«Sunctus espiritus,

Избавь ты нас в часы страданий.

В безумии весь мир сгорает,

Всё это воздаётся за грехи..

И есть надежда муку прекратить?

© Within Temptation – Our Solemn Hour

(Перевод «Алюминиевый Дождь») 

Глупцом будет тот, кто считает лес немым. Что ему не дано узреть того, кто бродит среди петляющих троп, и с какими же намерениями вторгся в его владения.

Он бы понял, что ошибается, очутись бы в лесу именно сейчас, когда среди стволов деревьев туманом прошла она. Призрачным силуэтом, совсем невесомым, и только тихий перебор множества когтистых лап вторил шелесту ветвей и её тихой песне. 

«.. Марана здесь.. Марана идёт..»

Шёпот проносится быстро, и видно, как деревья дрожат. Один лишь её взгляд может заставить лес смолкнуть в страхе, от чего лесные духи спешат спрятаться в норах. Схватиться за свои лепестки, примоститься к грибнице, полностью сливаясь между её суховатых шляпок. Ведь только взгляни в эти, казалось бы, невинные глаза – и твой потаённый страх сразу же найдёт тебя в алом мареве её радужки.

Сейчас, их подёрнуло бельмом, делая кровавый омут едва различимым среди белой дымки. Она напилась крови, и впредь они не скоро приобретут бледный, почти бесцветный оттенок на угловатом лице. Но, всё же, голод не отступит так просто, даже после кровавой жатвы на побоище. Разгромленный город, оказался, довольно щедрым. Никто не кормит смерть лучше, чем сами люди своей жестокостью.

Она вдыхала сырой воздух с особым благоговением, чувствуя вместе с ним запах гниющего мяса в земле. Тлеющая под лёгким кружевом паутины грудная клетка, под рёбрами которой пульсировали внутренности, то расширялась от особенно глубокого вздоха, и сразу опадала. Плоть местами давно отошла от костей, но исправно выполняла свою функцию оболочки для злопамятной богини. Сейчас пришло её время: время праха и увядания. То самое, когда нужно напомнить о себе, и о скоротечности бытия.

Под мохнатыми, паучьими лапами, быстро увядала трава. В труху распадались скелеты кустарников, которым не посчастливилось оказаться рядом. Лишь бурые, светящиеся изнутри наросты на гниющей коре, были «рады» присутствию хозяйки. “Сердца гниения“, будь вам угодно. Ведь являясь паразитами, те высасывали остатки жизни леса, привлекая к себе отравленных скверной плесенников. Казалось, они были одними из немногих, кто мог в полной мере отдать почести богине.

Мёртвый лес пронизывал страх. Всё, что ещё оставалось живым, в трепете наблюдало за её мирным шествием под ветвями ивы. Как она по-хозяйски ощупывала рыхлую землю, погружая в неё длинные, костлявые пальцы с острыми когтями. Свежая могила легко поддавалась ей, позволяя вытаскивать горсть за горстью. Постепенно открывая ей запахи глины и гниения, вместе с ними доставая отсыревшую листву. 

—Шшшш, тише..тише,—говорит почти что ласково, еле слышно, только до ушей доносится тихое хлопанье крыльев. Тёмные волосы опадают на бледное лицо, пока она достаёт раздувшееся, покрытое жёлтой желчью тело.—Мой хороший.. не надо бояться..

До несправедливости тонкий и хрупкий. Своего рода плата. Треугольные, острые зубы в два счёта разламывают кости с противным хрустом. Разрывая сухую плоть, марая лицо в чёрной жиже, пока пасть не раскрывается ещё шире, и её лицо не начинает трещать по швам, обнажая желваки. Трупный яд стекал по подбородку: плоть с чавканьем перемалывалась мощной челюстью, и та с особым удовольствием отрывала от трупа конечности, оставив лежать на разрытой земле лишь голову и торс с выпавшими из него кишками.

«..Марана здесь.. Марана рядом..

..Не смотрите ей в глаза..»

Духи перешёптываются между собой, надеясь, что богиня не слышит их за трапезой. Пусть шепчутся.. может, в конечном итоге до них дойдёт, что Рукхадевата уже давно проиграла. Марана лишь недобро улыбается: по губам стекает гниль, а в глазах вспыхнули угольки разрастающегося огня.

Под её ладонями грудная клетка проминалась удивительно легко. Рёбра обламывались одно за другим, и она с особым нетерпением разорвала кожу. Высвободила то, что томилось там как в темнице: из глубокой раны опасливо выбрался бледный огонёк, расправляя крылья. Несмело делая первые взмахи во тьму, слепо упорхнув в объятия сырого воздуха. Мотылёк ещё не понимает, у чьего лица так плавно раскрывает крылья, опускаясь к чужим рукам. Марана всё так же улыбается, осторожно проводя пальцами над крыльями, поднося бабочку к лицу.

Она для всех найдёт приют в своих шёлковых сетях. Для каждой души, которую с особым пристрастием вырывала из груди. Они ведь такие хрупкие, едва ли могут видеть.. кто, если не она? Та, кого люди боятся, на кого пытаются закрыть глаза. Та, кто дарит душам вечные грёзы, вплетая их в паутину. Такая же часть мироздания, как и Рукхадевата.

》═══════~◈~═══════《

Утро встретило Тигнари, на сей раз без Сайно. И судя по хладным простыням, генерал покинул хижину довольно давно, при этом умудрившись не потревожить чуткий сон фенека. Он и до этого успешно так делал, однако впервые за долгое время ощутив тепло дорогого человека, страж теперь чувствовал липкую пустоту в груди, пусть и супруга он не винил. Нужно готовить людей к возможной битве.

А за окном клубилась дымка, как если бы кто-то разлил парное молоко, а то став туманом старалось спрятаться от солнца. Давно такого не было. А возможно, просто Тигнари перестал уделять этому всякое внимание, когда от дел и рутины все недели слились в один нескончаемый день. Разум отдохнул, и теперь лёжа на кровати свесив хвост, он просто вслушивался в тишину.

Солнце выкатывалось лениво: оно ещё только готовилось раскалить и без того уставшую землю. А это значило, что возрастал риск возникновения пожара, добавляя на плечи лишнюю работу. Они и раньше этим занимались, что находили возможные очаги возгорания, спешно их обезвреживая. Но в их ситуации, когда помимо обхода нужно было уделить внимание охоте, и маломальскому поиску путей отступления – никому из стражей не хотелось терять время впустую. Особенно, когда шерстить приходилось по зонам увядания.

Выдыхает тихо; вытягивается, слегка похрустывая суставами кистей, и довольно заурчав распушил хвост. По первому впечатлению делает вывод, что сейчас на улице было если и не ранее, то всё же утро. По идеи, должен застать первую группу дозорных, хоть и сейчас это было не совсем его дело. Дело лекаря – без премудростей. Лечи и всё тут.

Подойдя к зеркалу, Тигнари накидывает рабочую гимнастёрку, что уже успела местами истрепаться и покрыться заплатками в районе локтей. К ней же плотная накидка, портупея с кожаными кармашками, пояс и обувь на шнуровке, что старается затянуть как можно плотнее поверх брюк со множеством карманов. Вещь-мешок носить не так практично, как распределить необходимую мелочь по одежде. Тем более, когда о спину бьётся корзина со свежим бельём.

Окидывает последний взгляд на отражение, всматривается. Ему всегда говорили, что он был копией матери, особенно из-за вздёрнутого носа, строгого взгляда, и когда у него ещё были длинные волосы. С последним сразу возникло много проблем при переезде, как бы Тигнари не изощрался. Но, сейчас, глядя на себя и видя, как неровный срез опадал ниже плеч, брать впредь лезвие и подстригать ему не хотелось. Вместо этого, он осторожно перебирает пряди между пальцев, начиная переплетать их в колоски. Раз, два, три..

Тёмные пряди сплетаются с поседевшими на затылке, и Тигнари сразу прихватывает получившиеся косы резинкой, заплетая в тугой хвост. Лишь тонкие, ярко зелёные волоски могли опадать на лицо, не более. Они совсем не мешали. И пока страж продевал сквозь капюшон уши, он будто только сейчас заметил в отражении следы царапин, уже покрывшихся сукровицей и засохшей кровью.

Не глубокие, и на том спасибо.. Но любопытство вызвало не это, а нечто иное. Отголоски кошмара, жжением отзываясь на покрасневших бороздах. Это ведь был просто сон, так чего бояться? Поджав ушки, Тигнари ближе припадает к зеркалу, всматриваясь. А руки уже сами собой тянутся к воротнику, поддевая пуговицы. Медленно, совсем не спешно, лишь подмечая то, что чем ниже спускался – тем царапин становилось больше.

Его в самом деле тогда что-то душило? Сейчас в это верилось с трудом.. Только если он не пытался сам себя по глупости задушить простынью. Дыхание учащается, и фенек невольно сглатывает. Но резко потянув ткань вниз, тревога сменилась облегчением, буквально упав с плеч. Следа, который мог бы остаться от тонкой нити, не было и в помине.

—Ну конечно,—шепчет он, тихо посмеиваясь.—Глупый..

