— И на наше первое свидание ты притащил меня в лес? — Чимин с улыбкой шагает по едва видной тропинке. Его берцы слегка пыльные с едва заметными вмятинами и высохшей грязью, которую однажды он просто поленился смыть после дождя.
— Ты недоволен?
Юнги идёт впереди в мокроватых от росы красных конверсах и с чёрной едва поблёскивающей от солнечных лучей гитарой на плече. Его голубые волосы сливаются с ясным утренним небом, но парень абсолютно не вписывается в атмосферу леса. Будто сбежал с другой планеты, а не из соседнего дома, когда солнце только начинало просыпаться.
Чимин так сильно отличается от своего солнечного мальчика. Он совсем не умеет говорить о чувствах, ведёт себя гоповато и каждый раз порывается разбить кому-нибудь ебало. Носит спортивки, курит, ведёт себя так, будто у него впереди ещё тысяча жизней, и до безумия любит одного гитариста.
Они выходят на опушку, залитую солнечным светом, то тут, то там виднеются жёлтые цветочки — одуванчики. Садятся на поваленное дерево, и Чимин наконец-то снимает чёрную кепку, зачёсывая рыжие волосы назад. Внимательно смотрит, как аккуратно, почти рядом, садится Юнги, и его так и хочется подвинуть к себе ближе, прижаться к бледному от природы телу. Почувствовать тепло чужой кожи, которое невидимыми ожогами остаётся на кончиках пальцев. Но Пак знает, что тогда будет мешать парню играть на гитаре, и он оставляет эту идею, ведь смотреть, как парень проводит медиатором по струнам, одновременно задевая самое дно его души и выпуская в этот мир очередную волшебную мелодию, а затем слышать тихое приятное пение, — личная панацея<footnote>Панацея — это лекарство от всех болезней (универсальное средство), либо это слово используется как метафора для обозначения мер «широкого спектра действия».</footnote> Чимина.
Юнги красивый, у него аккуратные черты лица, милый носик, который Чимин не устаёт целовать, мягкие щёчки и просто потрясающие губы. Если бы с ним не случился Юнги, он возможно никогда бы и не понял, как сильно ему нравятся мужчины. Мин аккуратный, очень нежный и сентиментальный для парня, полная противоположность Чимина.
— Будешь петь мне песни о любви? — Пак достаёт зажигалку из кармана болотного цвета бомбера и подкуривает. Видит, как Юнги морщит нос от дыма, но ничего ему не говорит о вредной привычке. Не пытается его исправить, а принимает таким. Хотя Чимин и сам уже потихоньку рядом с Юном начинает задумываться о своём здоровье.
— Кто-то должен этим заняться.
Парень откладывает гитару, на которой множество наклеек, пододвигается ближе, перекидывает ноги через чужие колени и сталкивается губами с нежными, но горькими от сигарет устами. Чимин одной рукой притягивает того за шею, кусая будто смоченные в сладком нектаре губы. Смещает руку на чужое бедро, слегка сжимая пальцами грубую джинсовую ткань.
— Я подарю тебе цветы, — они на секунду отстраняются друг от друга, соприкасаясь лбами.
Глаза Чимина блестят, его сердце сбивается с привычного ритма, как лишняя нота в музыкальной, давно привычной композиции.
—Ты же против цветов… — Юнги кладёт тёплую ладонь на щёку, поглаживает и улыбается как дурак. Юнги может получить цветы от Чимина, и этот факт заставляет сердце колотиться быстрее, ныть от переизбытка чувств.
С Паком всегда головокружительно, безумно и очень хорошо. Его венистые руки всегда находят место на его теле и смотрятся слишком правильно для положения, в котором они оказались.
— Принцесса, ты искусство, тебе цветы идут.
— Тебе они тоже идут. Ты просто об этом ещё не знаешь, — Юнги спрыгивает с бревна, срывает одуванчик, испачкав при этом клетчатую рубашку соком цветка.
