонит, пишет, говорит, отвлекая меня. Иногда я, всё же, не мог набраться сил, чтобы ответить ему, но чаще всего у меня получилось взять себя в руки. Женя с февраля, наверное, вытаскивает меня на улицу, после чего мы либо идём к его компании, либо прогуливаемся по городу сами. И такие моменты по-настоящему ценны, потому что именно такие моменты я представлял, только в более романтическом ключе.

А ещё представлял, как мы с Женей сидим, допустим, на общей кухне и, как в каких-то унылых книгах про романтику, пьём чай и разговариваем обо всём и ни о чём одновременно. Часто, в голове всплывала коммуналка в Питере, но я уверен, что там жить не буду (что в коммуналке, что в Питере). Даже в присутствии Жени я представлял, что наши прогулки, как свидание у пар. Вот, мы идём по парку или зашли в торговый центр, чтобы поесть в том же «Маке», а после этого идём в нашу общую квартиру. И там уже можем позволить себе проявлять все эмоции и чувства, не боясь, что кто-то осудит. Но, к сожалению, последняя часть была лишь моими представлениями, не более.

Реальность же была более суровой. Мы не переходили черту дружбы, потому что, скорее всего, чтобы её пересечь, шаг нужно было бы делать мне, чего я так и не сделал. Ведь всё и так очевидно – Женя определённо натурал. Не сказать, что у меня есть особые этому подтверждения, но каков шанс, что он окажется геем? Или хотя бы би? Это я такой особенный родился, а остальные, в целом, нормальные.

Сигарета начинает жечь пальцы, и я замечаю, что дошёл до фильтра. Выкидываю окурок в сторону и откидываюсь назад, смотря на звёздное небо. Никогда не разбирался в созвездиях, так что просто быстро бегаю глазами от одной яркой точки к другой. Я уеду, точно уеду, но чуть позже. Может, если я подожду, Женя выйдет ко мне?

Хотя зачем ему выходить ко мне? У него так эта Оля-Соня, которая от него глаз никогда не отводит. Конечно, не хотелось бы, чтобы у Жени была такая навязчивая пассия, но даже с ней он может быть счастлив. Может быть счастлив с любой другой девушкой, которая встретится ему на пути. А таком человеку, как Женя, точно кто-то встретится, потому что… Он же идеален! Скажет, где ты прав, где ты не прав, где ты молодец, а где – мудак неправильно себя повёл. Выглядит так, что трудно сдерживаться. Знаете Амазонку? Она из моих слюней, который капали при виде Жени, из-за этого и такая длинная.

Скорее всего, сегодня у Жени будет грандиозный день. А что, выпускной – самое время для признаний. Возможно, даже не Оля-Соня ему признается, а кто-то другой (точно не, мне смелости не хватит). Они начнут встречаться, может, через какое-то время расстанутся, и у Жени появится кто-то ещё. А потом он поженится. Точнее, сначала будет так: доучится все одиннадцать классов, потом поступит на высшее. Отучится на того, кем хочет быть, а потом уже и поженится. Ну а там по сценарию: построит дом, родит ребёнка и посадит дерево. Женя будет счастлив, и всё у него будет хорошо. В окружении близких людей доживёт хорошую жизнь и, как в сказках, умрёт со своей возлюбленной в один день.

Я же… Я, наверное, сейчас скурю ещё одну сигарету. В ожидании какого-то чуда моё сердце будет биться с новой силой, в животе запорхают бабочки волнения. Я снова буду прокручивать в голову развернувшуюся сцену, свидетелем которой, скорее всего, быть не должен был. Задумаюсь над тем, могли ли Женя с Олей-Соней быть вместе? А могли ли мы с ним быть вместе? По итогу, докурив, я буду очень разочарован, потому что Женя ко мне так и не пришёл. Почувствую себя очень глупо, потому что на что я вообще мог надеяться? Захочу побыстрее исчезнуть отсюда и вызову себе такси, назвав не адрес моего дома, а парка поблизости. Чуть-чуть прогуляюсь в тишине, совсем позабыв про наушники. Вернусь домой и, стараясь никого не разбудить, лягу к себе в кровать, прямо так, не раздеваясь. А с утра скажу маме или Кате (смотря кто спросит, может, сразу обеим), что прошло всё просто прекрасно. А с Женей… А с Женей, скорее всего, наши пути в скором времени разойдутся.

