Поначалу Дик думал, что тетрадь обронил кто-то из посетителей. Ничем не примечательная — чёрная обложка, пустые страницы, — затерянная между рядами. Старик Хэйли, взглянув на его находку, лишь пожал плечами и предложил оставить себе: едва бы кто-то вернулся за подобной вещицей. Ох, если бы он только знал… Впрочем, и Дик тогда понятия не имел, какой силой обладала, казалось бы, безобидная тетрадка.
Жнец явился лишь спустя пару недель. Прокручивая те события много позже, Грейсон уверился, что тот попросту оттягивал момент, не то для пущего эффекта, не то из лени.
Первая встреча оборвалась вскриком, на который прибежал отец. Джон лишь успокаивающе улыбался, говоря что-то об игре теней и воображении, а Дик неловко улыбался ему в ответ, кивая, надеясь, что его игра работает. Мальчик не верил ни единому слову.
Ко второму приходу он был готов. Выскользнув ночью из трейлера, он помчался в сторону шатра, прижимая к груди тетрадь. Он не знал, почему взял её с собой, но чувствовал, что она как-то связана с существом, напугавшим его на днях. В паре шагов от входа его окликнул незнакомый голос. Удивление билось внутри запертой птицей, но так и не вырвалось из-за крепко сомкнутых губ. Дик медленно повернулся и увидел в лунном свете того, кто будет следовать за ним тенью ещё очень много лет.
Следующий месяц прошёл тихо. Жнец — так представился незнакомец — с ним почти не разговаривал, и Дик был ему за это очень благодарен. Тетрадь смерти. Он подобрал тетрадь, способную убить человека стоит лишь знать имя и лицо! По крайней мере, так сказал Жнец. Проверять его слова Дику не хотелось. Ветер свистел в ушах — он парил между трапециями, и мир ненадолго переставал существовать, вместе с пугающей тетрадью и странным существом, которое никто, кроме него, похоже, не замечал.
***
— Ты хорошенько запомнил его лицо? А имя? — Жнец загадочно улыбался, терпеливо ожидая от Дика хоть какого-нибудь ответа. Юный Грейсон смотрел на него тем же настороженным взглядом, каким мгновение назад провожал Тони Зукко.
— А должен был? — тихо спросил мальчик, стараясь звучать как можно непринуждённей. Человек, угрожавший мистеру Хэйли, и так вызвал слишком много тревожных мыслей, которые нужно было загасить как можно скорее — до открытия оставалось не так много времени, — и вопрос бога смерти, не обронившего ни слова про имена и лица с тех пор, как в ту лунную ночь рассказал ему основные правила, никак не помогал всё нарастающей тревоге. Если он не случайно…
Чья-то ладонь опустилась на его плечо, заставив резко обернуться. Вид у мистера Хэйли был обеспокоенный, пусть он и пытался держаться уверенно. Он говорил о том, что ему не стоит забивать себе голову увиденным, что если Зукко сунется сюда вновь, то разговаривать ему придётся уже с полицейскими. За спиной мистера Хэйли Жнец по-прежнему улыбался, словно Чеширский кот, а Дик всё кивал, неловко улыбался и очень, очень хотел верить.
И он почти поверил, вовлечённый в водоворот представления. Почти забыл злобный голос и загадочную улыбку, пока не раздался треск. Тросы оборвались.
Тетрадь вернулась к нему лишь с переездом в поместье. Правила, о которых любезно напомнил Жнец, он, кажется, мог повторить уже без запинки, даже если бы его подняли посреди ночи. Он помнил лицо. Он помнил имя. Он точно знал, что имя настоящее. Ему необязательно было что-то выдумывать, просто написать имя — сердечный приступ сделает своё дело. Если чёртова нечисть ему лгала, то и пусть. Но если это и правда сработало бы…
Дик услышал достаточно, чтобы сомневаться в том, что Зукко настигнет справедливость.
Ручка, занесённая над страницей, дрожала. Он крепко стиснул зубы, опустив кончик на бумагу, но оставил лишь точку. Бесполезный кусок пластика полетел в разлёгшегося на кровати бога, тетрадь следом. Мальчик в слезах опустился на пол под смех, слышный только ему.
Он не смог. Не смог.
***
Дик медленно встал из-за стола, безмолвно забрав газету, и на автопилоте покинул столовую. Он чувствовал спиной обеспокоенный взгляд Альфреда. Он знал, что наставник не потревожит его в ближайшие часы, обдумывая, с какой же стороны подойти к этому делу, отгоняя мысли о мужчине из переулка. Но все чувства и мысли тонули под нарастающей волной, готовой накрыть его с минуты на минуту.
