Сияние

Когда первый льдинки мельчайший осколок врезается в землю, никто не видит этого. Он, надёжно спрятанный пеленой густого дождя, несётся сквозь мёрзлый воздух и умирает среди земли. Сырость его мгновенно съедает, и влага как из ведра надежно смывает за собой улики.

Люди не знают. Люди под крышами сидят, прячутся, в теплое кутаются и ворчат себе тихонько под нос на принесенные ветром холода. Люди за плотными дверями собираются, наливают чай, беззлобно и как-то совсем приглушенно, тихо друг над дружкой хохочут.

– Пугод, пусти! – воет под знаменитой дверью Жираф, пока ее хозяин на пару с Модди по ту сторону смешки в ладонях прячут.

– Ребят, – звенит веселый голос Хайди. – Я, конечно, рыба, но это не значит, что можно держать меня за порогом!

Клэш и Лабус не слушают его, а молчаливо за место у двери дерутся, чтобы за ним подглядеть – кто кого быстрее ногами отпинает.

– Душенька! – светло зовёт Обси, ещё более жидкий и грязный, чем обычно. Старательно на входе топчется по притащенному коврику, ноги вытирая.

– Давай проясним, Секби, – насмешливо возвышается на входе чужого дома Джаст, не давая шагнуть внутрь. – Это ты со своей базы такой мокрый или от дождя?

За его спиной Алфедов маячит, невинно хихикает и машет рукой. Скрип открывающегося сундука откуда-то доносится – наверное, это Альцест на склад зачем-то лезет. У Секби вся одежда уже в мокром песке. Мерзко.

– Снеговика своего под ливень выгоняй, – огрызается он. – А меня пусти уже, хватит свои дурацкие вопросы задавать.

– Чего меня-то под ливень сразу, блин, – вяло возмущается Алфедов, пока Секби тихонько проскальзывает в комнату и начинает прям здесь же рукава выжимать.

– А того, что ты сам говорил, что к воде невосприимчивый.

Джаст где-то за плечом забавные рожи корчит.

– Ну так и что! – Алфедов намеренно руку наружу высовывает и ловит капли ладонью зачарованно, а потом стряхивает с пальцев дождь подмерзший и прилипший. – Все равно ведь неприятно.

– Эй! – прикрикивает Альцест, к ним к всем оборачиваясь. – Вы что тут мне за срач устроили?

Пока они пихаются между собой игриво. Пока Клэш и Лабус, смеясь и друг за друга цепляясь, втаскивают акулу всё-таки в нору. Пока Пугод галантно Жирафа к себе приглашает под ехидные комментарии Модди. Пока Душенька и Обси меняются сказками. Пока Зак и Евгеха у гостеприимного соседа в уюте укрываются. Пока невесть кто невесть ещё чем занимается.

Пока контраст монотонной серости за окном и неровного оранжевого света факелов глаз человеческий отвлекает, по ветру летит следующая снежинка. А потом ещё. И ещё. И ещё.

Сначала они, как первая, разбиваются вдребезги оземь и прямо в воздухе тают. Сквозь бурю кружат и продираются, сметаемые стихией, буйные, скорые. Потом погода тихнет, и они тоже замедляются помаленьку, успокаиваются. Успевают ещё на земле полежать, прежде чем их ливень сотрёт. Сталкиваются друг с другом, маленькие и колючие, после чего круто на траву и на дороги ниспадают.

Тучи становятся ласковее, светлее – почти можно почуять сквозь них уходящий закат. Шум воды смолкает совсем незаметно. И вот уже под порывами холодными не дождь косо льёт, а начинается снегопад самый настоящий.

Через несколько часов кто-нибудь к стеклу подскочит, заорёт: «Смотрите!». Ткнет пальцем и носом прижмётся. К нему товарищ подойдёт и тоже ахнет тихонько. А потом воскликнут изумлённо оба:

– Ребята, да там же снег идёт!

