Клуб бессмертных и уставших

Теодора спешит. Очень сильно спешит, почти бежит, прижимая к себе сумку и отталкиваясь сапогами от скрипящего свежего снега. Высокий каблук делает подошву менее устойчивой, и она теряет равновесие у самой лестницы, ощущая на себе откуда-то сверху знакомый взгляд. Взгляд, полный высокомерного веселья с капелькой иронии. Она не смотрит в его направлении, но закатывает глаза, прекрасно зная, что он поймает ее эмоции еще до того, как она войдет в здание. 

Эйвери встает ровно, поправляет сбившееся пальто и неспешно поднимается вверх по лестнице, пытаясь проделать оставшийся путь с достоинством. Щелкает ручка, дверь открывается, обдавая бессмертную теплом. В небольшом вестибюле клуба друг напротив друга расположились две низкие софы с декоративными столиками, чуть дальше — стойка администратора с чопорным англичанином неопределенного возраста, высокомерно взирающим на мир прозрачными серыми глазами и поминутно приглаживающим и так идеально прилизанные волосы, дальше — широкая винтовая лестница из дорогого дерева, по стенам — множество дверей, ведущих в отдельные кабинеты с каминами и хорошей звукоизоляцией. Серая стужа шотландской осени остается за порогом, изгнанная прочь теплым светом ламп и жаром натопленного помещения. В этом здании, как и во всех зданиях Великобритании, нет центрального отопления, зато в подвале расположена котельная с огромной печью, согревающая все целиком. Лендлорд этого дома явно позаботился о своих гостях. 

Теодора вытирает мокрые подошвы о мягкий коврик с длинным ворсом и полуироничной надписью «Добро пожаловать», едва ли соответствующей репутации этого заведения. Клуб «Лейдл», принадлежащий к сети развлекательных заведений компании «Урсула», славился своей закрытостью, лояльностью и абсолютной конфиденциальностью, а потому был весьма недружелюбен, как и здешний персонал, к чужакам, пришедшим без рекомендаций. Благо, ее здесь ждали и необходимые инструкции были выданы прислуге задолго до назначения точной даты этой встречи.  

Стоит Тео зайти в помещение, как незаметно позади появляется безмолвный юноша и помогает ей раздеться. Светлый плащ вместе с пуховым платком исчезает, а учтивый юноша сменяется столь же учтивой женщиной, провожающей ее к лестнице. Далее ее перехватывает еще один человек и так, передаваемая с рук на руки, как старинная ваза, она добирается до третьего этажа, в дальней части которого находится дубовая лакированная дверь с затейливыми вензелями по центру. Невероятно похожая на все остальные двери в этом здании. Теодора подходит к ней и уже хочет толкнуть, но очередной молчаливый слуга отворяет ее раньше, посылая журналистке вежливую сухую улыбку.  

Помещение, похожее на нечто среднее между библиотекой, кабинетом и гостиной, утопает в теплом свете старых антикварных ламп, расставленных по бортикам и развешанных по стенам, сами стены задрапированы тканью с клетчатым узором зелено-серого цвета, а на полах лежат восточные ковры с геометрическими узорами. Вся комната уставлена деревянной мебелью: справа у двери притаился древний сервант с фаянсовый сервизом времен Георга III, между окон — несколько стеллажей с дорогими книгами в кожаных обложках разных цветов с позолоченными надписями на корешках. В углу высится сложенный секретер с задвинутым под него антикварным стулом. У противоположной от входа стены расположился большой камин с кованой решеткой, на каминной полке по всем законам классического стиля стоят две бронзовые статуэтки львов, а между ними — увесистые каминные часы, показывающие половину пятого. Перед камином — два кожаных кресла на тонких деревянных ножках с декоративным столиком между ними. А на малахитовой блестящей столешнице дымится кружка чая, там же, чуть левее, на серебряном подносе ютится чайник с заварником и еще одной такой же кружкой. По сторонам от кресел — деревянные тумбы, на одной из которых стоит ваза с букетом белых роз. Их дурманящий аромат разливается по помещению, примериваясь к общему ансамблю запахов: тонкому аромату чая, соку вишневых поленьев, едва заметному амбре туалетной воды. 