— Блять… — шипит Мин, проводя пальцами по серому круглишку в попытках стереть, но уже было поздно. Теперь небольшие пятнышки останутся на цветной ткани навсегда, но это почему-то не расстраивает.
Парень достаточно быстро забивает на свою рубашку и идёт к Чимину, что хитро улыбается, наблюдая за чужими действиями. Кладёт жёлтый цветок за ухо Паку и стирает осыпавшуюся на щёку пыльцу. Одуванчик почти сливается с рыжими волосами, но всё равно придаёт грубому образу толику милоты.
— Смотри, какой красивый, — Юн растягивает губы, обнажая дёсна, а рыжий парень смотрит на эту самую лучшую улыбку во Вселенной и влюбляется ещё сильнее.
Чимин быстро подаётся вперёд, обхватывая чужие бёдра, и поднимает парня. На чистой поляне разливается звонкий смех обоих.
<center>***</center>
Чимин переводит взгляд на худую фигуру, стоявшую неподалёку. Он только сейчас заметил своего парня и просто ждёт, наблюдает за реакцией. Ему интересно, как поступит Мин, ведь они обсуждали эту тему много раз, но тот всё равно стесняется или, может быть, просто не хочет контактировать с Чимином при присутствии чужих людей.
Юнги свистят в спину, стараясь быстрее догнать, а он впал в ступор, от обидчиков не бежит. К своему любимому подойти тоже боится.
Чимин в компании своих друзей, и Мин очень переживает, что может его опозорить собой.
— Давай, солнце, — Юнги жмётся, стискивает в длинных пальцах край футболки, закусывает губу, явно боясь проронить кристальные слёзы, но всё-таки не выдерживает. Чим разводит руки в стороны, принимая в свои объятия милого и очень ранимого музыканта. — Тебя снова обижают, принцесса?
Чимин никогда не боялся проявлять эмоции при ком-то, он не боится осуждения, не боится, что его могут бросить друзья. Ему это всё становится по боку, когда родная душа, в поисках ласки и защиты, утыкается ему в грудь, обтянутую футболкой. И Пак готов ему отдать всё и даже больше.
Чимина называют грубым, даже не подозревая, каким нежным он может быть со своей любовью.
Парня обижают часто. У этого нет определённой причины, вернее есть, но это просто его сущность — он нежный, милый и гей. Этих факторов вполне себе хватает, чтобы измываться. Мин не такой сильный, как Чимин, он не всегда может послать неприятных ему людей, иногда он просто не знает, как себя защитить. Парень словно просто есть, просто существует. Проваливается в свою тёмную пропасть и чувствует себя чуточку лучше только в родных руках. Юнги хотелось бы быть другим. Возможно, совершенно другим человеком, возможно, даже просто не<i> быть</i>. В этом он никогда никому не признáется, но отрицать этого также не может.
Чимин же никогда не признавал тему издевательств. Он хоть и выглядит, как гопник, но такого себе не позволяет. Нет, конечно, он не самый идеальный человек в мире, и у него были проколы. В детстве он иногда издевался над другими детьми, чувствуя, что в чём-то превосходит их, но у него был тот, кто направил его в нужное русло, и больше такого не было. Юнги маленький, худенький, на такого руку подними и от него ничего не останется. И Чимину искренне жаль, что парню приходится проходить через подобное дерьмо.
— Хочешь, я сегодня побуду твоим рыцарем? — полные губы Чимина едва касаются ушной раковины, заставляя его владельца краснеть и ещё сильнее сжимать чужую футболку.
— Привет, Пак. Так вот, кто эту задницу оприходывает, — к ним подходит парень. Симпатичный, но мерзкий даже для Чимина. А он общался с разным контингентом<footnote>Совокупность людей, образующих однородную в каком-либо отношении группу.</footnote> людей и в целом был спокоен. С этой ошибкой природы так не получается. — Не знал, что у тебя встаёт на таких, — он брезгливо оглядывает фигуру Юнги со спины.
