Эдди Мансон — самый очаровательный парень на всем белом свете — и это сущая, неопровержимая никакими аргументами, правда. Несмотря на свой несколько грозный, ну, или лучше сказать — нелепо-зловещий вид, он был до жути добрым и чувственным, хоть и строил из себя непонятно что. Тебе казалось, что знакомство с этим чудаковатым, но определенно обаятельным парнем с его милыми улыбками и порой до ужаса дурацкими шутками — самый настоящий счастливый билет, который ты смогла вытянуть, чуть ли не один на миллиарды других, отливающий золотом по сравнению с остальными, блекло-серыми и однообразными.
Впервые вы встретились около школы в начале нового учебного года. Когда какие-то задиры толкнули тебя в спину и когда мысли о падении в никуда — то есть, на бетонный пол, о который можно без усилий разбить не только нос, но и все лицо в целом, окрасив его густой багряной краской, — заполнили голову до самых краев, начиная выкипать, как молоко на плите, пытающееся сбежать из кастрюльки; ты упала в чьи-то объятия. Первым, что тебе удалось различить несмотря на зажмуренные от испуга глаза, были теплые, почти горячие руки, осторожно придерживающие под локти, и холод широких колец на слегка шершавых длинных пальцах, вторым — твердость грудной клетки, в которую ты случайно влетела, и терпкий запах табачного дыма и дешевого, но нерезкого, приятного одеколона от одежды. Когда все-таки решила, что прошло достаточно много времени и подобная близость уже начала перетекать во что-то не только странное, но и непристойное, и нехотя отодвинулась, встретилась взглядом с темными глазами, смотрящими не только с удивлением, но и с огонечком забавы. Хитрые глазки-пуговки, а такое описание больше всего им подходило, оглядывали тебя с нескрываемым интересом, а на бледно-розовых губах расцвета задорная улыбка, оголяя белые, но поменьше, чем у вампиров, клычки. Именно в ту самую секунду ты поняла, что попала под чары этого чертового фрика-заклинателя.
Ваши взаимоотношения развивались довольно медленно, даже несмотря на то, что Эдди постоянно таскался за тобой хвостиком и на каждой обеденной перемене испепелял взглядом в столовой, вне зависимости от того, сидишь ты к нему лицом или же спиной. Была у него одна, хотя, это вранье называть такую маленькую цифру, странная особенность — хоть убей, он никогда не подходил, только смотрел и улыбался, если начинались игры в гляделки, где он, кстати, конечно был вечным победителем благодаря тому, что ты быстро отводила взгляд куда-нибудь в сторону. На всех совместных уроках Мансон выбирал местечко или за тобой, или сбоку, и пялился так много, завороженно наблюдая за всеми движениями, что однажды на занятии по химии его колба взорвалась, потому что он смешивал все не глядя. Тогда ему неплохо досталось от преподавателя, но особого значения Эдди этому не придал.
И кто бы мог подумать, что вас, глупых тормознутых старшеклассников, наконец познакомит уставший от такой траты времени Дастин Хендерсон. Мальчик запер вас в кладовой комнате, предварительно заманив обоих, и заявил, что не откроет дверь, пока вы не поговорите, потому что, дословно, — бесите его своей тупой игрой в молчанку. И вам пришлось. В разговоре Мансон был сначала немного неловким, объяснял свои взоры простым любопытством, хотя и выдал, что были какие-то иные, истинные мотивы, натянутой, слегка кривоватой улыбкой. На самом деле, разговаривать с ним было одно удовольствие и вы достаточно быстро сдружились, несмотря на отсутствие множества общих тем. Он, вопреки своему устоявшемуся на корню образу ненормального фрика, не был нахальным, не вбрасывал пошлые шуточки каждые две секунды в диалоге, да и в целом общался довольно приятно; а удовлетворенный блестящим исполнением своей миссии Дастин все же отворил дверь подсобки спустя какое-то время.
— Это тебе, — с улыбочкой подлетел к тебе Эдди, приземляясь прямо на край стола, протягивая какую-то маленькую коробочку, которую он, по всей видимости, старался аккуратно украсить красной ленточкой, но та перекрутилась и вышло не особо. После той правильной, если так можно сказать, подлости со стороны мальчишки, общение укрепилось. Вы с Мансоном постоянно болтали в школе, игнорируя непонимающие и недовольные, вашем существованием в целом, взгляды, и порой даже зависали вместе где-нибудь, как друзья. — Я тут нашел свой самый первый медиатор и подумал, раз ты пока не умеешь играть, то, когда соберешься, хочу, чтобы воспользовалась им, — парень посмеялся, замечая, как ты удивленно вскинула брови. — Я тебе говорю, он лучший! Да и тем более, — он ехидно улыбнулся, сияя от какой-то своей как всегда невероятной мысли. — Это же такая честь, задумайся!