Невидимый гость утопает в правом кресле, скрытый от глаз широкой спинкой, только изящная рука с длинными пальцами покачивается в такт льющейся из граммофона мелодии. Стоит двери закрыться вслед за удалившимся слугой, как мужчина поднимается на ноги. Он, покачивая бедрами в такт джазовым аккордам, подходит к Теодоре и протягивает руку, беря ее ладонь в свою, и быстро целует кожу холодными губами. 

— Вы не изменяете своим привычкам, госпожа Эйвери, — молодой мужчина, почти юноша, обводит ее быстрым изучающим взглядом рубиновых глаз, подмечая все незаметные для обычного человека детали ее спешки, вроде немного помятой прически, попавших на шерстяные гетры каплей грязи и слегка вымокших рукавов синего платья. — Впрочем, вправе ли я вас винить, учитывая длительность нашего знакомства? 

— Вы тоже, Виктор, нисколько не изменяете своим манерам, — Тео тепло улыбается, делает полный реверанс, растягивая подолы короткого платья, и поднимает голову, нагло обнажая зубы, чем портит всю атмосферу учтивого аристократического общения, с которого всегда начинаются их встречи. 

Виктор никак не реагирует на это, продолжая наливать чай во вторую кружку. Лишь в рубиновых глазах на секунду загорается искра недовольства. Тео неспешно кладет сумочку на тумбу у свободного кресла и принимается обходить помещение, трогая все интересующие ее предметы и поверхности. Она проводит пальцами по лакированным полкам и столешницам, прикасается к шершавым стенам, гладит холодные бока статуэток, пока наконец не доходит до книг. Найдя терракотовый сборник рассказов Сэра Артура К. Дойля, она берет его в руки и садится в кресло, не глядя хватает чашку с чуть остывшим чаем со столика. Очередной необычный вкус, что-то из личной коллекции Виктора, драгоценные запасы которой он изредка раскрывает ради самых важных гостей и друзей. Хотя основная его резиденция сейчас находится в Штатах, а семейный замок в Бельгии, он каким-то образом умудряется всегда привозить на их встречи, случающееся в самых разных точках мира, новый вид чая, который она никогда бы в жизни не попробовала сама.  

Конкретно сейчас в ее чашке что-то бледно-золотистое со сладковатым привкусом хлеба и фруктов. Она никогда не отличалась тонким вкусом в напитках, предпочитая всему американо без сахара и любой табак среднего качества. Но каждый раз Виктор умудрялся удивлять ее, заставляя язык и небо ощутить небывалую гамму тончайших оттенков чайного букета. Но, спроси ее сейчас кто, что именно она ощущает, какие фрукты и какой сорт хлеба оседает на языке легкими нотами, она бы не ответила.   

Тео делает еще глоток, отставляет кружку и открывает книгу, цепляясь глазами за крупный шрифт заголовка, скользит взглядом по строкам, почти не читая, ведь отлично, почти дословно, помнит подробности приключений незаурядного детектива и его напарника с медицинской степенью. Ей нужно немного времени, чтобы привыкнуть к нему , как и ему — к ней . Несколько минут, чтобы воскресить в памяти все их прошлые встречи, вытащить из закутков заметки о его жизни, целях и близких. 

Когда рассказ дочитан, а в кружке остается меньше половины, девушка откладывает книгу на тумбочку, из некой ностальгической мелочности заламывая уголок страницы, пусть и знает, что никогда больше не притронется к этой книге. 

— Что это за сорт? — журналистка разворачивается в полоборота к застывшему у окна собеседнику. Ее колени сведены вместе, а руки лежат поверх, как того требует этикет. Как ее учила мама и гувернантки .  