Из всего этого я пока только закурил. Но волнения и трепета, который описал, не ощущаю. Скорее какое-то непонятное и не особо приятно чувство, создающее ком в горле. Похоже на панику, но это точно не она. Возможно, это горькое понимание того, что мне ещё какой-то период придётся жить один на один со своими чувствами? Или разочарование от того, что вторая моя влюблённость закончилась ничем?

Как бы мне не хотелось это принимать, но Женя никогда меня не полюбит. Точнее, он может полюбить меня как товарища, как родного брата, но не как своего партнёра. Зачем ему любить такого, как я? У меня нет ни груди, ни жопы, за которые можно было бы схватиться и сжать. Выпирающие рёбра и позвонки придают мне больше вид скелета, чем человека. Острая линия скул, наверное, должна только отпугивать от меня нормальных людей. У меня не пухлые губы, в которые в романах обожают выпиваться, как какие-то животные. Мои… обычные? Они и не пухлые, но и не похожи на тонкие ниточки. Тазовые косточки выпирают, хотя, кажется, у девушек также. А учитывая телосложение Оли-Сони, у неё так и будет.

Но да, принимать то, что Женя меня не хочет (во всех смыслах) трудно. Я всё равно продолжу о нём думать, прекрасно осознавая, что в будущем, возможно, это забудется. Но это будет в будущем. А сейчас я по-прежнему хочу обнимать Женю, не боясь случайно выйти за дружеские рамки. Сейчас я хочу, как бы слащаво это не звучало, просыпаться вместе с ним в одной постели, позволяя себе пару минут просто лежать в обнимку. Сейчас я хочу его целовать, не боясь получить по лицу. Хотя Женя не ударит меня – не такой человек. И даже если я его поцелую, то он тоже никому ничего не скажет. Только если мне промямлит что-то из разряда: «Ам… Нам нужно прекратить общение… Это ненормально».

- Бу!

- Блять!

От неожиданности я роняю сигарету на землю. Медленно яркий огонёк на её конце затухает, а я поворачиваюсь, пытаясь понять, кто меня напугал. Женя. Блять, Женя. Настоящий. Кажется, внутренний я визжит. Господи, если так получилось, что он всё-таки пришёл ко мне, то я ему дорог, да? Может, он тоже меня любит? Заведём в будущем вместе котика, а лучше двух! Но реальный я надеваю маску недовольства.

- Ну Евгений, ну ёб твою мать,- наблюдаю за тем, как он садится возле меня и начинает ржать. Так Женя выглядит ещё лучше. Господи, я же не покраснел сейчас, да? Потому что кажется, будто покраснел. И, наверное, слишком много обращений к богу для неверующего.

- А чё ты свалил-то?- успокоившись, спрашивает он, и я сначала даже слегка паникую. Я же не могу ему сказать: «Да бля, заревновал тебя к той суке, даже имени её не знаю, и теперь курю, пытаюсь успокоить себя и уехать отсюда».

- Да чё-то душно стало. Думал, может, уехать.

- И ты бросишь меня одного?- Женя выглядит как ребёнок. Я никогда до этого не видел его пьяным, но видимо, выпив, он становится дурным. Надо взять себе на заметку.

- В смысле одного? Там Марьям есть и эта… Оля?

- Соня,- поправляет Женя и смотрит прямо, отворачиваясь от меня. Я начинаю смотреть туда же, куда и он,- Марьям со Стасом уже куда-то уехали, если ты не заметил, а Соня это пиздец.

- Чего это так? Ты, кажется, ей нравишься,- я правда надеюсь, что мой голос не звучит так, будто я обижен. Кажется, нет,- я вообще думал, что она тебе признается сегодня.

