of midnight blush and sunrise smiles

arc lamps — дуговые лампы

Одиннадцатилетний Баки Барнс на всех парах несся по вечернему Ред Хуку, прижимая к груди последний выпуск «Удивительных историй». Июньские сумерки уже опустились на Бруклин, а значит, совсем скоро яркие фонари зажгутся на улицах, превращая на несколько волшебных мгновений их бедный район в одно из тех фантастических мест будущего, о которых Баки так нравилось читать. Обычно в это время они сидели с малышкой Беккой на крыльце их дома, пока он рассказывал ей небылицы о том, что скрывается в причудливых тенях. Но сегодня стоило Баки только открыть новенький номер своего любимого журнала, как он помчался умолять свою маму отпустить его к Стиви. Хотя бы всего на пару часиков, хотя бы до наступления темноты. Винифред Барнс долго качала головой, но в конце концов не устояла под натиском Баки, который вот уже 20 минут без устали трещал о том, как срочно ему нужно было поделиться такими важными новостями со своим лучшим другом.

Перепрыгнув с разбегу очередную лужу, Баки едва лишь заметил знакомый фасад дома из красного кирпича, как он принялся кричать что есть силы:

— СТИИИИИИИИИИВ! СТИИИВИИИ!

Голуби, мирно сидящие на ступенях, встрепенулись от такого громкого звука и разлетелись врассыпную, а пара прохожих окинули Баки недовольным взглядом. Впрочем, сейчас он и правда смахивал на заправского хулигана: запыхавшийся, с растрепанными волосами, да еще и в майке-алкоголичке, которую он и не подумал сменить, вылетев из дома в ту же секунду, как мама поддалась на его уговоры. А теперь он к тому же еще и во все горло звал своего верного сообщника, всегда готового поддержать его во всех самых сумасшедших проделках.

Наконец из окна на втором этаже высунулась взъерошенная голова Стива. Ему еще не было и 10 лет, но иногда его лицо приобретало такой серьезный вид, что, если не смотреть ниже плеч, его вполне можно было принять за какого-нибудь очень важного и представительного чиновника.

— Баки? Что-то случилось? — спросил он взволнованно. — Если нужна моя мама, то сегодня она всю ночь дежурит в больнице.

— Нет, все просто замечательно, — Баки продолжал улыбаться так широко, что его глаза превратились в узкие щелочки. — Стиви, ты просто не поверишь, о ком новый рассказ в «Удивительных историях»!

Он в считанные секунды забрался наверх, чуть не споткнувшись на дряхлой лестнице, пытаясь перепрыгнуть несколько ступенек сразу. Как только Стив открыл ему дверь, Баки начал судорожно листать журнал, пока не нашел ту самую страницу.

— Смотри, кто тут главный герой! — Он ткнул пальцем в нужное место и приготовился наблюдать, как глаза его друга станут огромными от удивления.

Баки уже давно подозревал, что вся эта фантастика на самом-то деле не так сильно интересует Стива, хоть он и слушал с упоением, как Баки часами говорил о том, что когда-нибудь машины будут летать по воздуху вместо того, чтобы скучно ездить по мостовым, а ракеты взовьются ввысь, чтобы отправиться в космос покорять далекие планеты. Он уже начинал думать, что Стив готов слушать его с закрытыми глазами, даже если он ни с того ни с сего примется нести полную ахинею, но, как бы это ни было приятно, Баки так хотелось, чтобы хотя бы иногда и у его Стиви захватывало дух от таких дорогих его сердцу фантастических историй.

— Бак, — на лице Стива уже появилась полуулыбка, как будто он не мог сдержать ее всякий раз, когда произносил имя своего лучшего друга. — Роджерс.

Стив поднял глаза на Баки, который смотрел на него в ожидании реакции с таким же безумным взглядом, как у сумасшедшего ученого, ждущего похвалы за свое новое невероятное изобретение. С вопросительным выражением лица Баки развел руками, молчаливо спрашивая, как Стиву такой внезапный поворот событий.

— Ты так рад, что твоим именем назвали героя в «Удивительных историях»? — спросил он с насмешкой в голосе.

— Нашим, Стиви. Нашим именем, — просиял Баки, не обращая внимания на колкости, прекрасно зная, что он никогда не имеет их в виду.

— Ну а сам рассказ как? Тебе понравилось? — Стив отчаянно пытался игнорировать румянец на щеках, предательски появившийся от одной мысли об одном имени на двоих.

— Я не успел прочитать, — помотал головой Баки. — Только пришел домой из киоска, увидел первую строчку и сразу побежал к тебе.

— «Армагеддон 2419 года»? Ну, звучит, конечно, многообещающе, — Стив поморщился в сомнении, но все-таки перевернул журнал в руках Баки, чтобы тот смог прочитать ему о приключениях Бака Роджерса.

Воспользовавшись тем, что кроме них дома никого не было, они притащили все одеяла и подушки, которые смогли найти в скромной квартире Роджерсов, и построили из них на полу целый форт достойный такого важного события. Они забрались внутрь и устроились друг напротив друга в предвкушении захватывающей истории.

Баки, несмотря на всю свою напускную беспечность, всегда очень серьезно подходил к тем делам, которые представляли для него особую ценность, и чтение Стиву вслух «Удивительных историй» непременно входило в этот список. По правде сказать, всему, связанному со Стивом, находилось место в этом списке. Аккуратно расправив страницы, которые немного помялись во время его пробежки, и взяв в руки маленький фонарик, света которого едва хватало, чтобы разглядеть мелкий шрифт, Баки как следует откашлялся, и в следующее мгновение они со Стивом уже перенеслись на полвека в будущее.

Этот рассказ оказался еще интереснее, чем Баки мог себе представить, и порой он даже ловил себя на мысли, что он начинал тараторить, только чтобы побыстрее узнать, что же будет дальше. Тогда он старался взять передышку, глубоко выдохнуть и продолжить читать уже значительно медленнее, но через пару абзацев противостояние ханов-захватчиков и американцев во главе с Баком Роджерсом увлекало его так сильно, что он снова ускорялся, проглатывая окончания и путая слова. Несмотря на все это Стиви, который обычно жаловался на все на свете, ни разу не упрекнул его. Сейчас, каждый раз, когда темп Баки становился для него слишком быстрым, он просто легонько постукивал его по коленке, и тот понимал его без лишних слов.

Наконец все враги были повержены, герои получили заслуженные награды за проявленную отвагу, а Стив и Баки остались наедине с тягучим послевкусием, которое всегда остается, когда прочитаешь хорошую книгу. Они наперебой стали делиться своими любимыми моментами и строить теории о том, что могло бы произойти в продолжении, которое непременно должно было когда-нибудь выйти. Не желая так быстро расставаться с Америкой 2419 года и возвращаться обратно в родной им 1928, Баки перечитал рассказ вновь. На этот раз торопиться было уже некуда, и поэтому он устроил для Стиви целое представление театра одного актера, с чувством разыгрывая все диалоги и выделяя интонацией самые значимые сюжетные повороты.

Вдоволь насладившись историей, они снова ударились в жаркое обсуждение, и Стив так остроумно над чем-то пошутил, что Баки, зайдясь хохотом, не удержал равновесие и проделал в их замечательном форте огромную дыру. Вообще-то, конкретно в этом не было ничего такого страшного, но вот то, что за время, которое они провели в обнимку с журналом, за окном стало подозрительно светло, напугало Баки не на шутку.

— Стиви, а сколько времени? — спросил он с абсолютно белым лицом.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Думаешь, тебе пора?

— Я обещал маме вернуться до темноты, а сейчас уже светлеет, — прошептал Баки с потерянным взглядом. — Стиви, мне не жить, когда я приду домой.

— Да ты чего хоть? — Стив подвинулся ближе к нему, чтобы обнять своими тонкими руками за плечи.

Баки только повержено опустил голову, пока его сердце в панике выбивало чечетку.