Изумлённо – потому что на Майншилде лето обыкновенно стоит. Изумлённо – потому что до холодных земель неподалеку ещё добраться нужно. Изумлённо – потому что никто этого не ждал, и никто ни с кем об этом не договаривался.

– Дела-а, – протянет Жираф флегматично, позволяя снегу себя чуть сверху припорошить.

Модди, едва заметно взволнованный, и Пугод, растирающий обмерзшие красные пальцы, переглянутся у него за спиной.

– Ого, – присвитнет Хайди преувеличенно.

– Да ладно вам, – бросит Альцест небрежно, будто у него глаза от чуда возбуждённо не горят. – Это же такой снег, который не ляжет толком. А если и ляжет, то растает скоро.

Но снег не перестает. Он валит и валит, и валит, до тех пор пока не укрывает все кругом белым пушистым одеялом. А потом валит ещё, и под его натиском растут ввысь сугробы. Много кто домой успевает разбежаться, горячо попрощавшись. Самые ответственные потихоньку возвращаются, несмотря ни на что, к своим делам.

Снежинки иногда совсем уж редеют и замедляются, почти застывая в кристаллической прохладе, но так и не исчезают ни сегодня, ни завтра, ни через день. Народ колючим воздухом дышит хмуро, горячо в ладони кашляет и облачается в конце концов в теплые свитера и шарфы.

А потом снегопад прекращается и становится совсем холодно. Обжигающе морозно.

– И к чему бы это все, – Жираф носом шмыгает, принимая протянутую Алфедовым руку помощи и наконец забираясь внутрь его продуваемого и высокого убежища. – Новый год же вроде ещё ой как нескоро.

– Да кто бы знал, – сам хозяин неловко по тонкой корке льда на своем полу скользит и хватается поспешно за покрытый инеем заборчик.

– Как ты здесь живёшь вообще, – изумляется Жираф, с неясным ужасом оглядывая нездоровый морозный блеск, покрывший ранее жаркую тропическую базу. – Это же опасно и холодно.

Алфедов смеется и выебисто закручивается на льду, приседая в реверансе. Эффектный трюк, конечно, если прикрыть рукой оба глаза на то, что он раза три чуть не упал в процессе.

– Положим, не мне на холод жаловаться.

– Псих ты самый настоящий, вот ты кто, – с торжественной серьезностью ставит ему диагноз Жираф и игнорирует недовольное протестующее мычание. – Но вообще-то я тут чтобы тебя к нам позвать. Там чего-то народ на главной площади собирается.

– Зачем?

– Да я че, блин, знаю зачем? Вот пойдем и посмотрим.

Алфедов с минуту делает вид, что усердно думает. У него при этом на лице маской застывает знакомое одновременно уморительное и раздражающее выражение. Хочется ему перед глазами пальцами пощелкать – проверить, не умер ли внезапно.

– Ладно, пойдем, – наконец решает.

Заглядывает напоследок в пару сундуков, а потом вынимает фейерверки.

– Тебе не страшно по такому морозу лететь? – полушутливо интересуется Жираф.

– Тебе не страшно в такой мороз через сугробы по колено и деревья продираться? – пожимает плечами Алфедов.

Морозный колючий воздух царапает брови, больно щиплет нос и опаляет щеки. Лететь действительно приходится аккуратно – лишь бы ветром не задохнуться. И очень-очень холодно, к тому же, руки и ноги в мгновение ока коченеют. Посадка тоже не слишком приятной выходит, потому что они мало того, что чуть друг друга в процессе не сбивают, так ещё и налетают оба на Секби, после чего катятся спутанным клубком из трёх тел прямиком в сугроб.

– Блять, – вздыхают вразнобой единогласно.

Жираф ладонью стряхивает с глаз снег и бессмысленно плюется в воздух. Секби на одном «блять» не останавливается и продолжает тихо ругаться себе под нос, снежинки из одежды выгребая.

Алфедов… Он вскакивает раньше всех и отлепляет от себя сливающиеся с его кожей белые куски с такими брезгливостью и омерзением, что неясно, стоит над ним посмеяться или пожалеть.

