Примечание
Публичная бета включена.
Солнце пекло так, что картинка плыла перед глазами. Это похоже на то, словно находишься не в реальности, а в симуляции, и что-то выходит из строя. Правда, от такой жары мальчики сами были готовы выйти из строя и пасть замертво. Им срочно нужно было охладиться.
Спускаясь по склону к реке, вписываясь в неожиданные повороты странно протоптанной тропинки, они болтали о чем-то неважном. Крепко сцепив руки в замок, Чонин шел впереди, ведя за собой Сынмина.
Свободные шорты, огромные футболки и шлепки не по размеру. Выглядели они нелепо, но им было это совсем не важно. Все ощущалось таким родным и невесомым. Счастье, что так легко разрушить. Счастье, что совсем скоро закончится.
Добравшись до берега, они разъединили руки. И Чонин без раздумий пустился в реку прямо в одежде, скидывая с ног шлепки и оставляя их одиноко валяться на песке.
Сынмин наблюдал за этим громко хихикая, его смех был похож на звон колокольчика. И все вокруг было таким сказочным. Игриво зелёным. По-летнему приветливым.
Он подошёл к реке, запуская руки в воду, привыкая к температуре и борясь с желанием нырнуть в прохладные объятия с головой. Но его план был разрушен, прилетевшими брызгами прямо в лицо.
— Давай, ныряй ко мне! — Чонин отряхивал мокрые ладони, ехидно улыбаясь. Его хитрые глазки мерцали зазывая. Белая футболка прилипла к его коже, позволяя разглядеть все подробности, которые по идее должна была скрывать. От выступающих рёбер, до очертаний сосков.
— Ну нет, только не в одежде, — Сынмин задрал футболку, протирая ее краем мокрое после проделки младшего лицо.
— Ну тогда давай, раздевайся, — Ян издевательски подмигнул, расслабляя тело и развалившись в форме звездочки на волнах, поблескивающих на солнце.
Такой лёгкий и расслабленный он заражал своей беззаботностью всех вокруг и Сынмина в первую очередь. Когда обычно он думал о делах, учебе, работе, находясь рядом с Чонином, он отдыхал и телом, и душой.
Его личный маленький островок счастья в бушующем несправедливом море жизни.
Сынмин любил лето. Любил лето, потому что любил Чонина. Они могли видеться только тогда, когда солнце греет особенно сильно, когда распускаются цветы и порхают бабочки. Когда рано светлеет, поздно темнеет, а воздух пропитан надеждами на лучшее.
Чонин жил в этой деревушке. Всю жизнь жил. А Сынмин был городским ребенком, которого в детстве садили на шею бабушке, потому что родители непозволительно много работали. Так много, что не могли следить за собственным чадом.
Но сейчас, когда он был уже самостоятельным почти взрослым юношей, он мог вырваться сюда только летом. Редко когда, но получалось присутствовать и на праздниках. Но это только если сильно постараться.
Лето было пропитано счастьем до последней секунды, когда в оставшееся время года на сердце собирались тучи. Нигде он не встречал человека, так сильно вмазавшегося в сердце, разворотившего у него внутри все, не оставив места ни для кого другого.
Этот маленький негодник заставлял его чувствовать то, чего Сынмин никогда раньше не чувствовал. Он заставлял сердце стучать сильнее, отбивая незнакомый ритм. Он запускал приятный мандраж по телу. Он обнимал теплее и сильнее кого-либо ещё.
Зайдя под тень огромной плакучей ивы, возвышающейся над речкой, Сынмин стянул с себя одежду, оставаясь в одном белье. В тени было немного полегче и сразу возникало желание подремать. Прикрыв глаза и вслушиваясь в пение птиц, он чувствовал умиротворение. Словно он сливается с этим сказочным миром, таким спокойным, таким приятным, таким беспечным.
Он хотел растянуть этот покой на как можно более долгий срок, поскольку знал, как легко он разрушается вдребезги в бесконечной гонке под названием жизнь.
Чьи-то холодные и влажные руки коснулись лопаток. Вся пятерня обжигала морозом, в противовес тому, как горели остальные участки тела.
— Бррр! Чонин! — Он не услышал, как тот подошёл, видимо, из-за того, что слишком погрузился в себя.
— Ахаха, прости, прости. Просто ты завис, так что мне нужно было проверить, жив ли ты, — Его мелодичный смех пробирался в ушные раковины, гипнотизируя, побуждая забыть обо всем. И о том, как злился пару секунд назад тоже.
Сынмин развернулся, чтобы посмотреть в лицо младшего, а тот игриво захватил его в свои объятия, почти сбивая с ног, опираясь всем весом. Лишняя одежда липла к коже. И Ким удивлялся, как Чонин вообще её на себе терпит.
— Фу, мерзость, теперь ты раздевайся, — Прошептал куда-то в ухо младшему Сынмин, невесомо проводя ладонью по взмокшим волосам.
— Не хочу! — Противился Ян, зарываясь лицом в оголенную грудь. От этого у Сынмина бабочки в животе устраивали бешеную пляску.