— А ты скажи, что тебе пришлось остаться, потому что я заболел! — Ох уж этот Стив со своими гениальными планами. — Как-то весной мне ведь уже было так плохо, что ты сидел со мной до самой ночи, пока моя ма не выгнала тебя, — Стив тихо засмеялся, хотя в глубине души он был очень признателен, что в форте все еще было достаточно темно, и Баки ни за что не смог бы увидеть порозовевшие кончики его ушей.

— Я и не думал, что ты помнишь это, — Баки слабо улыбнулся, до сих пор благодарный судьбе за то, что эпидемия гриппа, захватившая Ред Хук этим мартом, великодушно пощадила его Стиви, не забрав его в мир иной. — Да только кто поверит, что ты в июне заболел?

— Не надо недооценивать мои заболевательские способности, — он шутливо ударил Баки своим маленьким кулаком. — А вдруг это тепловой удар? Или какая-нибудь новая лихорадка, как в том рассказе из прошлого выпуска? — Стив сделал вид, что теряет сознание, и упал прямо ему в руки. — У тебя не было никакого выбора кроме как остаться со мной.

— И Стив Роджерс позволит кому-то узнать, что он падает в обмороки прямо как какая-нибудь кисейная барышня? — Баки смотрел на него сверху вниз, вовсю смеясь.

— Ради тебя я готов пожертвовать своим честным именем, — Стив закатил глаза, выбираясь наконец из форта в комнату.

— И все равно мне не жить, Стиви, — покачал головой Баки. Он вылез вслед за ним, и они оба высунулись в приоткрытое окно.

— Значит, и мне тоже, Бак, — голос Стива резко стал серьезным. — Ведь я с тобой до конца.

— Чувствую, что этот конец наступит раньше, чем ты думаешь, — горько усмехнулся Баки.

Он обнял Стива одной рукой, и какое-то время они, не говоря больше ни слова, просто наблюдали за тем, как горячее июньское солнце медленно поднималось над горизонтом. Баки был уверен, что, когда он наконец вернется домой, гнев Винифред Барнс будет страшен, и пощады ему будет не видать. С другой стороны, сейчас, после того, как они до самого утра читали «Удивительные истории» и весело хохотали, они со Стиви стояли и смотрели, как солнечные лучи раскрашивали скучный серый Бруклин в ярко-оранжевый цвет, и провалиться Баки прямо на этом месте, если вся эта ночь не стоила того, чтобы за нее умереть.

incandescent lamps — лампы накаливания

Баки Барнсу всего шестнадцать, и в тот июньский день ему, как и любому другому шестнадцатилетнему юноше на этой планете, казалось, что все дороги открыты перед ним, а весь мир только и ждет, когда он сможет заявить о себе. Ну и что с того, что еще весной ему пришлось бросить школу и пополнить ряды желающих работать за любые гроши, потому что Великая Депрессия сильно пошатнула и без того неустойчивое финансовое благополучие его семьи. Сегодня он мог позволить себе этот момент искреннего воодушевления: после двухнедельной задержки он наконец получил зарплату, и довольный как сытый кот он уже представлял, как порадует родителей и Бекку, а может даже сделает подарок Стиви на его пятнадцатый День рождения.

Все в тот вечер складывалось как нельзя лучше ровно до тех пор, пока Баки не свернул на Буш-стрит и не услышал доносившиеся из подворотни крики. Он понятия не имел, чей грубый голос осыпал своего противника нецензурными оскорблениями как из рога изобилия, но вот второй голос — уже повыше, угрожающий своему обидчику перспективой драться с ним день — он узнал сразу же, потому что тот мог принадлежать только одному идиоту во всем Бруклине. Его идиоту — Стиву Роджерсу.

Баки мигом кинулся в направлении драки, пока кто-нибудь не прикончил его лучшего друга, у которого, казалось, в этом году еще сильнее обострилось чувство справедливости и постоянно чесались кулаки, из-за чего он только влипал в неприятности. Но когда он наконец подоспел к месту перепалки, хулигана, которому ему в тот момент от всей души хотелось набить морду, уже и след простыл, а в тусклом желтом свете фонаря остался только его Стиви, повержено лежащий на земле.

— Эй, Стиви, это я, — Баки на цыпочках подошел к нему и попытался по-дружески погладить по плечу, отчего тот только дернулся. Баки заметил, как у его ботинка появилась маленькая темная лужица крови, и его сердце забилось чаще.

— Стиви, ну что же ты делаешь с собой, — он попытался аккуратно поднять его, пока тот продолжал сопротивляться.

— Бак, я сам, — наконец прошипел Стив. Он неуверенно поднялся на ноги, цепляясь окровавленной рукой за кирпичную стену, и повернулся к Баки.

На лице Стива не было живого места: на его правом глазу красовался большущий багровый синяк, через всю левую щеку тянулась огромная рана, из которой продолжала капать кровь, а верхняя губа была рассечена сразу в нескольких местах. К тому же Баки был почти уверен, что у Стива снова сломан нос. Уже в третий раз с начала года.

— Стиви, кто это сделал с тобой? — спросил он ледяным голосом, сжимая кулаки до белых костяшек.

— Какая разница? — Стив сплюнул полный рот крови и посмотрел на Баки одним глазом. — Все настолько плохо?

— Выглядит хуже, чем в прошлый раз, — сказал Баки бесцветным тоном, снимая свою рубашку и вытирая чистым рукавом лицо Стива, пока в открытые раны не попала грязь. — Пойдем, отведу тебя домой.

— Нет, — Стив покачал головой. — Не хочу домой. Не хочу, чтобы ма меня таким видела.

— Значит, пойдем ко мне домой, — безапелляционно заявил Баки, поддерживая Стива с одной стороны, чтобы он мог опереться на него.

Работая последние несколько месяцев в доках, ему было не привыкать таскать тяжести целый день, и сейчас, если бы Стив был в состоянии хотя бы на минуточку переступить через свою гордость, и если бы Баки был уверен, что их не увидит ни одна живая душа в Бруклине, он бы донес его на своих руках до самого порога. Но вместо этого они с черепашьей скоростью хромали по улицам Ред Хука, пока одинокие звезды зажигались в небе над ними. Баки понимал, что Стиву, должно быть, было чертовски больно, но он не подавал виду и даже пытался иронизировать над тем, что еще бы чуть-чуть, и Баки бы никогда больше не пришлось с ним возиться. Только вот тем вечером такие шутки совсем не казались смешными. Баки не проронил ни слова, пока они со Стивом шли домой, боясь, что с его губ сорвется что-то, о чем он потом будет жалеть.

Баки всегда говорил Стиву, что в доме Барнсов у него всегда будет приют. Вот и в этот раз никто из его домочадцев и глазом не моргнул, когда на крыльце в обнимку с их Баки появился избитый Стиви. Пока его мама на кухне сочиняла им нехитрый перекус из остатков ужина, Баки повел Стива в ванную, чтобы как следует обработать порезы. Когда тот снял свою рубашку, Баки увидел, что все его крошечное тело было разрисовано кровоподтеками. Какие-то синяки уже приобрели зеленый и желто-коричневый оттенок, наверное, будучи трофеями еще с прошлой недели, но несколько самых больших горели темно-красным, и Баки только оставалось надеяться, что на его лице не было написано все, что он тогда чувствовал. Стив поморщился, когда он начал промывать большую рану на щеке, и Баки наконец нарушил молчание:

— Тебе тут в пору швы накладывать.

— Да вот еще, само заживет, — почти прорычал сквозь зубы Стив, продолжая ломать перед ним спектакль.

Баки только пожал плечами и продолжил делать свое дело.

Он оставил Стиву свою кровать, зная, что ему самому все равно будет не до сна, и вышел на пожарную лестницу. Уставившись на темное небо, усыпанное десятками созвездий, Баки не мог найти себе места от тревоги и просто хотел получить ответ на единственный вопрос: «Что стало с его лучшим другом и как это остановить?».

Даже после стольких лет католической школы он все равно не привык просить помощи у Бога, в существование которого он верил все меньше и меньше с каждым годом. Но чем черт не шутит? Баки битый час пытался вспомнить молитву, но все, что шло после «Радуйся, Мария, благодати полная», было безвозвратно утеряно в его памяти.