Чимин в разы злее становится, пытается от себя крепкие пальцы отцепить и ещё больше бесится, когда не получается это сделать. Хочет чужие глаза подбить, раз они увидеть очевидное не могут. Он совсем не понимает, что Юнги просто не хочет, чтобы он пострадал…
— Принцесса, пусти, — Чимин отдёргивает руки Юна от своей футболки. — У нас в городе темно сильно, одного фонарного столба не хватает.
— Чимин… — шепчет Юнги.
— Считаю своим долгом обеспечить этому городу свет.
—Чимин, ты не супергерой из марвел, — Мин бы очень хотел хотя бы улыбнуться, но не может сделать даже этого.
— Но для тебя я хочу им стать.
— Фу, ещё и драму тут развели. Не думал, что ты, Пак, такой мягкотелый. Ещё розочками срать не научился? А он к тебе приходит под окно петь серенады? — Парню весело, он корчит «смешные» гримасы, изображая игру на гитаре. Небось думает, что выдал какую-то очень остроумную шутку.
— Сука… — Чимин недобро усмехается и бьёт с размаху, оставляя красно-синее пятнышко на чужой щеке, из которого через пару секунд пойдёт множество небольших бусинок крови.
Обидчик Юнги на ногах не удерживается, отшатывается, падая на пятую точку.
Пак не уступает — садится на чужое тело, плотно прижимая к земле, и бьёт, бьёт, бьёт. Вкладывает всю злость, а у него её в избытке. Никогда ему не удавалось разрешать споры словами, в них он бессилен. Чимин всё объясняет кулаками, больно, зато понятливо.
— Чимин, остановись, прошу… — скулит на периферии его зрения Юнги, по его милому личику скатываются крокодильи слёзы, и только это и приводит его в чувства. Его мальчику страшно, а кто его успокаивать будет, если не Чимин.
Он останавливается, смотря на побитое лицо напротив, сплёвывает напоследок.
— Там копы! — громко говорит один из братанов, помогая Чимину подняться на ноги и всё в том числе, и Юнги, которого Пак схватил за запястье, срывается на быстрый бег.
<center>***</center>
— Тебя поставили на учёт? — задаёт интересующий его вопрос Юнги сразу, как только они в медкабинете остаются одни. Повезло, что его не закрыли на перемену.
Чимин щёлкает замком двери, чтобы их разговору никто не помешал. Юнги, как только услышал слух, ходивший от одного ученика к другому, тут же ринулся искать своего любимого, и он нашёл его так быстро, словно в его сердце встроен навигатор, который всегда приведёт его к Паку. Слухи это не то, чему можно верить, но парень так сильно испугался, что не смог просто остановиться и подумать логически.
Парень с голубыми волосами садится на подоконник, пропуская между своих раздвинутых ног Чимина, и смотрит на него так тоскливо.
— Да всё нормально. Я почти уладил там… — уклончиво говорит, касаясь руками упругих бёдер, пододвигает ближе к себе, чтобы обнять за талию и просто отключиться от всего мира.
— Как в прошлый раз? — Юнги обвивает шею и говорит почти в самые губы. В нос бьёт неприятный запах медикаментов и пота. Они учатся в одной группе, и по расписанию у них должна была быть физкультура. Мин в последнее время просто не ходит туда, может себе позволить.
— А что было в прошлый раз?
— Ты заехал физруку по носу, и тебя вызвали к директору.
— Он заслужил.
— Он всего лишь сказал, что у меня плохая физическая подготовка.
— В грубой форме.