- Чего?- Женя снова переключает всё внимание на меня.

- Ну знаешь. Сейчас, типа, выпускной, охуенный же момент, чтобы признаться. Если тебя на хуй пошлют, то ты можешь не переживать из-за этого – всё равно после школы, скорее всего, не увидитесь. Если нет, то радуйся и старайся не проебать отношения,- стараюсь не смотреть ему лицо, откидывая голову назад. Мой голос гортанный и чуть не похож на самого себя.

Женя неуверенно мычит.

- Я тоже хотел признаться.

Я резко возвращаюсь в прежнее положение и, полностью повернувшись к нему, спрашиваю:

- Серьёзно? Кому?

- Ага,- секундная пауза,- да так... Человечку одному.

- Ну нет, так не пойдёт,- с одной стороны я не хочу знать того, кто может отобрать у меня Женю, а с другой, мне интересно, чем она лучше меня,- а когда? И она из нашего класса?

- Из нашего, да,- он по-прежнему не смотрит на меня, но я даже рад, потому что Женя не видит моего перекошенного лица,- вчера хотел, но как-то не получилось. Думал, что сегодня скажу, но как-то шанса не было. А сейчас, кажется, поздно.

- Почему поздно? Она уже уехала? Или вообще не приезжала? И кто это вообще?

- Тебе не кажется, что слишком много вопросов?- Женя смотрит на меня с полуулыбкой. Быть таким красивым должно быть запрещено законом.

- Ну сорян, ты меня прям заинтересовал. Опиши её хотя бы. Пожалуйста,- стараясь принять вид кота из «Шрека», говорю я. Это всегда работает, и этот раз исключением не стал. Он цокает и закатывает глаза, но описывает:

- Ну, волосы светлые, глаза тоже.

- И всё?- чуть больше высоким тоном спрашиваю я,- а чё так мало?!

- А потому что если я скажу больше, ты сразу догадаешься кто это,- ехидно говорит Женя, и я снова откидываюсь назад.

- Так, хорошо, давай думать, кто эта счастливица,- перебираю у себя в голове образы девочек из класса,- точно не Оля, да?

- Да, точно не Соня,- поправляет он меня, я же быстро метаю в него глаза, будто острые копья, но продолжаю думать.

- А, эта… Ну, которая тому гандону нравится. Который Марьям нравится… Как его?

- Никита?

- Да! Ему Алёна же нравится, да?

Будет грустно, если Марьям и Женя страдают из-за этих двух людей, потому что даже в этом они будут похожи.

- Нет, не она.

- Тогда, может…

- Антон.

Я смотрю на него, подняв голову. Приподнимаю бровь, после чего на мгновение хмурюсь, чтобы «вернуть» её в прежнее положение. Привычка лет ещё с девяти, от которой никак не могу избавиться. Кажется, даже курить бросить легче, чем это.

- Чего?

- Ты точно хочешь знать, кто мне нравится?- сердце пропускает удар. А хочу ли я?

Допустим, я отвечу ему «Нет». Тогда Женя забудет об этом разговоре и переключится на что-то другое. Я же буду сидеть на нервах, потому что не узнал личность этой дамы.

Допустим, я отвечу ему «Да». Тогда Женя всё-таки скажет, и тоже поведёт разговор в другое русло. Я же, зная, кто ему нравится снова буду сидеть на нервах.

Хрен с ним, будь что будет.

- Ну ясен хуй. Не хотел бы, сейчас бы не спрашивал. Говори, давай.

Но вместо этого Женя молчит. Я хмурюсь, потому что ожидал всё-таки женское имя, а получил игру в молчанку. Хочу снова открыть рот, когда Женя наклоняется вперёд слишком неожиданно и резко. Я сначала даже не понимаю, что он делает, стараясь прислушаться к своему телу. На губах чувствую какую-то тяжесть. Перед глазами – чужие закрытые. И тут резко доходит.

У меня светлые волосы. У меня светлый глаза.

Получается… Женя описывал меня?- произносит неуверенно голос внутри?