Сухой воздух сразу окатывает духотой, стоит только выйти за порог. А ведь солнце только начало подниматься, пока ещё скрываясь за куцыми кронами рыжих деревьев и обрывками облаков. Толку от них никакого: тело под гимнастёркой уже начинает покрываться испариной. Тигнари закидывает корзину поудобнее и идёт навстречу первой хижине, попутно осматриваясь. А ведь хватило бы даже небольшого дождя..

Как оказалось, страж был прав. Едва взгляд скользнул по хижине старосты, он увидел первых патрульных и охотников, среди которых можно было заметить Акифа с арбалетом за спиной, и довольно высокую, но с хрупким телосложением девочку, в которой без труда он узнал Твилу – его сестру. Вот её помощь ему бы пригодилась.

Прикладывая ладонь к горлу, Тигнари окликнул их птичьим клёкотом, и все разом обернулись, замерев на месте. А он, перехватывая у самого края развалившегося моста канат, легко перепрыгивает с одного края на другой.

—Мы что-то уже натворили?—спрашивает самый старший – Косей. Из-за последствий увядания, бедолага полностью лишился волос, покрыв голову красным платком, и так же не давая увидеть под кожаной жилеткой ожоги. Сейчас, он стоял уперев руки в бока, глядя на мастера чуть ли не с вызовом.

—Да,—просто отвечает Тигнари, и заходит юноше за спину, слегка похлопав по плечу, на котором висели необходимые снасти для рыбалки. Покачал головой, приговаривая.—Ай-яй-яй.. Да кто так удочки сматывает? На вас лески не наберёшься.. А кто вчера додумался оставить лук на палящем солнце? Вас отцы вообще ничему не учат?

Косей аж побагровел от смущения, от чего оставшиеся дозорные тихо захихикали. Они знали, что Тигнари придирается лишь в шутку, чтоб хоть немного подбодрить молодых людей. Но каждый раз, как в первый, это вызывало только смех и лёгкий ступор. Ситуацию решила спасти, как ни странно, Твила, будто точно знала, что пришли именно за ней.

—Вам нужна помощь?

—Так точно,—мастер кивает.—Нужно поменять бельё у лежачих, и отнести его к ручью. Лишняя пара рук точно пригодится. Отпустишь ребёнка, Косей?

—Да куда денусь..—только и хмыкает тот.—Может, всё же составите нам компанию? Молодняку нужна практика в стрельбе.

Что-то неприятно царапнуло в груди, от чего Тигнари отвёл взгляд. Чужие дети быстро растут: перед ним уже стояли не просто мальчишки и девчонки, а вытянувшиеся и расправившие плечи будущие стражи. Им ещё только предстояло окрепнуть и возмужать, но не это цепануло сердце фенека. От одной только мысли, что этот самый “молодняк“ вскоре пойдёт на верную смерть, к горлу невольно подступал ком.

—Сейчас точно нет,—его голос даже не дрогнул, прозвучал спокойно и как-то простодушно. Об истинных эмоциях стража могли рассказать только дёрганные покачивания хвоста.—Нужно, в первую очередь, очертить пути отступления, и помочь самым слабым. Боюсь, скоро может наступить такой момент, что даже в Гандхарве будет не безопасно. Я же правильно понимаю, что карты не обновлялись?

—Не правда,—тут же парировал Косей, сразу закопошившись в своём вещь-мешке. Искомое быстро развернулось на его колене, явив окружающим на пергаменте схематичную карту. Где-то проступали чёрные кляксы: рука картографа явно дрожала в попытке нарисовать всё как можно ровнее и понятнее. И дополняли всю картину разводы красных мелков там, где были очертания леса.—Вот, гляньте сюда: здесь, предположительно, “зелёный коридор“. Он может вывести нас к ущелью,—парень обвёл пальцем небольшую область, что дугой огибала по правой стороне город, и уходила к бывшим топям.—По предположительным прогнозам, увядание туда ещё не добралось. Это отличная возможность укрыться в регионе Гео Архонта.

—Где гарантии, что болезнь не распространяется и там?—вставил слово Акиф.

—А их нет. Мы или рискнём, или будем ждать, пока и этот путь отступления не будет перекрыт.

—Мне скорее интересно, по какой причине увядание как было у кромки города, так и не продвинулось дальше,—Твила нахмурила бровки, подперев голову ладонью.—Что его сдерживает? Грозы?

—Новое божество, очевидно же.

И тут все замолчали. Тигнари не сразу понял, что реакция вопросом была обращена именно ему, и как все в недоумении подняли на него взгляд.

—Какое ещё божество?—вопрос Косея прозвучал настороженно, не понимающе, и оно сразу же передалось Тигнари, заставив уже его вопросительно поднять уши.

—Вы же были вчера на собрании,—голос фенека звучал до непривычности растерянно, от чего кончик хвоста начало нервно водить из стороны в сторону.—Чем вы слушали?

Всё происходящее начинало звучать как бред сумасшедшего. Тигнари и правда отлично помнил лица всех присутствующих. Поэтому видеть то, как молодые люди начинают опасливо перешёптываться между собой, глядя на мастера, он всё больше переставал понимать, что происходит. Да и на шутку это совсем не было похоже. Погрузившись в свои мысли, фенек вдруг вздрагивает, когда лба касаются тонкие пальцы Твилы.

—Вы, похоже, перегрелись на солнце,—начала она как можно мягче.—Вчера не было никакого собрания. 

—Да как же,—он невольно отшатывается, и уши припадают к голове.—Хотите сказать, и группа пустынников мне померещилась? Серьёзно?

—Так, спокойно-спокойно,—вкрадчиво приговаривая, Косей обхватил его за плечи, подводя под навес.—Вот, что значит пайку свою отдавать и работать с утра до ночи.. Может, отдохнёте сегодня? Не убегут от вас ваши пациенты, девочки наверняка справятся сами.

—Не неси чепухи,—Тигнари недовольно фыркнул, укрывая ноги хвостом. Вот уж точно никогда не подумал бы, что будет выглядеть на фоне подопечных старым маразматиком.—Даже если и напекло, это не освобождает меня от обязанностей.

—А ведь правду говорят: врачи – самые безответственные пациенты,—только и хихикнул Акиф. Но товарищи лишь осадили его осуждающим взглядом, и тот поспешил добавить, обращаясь к сестре.—Ты только присмотри за ним, ладно?

«Ага, это за кем тут ещё надо присматривать»,—думается Тигнари с раздражением, но решает в этот раз не возражать. Мысли всё никак не отпускали эти.. воспоминания? Образы? События? Чёрт бы его побрал, откуда он вообще выцепил это всё? Ещё и значило это, что тот ночной разговор с Сайно был всего лишь сном, во что верилось с превеликим трудом. Не могут сны быть настолько реалистичными.

Или это тоска так нещадно объедала разум.

Но в Гандхарве было тихо и пустынно. Все, кто могли, уже приступили к работе, и впредь в домах были только немощные и дети. Если бы в деревне и правда находилось столько народу, сколько Тигнари увидел “во сне“, то было бы явно оживлённее. 

—Косей,—неожиданно обращается к парню Тигнари, и тот взглянул на него через плечо.—Возьмите с собой Коллеи. Сегодня как раз её дежурство. Заодно покажет пару приёмов.

Но тот лишь прыснул с некой иронией, пожимая плечами.

—Найти бы её для начала. На планёрке я её не видел. Скорее всего, уже давно пошла с первым отрядом. Но, постараемся перехватить.

«Что это ещё за самоуправство? Он же не серьёзно?»—удивлению Тигнари, казалось, за это утро просто не было предела. Такое ощущение, что прежде время будто шло вполне себе неприметным путём, сливаясь в однообразный, нескончаемый поток, а тут внезапно нечто словно сломало этот алгоритм, напрочь перевернув всё с ног на голову. Коллеи и раньше была самостоятельным подростком, но чтобы дойти до такой дурости – он в жизни не поверит. Остаётся только надеяться, что она и правда отправилась с первым патрулём.

Шли они с ассистенткой впредь молча. Тигнари всем видом давал понять, что лишний раз поддерживать беседу он точно не в настроении, а Твила и не настаивала. Она словно по своему какому-то наитию понимала, что ему нужна тишина. Хотя, причём здесь это? Фенек прекрасно понимал, что он при всех наплёл какой-то бред, давая молодняку лишний повод для сплетен. Караван-Рибат находится слишком далеко от них, и вряд ли бы у стольких людей получилось пересечь стену Самуэля так просто, учитывая, как далеко пролегло разложение. Сайно сейчас явно безопаснее оставаться за её пределами в пустыне.

—Про новое божество вы верно сказали,—негромко промолвила девушка. Тигнари даже не сразу понял, о чём идёт речь.—Мудрецы ведь малую властительницу Кусанали даже как богиню толком не воспринимали. Звучит вполне логично, что они попытались бы заменить её на кого-то другого.

—Нет, Твила,—фенек устало вздыхает.—Это полный бред. Небесный порядок не позволил бы им совершить такое кощунство. 

—Зато увядание он допустил вполне спокойно, не находите?