— Дянь Хун, первую партию которого я лично выкупил на Лондонском аукционе в 1939-м году, — Виктор продолжает неотрывно следить за скользящими по стеклу каплями дождя, столько сосредоточенно и внимательно, будто в любую секунду они, преодолев земное тяготение, устремятся вверх. 

Тео не торопит его, расслаблено дышит, прислушиваясь к звуку дождя. Все это привычно, все это правильно и понятно, его привычки не меняются, как и он сам, а их встречи похожи одна на другую и до ужаса предсказуемы, и за это осязаемое постоянство, которого так отчаянно не хватает в ее жизни, миссис Эйвери готова подождать. 

Долгие паузы, многозначительные фразы и тишина, наполненные пониманием вечности — таковы их встречи. Когда ты обретаешь бессмертие, на первых порах оно становится даром, ощущается как благословение и вдохновение одновременно, ведь когда все время мира в твоих руках, и каждый следующий день обязательно есть , а значит уже принадлежит тебе, ты окрылен множеством возможностей, простирающихся перед тобой. Ведь столько можно успеть, узнать, изучить и создать. Но чем дольше ты существуешь, чем дольше длится твоя жизнь, объятая вечностью, тем страшнее становится ее проживать, ведь ей не будет конца. Тебе не будет конца, а для тех, кто был тебе близок, он непременно настанет, ведь смерть — конечная цель любой жизни. Она так естественна для мира, а ты — нет. Ты для него чужд, и оттого твоим вечным спутником, одним из многих, наряду с одиночеством и скорбью, становится отчаяние. Если только ты не встретишь такого же застывшего во времени бессмертного, который сможет разделить эти терзания, хотя бы отчасти понять тебя, такого же проклятого вечностью, как он сам. 

Тео выдыхает, встает на ноги и подходит сзади, кладет ладонь Виктору на плечо, проводя рукой вниз до локтя по струящейся ткани темной рубашки. Моветон, за который столетие назад она могла бы получить общественное порицание. Жест, за который многие другие уже были бы растерзаны. Но… ей можно. 

— Так давно. Все это было так давно, правда? — Теодора оставляет руку на месте, несильно сжимая его локоть, ведь ей так хочется почувствовать реальность этой краткой встречи.   

— Да, но что для нас все эти годы? — Виктор не смотрит на нее, не дышит, стоит, подобно надгробному изваянию. Но так должно быть. Таковы вампиры и их природа. 

— Ничтожны, но я рада каждой нашей встрече, пусть они и столь редки.    

— Я тоже, признаться, рад каждой нашей встрече.

— Приятно, что ты наконец признал это. 

— Мое признание нисколько не отменяет недостатков твоего характера или изъянов в нашем общении. 

— Если бы не мой характер, нашего знакомства не произошло бы. 

— Тут я вынужден согласиться, — и он вновь замолкает. 

Тео выжидает некоторое время, затем обхватывает Виктора за локоть и кладет голову ему на плечо, заглядывая в глаза и позволяя мыслям скользнуть в колодец памяти. Почему-то ей хочется показать Виктору, как их знакомство видела она. Впервые ее тянет на подобную откровенность, столько глубокую, почти интимную.  

Это случилось теплым летом 1967-го года. Пятый год Теодоры в Лондоне, который она решила не покидать еще пару лет, впереди маячила первая высадка на Луну, во всю шло развитие космических программ разных стран, и людская жизнь кипела, бурлила в котле научного прогресса и соперничества двух политических блоков, а ей хотелось покоя. И потому она выбила себе отпуск в маленькой лондонской газете, где работала все эти годы, и отправилась в Китай. Она бы точно не смогла сказать, за чем она поехала и почему ее потянуло именно туда. Но в конечном итоге она оказалась в Гонконге. Не в самое лучшее время. Заехала она еще в относительное тихий промышленный город, но, когда разгорелись протесты, выбраться уже не смогла. На фоне столкновения демонстрантов с полицией она получила несколько ранений, так как пыталась попасть в свою съемную квартиру. Движение в городе перекрыли, людей призывали оставаться дома и не покидать своих районов после комендантского часа. Но кто же ее удержит? 