Получается, Женя описывал меня,- как-то безэмоционально говорит голос внутри.

Получается, Женя описывал меня!- пищит голос внутри.

Я как-то судорожно выдыхаю через нос, сам же на Женю и напирая. Это какой-то сюрреалистичный сон. Этого не может быть в реальности. Скорее всего, я просто проспал и теперь вижу больные фантазии моего больного мозга. Восхитительные фантазии. Но, всё же, если это сон, то я могу делать всё, что захочу, да?

Наше положение было изначально неудобным, но, в целом, нам это не мешало. Поцелуй был максимально неловким, скомканным и, похоже, неумелым. Не думаю, что у нас был очень много опыта. За Женю точно говорить не могу, но, судя по его действиям, он, возможно, ни с кем ещё не целовался. У меня был одноразовый опыт с подругой, когда я пытался себе доказать, что «нормальный». Ну, не доказал, похоже.

Долго эти слишком смущающие действия не продолжаются. Первым назад тянется Женя, я же не пытаюсь как-то его остановить. Как-то машинально начинаю улыбаться по-идиотски, замечая, что и Женя, в целом, тоже. Господи, я даже представлять не хочу, какие мы оба сейчас красные. Закусываю нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку, но, кажется получается у меня плохо.

А… А что вообще нужно делать в такие моменты? Что-то сказать? Или, не знаю, сделать? Может, лучше обнять его? Или вообще ничего не делать? Нет, ничего не делать будет странно. Снова поцеловать? Тоже странновато, наверное. А что тогда сделать-то, Господи?

Но делать мне ничего не приходится, за меня делает Женя. Он подаётся вперёд и обнимает меня. От ощущения его тёплого дыхания в области шеи кожа покрывается мурашками, я кладу руки Жене на лопатки, начиная медленно водить большим пальцем. Скорее всего, в его голове прямо сейчас варится точно такая же каша, что и у меня. Хотя, скорее всего, из-за выпитого он соображает чуть медленнее меня, но, в любом случае, соображает.

- Пиздец,- на выдохе (я чувствую) произносит Женя, продолжая лежать на моём плече. Я больше нервно усмехаюсь и смотрю прямо.

Мне интересно, когда он понял, что я ему нравлюсь. Думаю, что нужно об этом спросить, но рот не хочется открываться и не издаёт ни звука. Снова беру силы в руки (в…губы?) и вот сейчас спрошу. Но нет, рот снова не открывается. Нужно спросить, пока не поздно. Хотя не думаю, что потом будет поздно – в любом случае мы это обсудим.

- Как давно ты понял, что… что я нравлюсь тебе?- всё же задаю вопрос, запинаясь. Кошу взгляд на часть рыжих волос, что могу разглядеть, и думаю: ещё рано их трогать или всё же можно? Но решаю оставить свои руки при себе, потому что, возможно, это может испортить момент.

- Не знаю,- Женя молчит пару секунд. Музыка до сих пор играет, и я как-то вовремя вспоминаю, что мы здесь не одни. И нам бы слегка поменять позу, потому что остальные могут не о том подумать (хотя, если так посудить, подумают они как раз о том),- в октябре ещё, наверное.

- Чего...?- мой голос, как у ребёнка, который только что узнал, что его маму зовут не мамой. Женя встаёт с меня и вопросительно смотрит, не понимая, что не так.

- Ам… Это просто неожиданно?- выдавливаю я, потому что даже не могу объяснить свой шок. Хотя нет, мог бы: наше отношение к друг другу в начале года абсолютно разное, и мне, возможно слегка за это стыдно. В то время, когда мне казалось, что Женя не особо меня жалует, на самом деле я ему… нравился? Но ведь по нему даже не видно этого было! Несмотря на то, что он не такой уж и социофобный, я думал, что Женя просто лицемер, который на самом деле всех презирает. Никаких действий, подтверждающих это, он не делал, но выглядел именно так, а, что бы не говорили, многие судят книгу по обложке.

- Почему?