Юнги на это только поджимает губы, аргументов не остаётся. Либо люди вокруг парня такие злые, либо он сам просто притягивает к себе негатив. Мина почти не смущает, что Чимин может съездить за него по ебалу даже учителю. В такие моменты кажется, что он в ответ любит недостаточно, словно парень даёт меньше, чем может; меньше, чем он сам получает. А что ему делать, если, кроме этих крох любви, ничего больше и нет.
Чувствует себя неполноценным или таковым является?
— Что тебя беспокоит? — Чимин сразу улавливает непонятную грусть в тёмно-карих глазах.
— Я… Мне кажется, я делаю недостаточно, — немного надрывно произносит. Боится произносить подобное и иногда забывает, какой Чимин бывает понимающий и принимающий.
Принимающий его всего — с головы до кончиков пальцев.
— Мы же это уже обсуждали… Мне хватает той любви, что ты мне даёшь. Ты же помнишь, что ты у меня самый лучший мальчик на этой планете? — Пак не устаёт повторять о том, какой Юнги замечательный.
— Это связано не только с этим. Мне кажется, я недостаточно работаю не только над отношениями. Я недостаточно делаю для учёбы, тебя, музыки, родителей. Меня просто недостаточно, — он вымученно улыбается, пока в его голове эхом отдаются слова парня.
Чимин поджимает губы, выслушивая небольшой монолог. В психологии он не силён. Просто молча подхватывает музыкальные пальцы, касаясь их губами. Пак не знает, что сказать и чем помочь, поэтому просто слушает чужое тихое дыхание и в который раз принимает чужие далеко не радостные мысли.
— Поцелуй меня, — Юнги просит отчаянно, а ему отказывать никто и не собирался.
Поцелуй получается грубоватый, но всё ещё очень вкусный. Он зарывается пальцами в рыжие волосы, слегка их оттягивая, пока их языки сплетаются в безумном танце. Юнги любит кусаться, от чего пухлые губы Пака всегда яркие, зацелованные, а тому это только душу греет. Всегда широко улыбается при воспоминаниях о своём парне.
Чимин забирается под его белую рубашку. Ведёт руками выше, оглаживает соски, старается её задрать, но выходит не очень.
Юнги щёлкает пряжкой ремня, пытаясь быстро снять брюки вместе с трусами и при этом не разорвать поцелуя. Поцелуи сейчас заменяют ему воздух. Чимин ему слегка помогает, но до конца снять вещь у них не получается. Парни очень торопятся, боятся быть застуканными за столь непристойным делом. Штаны болтаются на одной щиколотке Мина ненужной тряпкой.
Пак достаёт из заднего кармана серебристый квадратик, разрывает его и спешно вжикает молнией на своих брюках. Так торопятся, что забывают дарить друг другу нежность, но у них ведь ещё много времени, успеют.
— Смазки мало, тебе придётся потерпеть, — Чимин пытается по максимуму использовать смазку из небольшого пакетика, хоть и понимает, что её в любом случае будет недостаточно. Проводит средним пальцем по немного сжавшемуся сфинктеру, неспешно проталкивает палец. Юнги хорошо растянут, можно особо не переживать, что он доставит ему боль, они занимались сексом буквально вчера. Проталкивает второй палец, смотря на приоткрытые губы Мина и на то, как неудобно он устроился полулёжа на нешироком подоконнике.
Растяжка не занимает много времени, и Чимин берёт в свою руку худую оголённую ногу. Прикасается губами к щиколотке, на которой виднеются едва заметные шрамы, пока его член медленно входит в задержавшего дыхание парня.
Если бы сейчас кто-то прошёл мимо окна, то случайно бы увидел самое горячее порево в своей жизни. Юнги мило постанывает, пока его с оттяжкой трахает Чимин. Мин ведёт ладошкой по члену, желая быстрее прийти к разрядке, но ему не нравится, ему хочется иначе. Он берёт руку Чимина, что спокойно лежала на бедре, и на особо глубоких толчках сжимала нежную кожу.