Эдди Мансон никогда не был глупцом. Его сумасбродные шуточки были чем-то вроде фишки, а на деле он — тот ещё умник. Конечно, не в плане школьных знаний, тут у него были неплохие такие пробелы, впрочем, наверное, все же огромные черные дыры, но в общем же он сообразительный. Он, к твоему изумлению, достаточно читал, хоть и не классическую литературу, но «Властелин колец» — за милую душу проштудировал пять раз, как и стопки комиксов на полках в своей комнате.
Пару раз ты удостаивалась чести быть гостем в небольшой обители Мансонов, где вечно царил полумрак, на кухонном столе и полу валялись пустые банки и упаковки от всего, чего только можно, в холодильнике никогда не было нормальной, приготовленной своими руками, еды, что уж говорить про комнату старшеклассника. Хотя, если начистоту, тебе атмосфера там даже нравилась — единственный включенный светильник с прикроватной тумбочки, просто потому, что он не любил яркий свет; кресло-мешок, постоянно словно на собственных ногах перемещающийся с угла в угол; заваленный рабочий стол с ни разу не открытыми учебниками и подаренный дядей ещё пару лет назад телескоп, одиноко стоящий у окна. О, а ещё большая мягкая кровать, которую Эдди, что удивительно, даже застилал перед твоим приходом. Или во время. И все это не беря во внимание его музыкальные «принадлежности» и шкаф с одеждой. Любимая гитара всегда висела на самом видном месте.
— Боже, я думал, что утону! — наигранно трясясь, воскликнул парень, когда вы влетели в его комнату, с грохотом распахнув хлипенькую дверь. Проливной дождь промочил вас до ниточки, но вы, хохоча, добежали до трейлера, а теперь, окрыленные странным чувством свободы и умиротворения на душе, повалились на кровать, свесив ноги в сырых кроссовках. Мансон негромко бессвязно хихикал, устремив взгляд в потолок: легкое алкогольное опьянение все же дало о себе знать, когда адреналин в крови после безумной пробежки утих.
Потолок был усеян самодельной картой звездного неба, которую владелец комнаты воссоздал еще в начальной школе, скорее от скуки, чем из большого желания таким образом украсить помещение, и ты, повторяя за другом, увлеченно разглядывала бумажные звездочки, с отклеивающимися уголками. Вспомнилось, что Эдди очень нравится ночное небо, в какой-то раз вы даже просидели до рассвета в каком-то поле, захватив с собой пару бутылок пива и… В общем, хорошо провели время. Ты улыбалась, ощущая, будто во время прогулки была в совершенно другом измерении, а теперь постепенно возвращалась в свое, обычное, где Эдди Мансон оставался все тем же фриком и балбесом, но все ещё таким чарующим и привлекательным. Не до конца понимая, что делаешь и зачем, ты медленно повернула голову в его сторону, скользя взглядом по мягким округлым чертам лица и влажным угольным волосам, подвивающимся, небрежно разбросанным по покрывалу. Вы лежали параллельно друг другу, почти касаясь плечами, и, заметив это, дыхание слегка участилось. Сердце в груди обливалось кровью и пропускало удары, после чего начинало биться быстрее прежнего, а все чувства резко обострились. Эдди слегка нахмурился, так же неторопливо поворачиваясь к тебе, сокращая и без того небольшое расстояние. С челки по лбу и вискам стекали одинокие капельки воды, пропадая в красной ткани. Карие глаза, почти черные, в которых ты терялась каждый раз, забывая, как дышать, сама не зная, отчего, смотрели в твои с легким непониманием; затуманенный взгляд скользил от волос к губам, задерживаясь на них дольше, чем нужно.
Внезапно пришло осознание. Душа словно покинула тело и ты наблюдала за картиной со стороны: двое влюбленных (?) подростков, продрогшие до костей, одни в пустом трейлере, разглядывают друг друга, стараясь запечатлеть даже мелкие морщинки, проявляющиеся на коже, даже расположение каждой едва заметной веснушки. Они оба отпечатали в памяти этот момент, возможно и неосознанно, но точно еще не раз вспомнят трепетные минуты в будущем.
