When you're sad and no-one knows it
I'll send you black roses
When your heart's dark and frozen
I'll send you black roses
Ten Black roses
Время тянется бесконечно долго, если ждёшь определённой минуты. Окончание нуднейшей пары, начало киносеанса или те самые несчастные пять минут до прихода нужного автобуса, которые имеют привычку растягиваться так, что ни конца ни края им не видно. Главный минус любого ожидания — именно время, которое будто в насмешку над твоими желаниями бежит как угорелое, когда ты стремишься успеть что-то сделать, и недвижимо словно болото, когда ты ждёшь назначенного.
Вот и сейчас складывалось ощущение, что стрелки часов будто намертво приклеились на двух часах сорока семи минутах. Совершенно недвижимые. Замершие. Замёрзшие. Было бы даже смешно, не будь так до боли, ощущаемой даже на кончике языка, грустно.
Зато телефон живёт вне времени и даёт о себе знать старой как мир, но такой родной мелодией. Как там поётся… when your heart's dark and frozen, i'll send you black roses? Он закрывает глаза. Возможно, кто-нибудь сжалится и принесёт ему цветы. Может быть, даже розы, которые в последнее время опять вошли в моду. А если судьба решит посмеяться, то цветы окажутся с иссиня-чёрными лепестками. Впрочем, время ещё есть. То самое время, которое будто смеётся над ним, издевается, доводит до нервного тика. Хорошо, что в последний раз.
— Уильям Вуд? — голос принадлежит девушке.
— Да, слушаю, — Уиллу был незнаком этот номер и голос, но он решил дать звонившей шанс объясниться, всё равно этот звонок ничего не изменит. А время будто замороженное и оттаивать в ближайшие пять минут явно не собирается.
— Уильям…
— Зови Уилл, так будет проще, — он никогда не горел желанием делать чью-либо жизнь легче. Да и местоимение «ты» в общении чаще всего не переносил, но сейчас это казалось и уместным, и логичным. Почему бы нет?
— Меня зовут Мария, вы, наверное, не помните… — голос замирает, будто девушка пытается собраться с силами. — Летом девяносто седьмого ты спас мне жизнь. Загородные дома недалеко от…
В голове отчётливо всплыла картинка. Лето вдали от города. Озеро, в котором по местным легендам жила русалка, чьи глаза были способны любого свести с ума. Старые сказки, которые, однако, пользовались популярностью и позволяли многим зарабатывать на продаже сувениров. Он шёл по тропинке, надеясь как можно быстрее оказаться в прохладном сумраке родных стен. Надо же было умудриться забыть дома и таблетки, и воду, и к тому же задержаться на этом чёртовом солнцепёке в цветнике мадам Линдхольм. Мерзкая шведка, одержимая цветами и заботой о них, мнящая, что все окружающие должны быть такими же помешанными.
Крики вмешались в картину мира резко, неожиданно и оттого прозвучали почти как гром посреди ясного неба. Хотя и криками-то это было назвать сложно. Всхлипы? Причитания? Слова, слишком на высокой ноте произнесённые и слишком обрывистые, чтобы быть простой речью? Дети, наверное, лет пяти-шести, может чуть старше, сгрудились на берегу, куда он свернул с тропинки почти на автомате. Слёзы и слабые ручонки, хватающиеся за шорты и футболку.
«Она там, она там…»
«Мы не виноваты, она там одна…»
«Оно само, ветер, случайно, подхватил, она там…»
Множество голосов врываются в мысли, сливаются в единый гул и полностью растворяются, когда он бросает взгляд на воду и видит светлые волосы, едва мелькающие над водой и вновь погружающиеся. Ни криков, ни взмахов рук, которые так любят демонстрировать в фильмах. «Люди тонут тихо», — вдруг приходит на ум. Следующая мысль: «Стоя на берегу, протяните тонущему руку или какой-нибудь предмет: весло, палку, стул, доску, веревку, сук дерева». Только она приходит слишком поздно, когда Уилл уже кинулся в воду. В конце концов, что сделает маленький ребёнок, который вот-вот пойдёт на дно, взрослому парню, который плавает, сколько себя помнит?.. Он вспомнил то лето, вспомнил берег озера, маленьких детей и самого себя, тогда ещё мало задумывавшегося о проблемах.
— Я помню тебя, Мария…
Что ещё он может сказать? Он помнит маленькую девочку. Светлые волосы, потемневшие от воды. Пустые светло-карие глаза, открывшиеся после того, как с кашлем и рвотой вышла вся вода. Уилл вспомнил её сейчас так отчётливо, будто вновь сидел на берегу озера, поддерживая слабое тельце.
— Я… мы… — Сбивчивая речь, хотя и кажется, что девушка долго готовилась к этому разговору. — Мои родители искали человека, который спас их дочь от смерти. Только дети ничего не могли сказать, кроме того, что это был темноволосый парень в шортах и футболке, появившийся откуда-то из рощи босиком.
Уилл усмехнулся. У него до сих пор сохранилась привычка летом в сухую погоду гулять без обуви. Что поделать, некоторые привычки искоренить совершенно невозможно.
