— Что? — Салим неверяще смотрит перед с собой, сжимая телефон в руке. — Он что?
— Рид украл наши деньги и съебался из страны. — хрипит в динамик Нирмана, судя по доносившимся звукам, она пыталась выехать из очередной джакартовской пробки и явно неудачно.
— Блять! — Сигарета в руках молодого диакона ломается и падает на пол. У Салима закипает кровь в жилах, а желание пустить пулю в голову чертового Рида и одновременно спросить какого ебанного хуя он его бросил бьёт в черепную коробку, не позволяя нормально мыслить.
— Возвращаемся в церковь, — продолжает Нирмана, совершенно не обращая внимания на крики Салима, — у епископа есть какие-то указания.
И отключается. Салим надеятся, что среди этих указаний будет убийство Эйдана Рида или не будет. Салим не уверен в своих чувствах от слова совсем. Они знают друг друга сколько....? Лет десять? Десять лет рука об руку работали на церковь, вытаскивали друг друга из таких передряг, что другим расскажешь, они пальцем у виска покрутят и скажут, что это невозможно — выбраться из полной отчаяния ситуации, когда кажется одно неверное движение, и ты труп.
Только вот у них получалось. Со сломанными конечностями, с прострелянными частями тела, с булькающей во рту кровью. Они всё равно выживали на зло суке смерти. Выживали, зашивали раны, сращивали кости и смеялись. Рид смеялся почти всегда. Он не умел быть серьёзным. Смеялся в лицо Салиму, когда напортачил, а старший хотел его по меньшей мере прибить, смеялся вместе с Боргесом над новой шуткой или просто так, смеялся, уверенно смотря на дуло пистолета прямо перед своим лицом, пока Салим пытался придумать как вытащить его живым, прячась за обломками какого-то здания. Рид был неожиданно искренним в этом мрачном мире, и Салиму это нравилось.
Нравилось ощущать крепкое, почти надёжное, плечо рядом, нравилось знать, что несмотря ни на что, тебя всё равно прикроют и не кинут, вытащат, даже ценой прострелянного плеча. А ещё.... Нравилось ощущать сильные руки на своём теле, которые прижимали к себе, сжимали бока и.... И, господи Боже блять, как же ахуенно Эйдан Рид целовался. До чёрных звёздочек перед глазами, до нехватки чертового воздуха, до мурашек по всему телу.
И это всё кануло в лету, потому что Эйдан-мудак-Рид сбежал с деньгами церкви. Сбежал, оставив Салима одного, даже ничего не сказав и не объяснив.
— Мудак, — шипит себе под нос Салим, сжимает руки в кулаки от бесконечной боли и злости, — чтоб ты сд-
Он замолкает на полуслове, не в силах сказать это вслух, поджимает губы и разворачивается на пятках. Нирвана говорила, что надо возращаться в церковь. Отлично, Салим вернётся, выслушает все очень ценные указания епископа и забудет Эйдана Рида.
Навсегда.