Слова девушки неожиданно отрезвили его, и даже заставили сбавить шаг. Как если бы кто-то додумался неожиданно окатить его ледяной водой. Точно ведь, почему Селестия молчит и ничего не предпринимает?

—Мне кажется, тут всё складывается гораздо глубже, чем может показаться, мастер,—продолжила она, так же остановившись напротив него.—И, возможно, вам приснился вещий сон.

》═══════~◈~═══════《

Если бы вас спросили, как пахнет болезнь, чтобы вы ответили? Для кого-то это может быть запах лекарственных настоек и спирта, для других это будет затхлость и духота. Для Тигнари, зачастую, болезнь пахнет пылью и сладковатой гнилью. 

Она пропитала собой стены и простыни. Буквально всё, до чего дотягивалась, окутывая дома паутиной. И даже как тут не убирайся, запах всё равно вернётся спустя какое-то время, напоминая о себе. На вещах родственников, старых шторах, книгах и уставших глазах, с пролёгшими под ними синяками.

К плотному запаху пролежней приплетается ещё один: густой, металлический, а вместе с ним что-то тошнотворное, скисшее. Зрелище не из приятных, когда усохший человек буквально выворачивает из себя внутренности, при этом покрывшись желтовато-красными язвами. Запущенная стадия поражения увяданием. В бок о бок с ней всегда сопутствуют хрупкие ногти, стремительная потеря волос и веса. Человек будто сгорает изнутри, и с этим уже ничего толком не сделаешь.

Ужасно только понимание, что их всех ждёт эта участь, если они так и не придумают, что же делать.

С такими больными Тигнари чаще всего разбирался сам. Для Сирин хватило и разовой практики, да и работа у неё была совсем иная, а Коллеи не хотелось доламывать этим ощущением безысходности. Но, в этот раз, случай был немного не стандартный, и точно требовал помощи от сторонних рук. 

Твила не проронила и слова за всё это время. Тигнари осторожно придерживал за плечи женщину, что уже давно не могла подняться самостоятельно, пока девушка осторожно обрабатывала прелую кожу на спине настоем тысячелистника, и затем обильно присыпала её крахмалом, слыша в ответ глухой скулёж и мычание. А страж тем временем, видел настолько замученное лицо Пелагеи, что та не была даже в силах поднять на него глаза, на которых навернулись едва заметные слёзы.

В доме они были не одни. От кровати не отходил ещё один человек: юноша с каштановыми кудрями, обвязанные на лбу посеревшим бинтом, очередной страж из деревни Вимара. Мальчик выглядел не менее утомлённым своей матери, и мог только крепко стаскивать её ладонь в своей хватке, обращаясь еле слышно к лекарю.

—Она не может уже пить лекарства,—голос подрагивал, часто переходил на шелестящий хрип.—Выходят вместе с рвотой. Толком даже не получается поспать.

Тигнари тяжко выдыхает, вытаскивая вместе с помощницей грязную простынь, и подстилая свежую.

—Боюсь, Сохон, ей осталось не долго..—укладывает неспешно, стараясь не задевать обработанные раны.—Её косит истощение. Организму не откуда брать силы для борьбы с увяданием.

—Ну так сделайте что-нибудь!—его крик оборвался хрипом, и юноша зашёлся в диком кашле. Но, даже так, будучи совсем уставшим, его взгляд приобрёл просто дикие черты, не на шутку испугавший Твилу.

Однако, только попытавшись успокоить его, Сохон просто вцепился в плечи Тигнари, вонзая ногти. 

—Ты же лекарь! Светоч Амурты! Так ведь про тебя говорят, да?—говор превращался в настоящую истерику. Мальчишка был просто в отчаянии, глядя на фенека покрасневшими от слёз и бессонных ночей глазами, окончательно перестав сдерживать эмоции.—Пожалуйста.. всеми архонтами молю, спаси её.. у меня никого больше не осталось.. я не могу потерять её таким образом, слышишь?

Слышит.. а хотелось бы просто оторвать себе уши. Перед глазами только повисает пелена апатии, притупляя чувства и связь с реальностью. Защитная реакция, попытка психики себя уберечь. Если бы Тигнари мог, он бы сделал: уже давно сделал бы хоть что-то. Но когда желудок до последнего отвергает даже еду, его возможности сводились к нулю. За вторые сутки будет второй труп.

Он никак не реагировал на то, как юноша яростно тряс его. Тигнари видел только заплывшие, туманные глаза женщины, смотрящие куда-то без грамма осмысления. Возможно, она уже в принципе перестала понимать, что за люди сидят перед ней. Зубы изъел желудочный сок, а по подбородку от губ тянулись жёлтые, местами красные разводы от рвоты, которые сын со всей бережностью стирал с лица матери.

 Но у любого терпения есть предел, и мальчик его достиг. Может и понимал в глубине души, что Тигнари вовсе не виноват, да и вообще в сложившейся ситуации виновных нет. Просто обстоятельства. Просто естественный отбор, с которым мириться так просто не хотелось до скрежета зубов. До такого резкого рывка вперёд, что они оба валятся на пол, и Сохон уже замахивается на лекаря кулаком.

Взвизгнула Твила. Её крик и вернул Тигнари связь с реальностью, пусть и не полностью. Он лишь смог закрыться от удара руками, как тут, прозвучал новый звук – надрывный, скрипучий стон, с трудом напоминающий голос старой женщины.

—Не..надо..

Этого хватило, чтобы зажавший в кулаке воротник гимнастёрки юноша тут же замер, сразу обернувшись к матери. Глаза его распахнулись неожиданно широко.

—Мам?—он медленно выпустил Тигнари из своей хватки. Осторожной, еле слышной поступью босых ног, словно боясь напугать, Сохон подполз к кровати дорогого человека, обхватив её тонкие ручки-веточки.—Мам, прости.. я-я не хотел.. всё будет хорошо, я клянусь тебе.. только продержись ещё немного, ладно?—и касается костяшек потрескавшимися губами.

Сердце от такого разрывало на куски. Страшно произнести хоть слово, до того момент казался хрупким, уязвимым. Разумнее было бы оставить мать и сына одних, с учётом того, что нужное дело они сделали. Твила убрала грязное бельё в корзину, вопросительно взглянув на Тигнари. Он же, в свою очередь, обняв ноги хвостом подпёр голову ладонью, явно о чём-то задумавшись. Только эта мысль промелькнула перед глазами, фенек выудил из-под накидки средних размеров мешочек, в котором что-то похрустывало, и протянул Сохону.

—Постарайся проследить, чтобы она это выпила,—пояснил он.—Это обезболивающее на зверобое и корнях валерианы. Не упускай момента, если она начнёт заваливаться на бок: помогай ей садиться максимально удобно. Так меньше вероятность возникновения рвоты. Если за день не будет ни одного приступа, попробуем дать ей бульон. У меня должны были остаться кости. Остальные рекомендации будут теми же.

Любой из академии назвал бы это расточительством. Старухе и так не долго осталось, а он отдал то, что может пригодиться перспективным, имеющим шанс оклематься. Возможно, это бы даже значило, что не полностью его сердце успело зачерстветь.

—Что там с дежурством?—спросил Сохон, заметно успокоившись.

—Могу перенести. Посмотрю, кто сегодня сможет взять вечернюю вахту. 

—Если с этим будет туго, могу я,—тихо прошелестела Твила. Тигнари неодобрительно махнул ушком.

—Тебе дело и так есть. Мне важно, чтобы все могли стоять на ногах, а не валились от усталости.

—Это не проблема, я справлюсь,—она воодушевлённо улыбнулась ему, но разделить чужой оптимизм у фенека не вышло, и кончик его хвоста нервно задёргался. Молодёжь.. совсем не умеет себя беречь.

Час близился к полудню – самое время направиться к ручью и пополнить запасы воды. Да и корзина уже была забита под завязку, и оставалась только одна старушка на верхнем ярусе, куда никто без ведома лекарей не мог подняться Взяв ручку с одной стороны, а Твила с другой, оба побрели на улицу, пройдя сквозь занавеску из бусин.

Вообще, ситуацию в голове Тигнари рисовал куда хуже, чем то, что вышло в итоге. Улучшений не было, но и хуже не стало. Опасения вызывала только несчастная женщина, у которой они только что побывали, поэтому лекарь уже заранее морально готовился вновь идти в ночь на погребение. Неимоверно было жалко мальчишку, который так же предчувствовал скорое расставание. Ещё под эту категорию попадали несколько стражей, которые едва могли позаботиться о себе сами из-за патологий, проявившихся после расчистки земли от увядания. Никто тогда и подумать не мог, что привычное им явление будет убивать организм за считанные дни. 

«Неужели, ничего не изменится?»—одна мысль была хуже другой. Когда только замаячила смутная надежда на лучшее, ему уже этого хватило, чтобы правда поверить. Что порочный круг наконец-то будет разорван, и хоть что-то поменяется. Лучше бы он вообще не видел этих наваждений, может быть не было бы так тошно. Как много людей смогут пережить длительную дорогу?

Вверх вела канатная лестница с деревянными перекладинами. Не особо удобная, но чтобы относить старушке еду и чистую одежду – самое то. Всё ещё оставался риск, что особо сумасбродные решат прибрать к рукам самых слабых, когда падали им будет мало. Страшно было даже представить, как голод может искорёжить поломанное сознание.