Он не помнил, как оказался в своей комнате, когда в его руках оказалась тетрадь, открытая на первой странице. Единственной странице, тронутой чернилами. Точки не было.
Дик упал на колени.
Он думал, что убил часть боли в тренировках. Он думал, что арест Зукко уймёт оставшуюся. Но потом был суд, готовый обратить все его усилия в прах. Брюс пытался обнадёжить его. Говорил, что наймёт лучших. Что Зукко не увернётся от положенного наказания.
Ему было плевать, сработает тетрадь или нет.
Он отомстил. Жнец торжествовал, вот только последнему Летающему Грейсону это чувство было недоступно. Волна накрыла его. Волна опустошающего, горького разочарования.
Пришедший несколько часов спустя Брюс что-то говорил о том, что у преступного босса были проблемы с сердцем. Что есть судьи, которых подкупить невозможно. Жнец сидел на его столе, посмеиваясь, поздравляя с получением нового звания. Дику просто хотелось, чтобы оба наконец-то замолкли.
Он убил.
***
Как изначально ему казалось, всезнающий интернет в его деле был попросту бесполезен. Дик открывал статью за статьёй, натыкаясь то на мифы о смерти (мрачных жнецах, шинигами — и как образ только не называли), то на всевозможные плоды поп-культуры, с нею связанные, пока его невидимый сосед бессовестно хрустел треклятым яблоком прямо у него над ухом, время от времени комментируя людские домыслы. Ни-че-го.
Ничего сверх той крупицы информации, которой всё-таки решился поделиться Жнец. Бог и имя своё ему так и не раскрыл, не то оберегая собственную шкуру — то ли от смерти, то ли от истинного владельца тетради (он ещё не знал, сколько тетрадей мог иметь жнец и можно ли украсть её у другого, но уже тогда чувствовал подвох), — то ли считая это частью игры.
А играть на нервах Дика он любил. Первое время Жнец давал Робину намёки, как в ту самую ночь, заставлявшие сердце мальчика замирать каждый раз, а на очередном патруле или приёме позднее обгонять паранойю Бэтмена в ожидании беды, пока до юного детектива не дошло, что негодяй просто издевается. Сейчас этот приём уже не работал, но Грейсон не сомневался, что скоро Жнец найдёт новый способ развеивать скуку с его участием. Оставалось только запастись терпением.
Тетрадь ныне лежала в сундуке, рядом со шкатулкой, хранившей огарок свечи. И он не собирался больше пересекать грань. Никогда.
***
Ночи после патруля иной раз сводили его с ума без побочных эффектов газа Пугала и кошмаров, грозящих прокрасться в голову, стоит только закрыть глаза. Жнец призраком парил вдоль окна, за которым ветер трепал облысевшие ветви, ровным голосом перечисляя всех тех, кого он не смог спасти, числа над чьими головами могли бы быть и побольше, если бы только он решился воспользоваться даром. Дик и так знал большую часть имён из отчётов, их лица отчаянно всплывали в памяти, выталкиваемые чувством вины. Дик держался.
Нельзя спасти всех. Нельзя дать больше времени тому, кому его отвели меньше желаемого, как бы горько от этого ни было. Нельзя поддаваться. Нельзя.
Жнец не унимался. Видно, компенсировал ту неделю, что он провёл с Титанами, свободный от напоминаний. Имена. Даты. Один шаг. Жнец даже любезно пообещал помочь, предоставив всю нужную ему информацию, которую могли дать лишь глаза бога смерти: подсказать сколько осталось дорогим ему людям, рассказать сколько ещё придётся терпеть очередного головореза… или помочь ему уйти пораньше — и всё это абсолютно бесплатно! Никакой гонки со временем, которая бы разгорелась с особой силой, когда ему пришлось бы положить половину жизни за всевидящие очи.
Надо было отказаться от тетради. Сейчас он знал, что так можно, и нужно было сделать это поскорее. Но что если тетрадь не вернётся в мир богов? Если Жнец подкинет её другому человеку, который не откажется, который будет творить с помощью неё запретное правосудие? А может и вовсе использовать в корыстных целях? А если тетрадь попадёт к безумцу вроде Джокера… Дика передёрнуло.
Возможно, стоило бы обратиться к кому-нибудь, кто разбирается в сверхъестественной сфере. К Затанне, например, или к Бладу. Да хоть к Джону Константину! Но он так и не решался, то ли опасаясь, что кто-то ещё увидит нацарапанное в порыве отчаяния детским почерком имя, то ли страшась потерять запасной план, которым он никогда не хотел боле воспользоваться, но иметь при себе должен был. Дик и сам не знал.