В самый темный час перед рассветом, Баки услышал какой-то шум позади себя и, обернувшись, увидел замотанного в покрывало Стива, который выбирался к нему. Стив громко выдохнул и повернулся к Баки:

— Мне крышка, когда мама все это увидит.

— Да ладно тебе, все уже не так плохо, как было вчера. — Баки попытался ободряюще улыбнуться, но на его лице появилась только горькая ухмылка. — Тем более твоя ма примет тебя любым: и избитым, и босым.

— Я знаю, не в этом дело, — Стив опустил голову, таращась на свои разбитые коленки. — Просто каждый раз, когда я прихожу домой с синяками или ссадинами, она так смотрит на меня… С жалостью. Как будто я больше ничего не заслуживаю. Слабый жалкий Стиви Роджерс, которого опять побили как дворовую собачонку.

— Стив…

— И самое обидное, что ты, — Стив поднял голову и их глаза встретились. — Ты смотришь на меня точно так же, Бак.

— Ради всего святого, что с тобой не так, Роджерс? — Баки сказал это громче, чем ожидал, и его слова разлетелись эхом в тишине ночного города. Уже шепотом он продолжил, — Стиви, как ты не понимаешь, что это невыносимо — смотреть на то, как ты себя убиваешь.

— Так говоришь, как будто я специально напрашиваюсь, — буркнул он.

— А разве нет? — Глаза Баки стали огромными, и казалось, что сейчас в них отражалось все звездное небо с черными дырами и далекими галактиками, которыми они вдвоем грезили в детстве. — Твоя ма может и не знает, но мне-то ты не ври. Ты цепляешься к здоровякам в два раза больше тебя по любому поводу и всякую перебранку нагнетаешь до тех пор, пока тебе кто-нибудь не зарядит в лицо. Вот зачем, скажи на милость, ты это делаешь?

— Я никогда не цепляюсь просто так, — вспылил Стив. — И тебе легко говорить: ты целыми днями занят в доках, пока я просиживаю штаны в школе. Я больше не могу сидеть сложа руки, пока все парни из нашей округи идут работать и помогать своим семьям. А от меня никакого толку: меня никуда не берут. А иногда даже не верят, что мне уже 14, — в его голосе появились слезы, и как бы Баки не злился на него за то, что он так о себе думает, он не мог сдержать себя и обнял его, подвигаясь чуть ближе. — Должен же я хоть как-то приносить пользу.

— И вот так ты дошел до того, чтобы вершить самосуд на улицах Бруклина? — Баки закатил глаза от того, насколько же глупым иногда бывает его лучший друг. — Стиви, как же ты не понимаешь, что когда-нибудь Депрессия закончится, а ты выучишься в школе, а может даже поступишь куда-нибудь еще, и лет так через 10 это я, нищий и хромой, буду просить тебя взять меня к себе на работу. А пока этот момент не наступит, — Баки взял лицо Стива в руки и осторожно повернул к себе, стараясь не дотрагиваться до новых синяков. — Пообещай мне, что ты прекратишь все это. Ты каждый день безрассудно бросаешься в драку, как будто твоя жизнь ничего не стоит, но это не так. На этом свете есть люди, которым ты так дорог. — Баки чувствовал, что его глаза уже тоже на мокром месте, но ему было наплевать.

— Стиви?

— Что, Бак?

— Ты обещаешь?

Стив всего лишь кивнул ему и открыл свой кокон из покрывала, чтобы впустить туда Баки и прижаться к нему еще крепче.

Темное небо над ними с каждой секундой становилось все светлее, и Баки отчаянно хотел поверить в то, что его лучший друг все-таки перестанет бросаться в драки по первому зову своего пламенного бестолкового сердца и наконец начнет думать головой. Иначе когда-нибудь он обязательно не успеет спасти его, и тогда… Тогда уже Баки будет крышка.

fluorescent lamps — люминесцентные лампы

Поздней ночью Стив Роджерс сидел на пожарной лестнице и недоумевал, чья эта была блестящая идея заменить обычные фонари в их районе на яркие люминесцентные, которым бы, пожалуй, следовало быть вне закона, если бы в этом городе хоть у кого-то была какая-то совесть. И как назло, слепящий свет одного из этих фонарей падал прямо на тот дом, в котором они с Баки снимали комнату с прошлого декабря. Единственным плюсом во всем этом безобразии для Стива было то, что теперь даже после захода солнца он мог выходить наружу со скетчбуком и почти не выглядеть умалишенным, пытающимся рисовать в темноте. Выходило у него в большинстве случаев все равно прескверно, но хотя бы делать вид, что он тщетно пытался правильно передать тени на бумаге, для него было проще, чем признаться себе в том, что он просто-напросто ждал, когда Баки вернется домой.

Это противное гнетущее чувство поселилось в его сердце пару месяцев назад. Ни с того ни с сего Баки начал пропадать на всю ночь, лениво возвращаясь домой только под утро. И нет, он не ревновал Баки к другим людям, с которыми он проводил все свое свободное время, но Стиву никогда не нравилось читать так же сильно, как Баки, и сейчас он не мог подобрать ни одного более подходящего слова, чтобы описать то, что с ним происходило.

С раздражением отложив скетчбук в сторону, он пытался разглядеть в небе созвездие Кассиопеи, чтобы хоть как-то убить время, но из-за дурацкого фонаря ни одна его попытка не увенчалась успехом. Щурясь, поворачивая голову и так, и эдак, стараясь прикрыть яркий искусственный свет рукой, Стив чуть не свалился кубарем вниз, когда издалека послышался знакомый свист.

В считанные минуты Баки уже стоял под лестницей, смотря на Стива из-под пушистых ресниц и улыбаясь прямо как Чеширский кот из сказок про Алису. Даже на третьем этаже Стив чувствовал, как от него разило дешевыми духами, а пятно на воротнике рубашки не могло быть ничем иным, как следом от красной помады.

— И как поживает Доло-о-орес? — спросил Стив, произнося имя девушки нараспев на тот же манер, с каким она представилась Баки пару недель назад, пока они стояли в очереди у кинотеатра. Тогда эта Долорес совсем ему не понравилась. Она как змея извивалась перед Баки, вовсю стараясь принять наиболее выгодную позу, и смеялась невпопад над каждой его шуткой, даже не подозревая, что Баки говорил одно и тоже любой дамочке в красивом платье. А тот анекдот, над которым она хохотала все три минуты, ему вообще рассказал Стив.

— Доло-о-орес, — Баки в точности повторил интонацию Стива, — поживает отлично. Или ужасно. Мне-то откуда знать, Стиви? Сто лет ее не видел.

— Я что, перепутал день недели? Сегодня у тебя день… Сильвии? Или Кэтрин? — продолжал дразнить Стив. — А может Маргарет из книжной лавки?

— Слухи о моей бурной личной жизни явно преувеличены, — Баки легко перемахнул через лестничный пролет и в мгновение ока оказался прямо у его ног.

— В зеркало-то себя видел? — усмехнулся Стив, шутливо взъерошив когда-то аккуратно уложенные волосы Баки. — Ну расскажи, с кем ты был?

— Стиви, ты же знаешь, что истинному джентльмену не пристало трепаться о своих похождениях, — пытался отшутиться он.

— Даже со своим лучшим другом? — спросил Стив бархатным голосом.

— Что ты хочешь от меня услышать? — Баки положил голову на ему колени и беспечно закрыл глаза.

— Я не знаю, Бак, что угодно. Ты пропадаешь ночами напролет, а я ума не приложу, где ты и с кем ты, — тихо сказал Стив, пытаясь скрыть обиду в голосе. — Я просто хочу знать, что ты в порядке. Я понимаю, что со мной скучно: я ненавижу танцевать, и на двойных свиданиях я только мешаю, да и вообще я…

— Стиви, ты чего? — Баки нашел его тонкие запястья и притянул к себе, переплетая их пальцы вместе. — Мне никогда не будет скучно с тобой. Ты же лучше всех.

— Просто такое чувство, что я теряю тебя, — вздохнул Стив.