— Хочешь, чтобы я тебя раздел? — Он легонько отстранил младшего за плечи, сладко ухмыляясь, впрочем, не надеясь на согласие.
— Ну это же тебе так нужно, — Прогундел Ян, надувая губы. — Так что милости прошу! — Он раскинул руки вдоль, как бы приглашая к началу действия.
Сынмин покраснел, но не растерялся, перехватывая тонкие фарфоровые запястья и заводя их наверх. Пролезая руками под футболку, он лёгким касанием дотронулся до подтянутого живота. А после принялся поднимать непослушную липкую ткань, стягивая ее с Чонина.
Взгляд младшего был затуманен, а губы скривились и стали напоминать непонятную кляксу. Он закусил губу больше от вихря чувств, вызванного сложившейся ситуацией, непривычными прикосновениями.
Резинка шорт была оттянута, и под властью одного давления пальца они отправились в свободный полет, обречённо падая на песок.
Теперь они стояли друг перед другом почти полностью обнаженные. Ткань скрывала только самые злачные места.
Сынмин не мог оторвать взгляд, исследуя каждый сантиметр юного тела. Хотелось коснуться груди, провести ладонью вдоль живота, занырнуть пальцем в пупок и просто касаться, касаться.
Утопая в очарованных глазах Чонин только и мог что слегка смутиться, про себя вопрошая, действительно ли, его тело достойно такого внимания.
Он подался вперёд, на этот раз уже роняя не успевшего ничего сообразить Сынмина на землю. Уперев обе руки по разные стороны от лица Кима, он навис над ним. Эта позиция оказалась огромной угрозой для старшего, потому что его сердце забилось с такой скоростью, словно собиралось взорваться через считанные секунды.
Молчание. Они напротив. Глаза в глаза. Душа в душу. Журчание реки, шелест листьев, обеспокоенных теплым ветерком. И под тенью ивы скрывается их первый поцелуй.
Невинное касание. Неожиданное столкновение, но такое приятное, желанное. Губы Чонина были на вкус как карамель. Неумело двигающиеся, но такие долгожданные.
Он отстранился, выпуская свое сбившееся от переизбытка чувств дыхание, усаживаясь старшему на живот и упираясь руками на грудь. Сынмин неосознанно схватил его за талию, чтобы удержать того, кто и не собирался падать. Губы покалывало от недавнего мимолётного прикосновения. И хотелось больше. Хотелось целовать, целовать, целовать. И никуда не отпускать.
Обмениваясь томными взглядами, они прекрасно понимали, что перешли черту былой дружбы, никак заранее это не планируя. Но никто не был против.
Тогда Сынмин поднялся, принимая сидячее положение, в процессе продолжая придерживать Чонина за талию. Их сбившееся дыхание врезалось друг другу в уши, только сильнее распаляя.
Сынмин переместил руки на мягкие щёчки и оставил на лбу у парня поцелуй, настолько лёгкий, что сравнимый с прикосновением сахарной ваты. Он чмокнул его в прищуренный уголок глаза, вызывая у младшего смешок. Потом переместил губы к кончику носа, тоже незаметно чмокая, еле касаясь, чтобы после вернуться к кончику губ, оставляя и там поцелуй.
Чужие длинные ладони, тем временем, бегали по торсу, трогая, щупая, ощущая. Исследуя каждую неровность, каждый выступ на гладкой коже.
Теперь уже Сынмин медленно тянулся к чужим губам. В этот раз они действовали смелее. Чонин обхватил руками шею возлюбленного, прижимаясь вплотную, сталкиваясь своим животом с чужим. Прикрытые веки подрагивали, внизу живота растекалось приятное ощущение.
Их движения были неспешными. Им хотелось распробовать друг друга. Испытать всю гамму ощущений. Голова кружилась, будто от нахлынувших и не на шутку разыгравшихся чувств можно было потерять сознание.
Сынмин целовал медленно, но все же страстно. Обхватывая своими губами чужую нижнюю, посасывая ее, подразнив отпуская, чтобы после снова спрятать лёгкий поцелуй в уголке рта. Немного погодя вновь возвращаясь, проникая языком в податливые приоткрытые уста, щекоча и обводя кончиком верхнюю губу, вызывая томный выдох у младшего. И так бесконечное количество раз. Повторяя и повторяя.
Они уже не могли разобрать, жарко им из-за погоды или из-за друг друга. Нехотя отстраняясь, все что им оставалось, глупо улыбаться, глядя друг другу в глаза.
Уже вечерело и им нужно было отправляться домой. Но отпускать друг друга не было ни малейшего желания.
Сынмин не хотел упускать этот момент. Не хотел, чтобы все заканчивалось. Он не хотел возвращаться домой. Потому что его дом не там, где-то в городе, его дом — здесь. Его дом там, где Чонин. В этих летних вечерах. В бесконечном небе с россыпью звёзд, которых в городе не увидишь. В чистом воздухе. В царапающейся траве и стрекоте кузнечиков. В звонком смехе и горьких слезах. В страстных поцелуях и глупых улыбках. Там, где он живёт, а не просто существует.
И он знал, что больше не отпустит.
Только не теперь.
Больше никогда.
такая нежная атмосфера, просто прелесть.