- Ну, бля. Я не знаю? Типа, там несколько причин.

- А какие?- Женя вновь пододвигается и между нами максимум десять сантиметров. Я вспыхиваю: и краснею, и чуть повышаю голос, прекрасно помня, что мы не одни и привлекать чужое внимание такая себе идея.

- Блять, это допрос?- не с недовольством, скорее с отчаянием говорю я.

- Мне интересно! Да и чё только я сказал? Вот ты когда это понял?- с одной стороны, пьяный Женя ещё лучше, чем трезвый Женя. Он более разговорчивый и активный. Не всегда следит за тем, что говорит, иногда запинается, но видно, что он вовлечён. Возможно, именно серьёзность меня в нём и смущала. С другой стороны – мне не нравятся эти вопросы, потому что мне очень из-за них неудобно. Да, я могу обнять, поцеловать, сделать всё что угодно, но говорить о чувствах – не совсем моя тема. Буду надеяться, что в будущем научусь.

- В марте? Ну, скорее всего, заглядывался раньше, но дошло только в марте.

Женя смотрит пару секунд прямо в глаза, а потом расплывается в какой-то хитрой улыбке. И что это значит?

- Что?- хмурюсь.

- То есть, ты подглядывал за мной?

Я секунду просто смотрю на него, не до конца понимая сказанное, потом моргаю и снова краснею. Вот и зачем, спрашивается, вообще говорить начал?

- Ой, да пошёл на хуй,- я поворачиваюсь в противоположную сторону, чтобы встать и обойти беседку. Не выгляжу, как правда недовольный, скорее слишком смущённый. И Женя это прекрасно видит, начиная смеяться. Я тоже.

- Да стой!- он встаёт и идёт за мной,- куда ты?

- В дом,- говорю, когда мы поравнялись.

- Зачем?

- Да Господи,- невольно вырывается, но говорю быстро и тихо, так, что Женя не замечает,- а зачем нам тут сидеть?

- Ну, мы могли бы побыть одни,- ладно, это мило.

- Мы и там можем побыть одни?- больше спрашиваю, чем утверждаю,- если какие-то пидоры не заняли спальни.

- Ха, а мы будем теми пидорами, которые займут спальни?- Женя открывает мне дверь, как истинный джентльмен, а я прыскаю, не отвечая. В доме, кажется, людей меньше, как и больше, не стало. Но их по-прежнему много и, возможно, кто-то из них всё же видел нас. Мысль быть пойманными не оставляет меня, но я стараюсь оставить её, потому что… Ну, объективно, сейчас мне хорошо, а значит, что и так всё хорошо.

Кто-то уже вырубился на диване, причём на том, где спал я, кто-то продолжает танцевать, а кто-то и вовсе это снимает. Видимо, самый трезвый, который хочет завтра поугарать с того, что творили другие.

- Бля, а где лестница?- вопрос больше адресован воздуху, чем Жене, но тот отвечает:

- А я откуда знаю?

- Ну, из нас двоих ты по дому больше ходил.

- Ну, иф наф дфоих ты по дому бофьше ходил,- за эту пародию Женя получает тычком вбок. «Ай блять»,- звучит так, будто он ожидал бурных аплодисментов вместо удара.

- А, вон!- хватаю Женю за руку и веду в конец дома. Схватил я его скорее автоматически, потому что нужно протиснуться через толпу и постараться не потеряться за это время. Но, всё же, это слегка смущает, хотя мы до этого не раз брали друг друга за руки (почти в таких же ситуациях). Да и тогда, в целом, я смущался, но старался не показывать этого.

На втором этаже я его всё-таки отпускаю и оглядываю помещение. Эти прямой коридор с тремя дверьми, все из которых приоткрыты. Подхожу к первой, открывая – пустая.