— Никуда тебе от меня в этой жизни не деться.

— И все-таки ты каждый вечер куда-то убегаешь.

Баки глубоко выдохнул и распахнул веки. То ли все дело было в странном мерцающем свете фонаря, то ли в тяжелом влажном воздухе июньской ночи, то ли в то мгновение что-то неуловимое изменилось между ними, но сейчас Стив смотрел в самые родные глаза небесного цвета и не узнавал их. Во взгляде Баки читалась паника вперемешку с беззвучной мольбой пощадить его, как будто бы в ту секунду он весь был во власти Стива, и тот мог смертельно ранить его всего одним неосторожным словом.

— Стиви, а что если я расскажу тебе секрет? — Сердце Баки забилось так быстро, что Стив мог почувствовать это через рубашку. — Только ты пообещай, что никогда никому не расскажешь его. — Он говорил так тихо, как только возможно, хотя в такой поздний час в Ред Хуке подслушать их могли разве что ржавая лестница и одинокий фонарь.

— Клянусь всем сердцем, а если вру, то пускай сейчас умру, — Стив повторил шутливую детскую клятву и улыбнулся той самой нежной как летний рассвет улыбкой, которая всегда предназначалась только Баки и никому больше.

— Стиви, есть бар на углу Нельсон-стрит, и там…

Стив нахмурился, недоумевая, что такого может быть в обычном баре: Баки всегда нравилось слушать музыку, и танцевать, и флиртовать, и он даже безуспешно пытался превратить его в такого же завсегдатая подобных заведений, но дым сигарет всегда заставлял Стива кашлять, а шум толпы так давил на уши, что в итоге он никогда не задерживался там надолго, оставляя Баки одного в своей стихии. Но стоило ему вспомнить, как однажды вечером он проходил по той самой Нельсон-стрит, когда двое смеющихся парней в цветастых блузках, еле различимых под скучными серыми пиджаками, и с ярко-розовой помадой, размазанной по щекам, пробежали мимо него и скрылись в полуподвальном помещении с, наверное, самой неприметной серой дверью в мире, как лицо Стива мгновенно преобразилось. До него наконец дошло, каким именно секретом с ним только что поделился Баки, и все, что он мог на это ответить, смогло уместиться в одном простом звуке.

— Ой.

— Ой?

Уличный фонарь, освещавший их пожарную лестницу, принялся неистово мигать, сообщая о своей скорой погибели, и тех коротких мгновений, когда улица погружалась в кромешную темноту, Стиву было достаточно, чтобы набраться смелости и ответить на сбивающую с ног искренность Баки тем же.

— Бак, — Стив крепче сжал их руки, — тогда у меня, пожалуй, тоже есть для тебя секрет.

— Да?

Баки приоткрыл губы, как будто бы он собирался добавить что-то еще, но в ту секунду люминесцентная лампа окончательно оставила все попытки реанимировать себя и погасла насовсем, и для Стива это был как знак — сейчас или никогда. Не размыкая рук, он притянул Баки ближе к себе и накрыл его губы своими, жадно впиваясь в них. Стив понятия не имел, что он делает, но в тот самый момент время для него остановилось, словно вместе с их многострадальным фонарем на планете погасли все огни до единого, и под покровом ночи не осталось никого кроме них с Баки.

Они отстранились всего на мгновение, и Стив почувствовал, как Баки распутал их пальцы, чтобы занять гораздо более удобное положение и сесть рядом с ним. Их губы снова встретились, и на этот раз Баки воспользовался возможностью положить правую руку на его щеку и углубить поцелуй, впервые целуя Стива по-настоящему. И тогда, хоть до его Дня рождения оставался еще почти целый месяц, перед глазами Стива начали расцветать ослепительные вспышки красочных фейерверков прямо как ночью 4 июля.

Тем временем левая рука Баки спустилась на его талию, медленно проводя по выступающим ребрами и забираясь под тонкую ткань майки. Стив понятия не имел, чего ему в тот момент хотелось больше: чтобы Баки прекратил дразнить его и опустил уже наконец руку еще ниже, или чтобы он все-таки остановился, потому что Стив был практически уверен, что всего одного самого легчайшего прикосновения будет достаточно, чтобы довести его до предела прямо там, на пожарной лестнице.

Баки всегда умел читать его мысли, или у него просто было гораздо больше опыта в подобных вещах, потому что уже через секунду он, не говоря ничего, снова взял Стива за руки и повел в комнату, чтобы ненароком не устроить импровизированное эротическое представление прямо на улице. Запутываясь в ногах, они с грохотом упали на кровать и, не выдержав, захихикали от нахлынувших эмоций.

— Стиви, ты уверен? — прошептал Баки, нависая над ним. Его глаза с расширенными зрачками казались почти черными, а влажные губы блестели даже в тусклом лунном свете, и еще утром Стив даже в самых смелых мечтах представить не мог, что Баки будет смотреть так не на Долорес или на Сильвию, или на Бог знает, кого еще, а на него.

— Бак, — одним быстрым движением Стив расстегнул свои брюки и притянул ладонь Баки вниз к тому самому месту, которое так отчаянно требовало внимания с его стороны. — Как ты думаешь? — Спросил он, начав настойчиво толкаться в руку Баки, пока легкие стоны срывались с его губ.

— И где же ты был все это время, Стиви? — сказал он с придыханием.

— Прямо перед твоим носом, тупица.

В один миг вся их одежда оказалась разбросана по полу, а крошечная комната наполнилась всеми видами непристойных звуков. Они чередовали имена друг друга с приглушенными криками, теряя себя в эйфории и раз за разом возвращаясь обратно. Из-за того, что им пришлось плотно закрыть окно, чтобы никто даже случайно не услышал их и не сделал скоропалительных выводов, в тесной комнате так быстро стало почти невыносимо душно, а в спертом воздухе смешались запахи секса, пота и того ужасного парфюма, который Баки притащил на себе из бара. Но в ту ночь, которая стала всем тем, чего они оба так давно хотели, такие мелочи уже никого не волновали.

Уже под утро Стив решил ненадолго выбраться из постели, чтобы приоткрыть форточку и впустить свежий воздух прохладного утра к ним в дом. Он посмотрел на утренние сумерки, в которых смешались все цвета от темно-сиреневого до светло-розового, а потом на Баки, который остался ждать его в кровати, и его сердце затрепетало от того, как сильно ему захотелось без остатка раствориться в этом совершенном мгновении.

— Хочу встречать с тобой каждый рассвет, — сказал Стив, осыпая лицо Баки невесомыми поцелуями.

— Все мои рассветы до единого — навечно твои, Стиви. — Баки засмеялся, пока в его глазах не появилась еле уловимая печаль. — Но ты же понимаешь, что если кто-нибудь узнает, то нам конец?

— Вместе умирать не страшно, — покачал головой Стив.

Он устроился рядом с Баки и принялся выводить пальцами на его груди причудливые узоры, пока они оба не заснули, лелея надежду сохранить их хрупкое новоприобретенное счастье, слишком хорошо понимая, как легко его будет разрушить.

mercury-vapor lamps — ртутные газоразрядные лампы

Когда только-только начало светать, Стив осторожно выбрался из крепких объятий Баки, и, убедившись в том, что он не потревожил его сон, вышел на балкон, накинув на плечи его новенький китель. Он ужасно висел на тощем Стиве, но зато в нем было тепло, и он пах Баки, и сейчас этого было достаточно. Всего через несколько часов Сержант Джеймс Барнс уйдет на фронт, оставив Стива одного в их крошечной квартире в Бруклине. Последний раз он чувствовал себя таким же ничтожным в четырнадцать лет, когда все мало-мальски способные и здоровые юноши пополнили ряды рабочих, пока он в грязных переулках Ред Хука неумело и неуклюже пытался вершить справедливость, разбивая кулаки в кровь.