Альцест, Джаст и Модди вместе от души хохочут, глядя на них. Рассеянно оборачивается и роняет смешок Обси. За его спиной Фарадей фыркает весело и в плечо Джея толкает, привлекая его внимание. Тот за руку за собой Виверну тянет, и они тоже хихикают в кулаки.

– Прости, Алфедов, – громко и четко выговаривает Жираф, нарочно на Секби даже не глядя.

Алфедов усмехается как-то истерично.

– И ты, прости, Жираф! И Секби извиняй! – выдыхает облегчённо, избавляясь от последнего снега. – Мы это… не специально.

Секби весьма красноречиво расписывает, что и как он думает об их «не специально», но добивается этим только очередного приступа смеха у Альцеста.

Чуть растерянно и осторожно падает в центр площади Душенька и со всем достоинством интересуется, что тут, собственно, происходит. Чуть поодаль Якудзы наперебой о чем-то своем орут, поочередно друг друга в сугробы толкая. Кактус к Клайду сзади подкрадывается и суёт ему рассыпающийся снежок за шиворот ловко, чем знаменует начало самой настоящей войны, негласным комментатором которой становится Зак, хитро заполучивший себе таким образом неприкосновенность.

– Господи, – давит в себе Альцест последний смешок, поправляя запотевшие очки. – Ну и балаган, конечно.

– Мы тут обсудить хотели, что мы будем делать с тем фактом, что на Майншилде несанкционированный ледниковый период среди лета наступает, – невозмутимо напоминает Модди.

– Мне кажется, вопрос снят, – ухмыляется Джаст и сам наклоняется, чтобы горсть снега зачерпнуть. – Всем все, вроде бы, нравится, так что можно ничего не делать.

– Мне не нравится! – встревает Алфедов.

– Ты снеговик!

– Я неправильный теплолюбивый снеговик, – возражает он и едва заметно морщится. – А снег противно липнет.

– О! – подскакивает Жираф. – А давай тебе чего-нибудь нового прилепим?

– Кошачьи ушки, например, – поддакивает внезапно с весельем Джаст.

Алфедов предусмотрительно от них на пару шагов отступает и поднимает вверх руки.

– Я предлагаю все же попробовать решить нашу проблему, – выговаривает чрезвычайно дипломатично, с вычурной аккуратностью.

– Никто никому ничего прилеплять не будет, – решает сочувственно Секби и ободряюще хлопает Алфедова по плечу, после чего на Модди оборачивается. – Неадаптер-то что говорит?

Модди потерянно плечами пожимает и качает головой.

– А что – Неадаптер? Он руками разводит, говорит, что не в курсе да не при делах.

– Исправить-то хоть пытается? – уточняет с хмурой насмешкой Джаст.

– Ясное дело пытается!

– И что?

– И ничего.

Они уютненько на пять минут замолкают и наблюдают невнимательно за тем, как Хайди и Лабус в две руки Клэша из сугроба выковыривают. Никому не хочется знать, по какой причине он оказался закопанным туда по самую голову. Где-то там же Обси вполне безобидно снежного ангела делает, а Душенька рядом на корточках сидит, и вместе они над чем-то своим хихикают. Мимо них Клайд с Заком пробегают – один догоняет, второй удирает, а Кактус несётся рядом и подгоняет, сложив ладони рупором у рта.

– Когда они успокоятся, интересно? – туманно выдает Секби.

– Сейчас температура упадет ещё и успокоятся, – сулит Альцест знающе.

– А что, ещё холодает? – потрясённо вскидывается Алфедов.

– Ещё как! – честно кивает Джаст и поправляет свой смехотворный маленький шарфик. – Тебе-то хорошо, тебе что минус тридцать, что минус пятьдесят – все одно.

– Шизанись.

– Эдак мы как мамонты замерзнем и вымрем в конце концов, – то, как Секби дёргает плечом нервно, выдает, что перспектива кажется ему достаточно пугающей.