Вот, он слышит, как сверху скрипнула дверь: Сирин спускается вниз, перекинув через плечо вещь-мешок. Подошли как раз вовремя, чтобы забрать последний комплект. Твила ставит вместе с ним корзину у ног, невольно принявшись почёсывать чёрную, ороговевшую кожу на предплечьях.

—Как твой элеазар?—решает поинтересоваться Тигнари, разминая шею.

—Дошёл до грудной клетки и поднялся выше колен,—с тяжестью в груди выдохнула она.—Становится тяжело дышать.. я делаю гимнастику, но это мало чем помогает. У меня начинают заклинивать суставы.

—А вот это плохо..

Из них мало кто знал, как бороться с этой болезнью, но есть общепринятые ритуалы, которые прописывают везде – отшелушивающий крем и упражнения. И то, всё всегда зависит от стадии. Если человек уже прикован к постели, помочь ему уже не возможно. Твила была как раз на пути к этому, в отличие от той же Коллеи.

—Вы поэтому меня постоянно снимаете с дозоров?

—Мне есть, кого на них отправлять,—спокойно отвечает фенек.—Тебя же я давно планирую перевести в свои ассистенты. 

—Верите, что болезнь можно обуздать?

—Кто его знает.. Давай решать проблемы по мере их поступления.

Наконец, Сирин спрыгнула с последней ступеньки, и протянула свёрнутое в кулёк бельё Тигнари.

—За ней присматривают дети,—рапортовала тут же она.—Слушают истории. Айра попросила их не прогонять, так как с ними веселее.

—Главное, чтобы не докучали,—кивнул парень, забирая свёрток.—У меня будет просьба: как освободишься – пригляди за Пелагеей. Мальчик там весь на нервах сидит, боюсь, как бы дров не наломал.

—Я и хотела,—Сирин пожала плечами.—Мне последний остался, только лекарство занести… Вы сейчас к ручью?

—Надо проверить, на сколько его ещё хватит.

—Возможно, там и смотреть то уже не на что..—лекарь помрачнела, а её настроение практически сразу передалось Тигнари, явно не предрекая ничего хорошего.—Может, ну его, эту стирку? Запасов воды на долго не хватит, даже если стирать грязь локально. 

На её вопрос так никто и не ответил. Ни Твила, ясно давшая понять, что от её мнения ничего не зависит, ни Тигнари, потому что чётко понимал, что так-то ученица права. Ситуация начинает обретать такой оборот, что нужно выбирать меньшее из зол. 

》═══════~◈~═══════《

—Скажи, а что ты думаешь о нынешнем архонте?

Там, где раньше протекал водопад, каменные уступы нагревало солнце, уходя ввысь двумя сводами. Один небольшой, примерно метров десять высотой, а второй настолько обширный, что почти достаёт до массивного корня над землёй, ставшего для местных мостом к городу. Но шелестящее полотно стремительно поредело, и впредь о его былом величии говорил только зелёный, мшистый след, тянущийся к земле. Здесь пахло тиной и болотом, а земля неприятно чавкала под ногами, пока люди пробирались к ручью.

Тигнари было невдомёк, что же происходит там, наверху. Вряд ли вода у сумерцев пропала полностью: скорее всего, река сильно обмелела, и поэтому больше не стекала в Гандхарву. И чем ближе они подходили к подножию, тем отчётливее доносились до них звуки грома где-то в небесах.

—Я?—переспросила Твила, уже расстелившая на прогоревшей земле очередную простынь, и обильно втиравшая в жёлтые пятна гноя мыло.—Вы как спросите.. а зачем вам?

—Да так.. интересно просто..

Сам фенек, тем временем, развешивал ткань между двух сухоньких деревьев, на которых ещё ранее он перетянул в два ряда канат. Плавный ветерок слегка колыхал льняные простыни, подсушивая мокрые пятна, и его шороху действительно хотелось внемлить. Как если бы кто-то ласково гладил щёки и нос, отводя в сторону непослушные пряди.

—Вас всё ещё беспокоят те сны, я правильно понимаю?—Твилу чёрт проведёшь, очень проницательная девушка. Убирая тыльной стороной рыжую чёлку за ухо, она продолжила оттирать въевшуюся грязь с ткани, беря на сей раз щётку.

—Увы, да,—отозвался Тигнари, присаживаясь рядом.—Ты знаешь что-нибудь о толковании снов?

—Не особо..—покачала головой она.—Моя мама любила вести свой дневник сновидений. Говорила, что для каждого сны толкуются по-своему, но у некоторых образов есть общие значения.. К примеру, рыба – к деньгам или беременности, кошки – к скорым неприятностям.

—А покойники?

Порой, за свою прямолинейность, Тигнари хотелось отгрызть себе уши и хвост. Сказанное им сразу произвело впечатление на девушку, и та округлив глаза даже умолкла совсем неловко.

—Покойники? Кто именно?

—Да наши все, кто же ещё.. Песни пели, смеялись, как если бы живы были.

—Видите ли, мастер,—Твила глубоко вздохнула, и у фенека появилось такое ощущение, что это у неё уже скоро пойдёт четвёртый десяток жизни, а не у него; настолько девушка выглядела сейчас мягкой и взрослой, а её взгляд – преисполненный мудростью. На секунду даже показалось, что на него сейчас смотрел совершенно другой, незнакомый ему человек.—Смерть – это не всегда конец. Я верю в то, что люди после смерти имеют возможность встретиться в таком месте, где нет ни боли, ни болезней, ни слабости. И уже потом, когда душа будет готова, она возрождается вновь уже в новом теле. Может, таким образом, те люди пытались вам что-то сказать.

—Может быть,—Тигнари серьёзно задумался над её словами. Может, всё увиденное только для него было как кошмар? Люди боятся смерти, и это нормально. Банальный инстинкт самосохранения. А увидев знакомые образы тех, кто уже давно покоится под землёй, у сознания случилась паника, и его так перемкнуло. Звучит вполне логично, но внутри всё ещё что-то копошилось, пробуждая увиденные образы.

Больше всего его зацепил силуэт Коллеи объятый пламенем. О чём она пыталась его предупредить? О неизвестном душителе за спиной? Знать бы ещё, кто это мог быть. Тигнари мало верил в гадания и во всё, что с ним связано, предпочитая ему рационализм. Ведь не видения определяют судьбу, а сам человек. Или, это лишь он пытался себя так заверить.

Вдруг, всё, что он видит – лишь кукольный спектакль? И он сам является обычной марионеткой в руках искусной мастерицы. От этих мыслей, фенек невольно ощутил жжение, жгутом обвившее шею, и от этого перед глазами заплясали круги. Морок душил, пытался сломать, и вместе с этим выворачивал кисти, не давая возможности отбиться. Крупная дрожь накрыла всё тело, и Тигнари тихо захрипел, пытаясь сделать вдох.

Он снова видел огонь, и перед ним вновь стояла Коллеи. Держала в руках его лицо и что-то шептала, трепетно растирая ему щёки. Тот страх, что застыл в её глазах, был отражением его собственного. Но он был от ощущения чего-то чужого, не знакомого. В этих жестах, во взгляде, в самом человеке, заставляя сердце трепыхаться не то в панике, не то в недоумении. Девушка перед ним точно не была его дочерью, пусть и повторяла её образ во всей точности: до каждого шрама, родинки и веснушки.

«Кто же ты?» — онемевшие губы с трудом слушались его, а возможно и вовсе не смогли издать и звука, как и сама Коллеи. Жар обдавал кожу, и лишь её холодные ладони всё ещё держали его связь с “реальностью“. Но она услышала его, перестала шептать. Какая-то печальная нежность промелькнула в её глазах, кого-то старшего, желающего защитить. Будто даже материнского.

«Ты видишь лишь то, что хочешь видеть»,—зазвучал в голове голос. Тигнари узнал его: он не принадлежал Коллеи, но он точно слышал его раньше. Ребёнок.. маленькая девочка, что помогла ему проснуться раньше, сейчас смотрела на него большими, зелёными глазами, обхватывая лицо крохотными ладонями. Белые волосы в аккуратном хвостике плавно переходили в зелёный, а заострённые ушки слегка подрагивали в свете пламени.

Страх исчез. Спокойствие плавно окутало сознание пуховыми крыльями. Уже не пугал ни огонь, ни незримые путы, что наконец-то отпустили его. Неужели, и сейчас он видит просто сон? И будто прочитав его мысли, малышка улыбнулась. Так светло, искренне, как могли только улыбаться дети.

Перед глазами зарябили краски. Солнце напекло макушку, и Тигнари опустил голову на колени, немного проморгавшись. Кое-где болотистая земля покрылась трещинами из-за жаркой погоды, от чего напоминала сморщенную кожу старика, а где-то и вовсе плёнка ила раздувались в пузыри. Интересно, а лягушки всё ещё тут обитают?

—Вам не хорошо?—сразу спросила Твила, и фенек махнул кончиком хвоста.