С тех пор, как они вместе с Баки разделили одну жизнь на двоих со всеми ее радостями и печалями, волнениями и заботами, шторм, до этого всегда бушевавший в душе Стива, как будто успокоился. В одну секунду ему не стало нужно больше ничего в мире кроме их тихого счастья, которое они так бережно хранили от посторонних глаз за наглухо закрытыми окнами. В прошлом году им даже удалось скопить немного денег и переехать в свою собственную квартиру, но стоило им только начать мечтать о том, как здорово они отметят Рождество и наступление нового 1942 года, как новости об атаке на Перл-Харбор со скоростью молнии разлетелись по улицам Бруклина. И тогда их размеренной жизни пришел конец.

С того самого дня повсюду только и разговоров было, что о войне, а плакаты с Дядюшкой Сэмом в мгновение ока заполонили собой весь Нью-Йорк. «Ты нужен армии США»? Да не смешите его. После бесчисленных походов в призывные центры по всему городу и постоянных отказов несмотря на бесконечное вранье о том, откуда он, и какие именно хронические болячки записаны в его карте, Стив замечательно усвоил, что никому он не сдался. Даже как пушечное мясо.

А вот Баки, наоборот, повестка пришла почти сразу же. И как только маленький конвертик, который Стив одним ужасным утром нашел в почтовом ящике их дома, обладал такой могущественной силой, способной так круто изменить судьбы двух человек?

Вчера Баки вернулся из Нью-Джерси, где он последние пару месяцев проходил боевую подготовку, и с фальшивой улыбкой на все лицо объявил, что следующим утром его отправляют в Европу. Целый день он смеялся, и танцевал, и опрокидывал бокал за бокалом, желая повеселиться на полную катушку в свой «последний день в Бруклине». Баки храбрился перед всеми знакомыми, изображая бравого солдата, сидя в баре и вешая им лапшу на уши о том, как он дождаться не может, чтобы узнать, какие европейки на вкус. Стив ненавидел, когда он отпускал такие пошлые шутки, но стоило отдать должное врожденному актерскому мастерству Баки: он был настолько убедительным, что, услышав подобное достаточное количество раз, никому и в голову не приходило подозревать что-то неладное, смотря на то, как они со Стивом каждый вечер неизменно уходили домой вместе.

Поздней ночью они наконец остались наедине друг с другом в своей квартире, освещаемой только тусклым светом ртутного фонаря с непонятным зеленоватым оттенком. Стив опустился перед сидящим на кровати Баки на колени и, не выдержав больше, произнес умоляющим тоном:

— Возьми меня с собой, Бак. Я должен быть там, на фронте, с тобой, со всеми остальными, я должен быть там.

— Стиви, — Баки покачал головой, и в его пьяных глазах в первый раз за весь день появились слезы. — Никто не должен быть там. И уж точно не ты…

— Уж точно не я? Ну конечно, куда уж мне, сопляку, да? — Стив начинал краснеть от злости на то, что Баки до сих пор видел его слабым мальчишкой, который был не в состоянии постоять за себя.

— Ты знаешь, что я не это имел в виду. Когда ты уже поймешь, что война — это не драка в подворотне? Хочешь помочь Союзникам? Так делай это здесь, в Нью-Йорке. Сейчас появилось столько полезных работ, почему ты так рвешься под пули? Знаешь, сколько народу уже умерло, а сколько погибнет еще… — Баки опустил взгляд и сказал отречено, — и есть очень хороший шанс, что я тоже никогда к тебе не вернусь.

— Не смей так говорить, — Стив нахмурил брови и подался вперед, чтобы обхватить шею Баки руками и поцеловать его так крепко, чтобы в его голове больше не осталось никакого места для всех этих дурных мыслей о том, что это его последняя ночь, что он не придет домой с войны, и что завтра его жизнь закончится.

Стив легонько прикусил его нижнюю губу и почувствовал, как Баки расплылся в улыбке, как это случалось каждый божий раз, когда он проделывал этот трюк. За все их время вместе они выучили друг друга наизусть, и Стив, зная каждую реакцию Баки слишком хорошо, раззадоривал его все больше и больше, пока он не услышал, как Баки начал громко шептать его имя, взывая к пощаде.

Черта с два это будет их последней ночью, когда они могли быть вместе, двигаясь в едином ритме, как две части одного целого. Нет, Стив в лепешку расшибется, но найдет способ, как попасть на фронт, отвоевать Баки у всех и вместе вернуться домой.

Посмотрев еще раз на него безнадежно влюбленными глазами, Стив принялся неторопливо и методично расстегивать пуговицы на его зеленой рубашке. Баки попытался было присоединиться к нему, чтобы быстрее избавиться от одежды, которая сейчас только мешала, на что Стив решительно оттолкнул его руки, давая понять, что сегодня он не намерен спешить. Как только вся его когда-то тщательно отглаженная форма оказалась сваленной в кучу у прикроватной тумбочки, Стив тихонько толкнул его, чтобы Баки упал на кровать, а он смог забраться на него сверху.

Стив нежно провел одними подушечками пальцев по разгоряченной летним зноем коже: даже в таком поганом свете его Баки выглядел словно одна из тех античных скульптур, любовно высеченных искусным мастером из самого дорого мрамора. Баки непринужденно облизал губы, и Стив поцеловал его еще раз, не в силах противостоять ему. Он продолжал спускаться с влажными поцелуями все ниже, пока наконец не принялся оставлять засосы один за другим, оставляя по всему телу Баки яркие отметины. Уставший от такой невыносимо долгой прелюдии, Баки начал все чаще подаваться бедрами вперед, пытаясь намекнуть Стиву на то, что пора уже им сменить вид деятельности, но тот только самодовольно улыбнулся, даже не планируя прекращать эту сладкую пытку.

— Стиви, перестань — простонал он, жадно ловя ртом воздух. — На мне так живого места не останется. А если кто-нибудь увидит?

— Расскажешь им, как в Нью-Йорке тебя перед уходом на фронт провожала очень любвеобильная, но очень ревнивая особа, — Стив посмотрел на него хулиганским взглядом. — И пусть не думают даже смотреть на тебя.

— Ревнивая особа значит? — Баки засмеялся так громко, что Стиву пришлось прикрыть ему рот рукой, чтобы они не разбудили соседей за тонкой стенкой. — Подписывай так все свои письма, чтоб уж точно все поняли.

Вспоминая звонкий смех Баки с надеждой, что он услышит его еще много-много раз, Стив погрузился в свои мысли и даже не заметил, как Баки на цыпочках подошел к нему сзади, пока он не почувствовал его сильные руки на тонкой талии.

— Стиви, ты и представить не можешь, какой ты красивый, — Баки целовал его в шею, пользуясь тем, что в такой ранний час в этом районе их все равно никто не увидит.

— А ты почему не спишь?

— Наслаждаюсь видом, — он улыбнулся, опустив голову на плечо Стива. — Тебе форма идет даже больше, чем мне.

— Наглая ложь, — он закатил глаза, краснея от смущения. — Представить боюсь, сколько сердец разбилось вчера, пока ты разгуливал по улицам Бруклина.

— Ну, это их проблемы. Мне-то кроме тебя никто не нужен. — Баки прижался к нему еще крепче, — пойдем обратно в постель, там теплее.

— Тебе еще не пора собираться? — задав этот вопрос, Стив только сильнее вцепился в руки Баки, все равно не собираясь никуда отпускать его в ближайшее время.

— Нет, до моего личного конца света еще пара часов.

— Перестань уже так говорить, — Стив закатил глаза так сильно, что у него разболелась голова. — Вот увидишь, я приду за тобой.

— А может ты лучше останешься здесь? А я сделаю все, чтобы вернуться к тебе и встретить еще миллион точно таких же рассветов. А ты только не натвори никаких глупостей, пока меня не будет.

— Так я и не смогу. Все глупости ты забираешь с собой.

— Ну-ну, — Баки только покачал головой. — Пойдем все-таки обратно. Уже светает, а я так хочу напоследок посмотреть, как ярко ты сияешь.

Баки осыпал его комплиментами до тех самых пор, пока он не оказался перед Стивом на коленях, очарованный тем, как рассветное солнце за его плечами создавало иллюзию нимба над головой. И если в тот миг Стив выглядел почти святым, посланным на эту бренную землю с небес, то Баки, жадно целующий низ его живота, превратился в последнего в мире грешника, который боялся, что ему не хватит всего времени в мире, чтобы вымолить прощения за все свои грехи.