— Ты… — внезапно с придыханием прошептал Эдди удивленно приоткрывая рот будто разгадал всю бескрайнюю вселенную за прошедшее время в молчании. А дальше, как в замедленной съемке: он, не поспевая мыслями за действиями, поддается вперед и, в последний момент закрывая глаза, касается твоих губ своими. Они чуть сладковатые, отдаленное напоминают вкус имбирного печенья, очень мягкие и слегка искусанные. Большая разгоряченная рука, как и в вашу первую встречу, ухватывает тебя под локоть и медленно поднимается вверх, пока пальцы не сцепляются в замок. Мансон тянет твою руку назад, заставляя перекатиться на спину, и на секунду разрывает нежный поцелуй, смотря все ещё мутными глазами в твои, ошарашенно распахнутые. В груди разливается жар, будто тягучая патока, а потом парень вновь льнет к тебе, целуя увереннее, активнее, увлекая за собой прочь из гнетущей реальности. Жар от слияния губ переходит на щеки и те окрашиваются красным, а голова начинает кружиться от переизбытка чувств.
В тот вечер ничего не зашло дальше. Эдди был пьян, как и ты сама, просто поддался соблазну буйствующего спутанного разума — так ты посчитала. На утро вы проснулись в разных местах: он на диване в гостинной, а ты в его кровати, и вели вы себя, как будто ничего не случилось. Горькая обида стояла комом в горле, заставляя затыкать полыхающие чувства как можно дальше, в самую глубь самой себя, чтобы не портить дружбу. Вряд ли он чувствует что-то подобное, ты не могла даже представить такого. После произошедшего ваше общение надкололось, а поцелуй в приливе небывалой нежности вы так и не обсудили. Парень стал чаще курить траву, выглядел вечно невыспавшимся, виновато опускал взгляд, чтобы не пересекаться с твоим, но все равно продолжал играть роль беззаботного весельчака, поддерживая общение в школе. Ты же сильно переживала, не находя себе места нигде: ни дома, ни на учебе, ни на улице. Без Мансона мир внезапно приобрел более темные оттенки и потускнел, а неозвученная любовь болезненно ныла в груди и рвалась наружу из-под огромного амбарного замка.
Эдди Мансон не был бесчувственным ублюдком, каким его все считали. С первой же встречи с тобой он ощутил неожиданный, странный трепет где-то животе, и как же тупо, если это были те самые бабочки, — о которых твердили глупые любовные романы и такие же глупые девочки, — в которые он так не верил. Как бы он ни пытался сопротивляться, его тянуло гигантским магнитом, прямо к тебе, но чувство было настолько в новинку, что до парня ужасно долго доходило, что это такое. Осознание пришло внезапно: в затхлом трейлере, крыша которого подтекала во время таких сильных ливней. Когда он повернулся к тебе, сердце ухнуло в пятки, а потом оглушающе застучало в ушах. Он смотрел в глаза напротив и видел космос, видел целые сплетения миров. Ему захотелось сказать «Ты такая красивая», но язык так заплетался, а руки нервно подрагивали, что он не смог связать и слова. Будь у него вся смелость планеты и ты сама, он бы сказал все, что так хотел: какая ты прекрасная, очаровательная, сказочная, чудесная, неотразимая, самая лучшая девушка на Земле, самая добрая и самая любимая — им самим. Эдди не мог осознать всю масштабность своих чувств, но они были так сильны, что он бы жизнь положил, чтобы дать тебе все самое лучшее, чтобы ты была счастлива.
Все произошло очень неожиданно: «Эдди Мансон — сатанист и убийца». Когда парень пропал, а Джейсон со своей свитой расклеил по школе эти листовки, ты не сдержалась и со всей силы ударила баскетболиста в челюсть. Ярость была настолько яркой, что кровь залила глаза и Дастину стоило огромных трудов оттащить тебя в сторону и не дать Карверу ударить в ответ. Эдди никогда не был плохим, но если все вокруг так считали — ты готова была в одиночку отстаивать обратное. Целый город, не имея никаких оснований, судачил о том, что старшеклассник был Дьяволом воплоти и, будь у них вилы и чуть больше свободы, они бы с превеликим удовольствием сожгли бедолагу на костре. Когда Хендерсон рассказал тебе о том, какая чертовщина происходит в Хоукинсе, ты так обомлела, что сначала подумала, что он пошутил. Но для тебя не было ничего важнее того, что Мансон нашелся — в стареньком сарае, около озера.