— Мама опрашивала людей, но никто не знал и не мог вспомнить никого хоть немного похожего на описываемого человека… Только один старик сказал, что помнит парня, разгуливающего без обуви, который, по его словам, помогал летом мадам Линдхольм с её океаном цветов.
Повисло молчание. Уилл ждал, чем всё закончится. Девушке удалось разбудить в нём мысли о давно забытом. Всхлип. Ещё один. Похоже, Мария не смогла сдержаться и расплакалась.
— Мы искали вас, долго искали. Отец и мать хотели посмотреть в глаза тому, кто спас их единственного ребёнка, как-то отблагодарить, но вы словно сквозь землю провалились, — Мария не заметила, как вновь перешла на «вы». Уилл не стал её поправлять. Жизнь научила его тому, что не следует прерывать слова, сопровождаемые слезами.
— Простите меня… прости меня, — рыдания смолкли, но голос всё ещё дрожал. — Я просто не могу думать о том, что было бы, не окажись тебя тогда поблизости. Или пройди ты мимо, не обратив внимания на детские крики.
Это грозилось затянуться надолго. Уилл вздохнул и, коснувшись пальцами переносицы, спокойно произнёс:
— Любой человек на моём месте поступил бы также, Мария.
— Я понимаю… — тихо, едва различимо ответила девушка. — Но для нашей семьи вы в тот день просто стали чудом. Мои родители до сих пор с теплом вспоминают вас и хотят отблагодарить.
— Ты позвонила мне для того, чтобы сказать это?
— Нет-нет, что… ты. Я хотела пригласить тебя приехать. Мы живём всё там же, у озера. Моя семья действительно хочет познакомиться с человеком, без которого не было бы меня и моей дочери.
Вновь тишина. Не гнетущая, обещающая, вот только что?
— Я понимаю, Уилл, что наша семья тебе никто. И мы действительно не знаем друг друга. Но то, что тогда произошло, стало для меня всем. Стало ключом к моему будущему. И я понимаю, что не могу просить об этом, что это странно, что… — голос вновь дал дрожь. — Я позвонила не только для того, чтобы услышать человека, который спас меня. Я хотела пригласить тебя к нам и попросить стать крёстным моей маленькой дочери.
Мария замолчала, ожидая ответа. А Уилл сидел, смотрел на старый кафель, покрывающий стену у раковины. Что он мог сказать ей сейчас? Солгать? Пообещать, что непременно приедет? Вновь вздох. Уилл принял решение, даже если оно и неправильное, нечестное по отношению к Марии и её семье. Пожалеть о нём у него всё равно не будет времени.
— Конечно, Мария, я с удовольствием приеду.
— Спасибо, Уильям. Мы встретим вас на станции. До свидания.
— Конечно. Надеюсь, я верно помню маршрут. До свидания, Мария.
Разговор наконец-то завершился. Под конец он стал немного утомительным. Наверное, именно из-за того, что Уилл чувствовал, что дал людям надежду, которую сегодня же хотел и отнять. Он перевёл взгляд на часы, которые сегодня успел бы возненавидеть, будто в том хоть капля смысла. Часы показывали три часа семь минут. Один, пять, ноль, семь.
Он рассмеялся. Впервые за долгое время. Громко. Сильно. Звонко. Так, как не смеялся, наверное, уже больше трёх лет. Как будто на миг не стало измученного жизнью и навалившимися со всех сторон проблемами парня, как будто вновь вернулся тот, пусть не идеальный, но стремящийся жить мальчишка, который мог не думая кинуться спасать ребёнка. Воистину у судьбы невероятные шутки. Та, которую он так давно спас, совершенно забыв об этом, вдруг возникла спустя столько лет для того, чтобы спасти его. Судьба любит посмеяться над людьми, верно?
Часы, показывающие семь минут четвёртого продолжали тихо тикать, словно были тут совершенно ни при чём.
— Ты хотел получить знак, Уилл, а? — спросил Уильям сам у себя. — Получи и распишись в получении.
И вновь смех, хотя и без него комната больше не кажется погружённой в мёртвую тишину. Тихо тикают часы. Слышно, как на кухне вновь начал капать старый кран. Скрип окна, нехотя пропускающего в комнату ободранного чёрно-серого кота. Семь минут прошли, показывая, что планы Уилла и времени, и судьбе немножко безразличны. А, может быть, это действительно было знаком. То, что называют иначе вторым шансом, нет?..
Уилл посмотрел на пистолет, мирно лежащий на столе. Странно так описывать совершенно не мирную вещь, но… не сложилось? Вмешался его величество случай? Уилл вновь перевёл взгляд на часы. Они до сих пор показывали три часа семь минут. Словно смеялись. Снова. Свой час Х он пропустил. Подчиняя всю свою жизнь расписанию, он вновь пропустил назначенное время. Три часа дня, которые должны были стать последней отметкой в его жизни. А значит?.. Уилл улыбнулся, убирая пистолет в ящик. А значит, он постарается сдержать хотя бы обещание, данное Марии. В конце концов, если судьба даёт тебе второй шанс, то нужно им воспользоваться. Получить на могилу десять чёрных роз всегда успеется.
Цифра семь на часах медленно сменилась восьмёркой.