Кладёт чужую ладонь на свой член, и Пак тут же его обхватывает в кольцо и начинает дрочить в такт своим действиям, упиваясь видом раскрасневшегося Юни и того, как он сжимает свою ладонь вокруг запястья.
Мин кончает, немного пачкая свою рубашку, и тихо матерится. Чимин кончает следом в презерватив и напоследок, прежде чем выйти, целует пытавшегося отдышаться парня.
Раздаётся стук в дверь и звонок на пару…
<center>***</center>
— Мне придётся уехать на какое-то время, — Юнги мокрые глаза прячет в изгибе родного плеча. — Семья переезжает, я не могу остаться, — говорит, а слова больше на скулёж побитой собаки похожи.
Он ворвался в чужой дом уже с красными глазами и носом. Голос тихий, словно человек напротив только недавно отошёл от часовой истерики, и это недалеко от правды.
Жизнь так сильно ненавидит его, она буквально отбирает всё самое лучшее, то, что приносило Юнги счастье. У родителей работа, они никогда надолго не оставались в одном городе, всегда переезжали, так и не успев привязаться к чему-то. И парня в целом всё устраивало с его неумением заводить долгую дружбу. Из некоторых городов он был даже рад сбежать, от тех людей, что делали ему больно. Но в этот раз Юн знатно проебался, влюбившись в местную грозу района.
— Мы будем видеться, Юни. Я сделаю что угодно для этого, не роняй слёзы. Мы сможем вместе, — Чимин отстраняет зарёванное лицо от своего плеча и всё равно через эти слёзы видит красоту своего уже не такого солнечного мальчика. Он чувствует его, кажется, на совсем другом уровне, разделяя горечь разлуки на двоих.
Его сердце тоже болит и истекает кровью, но кому-то из двоих придётся быть сильным, иначе один конкретный совсем сломается.
Юнги громко шмыгает и активно кивает, потирая красные от солёных слёз глаза. Пытается убрать следы своей слабости, прекрасно понимая, что глаза перестанут быть красными только через какое-то время.
— Обещай мне, что мы встретимся, — шепчет Юнги, укладываясь на чужую грудь.
Настроению взяться неоткуда, и он просто представляет, что дальше стен этой квартиры окружающего мира не существует. Парень просто лежит, мечтая быть подушкой, на которой спит Чимин, или одеялом, чтобы согревать его зимними ночами. Но точно не человеком. Человеком оказалось быть слишком больно.
В комнате тихо тикают только часы, которыми уже сто лет никто не пользуется. Механизм, несмотря на сгустки пыли, продолжает работать. Живучий падла.
Нежный шёпот любимого в тишине кажется криком.
— Помнишь наше первое свидание? — Чимин переплетает их пальцы. — В том месте ещё желтые цветы такие росли. — Про редкие одуванчики говорит, а Юнги улыбается. — Встретимся там через год. Я буду ждать тебя.
Они нежатся в объятиях друг друга, как в последний раз, целуются, стараются запомнить черты лица, чтобы потом хранить воспоминания об этом дне ещё долгое время, а оно будет и правда очень долгим. Проводят последние остатки времени так, как оба любят. Очень нежно и трепетно.
Сердце скулит, оно чувствует больше, чем их хозяева. <i>Этот хрупкий сосуд в обещания совсем не верит. </i>
<center>***</center>
— Ты всё ещё продолжаешь его ждать? — Сокджин подходит к Чимину, кладёт ладонь тому на плечо, а тот смотрит на уже старый, провалившийся пень неподалёку, который сыпется весь, но всё уходить из этого мира не хочет. Парень себя этим пнём чувствует. — Пора продолжать жить дальше, он уже не придёт, — с сочувствием произносит Джин. Ему больно за своего друга.