Они оба знали, что грядущий день не сулил ничего хорошего, но в те короткие мгновения, когда их с головой накрывала одна волна наслаждения за другой, им почти удалось убедить себя в том, что жить вечно им больше было не в силах помешать ничего.

high pressure sodium lamps — натриевые лампы высокого давления

— Когда все это наконец закончится?

Стив Роджерс уже и не знал, что он имел под этим в виду. Хотел ли он, чтобы наконец прекратились его ночные кошмары, мучающие его каждую ночь после того, как он проснулся в новом веке пару месяцев назад? Или под всем он подразумевал свою жизнь, которая по его собственной задумке вообще-то должна была закончиться давным-давно в 1945 году?

Он сидел на пожарной лестнице посреди когда-то родного Бруклина, который больше не имел для него никакого значения, и пытался понять, что ему теперь делать дальше. Ему было плевать на кучку людей в таких же нелепых костюмах, как у него, с которыми он предположительно должен был нестись сломя голову в бой, каждый раз, когда в этом мире случалась очередная катастрофа. А из того, что он успел прочитать о том времени, которое пропустил, было очевидно, что происходить это будет примерно каждый третий четверг.

Его совершенно не интересовали разговоры о присуждении ему звания почетного гражданина Нью-Йорка и какой-то особой президентской награды, которую он, зная себя, скорее всего просто засунет в дальний ящик и забудет на следующий же день.

А еще он чертовски устал натягивать улыбку всякий раз, когда очередной прохожий подходил к нему, чтобы выразить признательность за спасение мира. Если бы кто-то хотел по-настоящему выразить ему признательность за все хорошее, то им бы стоило просто исполнить его заветную мечту и прикончить его уже. Хотя после того, как он почти семьдесят лет провел замороженным во льдах Арктики и всё равно очнулся совершенно невредимым, он понятия не имел, что для этого вообще может потребоваться.

С другой стороны, возможно, его хроническая бессонница станет именно тем, что наконец сведет его в могилу, которая уже заждалась его. И хоть временами Стиву все-таки удавалось ненадолго заснуть, свернувшись калачиком на твердом полу, каждый раз он резко вскакивал с дрожью по всему телу всего через пару часов, потому что прямо перед его глазами Баки опять летел в пропасть. И всякий раз Стиву так сильно хотелось прыгнуть вслед за ним, чтобы разбиться вместе об острые скалы, но, как только его руки отпускали дверь вагона, и он начинал чувствовать, как он несется к земле, отчаянно бьющееся сердце заставляло его просыпаться. И вместо заснеженных верхушек Альп он снова смотрел на скучный потолок своей спальни. Поезд из его кошмаров давно уехал, и для всех кроме него Баки умер почти семьдесят лет назад; для Стива же прошло всего-то жалких полгода, и с каждым днем он с новой силой ненавидел себя за то, что тогда ему не хватило смелости отправиться за ним.

В какой-то момент Стиву даже начало казаться забавным, что до сих пор ему ни разу не снилось, как он сам летел в объятия смерти над простирающимся под ним Атлантическим океаном. Да только вот в тот раз ему не было ни капельки страшно: тогда, стремительно теряя высоту, он смирился со своей судьбой и блаженно представлял, как совсем скоро у жемчужных ворот на небесах его будет встречать Баки, снова смотря на него самыми удивительными на свете глазами.

Стив всегда считал таким преуменьшением, когда их называли просто голубыми, ведь, даже после того как он надел военную форму и примерил костюм Капитана Америки, в душе он все равно продолжал оставаться художником. И если бы его спросили, то Стив бы обязательно сказал, что глаза Баки искрились лазурным цветом, когда он был счастлив, приобретали холодный, почти стальной оттенок, когда он грустил, горели яркими изумрудами в те редкие моменты, когда он позволял себе плакать на его плече, а всякий раз, когда Баки обращал взгляд на него, в небесном цвете его глаз можно было увидеть те самые рассветные сумерки в Ред Хуке и всего на мгновение перенестись домой прямо как в фильме про Волшебника Страны Оз. Что бы на свете Стив сейчас не отдал, только чтобы увидеть их еще.

Тем временем старенький фонарь неподалеку от его дома погас, а небо постепенно стало становиться все светлее и светлее, обнажая новый ландшафт Бруклина, в котором Стив уже с трудом мог разглядеть знакомые черты. Он думал о том, как ему дальше жить эту непутевую жизнь, пока не почувствовал влагу на своих щеках. Хорошо, что все его соседи еще спали, и никто из них не мог увидеть этот унизительный акт самобичевания.

Стив планировал провести на этой лестнице еще несколько минут, пока самые ранние жаворонки не поспешат по своим делам, высыпая на улицу разрозненными кучками, как вдруг тишину мирного утра пронзил громкий звук выстрела, заставивший его оторваться от своих тоскливых мыслей. Не раздумывая, Стив спрыгнул прямо с четвертого этажа и помчался прочь. Раз уж всем так хотелось видеть в нем героя, то, пока он жив, пожалуй, он будет соответствовать.

***

Зимний Солдат был создан для того, чтобы беспрекословно выполнять приказы ГИДРЫ. Без чувств, без эмоций, без сожалений, без недостатков. Идеальная машина для убийств, созданная в лабораториях Арнима Золы. Солдат всегда работал чисто: он не оставлял за собой ни следов, ни улик, ни случайных свидетелей. Словно совершенное живое оружие, которое никогда не давало осечек. По крайней мере, так продолжалось до сегодняшнего дня. Но ГИДРЕ следовало бы действовать предусмотрительнее, чем отправлять Зимнего Солдата на операцию в Ред Хук.

Солдат должен был занять свою позицию на третьем этаже заброшенного дома на углу Колумбии и Бэй и всего одним точным выстрелом в голову положить конец жизни одного очень назойливого сенатора, которому не повезло подобраться слишком близко к секретам, которые ему не следовало знать.

Опергруппа, отвечавшая за транспортировку и техническое обслуживание Солдата, из своего укрытия наблюдала за ходом миссии в цифровой бинокль. По их замыслу, его не должен был увидеть никто кроме того небольшого количества людей, которые точно знали, куда нужно смотреть.

— Ты видишь это? Что он творит? — Старший агент старался не так очевидно паниковать от того, что их тщательно продуманный план уже пошел коту под хвост, да только его коллег было не проведешь.

Зимний Солдат стоял на пожарной лестнице, и чувствовал себя так, как будто его парализовало. Он должен был разместиться прямо у крошечного окна в единственной на весь этаж ванной, но, едва зайдя в опустевший еще пару десятилетий назад дом, его ноги сами привели его в тесную комнату с обшарпанными стенами. Отчего это место казалось до боли знакомым? Он помнил в мельчайших подробностях каждую из своих миссий, но ни в одной их них не фигурировало ничего даже отдаленно похожего на это здание.

Все стекла в доме давно были выбиты, и на ватных ногах Солдат подошел к оконному проему, ведущему на пожарную лестницу, и сразу же оказался снаружи. Он посмотрел на металлическую руку, которая пылала ярко-красным, отражая лучи восходящего солнца, а потом оглянулся по сторонам и перевел растерянный взгляд на старый сломанный люминесцентный фонарь, который следовало бы давно убрать.

Солдат исступленно всматривался в пронзительно голубое небо, пока наконец, не отпуская винтовки из правой руки, левой он сбросил с себя темные очки в надежде, что так он сможет разглядеть что-то еще и понять наконец, что за чертовщина тут творится. Его губы скрытые черной маской предательски задрожали, когда в его голове стали появляться странные видения словно из какой-то другой жизни: неисправный фонарь, который постоянно мигал, распахнутые глаза, в которых отражался слепящий свет, тонкие пальцы, сжимавшие его запястья, и тепло, разливающееся по всему телу от чьей-то насмешливой улыбки.

Все было как будто в тумане.