—Жару плохо переношу.. пустынные собаки в моём роду явно деградировали,—не весело констатировал он, и неожиданно, девушка засмеялась. Так лучисто, как колокольчик, при этом накрыв рот ладонью и слегка согнувшись. Тигнари на это лишь скромно улыбнулся.

—А я не знала, что вы ещё и шутить умеете.

—Не я – муж. Он заразил.

—Генерал Махаматра, я ведь правильно помню?—девушка развесила последнюю наволочку на верёвке, вновь пристроившись рядышком.—Вот уж от кого действительно не ожидаешь..

—Да нет, это с виду так,—возразил фенек.—Он вообще добрая душа, заботливый.. и шутит для того, чтобы другие меньше его боялись. На деле он просто большой ребёнок.

На его слова Твила вновь захихикала, поправляя упавшую на нос кудряшку.

—Моя мама про папу так же говорила. А ещё то, что Акиф – полная его копия,—она заулыбалась, зарываясь босыми ногами в болотную грязь. Проминая её пальцами, и проталкивая вглубь, где земля хранила прохладу.—А вы на кого больше похожи: на маму или папу?

—Смотря как посмотреть,—усмехнулся страж.—Всего понемногу.

Над головами прозвучал очередной громовой раскат. Глухо, совсем далеко, подобный треску старого дерева. Давно же он её не видел, да и к счастью: чувствительные уши всегда плохо переносили шум и гам, а если ещё и брать самый эпицентр бури.. но, иронии ради, Тигнари бы обрадовался и ей, только бы наконец-то ощутить перебор капель по лицу.

И ведь ушам сначала почудился какой-то шелест, от чего фенек, не веря, застыл. Как у хищника, хвост изогнулся дугой, распушившись, и ушки слегка повернулись в сторону звука: то, что он принял за шелест, на самом деле было глухим топаньем по соломе, в котором мало по малу он начал различать бег. Кто-то, кто мало заботится о прикрытии, не особо следит за дыханием, от чего человека заносит по сторонам, и старается идти широкими шагами.

—Мастер Тигнари!

Крик тонул в сбитом дыхании, и юноша заваливался вперёд. Не давала упасть только размякшая от влаги глина, прилипающая к ногам и принимая форму стоптанной подошвы, вновь плавно растекаясь. Не сразу понятно, чего в голосе Акифа больше: волнения, или чего-то такого, что находится на грани досады и потерянности. Но только тот повалился на колени рядом с сестрой и лекарем, юноша попытался отдышаться.

—Беда.. Кха!… Беда приключилась..—Акиф закашлял, закрывая рот ладонью. Твила тут же подбежала к нему, обхватывая за плечи, и неожиданно вздрагивает, только увидев багровое пятно на его подбородке.—Кеон сегодня умер…

》═══════~◈~═══════《

Дежавю. Такое простое слово, но одним своим появлением запросто ломает действительность, как если бы она была обычным, карточным домиком. То, чего не могло быть, но разум твердит обратное.

«Да ну, быть такого не может!»—Тигнари бежал впереди стремглав, юрко перепрыгивая через сухие корни и навострив уши. Он не следил за подчинёнными, не знал, бегут ли они за ним. Вроде пытались что-то кричать ему вслед, догнать, но то сейчас было не важно. Мысли лихорадочно кричали, пытаясь удержать хрупкий мир от разрастающихся трещин.

«Я же проводил его в последний путь..»

«Отдал последнюю падисару..»

«Кого я тогда хоронил вчера?»

Он до последнего не хотел верить в совпадения или какие либо вещие сны. Даже в их мире должна быть хоть доля рационализма. А он кто? Обычный лекарь из глуши, какие тут видения из будущего. Но он не желал даже допускать мысли, пока не убедится сам.

Кеон выглядел точно так же, как Тигнари его запомнил во сне: пожелтевшая, сухая кожа, умиротворение на осунувшемся лице, и запавшие глазницы, в которых будто паук свил паутину. Сирин позвала его через Акифа, когда тот вернулся с патруля, чтобы подготовить тело к погребению. Но никто явно не ожидал, что в целом спокойный и уравновешенный врач в этот момент как с цепи сорвётся. Тигнари был напуган не на шутку. Здесь явно творилось что-то не ладное.

«Если это было предсказание, то и битва обязана тогда случиться»,—эта мысль перекричала все остальные, заставляя бежать и не останавливаться даже дыхание перевести. Будто где-то там, под ивой, была надежда на спасение.

Он понятия не имел, что же хочет сам себе доказать и увидеть там вообще. Но даже боль в ступнях и лёгких не могла заставить замедлить шаг. Тигнари обязан хоть что-то предпринять. Вдруг, именно об этом хотела предупредить его Коллеи. Нет, не она.. незнакомый ребёнок, что так бережно гладила его лицо. Как эта девочка может быть связана с его дочерью? Попытки понять хоть что-то походили на то, как выпрыгнув из воды рыба пытается вернуться обратно: нелепо и жалко.

Тигнари повалился на колени, упираясь руками в рыхлую землю; он чувствовал, что задыхается от нехватки кислорода, и ладони сжимают глину, выдирая остатки сухой травы. Ветви ивы, давно уже потерявшей своё убранство, нежно касались его плеч, будто пытаясь тем самым успокоить. Но фенек фырчит, прижимая к голове уши, отмахиваясь тем самым от каких либо мыслей. Тут же принимается ожесточённо рыть землю; прямо так, руками, и в последствии срывая с кистей перчатки, забивая под когти грязь. Сердце заколотило в висках от отчаяния, когда на дне земля и вовсе отказывалась поддаваться, преподнося ему то камни, то сухие корни. Ни намёка на цветочный запах, или вонь гниющей плоти. Могилы здесь никогда и не было.

Тигнари откидывается назад, приседая на колени. Страх уступил место апатии, пустоте, а почерневшие от грязи руки мелко дрожали. Попытался вспомнить подробности вчерашнего дня – бесполезно. Сознание сразу подсовывало то, что происходило прямо сейчас перед ним: как он вместе с Коллеи закапывал здесь усопшего, потом ужин перед костром и поющие покойники. Но и когда фенек попытался вытащить воспоминания недельной давности, он так же не мог вспомнить совсем ничего.

Что здесь происходит?

Плеч касаются дрожащие ладони. Тигнари не оборачивается, но по одному только шлейфу полыни и хозяйственного мыла понимает, что то была Сирин. Вот послышался шорох, и девушка приседает рядом с ним, обнимая. 

—Я понимаю вашу боль,—осторожно шепчет ученица, мягко поглаживая его плечо. У фенека не хватает сил ответить даже на это, только сипло выдохнуть.—Мы все понимаем..

—Сирин,—Тигнари с трудом узнаёт свой голос, охрипший и чуть было не сорвавшийся, как у подростка.—Скажи.. а вчера кого мы хоронили?

—Слава архонту, никого,—она только сильнее обнимает его, утыкаясь носом в плечо.

—Но я ведь помню..

—Тише-тише, успокойтесь,—её вкрадчивый говор заверял, пытался помочь прийти в себя. Точно так же успокаивает мать своё дитя, когда то испытывает тревогу.—То был сон, просто дурной сон..

Но Тигнари поднял взгляд: холодный, пробирающий и непоколебимый.

—Сирин, у меня во сне умер именно Кеон. Не может это быть просто совпадением: я точно помню, как мы с Коллеи хоронили его здесь, под ивой..

—У вас помешательство..

—Да нет же!—шерсть встаёт дыбом, а уши припадают к голове, пока из глотки рвётся клокочущее рычание.—Нас всех ждёт беда! Сегодня пустынники прибудут в деревню и сообщат о скором восстании в Сумеру!

Хвост агрессивно бьёт воздух и по ногам. Стража это мало волновало, особенно во внезапном припадке злости. Настолько, что даже не сразу понимает, как Сирин отползла от него в сторону, с испугом прижимая руки к груди. Затылок обожгло холодом, и Тигнари сразу поспешил выпрямиться:

—Сирин, прости, я не..

Но девушка уже не слушала его: на непослушных ногах, та шатко поднялась с земли, сразу кинувшись на утёк без оглядки, оставляя лекаря совсем одного в мёртвом лесу. Тигнари кажется в какой-то момент, что он оглох напрочь. Ведь только бег Сирин в чащобе затихает, между деревьями застыла киселём тишина, перебиваясь лишь звуком биения его сердца.

Что же он наделал..

》═══════~◈~═══════《

В доме было тихо, день клонился к ночи; только шорохом отзывались страницы исписанной тетради, и глухо потрескивала нагретая древесина, наконец-то оказавшаяся в тени. Вновь вспыхивали огоньки в мутных окнах, и оставшиеся крохи людей спешили скрыться за деревянными шторами. Только бы поближе к родным, и как можно дальше от всепоглощающей тьмы.

Тигнари было понятно всеобщее беспокойство, но при этом абсолютно не до него. Сейчас, вывалив на стол все учётные журналы дежурств, фенек лихорадочно копошился среди мятых страниц, что-то выискивая. Имена, лекарства, усопшие.. Только журнал становился бесполезным, тот сразу же бесцеремонно летел на пол к остальным.