Чимин за такие слова своего хёна готов треснуть, но нехотя соглашается. Прошло четыре года с тех пор, как их разделило расстояние. Четыре долгих года. Пак не считает это большим сроком, но и отрицать того, какими они тягучими были, не может. В свои 21 он работает в баре, смешивает разные напитки, отшивает девушек и пишет стихи. Да, тот самый Чимин, что никогда не умел говорить о своих чувствах, пишет стихи про первую любовь. Время меняет людей вокруг себя, обстоятельства, а Пак бы хотел остаться в том периоде жизни, когда вокруг, казалось бы, останется вечное лето, детская глупость и Мин Юнги с волосами в цвет ясного неба, брынчащий только ему известные мотивы. Если бы он только мог никогда не взрослеть.
На самом деле всё не так критично. Он в целом любит свою работу, немного надоедливых друзей и любит устраивать обязательную попойку в субботу. А ещё он чертовски скучает по прошлому и по человеку, которого больше нет в его жизни. Не знает, куда деть себя от этих чувств.
Он, честно, пытался жить дальше, строить отношения, но из сердца, что теперь ноет на постоянной основе, не может выбраться один солнечный мальчик, который сейчас неизвестно где и с кем. Как он изменился? Может покрасил волосы в свой натуральный цвет, как сделал Чимин, или, может, завёл детей?
Пак с радостью ответил бы на эти вопросы, но он не знает, что сейчас с тем человеком, что снизу доверху заполняет его мысли. Юнги просто однажды исчез.
Когда они были ещё рядом, то дали друг другу обещание. Ни в первый год, ни во второй они не встретились, но много переписывались, звонили друг другу, рассказывали всякое разное, а потом и этого миража счастливой жизни не стало.
Мираж — это слово прекрасно описывает то, что было между ними. Сначала они любят друг друга так, как, казалось бы, нельзя любить — такого попросту не существует. Не в этой Вселенной точно. А потом остаток жизни кажется, что это был просто хороший сон с плохой концовкой.
Чимину сны снятся не часто, а если и снятся, то доводят его окончательно. Он достаёт телефон, печатает сообщение на аккаунт, на который не заходил уже два года, и прячет его обратно в задний карман обтягивающих штанов. Он просто устал миллионный раз слышать этот дурацкий женский голос «набранный Вами номер не существует». Как же сильно он заебался чувствовать тоску.
— Пошли, бро, — говорит Джин, и они отправляются обратно в бар, в котором оба работают.
Чимин Киму безмерно благодарен, если бы не друг, он бы ещё два года назад сломался, когда в порыве всех самых отрицательных чувств громил свою квартиру. Те часы, которые тикали в день их последней встречи, разбились, не без помощи самого Пака, конечно, а потом он очень долго и бережно пытался их восстановить. Чимин живёт прошлым и этого уже не отрицает, ничего не может с собой поделать и помощь принимать отказывается.
Он ведь сильный, а помогают только слабым.
<center>***</center>
Юнги сидит на сухом бревне, по шершавой коре рукой водит, жалеет, что гитару свою дома оставил. Небо над ним лазурное, очень красивое, его волосы теперь цвета коры, на которой он сидит. В лесу почти ничего не поменялось, кажется, даже атмосфера осталась той же. Всё такой же свежий воздух и цветы. Всё это наклеивает на больную душу Юнги пластырь, и он совсем не хочет вспоминать, что любой пластырь со временем отклеивается. В глубине души он надеялся увидеть его тут. Мечтал, что будет как в сопливом ромфанте<footnote>Литературный жанр для женской аудитории, образовавшийся в 21 веке.</footnote>, но совсем забыл, что живёт в ебучей трагедии.
Хотелось бы прижаться к родному телу, воспоминания о котором он сквозь годы с собой пронёс. Они ведь и вправду были лечебными. Лечили душу своими невесомыми касаниями.
Ему так повезло встретить человека, с которым у него было единение сердец, который его искренне любит и уважает. Ему так повезло, но он этот шанс упустил. Надо было держаться крепче, надо было что-нибудь придумать. Так много надо было, а время упущено, и оно ошибки не прощает. Будет ли у него ещё один шанс на счастье?