Солдат должен был разобраться с этими мыслями наедине с самим собой.

Солдат должен был уйти.

В слепой панике он спрыгнул с лестницы и принялся бежать куда глаза глядят так быстро, что еще бы чуть-чуть, и ему бы точно удалось скрыться от агентов ГИДРЫ. Но шансов на победу у него все равно никогда и не было, ведь его соперник провел десятилетия, изучая его самые слабые стороны.

Его металлическая рука оказалась зажата в тиски, и в ярости он выстрелил напропалую. Пуля угодила прямо в предплечье одного из его противников, но этого было недостаточно. В один миг Солдат увидел искры перед глазами, когда сильный разряд тока прошелся по всему его телу, и бездыханный упал навзничь.

Визжа шинами, бронированный фургон на огромной скорости уносился вдаль по улицам Нью-Йорка. Все еще не приходя в себя, Солдат смог расслышать только какой-то непонятный диалог:

— Ты его там не прикончил?

— Если бы. Когда проснется, то еще пожалеет, что не умер. Ни разу такой херни не случалось, сколько себя помню.

Кто эти люди? А кто он? И где тот мальчик из его снов, который еще секунду назад гладил его волосы и говорил, что все будет хорошо?

***

Когда Стив добежал до предполагаемого места выстрела, он почувствовал себя так, как будто кто-то выкачал весь воздух из его легких. Перед ним было то самое здание, в котором они с Баки снимали свою первую комнату целую вечность назад. Что бы тут ни произошло, сейчас здесь никого не было: ни преступников, ни жертв. Под пожарной лестницей, на которой они с Баки поцеловались в самый первый раз он не нашел ничего кроме чьих-то темных очков. Стив внимательнее посмотрел на старый фонарь, который сломался еще той далекой июньской ночью в 1939 году, и ему стало так больно, словно его несколько раз пырнули ржавым тупым ножом в прямо живот.

Новый день на горизонте горел багряным цветом, и Стив в последний раз окинул взглядом то место, которое они когда-то называли домом. Баки бы ни за что не простил его, если бы он сдался прямо сейчас, но где ему найти силы на то, чтобы двигаться дальше?

light emitting diode lamps — светодиодные лампы

Их импровизированная свадебная вечеринка закончилась не так давно, и Наташа помогала Баки убрать из гостиной оставшиеся бокалы с недопитым шампанским. Он мог бы оставить все как есть до завтрашнего утра, но ему совсем не хотелось, чтобы их белоснежная кошка Альпина ночью ненароком уронила что-нибудь со стола и поранила свои нежные лапки осколками изысканного хрусталя.

— Кажется, это все, — сказала Наташа, протягивая ему последнюю пару. — Где, кстати, ходит твой муж, пока мы тут наводим порядок?

Баки до сих пор удивлялся, когда она начинала разговаривать с ним таким фамильярным тоном, как будто бы еще несколько лет назад они вовсе не пытались убить друг друга, а все это время были закадычными товарищами.

— У Стиви и так был тяжелый день, — улыбнулся он, закрывая шкафчик с посудой.

— У нас всех был тяжелый день, это не оправдание, — закатила глаза Нат.

Это было чистейшей правдой. Никто не планировал, что их свадьба будет проходить именно сегодня. Изначально Стив и Баки хотели провести что-то традиционное, в светлой церкви с красивыми витражами, от которых всегда был в восторге Стив, и с огромными инсталляциями из полевых цветов, от которых после бесконечных лугов Ваканды Баки был без ума, и обязательно с их очаровательной Альпиной, которая бы степенно шествовала по проходу к алтарю, пока струнный оркестр исполнял бы серенаду до мажор.

Так последние пару недель они лениво прогуливались по Нью-Йорку в поисках места, которое подходило бы под все эти запросы, совершенно не волнуясь о том, как много времени это займет. А вот их друзья, наоборот, только услышав о помолвке, просто загорелись идеей сделать все возможное, чтобы им навсегда запомнился «самый счастливый день в их жизни». В групповом чате Мстителей, куда Баки продолжали приглашать несмотря на то, что он все время удалялся оттуда, ежедневно появлялись десятки сообщений с поистине блестящими идеями для предстоящего торжества. После чьих-то слов о том, что можно было бы договориться с мэром Нью-Йорка, чтобы провести парад в их честь, Баки даже начало казаться, что они планируют по меньшей мере королевский прием, который непременно покажут на весь мир.

В то утро они со Стивом не спеша шли по улицам Бруклина после того, как посмотрели еще один потенциальный вариант площадки для церемонии: уютная часовня выглядела просто волшебно, словно декорация из Диснеевского мультфильма про прекрасную принцессу, но, к сожалению, там наотрез отказались разрешить Альпине присутствовать на празднике, и для них обоих такой расклад был просто недопустимым. Совершенно не ожидая такого подвоха от, казалось бы, идеального места, они расстроились так сильно, что им просто ничего не оставалось, как пойти заедать свою грусть мороженым. Тем более, стараниями Скотта Лэнга у всех Мстителей была пожизненная скидка в любом кафе сети «Баскин Роббинс».

Когда они решили сделать короткую остановку в парке, чтобы насладиться теплым летним днем у фонтана, Баки повернулся к Стиву и заметил, что тот как всегда умудрился испачкать свой огромный нос в клубничном сорбете: некоторые вещи оставались одинаковыми и в десять лет, и в сто. Баки потянулся, чтобы осторожно вытереть его лицо точно так же, как он делал это кучу раз, еще с тех пор, когда они были совсем маленькими, как вдруг он заглянул в глаза Стива, в аквамариновых волнах которых не было ничего кроме тепла, любви и безграничного доверия, и, задумавшись всего на мгновение, выпалил:

— Стиви, выходи за меня.

— Ты чего, Бак? — ошарашенный Стив прищурился, абсолютно не понимая, к чему он клонит. — Чем, по-твоему, мы занимаемся целыми днями, если не планируем нашу свадьбу? Почти уверен, что это подразумевает мое полное согласие на то, чтобы быть с тобой в горе и в радости, и дальше по списку.

— Нет, я имею в виду, выходи за меня прямо сегодня. Прямо сейчас. Я не хочу больше ждать. Мы можем пойти в мэрию, расписаться в паре бумажек, или что там обычно делают в таких случаях, и… — На лице Баки появилась такая знакомая Стиву лисья улыбка, в которую он был тайно влюблен еще с тех самых пор, когда в 8 классе Баки убедил его прогулять целый день школы, чтобы вместо уроков поехать на Кони-Айленд и прокатиться там на каждом аттракционе.

— И мы будем свободны, — мечтательно произнес Стив уже готовый согласиться на все.

— Мы будем мужьями, так что, технически, наоборот, — исправил его Баки. — Но да, весь этот цирк с подготовкой наконец-то закончится.

— Звучит жутко заманчиво. Но если мы это сделаем и никому не скажем, то на нас все обидятся.

— Зато общий чат Мстителей снова будет называться «Общий Сбор!», а не «Свадебный переполох», — развел руками Баки. — И, наверное, мы можем вечером позвать всех к нам домой. И так проблема с присутствием Альпины тоже решится сама собой.

— Тогда чего же мы ждем? — Стив подал Баки руку, только чтобы увлечь его в нежный поцелуй, пачкая все его лицо мороженым, которое Баки так и не успел убрать с его носа, сраженный наповал своим внезапным озарением. — Только вдвоем нам ни за что не организовать все это за один день, придется звать на помощь.

— Всего день всепоглощающей заботы твоих друзей можно потерпеть, — вздохнул Баки.

В послужном списке Мстителей ни за что бы не было такого количества успешных миссий, если бы они не умели мастерски распределять обязанности внутри команды с учетом сильных и слабых сторон каждого, и, как выяснилось, касалось это не только сражений со злодеями, но и организации срочных свадебных вечеринок. Всего через пару часов после того, как Стив отправил сообщение, что им с Баки экстренно нужно подкрепление, чтобы провернуть одну очень важную и срочную операцию, их небольшой двухэтажный дом в Ред Хуке наполнился целой толпой суматошно снующих туда-сюда людей.

