Заперев свою тень, а фею в шкафу сгноив,

выбрав взрослую жизнь, Питер словно совсем не жив:

старый Лондон, себя укутав, как в шарф, в туман,

бередит ночь за ночью десятки душевных ран,

обернувшись то девочкой – "я–здесь–во–всем–права",

то другой, чья украшена перьями голова,

то мальчишками, то русалками, пыльцой фей...

И от ночи к ночи боль становится лишь острей.

Он выходит из дома: в правой руке клюка,

и походка его от мальчишеской далека,

но улыбка такая, как множество дней назад,

и сияют задорно, как в детстве, его глаза.

Он, прищурившись, ищет на небе маяк–звезду,

и пыльца на ладони феи – осталось сдуть! –

унесет его в детство, а взрослая за бортом

жизнь останется, он всем расскажет о ней потом.

Обернувшись лишь сказкой, боль прошлая станет сном,

жизнь, навечно застывшая в юности, вновь простой

и понятной покажется после потерь и слез.

Груз останется слов, что так и не произнес,

где–то там вдалеке. Развеется все, как дым.

Вот мальчишки свои–то пораскрывают рты,

когда встретят его спустя бесконечность лет!..

Питер Пэн возвращается, но...

острова

больше

нет.