– Не замерзнем, – решительно мотает головой Модди, – Чем себя временно отогреть мы найдем, а там уже авось все в норму придёт.

– Мы будем полагаться на авось? – с явным недовольством тянет Джаст.

Альцест хмыкает и ведёт небрежно плечом, а потом берет голой рукой немного снега.

– Не то чтобы у нас есть выбор, а? – замечает, швыряя эту горсть отвратительно прямым образом Модди в грудь.

Тот решает в долгу не оставаться, и Алфедову приходится в сторону уйти, чтобы не попасть под раздачу, когда он с размаху высыпает на Альцеста в два раза больше. Оба надевают улыбки необычные, мелкие и острые и вскоре уподобляются играющей толпе. Джаст своего тоже не упускает – прыгает на Модди слева, стоит тому отвлечься.

– И эти туда же? – стонет Секби. – Снег даже не лепится, а они все равно в снежки играют! Я-то думал мы тут по делу.

– Так остальных наверное ждут. Смотри, далеко не все пришли, – справедливо указывает Алфедов и с усмешкой пригибается и прикрывается рукавом, чтобы летящие в его сторону снежинки не попали в лицо.

За их спинами со всем возможным пафосом опускается с небес на землю Нео. Точно явление богов народу, на которое, только, не смотрит никто.

– Я опоздал?

Алфедов с Секби синхронно оборачиваются и переглядываются. Секби вздыхает.

– Да нет. Не опоздал.

Из портала Пугод вываливается – удивительно, что он вообще пришел. Руками размахивает, привлекая к себе внимание.

– Ребята! Вы не поверите, ад замёрз!

И наконец всех вместе своим возгласом собирает.

Тусклый и стеклянный, призрачный свет холодного солнца остро глаза режет – ребята щурятся, глядя против него. Белый скрипучий ковер сияет в его лучах, блестит мелькающе. От этого все кажется неестественным, чересчур светлым и ярким. Даже синева небосвода теряет насыщенность, становится голубой-голубой и точно ледяной коркой подернутой, точно каким-нибудь ранним утром.

Половина часа минует и блики свое положение меняют, когда все неспешно расползаются обратно по домам, куда более тихие и задумчивые, чем в начале, так ни к чему за жаркий спор и крики до хрипов и не пришедшие.

– То есть, происходит какая-то херь, а решения у нас нет, – подводит неутешительный итог Алфедов.

Он, Обси и Джаст бок о бок по длинному мосту шагают. Просто так, друг дружке за компанию, не решаясь подниматься сейчас в воздух. Джаст по скользкой дороге ногами шаркает и ледяные камни-глыбы пинает по пути. Обси ковыряет на своей коже грязи корку застывшую – Алфедов на это намеренно не смотрит, брезгливо кривясь и отворачиваясь.

Никто на застывшую реплику не отвечает – нечего отвечать. Джаст только очередной снежный камешек носком ботинка отправляет прямиком через ограждение вниз. Обси с противным хрустом отрывает от себя кусочек грязи, не замечая, как морщатся от этого его спутники, и вздыхает.

– Вы предоставляете, всю грязь засыпало, – жалуется немного тоскливо. – Такая красота пропадает!

Джаст неясно мычит.

– А мне больше болото наше жалко.

– А что болото? – встревает Алфедов, длинные рукава теребя.

– Так замёрзнет же все! Верно Фарадей сказал – холода как гром среди ясного неба ударили, природа не готова, – Джаст ловко вперёд скользит и тормозит пятками. – Хана деревьям. Твоим тропическим, кстати, особенно.

– Всегда можно лишнее сжечь, – легкомысленно предлагает Обси.

Джаст злобно сопит и уничтожающий взгляд в Алфедова бросает.

– Сжёг уже как-то один. Даже меня не спросил!

– Да ладно тебе, – не ведётся Алфедов. – Зато теперь ещё красивее стало.

– И благодаря кому же это?

– Давайте жить дружно, – жизнерадостно обрывает их Обси.