— Стой, стой! — вскричал Стив, когда тот приставил к его горлу острие разбитой бутылки.
Ты впервые видела парня таким испуганным и потерянным, и от одного взгляда на него захотелось плакать.
— Эдди, — он тут же дернулся на знакомый до мурашек голос, ошарашенно оглядев тебя с ног до головы, будто думал, что в твоей шкуре его зовет какой-то инопланетный захватчик, пришедший по его душу после кошмара с Крисси. Он долго сомневался, как брошенный щенок потупив взгляд, но все же подбежал к тебе, крепко зажимая в медвежьих объятиях. Неизвестно, сколько вы так простояли, но все это время Мансон неразборчиво бормотал что-то тебе на ухо, повторяя, как мантру.
Ты осталась с ним, боясь оставлять одного в таком разбитом состоянии. Вечерами за бессмысленными разговорами вспоминались его концерты, куда никто особо не приходил, партии «Подземелья и Драконы», на которые ты заглядывала просто так, посмотреть.
Рядом с Эдди всегда было очень тепло. Он был слишком добрым, забавно-пугливым, порой очень бесячим своими глупыми выходками, но это никак не помешало тебе по уши в него влюбиться. Быть может он и был трусом, вот только точно не ублюдком, каким его считали почти все вокруг.
Парень очень долго сопротивлялся идее взять тебя с собой на миссию в изнанку. В прошлый поход он так волновался, что не отходил ни на шаг и, затолкав собственный страх поглубже, выглядел действительно мужественно. Меньше всего на свете ему хотелось подвергать тебя такой опасности, но людей действительно не хватало, а трое на трое — было самое то. Когда троица «отомстителей» собиралась идти в логово Векны, он ухватил тебя за руку. На днях, пока вы подготавливали оружие и щиты, Мансон неожиданно подошел к тебе:
— Ты уверена, что тебе стоит туда идти? — расстроенно спросил он, сводя брови к переносице, глядя на тебя с какой-то сложной эмоцией, где все же можно было различить непонимание. Ты сидела вдали от всех остальных, старательно вытачивая себе кол.
Поджав губы, ты вздохнула, поднимая на друга усталый взгляд. Вы слишком давно вместе появлялись на улице в такой солнечный день, поэтому, на фоне голубого неба, Мансон показался тебе прекраснее обычного: с вечно растрепанными кучеряшками и прилипшей к щеке черной прядке. Но лицо его было бледнее и утомленнее обычного, отчего сердце больно кольнуло. Ты опустила голову, медленно кивая. Эдди постоял еще с секунду и, осторожно подойдя, будто неловко, присел на корточки рядом с тобой и положил руку на макушку, потрепав волосы, зарываясь в них длинными пальцами с излюбленными перстнями, которые он почти никогда не снимал. Не успела ты посмотреть на него, как парень поддался вперед и коснулся горячими губами твоего лба. Жар мгновенно разлился по телу и даже когда Мансон отпрянул, молча уходя обратно за домик на колесах, ощущение его касания никуда не пропало, наоборот, начало гореть, отчего потемнело в глазах. Он не посмотрел тебе в глаза, но от этого поцелуя веяло безысходностью и тоской, которые переполняли его.
Ты озадаченно повернулась к нему. Эдди приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но лишь тяжело выдохнул, стыдливо отводя взгляд в сторону и беспомощно отпуская твою руку. Ему слишком тяжело давалось это чертово признание и в душе он проклинал себя самыми жуткими заклятьями, но поделать ничего не мог, в очередной раз убеждаясь в том, что он не более, чем жалкий трус.
Когда парень пропал из виду, передать свою панику было просто невозможно. Вы с Дастином судорожно хватались за все подряд и надрываясь кричали его имя, в надежде, что это просто идиотская шутка, но это была не она. Ударившись спиной, когда прыгала обратно в изнанку, ты не почувствовала боли и рванула на улицу, где в паре кварталов скопились демо-летучие мыши. Сердце в груди остановилось, а крик застрял в горле огромным горьким комком, не позволяя сказать и слова. Эдди лежал на земле, рвано вдыхая спертый воздух через рот, дрожа всем телом от невыносимой боли, пронзающей каждую клеточку внутри; завораживающие карие глаза стали стеклянными, поблекли, полностью утрачивая тот самый огонек, и он смотрел куда-то вверх невидящим взглядом.