Теодора день за днем выходила на прогулки по местным барам, которые продолжали работать подпольно, ей удалось договориться об интервью с одним из идейных лидеров протеста рабочих фабрики искусственных цветов. Но случилось неприятное, пусть и отчасти ожидаемое: на нее напали по пути к месту встречи. Она, явно не местная, разительно отличающаяся внешне, была принята за одну из чиновниц колониальной администрации. Ее сильно избили, украли вещи и деньги, хорошо, что документы остались в квартире, а ключи она привыкла прятать в белье с тех пор, как ее обокрали в 50-х в Турции. Собственно, синяки, переломы и даже раны должны были вот-вот затянуться, но как назло мимо нее проходил Виктор в сопровождении охраны. Один из охранников, голодный вампир, учуял кровь и бросился в подворотню. Раны на ней уже затянулись, хотя не высохшие алые пятна оставались на светлом платье. Теодора тогда ничего не знала о вампирах, и, когда ее атаковали с невероятной скоростью, вгрызаясь в выставленную перед лицом руку, она испугалась так сильно, что демоническая энергия выплеснулась из ее тела хаотичной темной волной, испепеляя нападавшего. 

Остальные, в том числе и Виктор, поспешили за ним, чтобы попытаться отбить жертву, ведь охота на территории другого клана было запрещена, а этот район как раз находился под контролем того вампирского клана Гонконга, с которым Виктор и его партнеры находились в не самых теплых отношениях. Но обнаружили они только немного покусанную европейку и кучку пепла на месте товарища. Все сопровождающие впали в легкий ступор от подобного исхода, Виктор же быстро схватил девушку за раненую руку и одним движением закинул женщину себе на плечо. Парой тихих угрожающих фраз привел в чувство свой эскорт и направился дальше, к конечной точке своего маршрута. Ею оказался аукционный дом, расположенный в здании музея. Здесь же, на нижнем уровне было подпольное казино. 

Виктор посадил ее за столик в своем временном кабинете, выставил охрану у двери и отправился улаживать вопрос о появлении в здании человека. Он мягко, но настойчиво убедил всех, что мадам наверху — его гостья. Любовница она или поздний ужин — хозяину помещения, молодому обращенному вампиру из влиятельной Гонконгской триады, было не важно. 

Позднее, когда хозяин кабинета вернулся, они побеседовали. Тео рассказала о цели своего визита в Гонконг, вскользь упомянув о своей сверхъестественной природе и бессмертии. Виктор, будучи обладателем пытливого ума и некоторого стратегического таланта, решил побольше разузнать о незнакомой ему доселе грани мира. Так они просидели до утра, попивая чай и обмениваясь полунамеками и отрывочными сведениями: Тео — укрытая пиджаком на кушетке для гостей, Виктор — в кресле. Под конец, когда оба они заскучали, он даже обучил ее основам игры в Го и провел тренировочную партию, которую она бесславно проиграла.    

Перед тем, как отправиться домой в сопровождении охранников Виктора, Теодора взяла с него слово встретиться еще раз, когда представиться возможность. Он долго думал, гневно сверкал глазами, а затем согласился, подарив ей на память одно из колец на своих пальцах. Простой серебряный обруч с китайским иероглифом по центру, который должен был открыть ей свободный путь из города и из страны. Путешествие завершилось удачно и уже через пару дней Теодора вернулась в Лондон, сразу же окопавшись в Лондонской библиотеке в поисках сведений о вампирах. 