Небо над головой стало затягиваться серой пеленой. Кажется, всё вокруг чувствует, как ощущает себя Юнги в этом мире, и пытается подстроиться под его эмоции. Даже немного жаль, что красивое небо портят тёмно-серые сгустки облаков.
Он всё равно себя не ощущает. Ни в этом месте, ни в этом мире.
— Юнги? — Голос разносится по поляне раскатом грома, кажется, ему показалось, или это просто слуховые галлюцинации, но нет. Мелкие капельки стали падать на землю, а Юнги не верит своим глазам, думает, что это очередная побочка от лекарств.
Чимин одет почти, как тогда, только удобные треники заменились не такими удобными джинсами. Его не волнует, что небо плачет, лёгкий дождик почти не ощущается на коже.
Пак подходит ближе, садится рядом с парнем и, кажется, впервые за всё время совсем не знает, что сказать. «Может, начнёшь с банального <i>привет</i>?» подсказывает сознание, но парень умело его игнорирует.
— Ты так изменился… — начинает Юн.
— Ну уж извини, что время для тебя не остановилось, — Чимин раздражён. Он не думал, что будет чувствовать себя иначе, если встретит его. Пак так сильно скучал, ему хочется обнять парня, погладить по каштановым волосам, а вместо этого только яд из своего сердца выпускает, что от неприятных чувств накапливался и не выходил в этот мир.
Он обижен, чертовски обижен, хранил в себе это годами вместе с сильной любовью, которая в последнее время стала его душить.
— Ты прав, извини… Я, честно, не знаю, как себя сейчас вести, мне столько всего хочется сказать…
На самом деле Мину не хочется говорить о том, что с ним произошло, о времени, о невыполненных обещаниях, ему совсем не хочется говорить о чём-либо сейчас.
— Юнги, — Чимин его перебивает, — ты пропал на пять лет. Зачем ты приехал?
Пак на него не смотрит, стискивает пальцы, каждый из которых увешан кольцом. Он понимает, что доставляет боль своими словами, но в кои-то веки хочется, что бы не только ему было больно. Хочется побыть плохим человеком и жаловаться на судьбу, чтобы его выслушали и поняли, какой он, оказывается, несчастный.
— Я скучал. — Чимин на это «скучал» только недобро усмехается. — У меня были причины, Чимин. Я не хотел тебя оставлять. Ты мне не веришь?
— А сам как думаешь? Мне было так больно, ты, блять, просто исчез, насовсем. Тебя не было, а сейчас ты возвращаешься и говоришь, что скучал. Юнги, ты совсем…
— Я лежал в психбольнице, — громче, чем следовало, говорит и чувствует, как пальцы начинает потряхивать от дрожи в них. Он не любимому в этом признаётся, а самому себе. Признаёт, что он такой, но не принимает. А если он сам для себя это сделать не может, то как это должны сделать другие? Чимин думает, что ему одному было больно, но это не так. И это нормально, о своих чувствах думать проще, ведь чужие ты не знаешь. Юнги страдал не меньше, но Пак об этом даже думать не хочет.
— Юнги я же… — «не знал» не договаривает.
— Мне было стыдно появляться перед тобой. Я весь поломанный, ты бы не стал любить такого, как я, — голос Юна дрожит, не хотел он говорить об этом, слишком болезненно. Такие разговоры явно не для долгожданной встречи. И парень совсем позабыл, что, когда он только приехал в этот город, то уже был таким, просто в последнее время это достигло своего пика. Его такого поломанного полюбили ещё тогда, в далёком прошлом.
— Не решай за меня, Юнги.
Чимин, кажется, впервые за их диалог смотрит на парня и только теперь замечает, как тот натягивает рукава на пальцы, как его плечи слегка подрагивают. Что же случилось с его солнечным мальчиком? Пак аккуратно кладёт свою ладонь поверх чужой, бледной, и слегка её сжимает. Поддержка это или прощальный жест?