– Мы и живём дружно, – едва ли не хором заверяют они.

Все вместе с моста налево сворачивают на слабо протоптанную тропинку и блуждают немного среди заводов.

– У тебя механизмы не замёрзли кстати? – спрашивает Джаст у Обси.

– А, кто его знает, – безмятежно отзывается тот. – Я не проверял.

– Наша бы дверь не замёрзла, – хмыкает Алфедов.

– А ты разве не к себе в джунгли пойдешь?

– Да какие же это теперь джунгли!

Обси смеётся.

– Ну да, у нас тут теперь всюду Северный полюс.

Трудно переоценить, насколько он оказывается прав. Предсказание Альцеста сполна сбывается и в следующую неделю мороз становится все злее, а температура опускается все ниже. Все как-то тут же вспоминают о печках не только как о способе что-нибудь пожарить, но и как об источнике тепла. Те, у кого дома есть камины, используют их теперь не только в качестве декоративного предмета уюта.

Кто-то задаётся действительно ли во всем гигантском мире так. Хайди, посланный на разведку, воротившись, только руками разводит и докладывает: снег, снег, снег; а ещё холод, холод и холод.

Покрываются инеем вещи, стены и люди. Нео сокрушенно головой качает и перебирается, с позволения Диамкея, к нему вниз, – его база, при всем своем величии, к столь тяжелым погодным условиям не оказывается приспособлена. В целом в конце концов все принимают стратегическое решение сбиться в группки и занять самые теплые места, как можно поближе друг к другу.

Привычный ритм сбивается и вещи идут сложно, но они адаптируются. Находят способы привести в чувство фермы, постепенно начинают выбираться за ресурсами по двое или по трое, чтобы никто в снегу не остался. Достают каждый свои запасы и равномерно делят между всеми, лишь бы жизнь поддержать.

Жгучий холод прорастает в сердце, тормозит кровь по венам. Но проходит неделя, и они могут сказать, что они живут, и живут успешно, почти неотличимо от того, что было до.

Конечно, база Секби превратилась в одну сплошную ледышку под стеклом, конечно, каждый недострой морозом продувается, вынуждая бежать. Но подходит к концу месяц, и они находят в себе силы снова любоваться пейзажами и возиться смешливо в снегу.

Только темными вечерами под косым и неверным светом огня кто-то позволяет себе вздохнуть тоскливо.

– Ну когда уже этот мир обратно починится, а? – возмущается скованный бездействием Евгеха.

– Кто бы знал, Жень, кто бы знал… – безрадостно отзывается Зак – ему без своих проектов тоже решительно нечем заняться.

Фарадей, несмотря ни на что, улыбается, и в качестве утешения подливает им ещё чая.

Где-то Жираф вяло ноет:

– Вот мы ещё немного и реально замерзнем как какие-то мамонты.

– Вздор! – горячо спорит с ним Пугод. – Мы ведь не мамонты, мы че-ло-ве-ки!

– И что с этого?

– А то, что человеки никогда не умрут от какого-то там холода. Мы умнее остальных, понимаешь?

– Что-то раньше, называя всех кругом идиотами, ты так не думал, – подкалывает невпопад Модди.

Пугод фыркает, отмахивается и дёргает его пакостливо за бороду, дразнясь.

– О, заткнись, это другое, понятно? К тому же, даже среди идиотов есть такие гении, как мы с вами.

Они затевают спор по поводу того, кто из них больший гений, и это простое греет их лучше любого огня.

Всякий давно перестает жалеть и тосковать по лету, когда дымка начинает рассеиваться.

Алфедов выходит бессмысленно на улицу в блестящий звенящий полдень и носом широко воздух втягивает. Сегодня иначе пахнет, не морозом, а чем-то другим. Теплом.

Сегодня сквозь белые облака на них не голубое смотрит, а глубокое синее. Сегодня солнце становится обратно из белого жёлтым.

Алфедов оборачивается и бросается назад к остальным, чтобы сказать – снаружи весной повеяло.