В следующий раз они встретились на Ближнем Востоке в 1979-м, когда она бежала из все сильнее разгорающегося Ирана, а он спешил в Афганистан. Это было так странно: она постоянно бежала от войн, хотя в прошлом наоборот бы бросилась в них с головой, а он будто только и искал кровавой бойни, словно питался жертвами войны, был одним из ее вестников. 

Тот разговор вышел быстрым, нервным, но поразительно честным. Она больше не носила кольцо, подаренное им в Китае, но хранила его в коробке со всеми памятными вещами. Он больше не был лоснящимся аристократом, все больше и больше напоминая голодную отчаянную бездну, будто все дни после их первой встречи и до сих пор провел на поле брани. Он напоил ее новым сортом чая, рассказал правду о вампирах и, получив свои ответы, сопроводил ее до ближайшего международного аэропорта, обещая встретиться вновь. 

Так они и пересекались раз в десятилетие, чтобы обменяться новостями и поделиться еще одной частичкой своей жизни, вытащить ее на свет, как драгоценный камень из бархатного мешочка. 

И… воспоминание обрывается. 

Тео моргает, разминает затекшую шею. Виктор лишь насмешливо улыбается глазами, продолжая неспешно попивать свой чай. 

— И что ты об этом думаешь? — она начинает издалека, помня о его нелюбви к резкости и спешке. Так что приходится играть по его правилам: постепенно подходить к сути, деликатно подталкивая беседу в нужном направлении. 

— Что безрассудство, подобное твоему, неизлечимо, ведь оно — неотъемлемая часть характера. 

— Говоришь так, будто имеешь для этого утверждения больше прецедентов, чем одна я. 

— В некотором роде, так оно и есть. 

— И кто же это? 

Виктор умолкает. Нет, он не уходит от ответа, но это сигнал о том, что он хочет сменить тему. Не любит отвечать на прямые вопросы. Теодора усмехается и мгновенно перестраиваться. 

— Что сейчас происходит в твоей жизни?

Теодора прекрасно помнит Виктора в 60-е, 70-е и даже в 00-е. Он выглядел иначе, будто потерявший путеводный свет звезд моряк, полный ярости и злобы на бездушный океан, забравший у него что-то очень дорогое. Но теперь он казался спокойнее, даже дружелюбнее, если можно было употребить подобное определение к сверхъестественному хищнику. 

— Я бы сказал, что сама жизнь происходит со мной, — он тепло смотрит на собеседницу и утягивает ее к камину. Сажает на кресло и вполне умело, почти привычно ворошит чуть остывшие поленья, подкидывая еще одно. 

— Ох, неужели нашелся кто-то, способный расшевелить тебя. А может быть, увлечь? — Теодора придвигается чуть ближе, оказываясь на краю кресла. Руки она сцепляет в замок на коленях, чтобы не выдать собственного волнительного любопытства. 

— Увлечь… Пожалуй, да, но это слово слишком грубо и вульгарно для описания подобной связи, — вампир впервые улыбается широко, будто на нем нет груза в сотню прожитых лет, будто ему всего лишь двадцать, когда каждое яркое переживание кажется целым событием.

Он наклоняется к тумбочке и вытягивает из вазы одну розу, начинает крутить ее, будто пытаясь рассмотреть сеточку капилляров на каждом нежном лепестке. 

— И кто же… она? — Теодора прожила слишком долго и увидела слишком много, чтобы у нее остались хоть какие-то предрассудки. Но задевать чувства старого друга своими необоснованными выводами она не желала. 

— Она, в моих предпочтениях ничего не изменилось, — Виктор подносит розу к лицу, вдыхая аромат. — Весьма неординарная девушка. Молодая, амбициозная, случайно попавшая в мой мир, спасенная от него и спасшая… кое-кого, — он раздраженно морщится, — буквально втянутая в него старыми распрями вампирских князей.  

— Как интересно. Случайности всегда приводят людей к неожиданным последствиям. Как понимаю, ваша симпатия зародилась не сразу?