<center>***</center>
Лёгкие Юнги горят, как всё его тело. Ему не дают отдышаться, Чимин скучал слишком сильно, чтобы после пары поцелуев отстраниться. Он, как пустынный странник, наконец нашедший прохладный источник кристальной жидкости.
Он ведёт поцелуи-ленточки вдоль мокрой от дождя шее, оставляя после себя багровеющие следы. Всё-таки, когда они стали выходить из леса, то попали под сильный ливень. Пак привёл его к себе домой и не смог не сдержаться, припал к искусанным от нервов губам, почти не замечая, как трепещет его сердце, когда Мин ответил на поцелуй с таким же напором.
Чимин живёт в однокомнатной квартире, оставшейся ему по наследству от умершего пару лет назад отца. Он укладывает Юнги на раскладной диван, который с утра он поленился собрать. Нависает над парнем, спускается небольшими поцелуями к ключицам, не скрытыми воротом свободной футболки. Он жадный, когда дело доходит до тела Мина. Тянет ткань вверх, но его останавливают. Юнги держит его за запястье и смотрит умоляюще, парень не совсем готов показывать те шрамы, что прячутся под мокрой футболкой.
Чимин хмурится, и не смотря на чужую руку, поднимает ткань вверх, а после совсем её снимает. В глазах Пака нет отвращения, жалости, осуждения, в них только понимание. Он не знает причину появления этих длинных шрамов на всё такой же мягкой коже.
Проводит пальцами по самым длинным, находящимися под сердцем шрамам. Его немного бросает в дрожь от осознания, что Юнги это сделал сам. Наклоняется и нежно целует каждый, залечивает раны, которые глазами разглядеть невозможно.
Снова целует в губы. Он не спешит, наслаждается любимым, старается быть нежным, думая, что хочет подарить всего себя, лишь бы это ценили. Водит пальцами по коже, а у Юнги от этих движений по всему телу небывалой красоты цветы распускаются.
— Было больно, — парень говорит тихо, веки опущены, волосы растрёпаны, а на нём так и остались мокрые штаны. Кажется, он говорит вовсе не про процесс нанесения ран. Заболеет, думает Чимин, и тоскливо смотрит на парня.
— Прости, — Пак зарывается рукой в каштановые волосы, массируя кожу головы. Извиняется за то, что рядом его не было, когда другому было плохо, когда было невыносимо.
Юнги тянет к нему руки, и он не отказывает своему всё такому же солнечному мальчику в объятиях. И объятия эти кажутся даже интимнее секса. Что такое обнажённые тела на фоне обнажённых душ?
— Не отпускай меня, Чимин, пожалуйста, держи меня за руку, — Мин впился ногтями в чужие плечи, следы-полумесяцы на них оставляет.
— Я рядом, принцесса.
Для Юнги было всё, как в тумане, он не помнил, как оказался без штанов и нижнего белья. Он не помнил, как ему начали приносить удовольствие, но его рёбра ломались от бьющегося сердца, что реагировало с особым усердием на нежность, которая не только в прикосновениях, но и во взгляде.
Был уже вечер, они лежали, обнажённые, на испачканном постельном белье, но вставать не хотели. Им хотелось остаться в этом моменте, и они остались.
Юнги лежал на Чиминовом плече и едва слышимым голосом рассказывал, что с ним происходило всё это время. Рассказал, как его родители начали пить. Самое страшное говорить не стал, у них для этого ещё будет время.
Ночью они устроили себе завтрак, и Юнги, кажется, искренне смеялся за последние четыре года с историй Чимина.
В однушке на третьем этаже горит свет глубокой ночью, и парни надеются, что этот свет исходящий из глубины души никогда не погаснет, иначе их история закончится вместе с ним.