Ему до последнего хотелось верить, что он не сошёл с ума.

Очередная рукопись, вновь палец ведёт по именам, подписям и датам. Кто когда сдавал вахту, кто дежурил по кухне и, что самое для него важное – состояние жителей Гандхарвы, среди которых он живо находит нужное имя. Состояние Кеона не сильно ухудшилось с приходом увядания, и походило скорее на “стабильное“. Только зрение окончательно пропало, и тот всё реже покидал дом. Предпосылок на столь внезапную смерть было не так много – только старость. Тигнари сразу открывает журнал на последней странице. Ничего.

—Последний был дня четыре назад, всё верно,—кивает фенек, закрывая книгу.—Выходит, то действительно было предсказанием..

К горлу подкатил ком, а пальцы нервно забарабанили по столешнице. Это значило только одно – осталось дождаться Сайно, который принесёт дурную весть.

Это пугало. Ощущение неизвестности, скрытой опасности, которую вороном должен принести родной человек. Не преднамеренно, по стечению судьбы, но Тигнари уже и сам не понимал, что хуже: ждать смерть, или идти к ней навстречу, надеясь дать отпор. Разве может человек победить смерть? Сколько он, и врачи до него, всё пытаются.. то самое исключение из правил.

Свеча на столе задрожала, следом затрещал воск, рассыпаясь в лампадке искрами. Тигнари окидывает её мимолётным взглядом, как-то неожиданно для себя бездумно уставившись в одну точку. Пламя плясало в отражении стёкол, отбрасывало чудные тени, и ему в ответ вторили другие огоньки в окнах хижин. Замечает смутные силуэты Сирин и Твилы в закатных сумерках: как лекарь перевязывает девчушке ногу чуть ли не по колено, перекрывая чешую элеазара. По его ведь вине вывернула, когда за ним попыталась бежать.

Ощущение было гадкое: подчинённые смотрели на него как на больного. Всего взъерошенного, с безумными глазами, вставшей дыбом шерстью и в грязи с ног до головы. Говорить что либо, означало – самолично вколотить в свой гроб очередной гвоздь, напрочь потеряв доверие стражей. Никто не будет разбираться, что ложь, а что вызвано помешательством на фоне голода и пагубного влияния разложения. Да тут люди напрочь звереют, куда уж тут валука-шуне.

Тук-тук-тук.. постукивание пальцев напоминало фонтейновский метроном. Отсчитывали последние секунды, потихоньку затихая. Даже самый стойкий разум рано или поздно подкосит усталость. Дико хотелось забиться в угол и свернуться калачиком, как он раньше это делал рядом с мамой. Запахи дома – имбирь и молоко, лёгкий аромат масла розмарина на шерсти хвоста и можжевельник на подоконнике. Когда Тигнари ощущал на это хоть намёк, сердце сразу успокаивалось. 

Воск плавился и растекался по дну лампадки медовой лужицей, а над ней всё так же потрескивал фитиль. Тигнари подкладывает руки под голову, уставившись на огонёк, наблюдая за его немного дёрганными плясками; поджимая хвост и уши, весь сжимаясь и сипло выдыхая. Чем дольше глядишь на пламя – тем темнее становится пространство, как если бы оно постепенно его выжигало. В доме и так не было особо светло, но ритуальная свеча давала какое-то ощущение защищённости, жизни. Что раз она горит и тихо потрескивает, то и он в самом деле дышит, даже если всюду повисла мёртвая тишина. Только из груди доносится утробное мурчание, а коготки поскрёбывают столешницу, будто бы проминая.

Веки тяжелеют, держаться больше нет сил. Он чувствует, как морально устал, и эта усталость сводила суставы. Тигнари прикрывает глаза, носом зарываясь в рукава гимнастёрки. Проваливаясь в бредовое беспамятство, в котором мысли приходили к просто невероятным умозаключениям.

«..Холодно.. тут очень холодно..»

«..Ничего не вижу..»

«..Она слышит меня… она знает, что я здесь..»

«..Трудно дышать..»

Конечности немеют, холод пробирает до костей. Не шелохнуться. Грудь и шею сдавило до цветных пятен перед глазами. Тигнари с трудом мог дышать, так ещё и нос забивали запахи сырости, болота и прелой листвы. Кажется, что все силы вытекают прямо из вен, делая тело слабым и непослушным. Лишь сердце трепещет в тревоге, чувствуя острые когти на щеке.

«..Помогите..»

«..Нужно проснуться..»

«..Осознание – ключ к свободе..»

Что-то крупное нависает над ним: трава шелестит под чьими-то массивными лапами, ломаются веточки. Холодные, костлявые руки сдавливают шею, впиваются когтями в кожу, и Тигнари сдавленно хрипит, пытаясь открыть глаза. Что-то горячее и тягучее потекло по плечам.

«…Восемь лап и смерть чертей…»

«…Не смотри ей в глаза..»

Над ушами раздаётся щёлканье, трупный запах обдаёт лицо. Губы едва слушаются, пытаясь просипеть беспомощное «Помогите». И будто откликаясь на его мольбу, сквозь пелену чувствует прикосновение к руке: как некто сначала осторожно, затем крепко обхватывает его ладонь, да так, что точно кости бы захрустели. Чужое касание придаёт Тигнари сил, и он распахивает глаза.

Тьма обволакивала всё вокруг: это точно не было его хижиной. В щёку впивались мелкие веточки и камни. Взгляд сразу выцепляет тонкие, бледные черты лица перед собой, от вида которых сердце замирает. Коллеи лежит рядом, в том самом белом платье и венце из сна, а глаза её распахнуты в ужасе. Тигнари на всю жизнь запомнит этот надрывный скулёж, словно окативший его кипятком:

«..Папа, проснись!..»

Тигнари вскрикивает; вслед за ним падает стул и пара штативов. Не сразу обращает внимание на боль в плече, вжимаясь всем телом в стенку и распушив хвост, точно дикий зверь с утробным клокотанием в глотке. Перед взглядом ещё мелькают чёрные всполохи, но фенек различает среди них и сумрака расплывчатый силуэт, отшатнувшийся к дальнему концу комнаты в испуге.

—Нари, ты чего? Это же я.

Он часто дышит, нервно облизывая пересохшие губы; щурится на него, стараясь унять дрожь, и шёрстка неожиданно опадает. Узнаёт тембр родного голоса, позволяя сознанию дорисовать в полумраке знакомые черты, и вместе с этим, напряжение нехотя отпускает мышцы. Сайно присаживается рядом с ним на одно колено, протягивая руку; осторожно, совсем не спешно, боясь напугать ещё больше.

—Это.. это правда ты?—несмело шепчет Тигнари, потянувшись к его руке. Вдыхает запахи пыли и чего-то терпкого, ещё сам не понимает, чего именно. А ладонь накрывает его щёку, слегка погладив шершавым пальцем.

—Кто же ещё?—Сайно улыбается ему так тепло, так по родному, что уже и сомнений никаких не остаётся. Фенек только льнёт к его руке, тихо заурчав от плавных почёсываний за ухом.—Всё хорошо.. всё хорошо..

Нет, ещё не всё «хорошо». Тигнари накрывает его ладонь своей, поджимая ноги, и смотрит генералу прямо в глаза. В такие родные, глубокие, хранящие тепло.. но что-то незнакомое отзывалось ему из глубины, будто бы притаившись, наблюдая, остерегаясь. Нужно только проверить, и взгляд стража скользнул к висящей на плече у Сайно сумке.

—Что там?

—Ты про что?

—В твоей сумке: что там?—и только генерал тянется к ней с недоумением в глазах, Тигнари одёргивает его.—Нет, подожди, я сам скажу! Сыр, масло и хлеб, я прав?

Его взгляд сказал всё, что нужно: Тигнари оказался прав. Вещь мешок разматывается, и на столе уже можно увидеть скромную снедь генерала, от которой еле уловимо повеяло травами.

—Это чутьё охотника?

—Внезапный дар провидца,—и фенек подбирается к столу, зажигая совсем растёкшийся огарок на блюдечке, и горячо заговорил.—Пообещай, что выслушаешь предельно внимательно, и не будешь меня перебивать, хорошо? Я знаю, зачем вы сюда пришли, и я знаю, чем всё закончится: во сне я видел, как Гандхарва горела в пожаре. Нам нельзя ввязываться в битву, это божество нас просто перебьёт! Нужно найти другой способ всех спасти, не грубой силой..

Но Тигнари неожиданно умолкает: ладони мужа обхватывают лицо, заставляя смотреть прямо ему в глаза и, что удивительно, фенек не противится, успокаивается. А Сайно улыбается ему так мягко, что и вовсе не получается выдать и слова. 

—Сердце моё, как же ты настрадался,—шёпот бархатом пробирает до мурашек. Алый омут тянет на дно, лишает воли; горит уже не тлеющими угольками, а багровым закатом умирающего солнца. Наклоняется немного ближе к нему, обдаёт горячим дыханием, а ладони плавно опускаются на плечи. Шепчет Тигнари прямо в губы.—Не будет больше боли и страха – то не твоя борьба.. 