- Иди сюда,- машу ему рукой, призывая подойти. Как только Женя двигается, я захожу в спальню, оставляя дверь на распашку. Сама комната обычная – ковёр, кровать, шкаф, телевизор и люстра. Ковёр с каким-то коричневыми то ли цветами, то ли какими-то закорючками. Кровать, слава Богу, широкая и застелена жёлтым покрывалом, под которым лежит нормальное, кажется, белое одеяло. Телевизор стоит напротив на тумбочке, шкаф рядом с кроватью. Хотя, скорее всего, мама назвала бы его пеналом. Люстра в центре комната и украшена какими-то стёклышками в виде кристалликов.

Женя, не дожидаясь меня, плюхается на кровать, прямо так, в одежде. Тоже в рубашке, но такой, бежевой и достаточно обтягивающих его брюках. Слава Богу, что без обуви – я не понял когда, но он успел снять с себя кроссовки. Тоже решаю разуться, стянув сначала правой ногой с левой кед, а потом наоборот. Валюсь рядом с ним.

- Бля-ять,- тяну с наслаждением, ощущая, как всё напряжение со спины медленно испаряется. Слышу, как сбоку хмыкает Женя.

И я снова не знаю, что делать. Повернуться к нему? Снова поцеловать? Просто поговорить? Господи, а что делать завтра? Что, что, что…

- А как ты понял, что я тебе нравлюсь?- прижимаясь ближе, спрашивает Женя. Я всё-таки поворачиваюсь к нему, но стараюсь смотреть куда-то правее его лица.

- Ну...,- в целом, я описал то, что помню. И про то, как, да, господин Евгений, я заглядывался на него, и про то, как иногда смотреть нормально в глаза не мог, потому что было как-то неловко, и про то, как моё поведение начинало странно меняться, как только в поле зрения оказывался Женя. И про волосы сказал, ожидая, всё же, что он мне разрешит к ним притронуться сейчас (намёка не понял, но мы к этому вернёмся), и про тело, и вообще про всё. В какой-то момент я вообще начал тихо говорить, не из-за того, что кто-то может услышать, там никто не услышит, а из-за того, что мне было не по себе вот так, по душам, разговаривать. Но Женя слушал и, главное, слышал. И когда я попросил его ответить на его же вопрос, то сразу же получил ответ.

Я его заинтересовал ещё на линейке, но, скорее, как новое лицо, чем кто-то больший. По его словам, в их классе новеньких не было года три, а тут вот я. И выгляжу, мягко говоря, нестандартно – с серёжками (кстати, во время его рассказа понял, что забыл их сегодня надеть), кольца на нескольких пальцах, волосы достаточно длинные, хотя у него самого они не особо-то и короткие. Что тоже, временами, поглядывал на меня. В голове у него возникло непрекращающееся желание поговорить со мной, но как начать разговор идей не было. Тогда ещё и Марьям обо мне трындела, как та, у которой получилось ко мне подбиться. Ну а потом мы сами продолжили общение, после чего пришли к этому.

То есть, к тому, что один пьяный полусонный пытается не уснуть, а другой полусонный пытается не превратится в лужицу от того, что говорить первый.

Но, в целом, вечер пришёл к его логичному завершению. Сейчас мы оба, скорее всего, уснём (если у меня из-за переизбытка чувств это получится), а завтра получше обсудим всё. Тогда я чуть больше объясню о болезни и… Блять, а если Женя не захочет дальше строить со мной отношения из-за этого? Хотя нет, таблетки-то он видел, да и я ему вскользь объяснял. И вообще, сейчас сомневаться в нём такое себе.

Снимаю очки, всё же мешающие мне и, не найдя лучше места, где их можно кинуть, кладу рядом с подушкой, надеясь во сне не раздавить. Трясущиеся руки кладу на Жени и, не дождавшись сопротивление, придвигаюсь ещё ближе, почти в плотную, обнимая. Я каждую ночь обнимаю одеяло, но по сравнению с Женей одеяло – ничто. Он такой тёплый, но не горячий, а… нормальный? В то время как бесчувственное одеяло сначала холодное и раздражающее, а потом слишком жаркое.

Закрываю глаза, но почти сразу же резко из открываю.

- Жень.

- М?

- Можно волосы потрогать?

- Блять, Антон.