— Ты, как всегда, проницательна, Теодора. Наша… моя антипатия зародилась в тот самый момент, когда я впервые пересекся с нею взглядом. Она была так юна, глупа и доверчива. Как когда-то…

— Твоя первая любовь? 

Виктор сжимает зубы, ненароком отрывая лепесток у розы. А затем кидает его на пол и проводит кончиками пальцев по бутону, будто извиняясь перед цветком за причиненную боль. 

— Прости, я забываюсь, для людей все это проще ведь…

— Скучаешь ли ты по нему? 

— Что? 

— Скучаешь ли ты по Лоуренсу ? 

Тео замирает. Это запретная территория, ее врата в Тартар. Впрочем, она уже изрядно потопталась по его асфоделевым полям. Так чего же дрожит сама, когда по ее Заповедным землям, куда не стоит ступать, проходятся конным ходом? 

— Безумно. 

— И часто вспоминаешь о нем? 

— Почти каждый день. Но он будто где-то здесь, — она проводит руками по плечам, обнимает себя, упираясь лбом в скрещенные руки, — постоянно. А ты? 

— И я. Помню ее каждый миг, — Ван Арт отводит глаза от розы, — но мне ее не вернуть. 

— И мне к нему не вернуться. Никак, — Тео распускает объятия, берет в дрожащие ладони чашку, пытаясь согреть остывшим чаем вмиг заледеневшие ладони. — Но у тебя хотя бы есть шанс поделиться своим бессмертием, я же не могу и этого. И должна уходить, убегать ото всех, кто становится мне дорог. И это единственная константа мой жизни, — она дышит чаще, пытаясь не расплакаться. Виктор не любит слез, она это знает. Но что поделать, если чувства сильнее рассудка? 

— Даже если так, ты все еще жива. Тебе не нужно убивать, тебе не страшен дневной свет, и твое сердце все еще бьется, — он достает откуда-то белый платок с вензелями и протягивает ей. 

— Фффф… да что же… — она выдыхает, утирает слезы и поднимает глаза, — почему мы видимся так редко, а я трачу нашу встречу на слезы. Расскажи мне что-нибудь хорошее, Виктор. Расскажи о ней…

— Вы с ней даже в чем-то схожи,— он перебирает пальцами по стеблю с шипами, — Она тоже хотела стать журналисткой, почти закончила колледж, когда все началось. И ведь все лишь из-за ее непреодолимого любопытства… Полагаю, что одна из ее скрытых способностей — своеобразная удача. Она будто притягивает к себе все потенциально опасное, но, попадая в самую гущу событий, выходит почти невредимой.

— Наверняка, ты пытался с этим бороться, верно? — Тео усмехается, этот мистер Контроль, должен был все держать в своих руках. Вероятно, даже тонущее судно он бы попытался подчинить своей воле и заставить его погружаться под воду не так стремительно.  

— Истинно так, но это оказалось бесполезным и даже вредным начинанием. Пытаясь заставить ее сидеть на месте и не искать приключений, я тормозил события, а она все равно находила способ отыскать неприятности. 

— Магнит для проблем? 

— Полагаю, она — моя личная небесная кара за все те дела, что я свершил. 

Виктор предельно серьезен, но Тео не может сдержать смеха, он столь органичен в этом пафосе, но у нее нет сил на восхищение, ведь вся ситуация абсурдна донельзя. Самый настоящий «маньяк контроля», педантичный в своем перфекционизме вампир выбрал в спутницы самую непредсказуемую и переменчивую особу из когда-либо им виденных. Кажется, подобное зовут судьбой.  

— И какова причина твоего веселья?

— Абсурдность бытия. Такой ответ удовлетворит твое любопытство?  

— Ну раз уж я нелеп, то что на счет твоего демона? 