Он не желает бороться, поддаётся: тепло растекается по губам от жаркого поцелуя, а вместе с ним перехватывают дыхание чужие руки, с такой нежностью гладя исцарапанную кожу на шее и расстёгивая пуговицы гимнастёрки. Тигнари рвано дышит в чужие губы, лишь на задворках сознания замечая, с какой жаждой смотрели на него алые глаза Сайно. Жадно, дико, царапая неожиданно острыми клычками кожу, от чего язык обдаёт металлом.

В этих движениях было что-то чужое: незнакомый Тигнари прежде первобытный голод. Но чужой взгляд поймал его как мотылька в паутину, ясно говорил «Противиться бесполезно». И вот, Сайно ловит первый, сдавленный вздох, только губами касается шеи, оставляя алые следы.

Что-то твердило ему очнуться от морока, отстраниться. Сердце бьётся как у загнанного в силки зверька, а чужие касания словно опутывают незримыми нитями: царапают спину, сжимают за талию. Тигнари задыхается от собственных вздохов, и реальность размывается. Родные губы все в крови. По подбородку Сайно стекает тонкая нить, и не сразу приходит ощущение жжения на шее от глубоких укусов. До фенека будто доходит, что то точно не может быть его муж. Но жертва не узрит паутину, пока в неё не угодит.

«Я вижу только то, что хочу видеть»,—единственная трезвая мысль проносится в сознании, и он жмурится, прогоняя наваждение. И только тогда, Тигнари видит на каких-то жалких пару мгновений, что обладателем алых глаз является девушка с чёрными волосами, бледное лицо которой всё было перемазано кровью.

Страж заходится в диком кашле, сразу отталкивая от себя Сайно. А тот лишь смотрит на него оторопевши.

—Что с тобой? Почему ты..

—Ты не Сайно,—Тигнари обхватывает ладонями шею, как бы пытаясь тем самым остановить кровь. Но укусов не было, как и багровых следов.

—А кто тогда?—голос прозвучал так, будто ему отвесили оплеуху: дрогнул в непонимании, даже почти затих. И только взгляд был всё таким же холодным, цепким. Фенек поспешил отвести взгляд.

—Не знаю, но точно не он,—шерсть у кромки ушек и хвоста встала дыбом, точно предчувствуя рядом незримую опасность.—Не моя борьба? Ты бы не сказал такое, потому что знаешь: я дал слово защищать свой дом и своих людей,—и чувствуя, как к горлу подступает тихое рычание, шипит.—Да и ты не привык убегать от проблем.

Маска растерянности рассыпалась не сразу. Человек перед ним будто до конца надеялся удержать приписанный ему образ, но нарастающий в глазах огонь злобы только больше подтверждал, что интуиция Тигнари не подвела. 

—Почему ты противишься? Ради чего?—голос уже не принадлежал Сайно, точно был женским; сделался мягче, но всё ещё обжигал каким-то потусторонним холодом.—Почему не даёшь сделать себя счастливым?

Неожиданно, лампадка с ритуальной свечой лопнула. Мрак стал гуще, ожил, только источник света погас, оставляя лишь гореть маленькую свечку на столе. Заклубился за спиной неизвестной сущности, уже и вовсе не скрывая ненависть в своих глазах. Тигнари прижал уши к голове:

—Ты сделаешь меня счастливым, если вернёшь назад Сайно.

Для “неё“ это, похоже, было последней каплей. Лицо исказило обидой и яростью, от чего волосы от корней начали стремительно чернеть, а глаза наливаться кровью. Тьма в комнате зашевелилась, затрепетала, и, казалось, задребезжал даже воздух. На долю секунды, её прогнала резкая вспышка света за окнами.

Грохот.

Гроза сотрясла небо, и вслед за ней поднялся шквал ветра, ударив в окна. Распахивая форточки, разбивая их одним резким ударом, разбрасывая по комнате листы бумаги. Тигнари закрылся руками от летящих во все стороны страниц, капель дождя и осколков, инстинктивно прибившись к стене. Последняя свеча погасла, предавая всё вокруг во владения мрака.

Как резко всё началось, так же внезапно и стихло. Фенек не сразу понял, что шторм прекратился; лишь когда повисла просто гробовая тишина, он осмелился убрать от лица руки.

От былого убранства не осталось и следа. Шторм разнёс всё, до чего только смог дотянуться: опрокинуть единственный стул, сорвать со стены наброски ещё не изученных им растений, разбить все окна и перевернув стол. Глаза постепенно привыкают ко мраку, и Тигнари, слегка поскрипывая половицами, выбирается из своего укрытия.

Страха нет. Почему-то, произошедший погром даже и близко не смог его напугать. Будто Тигнари точно знал, что могло случиться что-то в разы хуже. За окном только шелестел ветер, и входная дверь призывно похлопывала об косяк. Фенек не видел причины не идти навстречу судьбе. Под ногами что-то хрустнуло: брезентовый свёрток, в котором что-то лежало, расплывшись белым пятном, покрывшись чем-то пушистым. Тигнари не сразу узнаёт в этом всём принесённую Сайно еду, успевшую покрыться слоем плесени. 

Гандхарва была брошена, и явно уже давно: окна разбиты, а фасады хижин укрыло слоем копоти. Ветер выл в лысых кронах, вторил далёкому грому, глухо отзываясь в небесах. Единственное, что было в этом месте живым – мотыльки, несущие на своих крыльях тусклый свет. Небольшой рой сразу подлетел к Тигнари, только тот спустившись по мосту оказался рядом с ними, около дома старосты; сели тому на плечи и голову. Он не стал прогонять их, явно не чувствуя в этих существах какой либо угрозы, и пнув одну из сломанных стрел прокричал:

—Решила уйти на середине разговора?! Да кем ты себя возомнила?!

—Только понял, что перед тобой женщина, и сразу осмелел?

Он замер, ощутив, как волосы на загривке встали дыбом. Этот голос.. Медленно, боясь того, кто стоял за спиной, Тигнари обернулся. Колени сразу чуть не подкосило. Коллеи стояла перед ним как ни в чём не бывало: в том самом белом платье, цветочном венце, и смотрела на него выжидающе. Только глаза мерцали не фиолетовым, а всё тем же алым заревом.

—Издеваешься?—только и сумел из себя выдавить фенек.

—Отнюдь,—просто отзывается девушка, скрестив руки на груди.—Поверь, мой настоящий облик сведёт тебя с ума.

—Ошибаешься. С ума меня сводят твои игры. Что ты такое?—терпение подходило к концу; распушившийся хвост забил воздух, а ладони сжались в кулаки.

“Коллеи“ весело захохотала:

—То, с чем ты сталкиваешься каждый день, но чью суть так и не смог познать,—она улыбалась совсем непринуждённо, точно рассказывала что-то совсем обыденное, не имеющее как такового смысла.—Но меня ты можешь звать Марой.

—Чего ты хочешь?

—Я? Спокойно выполнять свою работу,—она упёрла руки в бока, слегка наклонив голову.—А моё дело не хитрое: души собирать, да и только.. Те, что на руках твоих сидят.

Тигнари опускает взгляд к светящимся бабочкам. Те слегка шевелили усиками, складывая, то расправляя крылья, и явно не стремились покидать своё «пристанище».

—А я здесь причём?—только и спрашивает он, взмахивая хвостом.

—А при том, что ты одна из тех самых душ на краю жизни и смерти,—её улыбка приобретает более мягкие черты, даже скорее сочувствующие.—Ты ведь не знал, верно? Твоё сознание держится просто на немыслимой воле, но, увы, бес толку. 

В горле встаёт ком. Услышанное просто не укладывается в голове, отзывается эхом, и выбивает почву из-под ног. Тигнари смотрит на неё не веря, только сильнее сжимая кулаки.

—Врёшь.

—А какой мне смысл?—сразу парирует Мара.—Я врала только тогда, когда дарила тебе желаемые грёзы о твоей семье. Ведь, какая жалость, никто не пережил той битвы, которую ты так боялся.

Говоря это, девушка подходила ближе. Протягивала к нему ладонь, на что Тигнари только отшатывается. С уст её слетает смешок.

—А ведь ты был такой счастливый в этих снах. Дочку свою обнимал, мужа..

—Прекрати..—шипит Тигнари.

—Все штабелями легли, сколько же смертей бессмысленных,—продолжает причитать Мара.—И ты вместе с дочерью. Не уберёг её, да и сам скоро отдашь мне душу.

—Да иди ты к чёрту!—не выдерживает он, собираясь оттолкнуть, но силуэт сущности исчезает во мраке. Бабочки разлетелись по сторонам, и теперь фенек стоял в полной темноте.

—Не забывай,—неожиданно звучит за спиной шёпот; девушка стояла рядом всё с той же улыбкой.—Тогда тебя эти иллюзии вполне устраивали. Я смогла осчастливить тебя, дать надежду. Но пришла эта дрянь и всё испортила.

—Та девочка..

—А ведь у меня почти получилось отсечь ей путь к тебе,—всплеснула руками Мара.—Не ей решать теперь твою судьбу, Тигнари. Если бы не она, этого бы всего не случилось. Так позволь мне сделать тебя счастливым,—она протянула ему ладонь, глядя выжидающе.—Я сотру тебе память и подарю самый счастливый сон, где ты будешь вместе и с мужем, и дочерью. Взамен лишь позволишь вплести твою душу в паутину.