Жнец продолжал свою монотонную речь, почти сливающуюся с воем всё нарастающего ветра. Грейсон его уже не слушал.
***
Он ворвался в комнату вихрем — дверь закрылась за ним с раскатистым грохотом, — открывая нетронутый с его отъезда сундук, раскидывая те немногие вещи, что он хранил, пока пальцы не сомкнулись на чёрной обложке. Тетрадь со звучным шлепком опустилась на столешницу. Заточенный карандаш впивался в кожу, перед глазами белел разворот, в голове звучало лишь одно имя.
Он не слышал ни своего тяжёлого дыхания, ни скрипа грифеля, ни улюлюканий Жнеца, который явно наслаждался картиной. Только смех чёртова клоуна, чьё лицо забыть было просто невозможно. Чёртова клоуна, который…
Дик и раньше ненавидел Джокера. Но сейчас, вернувшись домой лишь для того, чтобы узнать о случившимся с Барбарой. О смерти Джейсона…
Он без жалости выводил имя раз за разом, сначала вдаваясь в описания, вспоминая каждый проклятый отчёт, после — самое ненавистное слово. Ему было плевать, как он умрёт. Он должен был умереть. Должен был!
Буквы скакали, становились то меньше, то больше, залезали на уже написанное. Он не сразу заметил, что вгрызается в бумагу уже сломанным грифелем, тут же откидывая карандаш и хватаясь за новый. Глаза жгло от непролитых слёз, он сгорал весь от злобы. Потому что не был рядом. Потому что Брюс просто козёл. Потому что этот проклятый клоун…
Карандаш треснул, возвращая его в реальность. Дик в бессильном ужасе смотрел на исписанный разворот. Возникший в его поле видимости Жнец поучительно грозил пальцем, как малому ребёнку.
— Имя, надо знать имя.
И тварь его знала. Вот только у Дика уже не было сил его просить.
***
Он сделал это собственными руками. Без тетради. Реши Жнец посетить его квартиру в Бладхейвене, где Дик укрылся от всего мира, то наверняка бы ударился в завистливые рассуждения о том, что людям можно не использовать один-единственный инструмент. Они могут убивать и сами.
И пусть клоунская мразь вновь дышала, это не отменяло того, что он перешёл черту. Снова.
Дик опустил голову под струю холодной воды, надеясь смыть с себя тёмные мысли хоть ненадолго, но липкий страх вкупе с разочарованием так просто скрываться в водостоке не желал. Опять. Он опять сорвался, и это уже не случайность, не совпадение, а лишь вопрос времени, когда он убьёт вновь, с тетрадью или без. В порыве неконтролируемой ярости или с холодным расчётом.
Он никогда никому не говорил о двойнике из кошмаров, порождённых порою газом, порою собственным подсознанием. Его глаза блестели, пока он с улыбкой показывал ему тетрадь, исписанную сотнями имён. Он говорил тоном Жнеца, увлечённо, без капли сострадания. Что он стольких смог спасти. Что ему не пришлось даже жертвовать половиной отведённого ему срока, пытаясь за оставшийся унести с собой как можно больше зла этого мира: с его источниками и связями можно было узнать и лица, и имена, и данные медкарт, вызнать о страхах, привязанностях, врагах, казнить одну тварь за другой, чтобы ни у кого и подозрения не возникло, что это решение вынесено не силой свыше, а обыкновенным человеком, которому даровали титул одного из неподкупных судей.
Дик боялся однажды увидеть в отражении ЕГО.
Он выключил воду. Человек в зеркале смотрел на него, изучая, пытаясь уличить в малейшем признаке трансформации в безжалостного карателя, но находил только усталый взгляд, мешки под глазами и щетину, которую Барбара точно бы не одобрила. Он был разбит. Может, это и к лучшему. Пока совесть пожирает его даже за попытку убийства такой мрази, он не сдастся. Не пойдёт по пути, на который его сталкивали люди и нелюди.
Он вновь наденет костюм Найтвинга. Вновь станет частью игры, которую всё никак не оставит Жнец. Но не притронется к тетради.
***
Бог смерти улыбается. Он не видит, но знает, что его противные губы растянуты в уродливой улыбке. После того, что сделал Блокбастер. После того, что сделала Тарантула. После Готэма. После всех смертей. Он не уверен, и Жнец упивается его сомнениями.
Тетрадь лежит на столе.