Вы знаете, что такое весна? Нет? А Минхёк знает, Минхёк чувствует. Весна для Минхёка — это бесконечное тепло, пение птиц и прекрасные бабочки, летающие с цветка на цветок. А еще весна — это улыбающиеся кошачьи глаза и милые ямочки на щеках. Тёплый смех и звонкое "Хён!", распространяющееся по оранжерее, заставляющее десятки бабочек сорваться со своих цветков и взлететь, а сам источник звука с цветами улыбается во весь рот.
Минхёк уже давно замечает, что рядом с Чжухоном ему слишком хорошо, хорошо до потери чувства реальности. А случайные касания вызывают ощущение бабочек в животе и учащающееся сердцебиение. Иногда Минхёк завороженно смотрит на то, как Чжухон пропалывает грядки, как разговаривает с цветами, как гладит их, мечтая быть одним из них.
Еще для Минхёка весна — это грозы, сильные и яркие, громкие и пугающие. Так себя чувствует Минхёк, видя Чжухона с другими людьми, видя взаимодействия Чжухона с ними: объятия, сцепленные руки, смех. Это всё должно быть его, Минхёка, и только его. Минхёк — жуткий собственник, а Чжухон слишком хорош, чтобы принадлежать кому-то кроме Минхёка, так считает последний.
Дожди — это тоже весна Минхёка. Сильные, чтобы скрыть громкие всхлипы и слезы, бегущие из глаз неостановимым потоком. Тёплые, когда хочется прогуляться под природными струями с Чжухоном. Мелкие, противные, когда ревность снова точит душу.
В один из дней, в один из дождливых дней, когда солнце показывается из-за туч, чтобы снова укрыться тяжёлыми кучевыми облаками, Минхёк снова работал с Чжухоном в оранжерее. Привезли новые саженцы, их предстояло рассадить в отдельные гряды.
— Погода сегодня оторви и выброси, — аккуратно сажая саженец в предварительно выкопанную ямку, произнес Чжухон. — И ты, хён, такой же мрачный, как небо за окном. Что-то случилось?
Минхёк бы с радостью сказал, что он такой мрачный, потому что видел Чжухона крепко обнимающего другого парня, но приходится врать:
— Как в такую погоду можно быть весёлым?
— На тебя это не похоже, — отправил следующий саженец на свое место Чжухон. — Даже в самую сильную грозу ты всегда улыбался, а сегодня ничем не отличаешься от туч за окном.
— Зато ты бесконечно весел и активен, — буркнул Минхёк, чуть слышно добавив, — после того, как пообнимался с тем парнем.
— Этому есть причина, хён, — улыбнулся Чжухон, показывая свои ямочки. — Сегодня я собираюсь сказать одному человеку, что люблю его.
Минхёк замер, превратился в статую, воздуху не хватало. Его Чжухони собирается признаться кому-то в любви. Это конец. Сердце предательски заныло, а к глазам подступили слезы.
От Чжухона не укрылось это изменение в его хёне. Младший испугался за Минхёка.
— Хён, с тобой все хорошо? Ты побледнел. Может отдохнём? — Чжухон был очень встревожен, он никогда не видел Минхёка таким.
— Да, пожалуй, — Минхёк с трудом встал, ноги не слушаются. Старший непременно бы упал, если бы не сильные руки Чжухона, подхватившие его.
— Ты слишком много работаешь, хён, — в голосе Чжухона слышались неподдельная тревога и беспокойство.
— Слишком долго сидел в одной позе, ничего страшного, — отмахнулся Минхёк, осторожно садясь на диван в комнате отдыха.
— Раньше за тобой не водилось подобного, знаешь ли, — Чжухон протянул Минхёку его любимый травяной чай.
— Старею, — криво усмехнулся Минхёк.
— Да ладно тебе, — Чжухон сел рядом, вплотную. Минхёк чувствовал тепло тела младшего.
— Какой он? — спросил Минхёк.
— Кто? — повернулся к старшему Чжухон, до этого протиравший листики стоящего на столе цветка.
— Человек, которому ты хочешь признаться в любви, — посмотрел на Чжухона Минхёк.
— Он самый чудесный во Вселенной, бесконечно тёплый, ужасно милый, освещает этот мир своей улыбкой, прекрасный как цветы в оранжерее, от его голоса в животе начинают порхать бабочки, а когда он меня смотрит, дыхание перехватывает, а когда касается, сердце колотится так, словно я бежал стометровку и только что финишировал, — улыбается Чжухон, — пошли на веранду, там воздух свежее.
Минхёк соглашается. Ему нужно на воздух, нужно глубоко дышать, иначе точно расплачется. Дождь почти перестал, в воздухе пахнет небывалой свежестью, а из-за туч уже показалось солнце.
— Смотри, хён, солнышко вышло встретить своего брата, — улыбнулся Чжухон, чуть слышно произнеся, — и придать мне смелости.
Минхёк улыбнулся в ответ. Да, вышло приободрить своего по уши и безответно влюблённого брата.
— Хён... Минхёк, — услышал неуверенный голос старший, — я давно хотел сказать тебе... нет... не давно...
— Что ты там бубнишь? — повернулся к Чжухону Минхёк.
— Я люблю тебя, хён! — выпалил Чжухон, смотря на старшего и чувствуя, как краснеют его щеки и уши.
— Что? — Минхёк оторопел. Ему послышалось?
— Я знаю, что это не очень правильно, и вообще... я пойму, если ты... — снова начал мяться Чжухон.
— Что ты сказал? Повтори, — Минхёку нужно удостовериться, что он не ослышался.
— Я люблю тебя, — повторяет Чжухон, смотря в глаза старшему. А Минхёк снова чуть не падает, Чжухон привычно, на автомате подхватывает старшего, а Минхёк целует своего Хони, так он его называл у себя в голове. Чжухон не понимает, что происходит, но отвечает. Легко, почти неощутимо.
— Я тоже люблю тебя, Хони, — шепчет Минхёк, когда они прерывают поцелуй, а после видит счастливые глаза младшего, а еще спустя секунду слышит восторженное:
— Хён, смотри, радуга!
Минхёк улыбается, крепко обнимая свое личное солнце. Теперь для Минхёка весна — это еще и радуга.