Вокруг них были лишь руины былого покоя, ожившая тьма и беспокойный ветер. Неясные тени клубились в провалах окон, наблюдали, но не решались подползти ближе. Запустение, тишина.. ей вторили только ветра и трепет крыльев тех несчастных душ, что не решались покинуть их былой приют. А возможно, просто не могли увидеть, что же стало с Гандхарвой.

“Коллеи“ в объятиях тьмы выглядела совсем чужой, незнакомой. Куда взрослее себя былой. Бабочки порхали вокруг неё тускло мерцая; в этот свет совсем не вписывался голодный блеск алых глаз, точно хищник притаившийся в туманной дымке. Она не торопила его, но точно была готова разорвать на части, если Тигнари посмеет как либо ей возразить.

Что-то слабо блеснуло, только одна из бабочек села Маре на покрытую чешуёй кисть. Фенек ощутил, как в груди всё сжалось, но не от страха. Надежды. Постарался завести левую ладонь за спину как можно не заметнее, медленно протягивая девушке правую руку для рукопожатия. Мара расплылась в довольной улыбке.

Всё произошло слишком быстро: только ладонь Тигнари, казалось бы, накрыла чужую, он резко схватил её за кисть, дёрнув на себя. Мара не успела даже понять, что происходит, как тут над головой раздался скрежет лопнувших нитей. Тело обмякло, провалилось в объятия стража тряпичной куклой, и Коллеи закрыла глаза.

«..Паскудник!..»

Уши заложило: крик Мары накрыл собой всю Гандхарву. И от её ярости, ветер начал только яростнее трепать кроны деревьев.

«…Я не отпущу тебя!...»

Тигнари устроил Коллеи у себя за спиной, крепко обхватывая под коленями. Тени, что всё это время притаились в брошенных домах, неожиданно встрепенулись, и как по команде стремительно поползли в сторону “мятежной души“. Но фенек сразу нашёл путь отступления в едва державшемся канатном мосту. Быстрыми прыжками, страж бросился на утёк; старался не обращать на угрожающий треск древесины и верёвок какое либо внимание. «Бежать, срочно бежать!»—всё не переставало звучать в голове.

Он едва ли понимал, где можно скрыться от сущности. Одним резвым прыжком, Тигнари оказался под деревней, на бывших топях, и лихорадочно осматриваясь по сторонам, он увидел летящих в сторону города бабочек. Намёк был ясен без слов: держа дочку как можно крепче, фенек устремился за ними.

«…Я слышу тебя!..»

Земля прилипала к подошве, замедляла движение. Оживший мрак волной накрыл его с головой, но Тигнари продолжал бежать на свет душ. Ему мерещился перебор быстрых лап и чьё-то хищное шипение; Мара была где-то рядом. Как бы он не старался следить за дыханием, а лёгкие уже начало жечь огнём, и перед глазами без того мутные очертания топей начинали плыть.

Что-то резко схватило его за ногу, и Тигнари чуть ли не кубарем летит вперёд, едва ли успев выставить вперёд руку. Весь перемазанный в грязи, но всё ещё удерживающий Коллеи на спине; пытается подняться, и тут он видит, как из земли выбирается костлявая рука, сразу обхватившая его кисть мёртвой хваткой.

От смерти нельзя убежать, кем бы ты не являлся. Тигнари шипел и брыкался, но рук мертвецов становилось всё больше, и те стремительно затягивали его в болото. Утопая весь свет во мраке, забивая грязь в уши и нос. И даже так, фенек до последнего не давал неупокоенным и шанса стянуть дочь со спины. Грязь давила на грудную клетку. Тигнари уже не пытался вздохнуть: рук было слишком много. Обхватывали его за шею, ноги; тянули в самую глубь, где они когда-то нашли свою смерть.

«Помни, ключ – в осознании»,—в накрывшем уши писке, фенек неожиданно разобрал голос той беловолосой девочки. Он звучал глухо, далеко, но он точно слышал его.—«Иначе я не смогу помочь тебе..»

Тигнари затрепыхался в хватке мертвецов. Превозмогая боль и чужую силу, он протянул ладонь вперёд. Кости сдавливали кисть до синяков и хруста, но он не сдавался. И, неожиданно, ощутил к пальцам прикосновение: мягкое, нежное, детской ладошки, сразу обхватившей его руку. С такой лёгкостью потянувшей стража на себя, и весь мрак тот час обернулся светом, прогнавшим прочь всё зло.

》═══════~◈~═══════《

Тигнари очнулся не сразу; кажется, что даже потерял счёт времени. С трудом понимает, где он, и неожиданно ощущает под щекой мягкое, травянистое покрывало. Перед глазами всё рябило от обилия белого цвета вокруг, но даже с таким трудом фенек понимает, что вокруг него свет проникал сквозь витражи. Пытается пошевелить ладонями, кое-как сжимая их в кулаки, и вот уже делает первую попытку приподняться.

—Успела..—неожиданно слышит он облегчённый вздох, и тут же оборачивается.

Уже знакомая ему малышка с белыми волосами и большими, зелёными глазами. Сейчас, у Тигнари была возможность рассмотреть её получше, и он подмечает много тех деталей, которых не заметил ранее. С правой стороны от её лица слабо мерцал зелёный лепесток, а в её глазах будто проглядывался узор четырёхлистного клевера. Он хотел было спросить, но девочка накрывает губы указательным пальцем, тем самым призывая к тишине, и тепло улыбается ему:

—Меня зовут Нахида,—голос мягким колокольчиком щекотнул слух.—Лично мы не знакомы, но, думаю, ты знаешь меня под иным именем – малая властительница Кусанали.

Тигнари оторопел, не веря. Руки задрожали, вместе с этим перехватило дыхание. Едва слушающимися губами, тот спросил:

—Вы.. Дендро Архонт?

Нахида коротко кивает, и её голос обрёл более трепетные черты.

—Пожалуйста, не нужно всех этих формальностей.. Зови меня просто Нахидой,—ушки её слегка дрогнули, и та посмотрела на фенека более внимательно.—Тигнари, скажи пожалуйста: ты помнишь, что было до твоего колеса Сансары?

—Что?—не понял фенек, взмахнув кончиком хвоста.

—Всё, что ты видел – было зацикленным сном,—пояснило божество, сложив руки на коленках.—Вот почему я не могла вытащить тебя сразу же, как смогла проснуться. Мне нужно было, чтобы ты осознал, что всё происходящее – всего лишь сон. Так скажи мне: ты помнишь прошлые события?

Тигнари задумался над её словами, стараясь вытащить из памяти хоть что-то. Но, как бы он не пытался, а в сознании всплывали только обрывки того самого дня, который он видел неоднократно. Только сейчас понимает, что действительно, всё произошедшее “до“ словно подёрнулось дымкой. Но не это обеспокоило фенека, ведь только тот ощущает лёгкий холодок осознания, взгляд заметался вокруг.

—Где Коллеи?

—В безопасности,—спешит успокоить его девочка.—Я успела позаботиться о том, чтобы ей ничего не угрожало. Но.. её тело сейчас подвержено бесконтрольному увяданию.

Тигнари в недоумении распахивает глаза. Сердце на секунду словно удар пропустило, и Нахида понимает без слов положение дел.

—Всё таки, не помнишь.. Дело в том, что сейчас ты, вместе с телом своей дочери, лежишь в глубоком сне среди болот чащи Апам. И колесо Сансары сделало для тебя почти тридцать три оборота..

Хвост беспокойно заметался по сторонам. Холод уже растекается по лёгким, и фенек лихорадочно водит взглядом.

—Это значит..

—Да,—кивает она.—В реальном времени прошло уже одиннадцать дней.

Нахида протягивает ладони, обхватывая лицо Тигнари. Словно пытаясь разделить с ним его боль и растерянность, что отразилась в его глазах. А он лишь опускает голову совсем убито, позволяя ей его обнять.

—Мне правда жаль, Тигнари,—шепчет она сочувственно, почёсывая его за ушами.—Ты не заслужил такого.. никто из вас не заслужил..

И вот, она приподнимает его лицо, взглянув прямиком в его глаза.

—Но мы найдём способ всё исправить,—заверяет, поглаживая шрамы на его щеках, каждую морщинку.—Мара сильно потрепала твою память; вот почему ты потерял какой либо смысл бороться. Ты забыл, ради чего тогда отправился со своей дочерью на встречу судьбе. Прости меня, Тигнари,—она касается его лба своим, и голос её задрожал.—Мне правда жаль.. но тебе придётся пережить события той битвы заново, чтобы восстановить цепочку воспоминаний. Только тогда, иллюзию можно будет развеять.

Глядя на неё в непонимании, Тигнари видит, как богиня обхватывает его ладони, устраиваясь напротив в позе лотоса. Как от неё, того самого листка и сердца на груди, исходит энергия дендро, и окружающий их вокруг храм распадается в золотом сиянии. Как свет окружает их с головой, и его сознание со звоном становится его частью.