— Джона? Мы так и не выделить с шестьдесят третьего. Я ищу его, это сложно, но думаю, что, как твоя партнерша притягивает неприятности, так и я притягиваю его к себе… А значит, в конечном итоге мы должны где-то встретиться. Я на это надеюсь…

— Но как вы расстались? 

— Он сообщил о себе правду, затем нацепил на меня вот это, — Теодора обхватывает цепочку пальцами и поднимает, чтобы показать ромбовидный кулон, — а после его друг, даже не он сам, — ей сейчас мучительно захотелось закурить, — перенес меня в Лондон, без вещей, документов и денег. Все это я обнаружила позднее в квартире, адрес которой был нацарапан на клочке салфетки, — девушка горько вздохнула, унимая поднявшиеся из глубины эмоции. Злости в этом коктейле больше всего. 

— Я в состоянии осознать причины, даже такую спешку, но меня… буквально бросили. Этот… демон решил за меня, что бороться нет смысла и лучше бежать, скрываться,— на последнем слове журналистка повышает голос, невысказанное «опять» повисает в воздухе, — но я этого не выбирала. 

— Знаешь, в подобной ситуации я поступил с Мией так же, — Виктор встает, отбирает у Теодоры чашку, достает откуда-то новую и доливает заварки с горячей водой, превращая заваривание чая в целую церемонию. Девушка пораженно смотрит за этим представлением. Когда новую чашку вручают обратно ей в руки, Тео оживает и отпивает, слегка обжигая язык. Кажется, если бы она попросила воды, чтобы разбавить этот кипяток, Виктор бы сжег ее на месте. Ну или попытаться найти иной способ убить за подобное непочтение к столь древнему напитку. 

Удивительно, что чайник все еще остается горячим. Или вампир незаметно согрел его, пока Теодора распалялась о своей нелегкой жизни? Но где же тогда конфорка или кипятильник? Тео трясет головой, отбрасывая ненужные вопросы. Иногда какие-то вещи должны оставаться тайными, иначе однажды мир перестанет быть интересным местом. 

Виктор проделывает то же самое для себя и садится в кресло:

— И позднее пожалел об этом. Но не отправь я тогда Мию в Европу, кто бы знал, чем все могло завершится. 

— То есть, ты считаешь, что Джон поступил верно?

— Нет, но полагаю, он сам так считает. И вряд ли это решение далось ему легко. 

— Да как же. Какие мужчины…  

— Остолопы, и в этом утверждении я полностью тебя поддержу. Временам все люди, а в особенности мужчины, ведут себя нелогично, бесчувственно и даже жестоко, руководствуясь благими намерениями. 

— И что же мне делать в таком случае? 

— Ждать, моя вечная подруга. У тебя есть только время и надежда. 

— Что ж, я буду смело звать Джона Робертса козлом. 

— Он вполне заслуживает подобного звания. 

— Ты должен познакомить меня с Мией, — Тео загорается новой идеей и даже подскакивает на ноги, едва не разливая чай. 

— М-м-м. Это будет несколько затруднительно… Сейчас она руководит новообразованным орденом Стражей Сумерек. К тому же я сомневаюсь, что это будет безопасно для вас обоих. 

— Ты про ее талант притягивать «важные» события? — Тео рисует в воздухе кавычки.  

— Именно. 

— Тогда расскажи мне про нее что-нибудь еще. 

— Сложно выбрать из стольких историй. Однажды она притворилась девушкой младшего брата нашего общего… знакомого. 

— Погоди-ка, а сколько ему лет? 

— Сейчас он старше, но тогда ему было около десяти.

— Она притворилась девушкой школьника? Невероятно. Позволь узнать, с какой целью?  

— Именно так. Дело было в обещании. 

Так они и продолжили беседовать в кабинете на 3-м этаже клуба «Лайдл», на несколько часов погрузившись в редкую для обоих атмосферу спокойствия и уюта.  

А после Виктор предложил партейку в Го.