— Эдди! — прошептала ты, валясь на колени рядом с ним, разбивая их в кровь. На его лице зияли драные раны, не успели еще запечься багряные пятна. Он попытался протянуть к тебе дрожащую руку, но та, не слушаясь, упала обратно на промерзший асфальт. Ты обреченно ухватилась за его ладонь, с ужасом осознавая, насколько его пальцы ледяные.
— Неужели все настолько плохо? — в темноту прохрипел парень, когда почувствовал нежную кожу маленькой ладошки в своей и услышал всхлипы со стороны. Хендерсон опустился рядом, отбрасывая копье, и поддержал голову друга. Вы постарались успокоить его и поднять, но тело было словно безвольной куклой, и с каждой попыткой лишь тяжело опускалось обратно. — Я думаю… мне нужно немного полежать.
Ты поджала трясущиеся губы, старательно пытаясь скрыть от друга свое состояние, но крупные слезы быстрыми ручейками скатывались по охладевшим щекам, капая и разбиваясь о ваши сцепленные руки. Дастин неверяще качал головой, тихо переговариваясь с Мансоном дрожащим голосом.
— …Это же мой год, — донесся до тебя хриплый шепот Эдди. Он, как только мог, покрепче сжал твои пальцы своими, боясь потерять это тепло. Ему ужасно хотелось укутаться в него полностью, сделать вид, что все, что произошло — не более, чем ночной кошмар, и очнуться от него в постели рядом с тобой. Ему хотелось снова увидеть блеск в твоих глазах и услышать заливистый смех, но он был слеп и слишком слаб; осознание собственной смерти нарочито медленно приближалось к нему и одинокая слеза неторопливо стекла по виску. — Я люблю вас. Я люблю тебя, — он задрожал сильнее, пытаясь найти тебя в кромешной тьме и прижаться как можно теснее, но тело больше не поддавалось.
— Я люблю тебя, — сквозь рыдания зашептала ты, осторожно убирая второй рукой пряди с его бледного лица, оглаживая охладевшую кожу. Внутри не было ничего, пустота заменила все органы, сердце превратилось в прах. Эдди перестал говорить и натянутая полуулыбка сползла с его лица. Глядя куда-то перед собой, прямо на тебя, он поморгал один, второй раз, и обмяк на ваших руках, не закрыв глаз.
Дастин аккуратно потряс его, зовя по имени, но Эдди умер. Ты не могла двинуться, не могла ничего сказать и думала лишь о том, что он этого не заслужил. Все моменты, проведенные вместе, начиная с вашего столкновения и запаха табачного дыма от его вещей и до этой минуты проносились перед слезящимися глазами. В этот вечер ты умерла вместе и ним, сжимая его в собственных руках так крепко, словно это могло вернуть его к жизни. Кулончик, сделанный из темно-зеленого медиатора, который он подарил тебе, стал обжигающе-холодным.
Ты надеялась, что он услышал твои слова.
А он услышал. Перед тем, как погрузиться в забытье, Эдди наконец смог разглядеть тебя, плачущую, но такую же светлую, как солнышко. Ты освещала его путь и все то время, проведенное вместе с тобой, стало для него самым драгоценным, тем, ради чего ему бы хотелось прожить всю жизнь заново, даже если бы ничего не изменилось. И он снова умер бы, защищая этот проклятый город и тебя, и остался бы все тем же Эдди Мансоном, и…
Последним, что он вспомнил, был ясный весенний день. Ты сидела на траве, не находя слов и он, поддавшись желанию, коснулся твоих шелковистых волос. У него перехватило дыхание — он никогда не трогал ничего мягче. Грустно улыбнувшись, Эдди поддался вперед и вложил в невесомый поцелуй на твоем лбу все те чувства, которые так и не смог произнести.
Он никогда не менялся, не подстраивался под гнетущее общество и оставался тем, кем является, до последней минуты своей жизни — мальчишкой с дурацкими шутками, чересчур добрым сердцем и желанием защитить все, что было так дорого, даже ценною в собственную жизнь.
Nobody cried
Nobody even noticed
I saw them standing right there
Kinda thought they might care.