На втором этаже Наташа, стараясь обойти груды строительного мусора, которые напоминали о незаконченном ремонте наверху, помогала женихам выбрать костюмы, раз уж у самого здания мэрии они все-таки решили, что выходить замуж в заляпанных мороженым футболках как-то несолидно для джентльменов их почтенного возраста. Сэм в этой же комнате по очереди демонстрировал им четыре пары обручальных колец, которые Стив и Баки в разное время дали ему на сохранение с мыслями о том, что нашли то самое. Через какое-то время он был готов начать молиться всем богам, только чтобы они смогли определиться до начала церемонии, потому что пока их мнение менялось так быстро, что все уже серьезно подумывали, что стоило решить такой важный вопрос старой доброй игрой в «Камень, ножницы, бумага».

И пока наверху не умолкали споры о том, что лучше: серебро или платина, на первом этаже Пеппер, используя свой богатый опыт в качестве исполнительного директора, пыталась как можно эффективнее организовать работу полных энтузиазма супергероев, которым на день пришлось переквалифицироваться в дизайнеров-оформителей. Рядом с ними Альпина совсем не понимала, с чего вдруг в ее обычно тихом и спокойном доме сегодня было так много несносных двуногих, которые к тому же были не в состоянии присесть хоть на одну минуту. Решив не путаться под ногами, пока кто-нибудь ненароком не прищемил ей хвост, она забралась на самую высокую книжную полку и стала с любопытством наблюдать за происходящим. Она вертела головой в разные стороны, пытаясь поспеть за всеми, пока, окончательно не устав от мельтешащей перед глазами толпы, она не легла на спину, запрокинув голову и вытянув лапы, чем вызвала синхронный вздох умиления у всех присутствующих в комнате.

Когда после завершения невыносимо долгих сборов Баки наконец спустился вниз, Альпина все еще валялась животом кверху, а прямо перед ней стоял Питер, который непринужденно играл с ней, выпуская совсем немного паутины из запястья, чтобы потом так же стремительно убрать ее, пока кошка с переменным успехом пыталась поймать ее своими лапками.

— Эй, Карапуз, ты чего отлыниваешь от общественно-полезных работ? — В комнате появился Тони с огромной коробкой полной рождественских гирлянд. Баки даже немного жалел, что им со Стивом уже пора идти, потому что как много он бы отдал за то, чтобы посмотреть, как их друзья смогут справиться с этой путаницей из проводов, если в прошлом декабре даже бесконечного упрямства Стиви не хватило на то, чтобы это сделать.

— Мистер Старк, меня и так уже назначили официальным фотографом мероприятия, потому что мне единственному из всех нельзя алкоголь. Поэтому я в режиме энергосбережения до вечера.

— Да ладно, ничего с тобой не случится от одного бокала, — произнес Баки, подходя к ним. — Так ведь, Альпина?

На это кошечка только звонко мяукнула и дотянулась одной лапкой до его ладони, словно давая пять розовыми подушечками.

— Неслыханно! — Возмущался Тони. — Ветераны-кошатники развращают молодежь!

— Ой, как будто ты в его возрасте паинькой был, — закатил глаза Баки. — И бьюсь об заклад, тебе уж наливали чего покрепче.

— Но знать-то об этом никому из присутствующих необязательно, — добавил Тони уже тише. — Ты чего, Бакару? Я пытаюсь исправиться, подавать хороший пример подрастающему поколению.

— Так ты и подаешь: вот смотришь на тебя и понимаешь, что нет на свете безнадежных случаев.

— Кто бы говорил про безнадежные случаи, Сержант Фруктовый Лед.

Они втроем рассмеялись так громко, что Альпина встрепенулась и перевернулась на бок, немного обиженная тем, что она больше не была в центре внимания. Баки поверить не мог, что сейчас он вот так вот запросто острил с Тони Старком после всего того, что произошло на той базе в Сибири в общем-то не так и давно.

После того, как на просторах Ваканды Зимний Солдат раз и навсегда прекратил свое бесславное существование, а Баки Барнс наконец смог вернуться домой со своим багажом из воспоминаний, чувств и сожалений, каждый следующий день казался ему очередным мазком на огромной сюрреалистичной картине его жизни. Все это время Стив любил его даже больше, чем Баки мог себе представить, сражаясь за него с целым миром даже тогда, когда вместо его возлюбленного перед ним была всего лишь тень человека, которого он когда-то знал. Они продолжали выбирать друг друга раз за разом, словно в самый первый день их встречи их навеки соединила незыблемая золотая нить судьбы, которой ничто на свете было не в силах противостоять.

Весь этот день от нечаянной покупки мороженого до обмена клятвами в крошечном кабинете мировой судьи, которая всю церемонию не могла сдержать широкой улыбки, и от счастливых возгласов их друзей, осыпающих их с ног до головы рисом и лепестками цветов, и до самой лучшей спонтанной вечеринки, закончившейся далеко за полночь, для Баки был чем-то родом из самых удивительных и смелых грез.

На часах не было и четырех утра, когда он вышел проводить Наташу, задержавшуюся дольше всех остальных, помогая ему с уборкой. В ту секунду, как он распахнул перед ней входную дверь, их тихий смех резко оборвался, стоило им только заметить растрепанную макушку Стива. Вместо того, чтобы принимать активное участие в наведении порядка, все это время он провел на крыльце, мечтательно всматриваясь в ночное небо Нью-Йорка, пока Альпина нежно мурлыкала рядом с ним, по-хозяйски положив одну лапу на него.

— Так вот ты где! — воскликнула негодующая Наташа. — Роджерс, во-первых, ты засранец, а во-вторых, ты должен мне.

— Я знаю, Нат, — сказал Стив извиняющимся тоном. — Спасибо тебе за все сегодня. — Он поймал ее на последней ступеньке и как настоящий джентльмен оставил легкий поцелуй на руке.

— Вы оба бессовестно пользуетесь моей добротой, — с полуулыбкой произнесла она, наклоняясь к Стиву, чтобы поцеловать его в щеку.

— Твоей чем? — переспросил Баки, устраиваясь на крыльце между его ног. Наташа только закатила глаза, но все равно крепко обняла его на прощание, даже не думая серьезно обижаться на кого-то.

— Веселой вам первой брачной ночи, мальчики. Главное — не переусердствуйте и не забывайте вовремя восполнять баланс жидкости в организме, — подмигнула Нат.

— Ну вот тебе обязательно было говорить именно так? — Стив поморщился от отвращения, пряча густо покрасневшее лицо за спиной Баки.

На это Наташа всего лишь коварно рассмеялась и, помахав им напоследок рукой, отправилась в сторону метро. Слушая, как размеренный стук ее каблуков становится все тише, Стив, Баки и Альпина так и остались сидеть на крыльце, вдыхая свежий ночной воздух. День, может, и вправду выдался нелегкий, но никому не хотелось, чтобы он заканчивался.

— Стиви, ты знаешь, что это ужасно невежливо — уходить с собственной свадьбы и оставлять своего мужа убираться одного.

— Прости меня, — Стив поцеловал Баки прямо в висок и принялся пальцами расчесывать его длинные каштановые локоны. — Когда Брюс уходил, он так широко открыл дверь, что Альпина выбежала на улицу. Я погнался было за ней, чтобы поймать ее, а потом решил посидеть здесь буквально пару минуточек, и я даже не заметил, как столько времени прошло. Вся эта ночь — сплошное волшебство.

— Сам прийти в себя не могу. — Баки запрокинул голову в надежде разглядеть в темном небе хотя бы парочку звезд, но слепящий свет новенького фонаря, любезно установленного городскими службами прямо перед их домом, мешал осуществлению его планов. — Но вот фонари эти светодиодные все портят, конечно, — обреченно произнес он, оставив наконец свои попытки. — Ночью должно быть темнее, чем днем. В этом весь смысл.

— И не говори, — вздохнул Стив. — Ну сколько вот на нашем веку уже было этих фонарей? И хоть бы что-то нормальное сделали. Теперь вот снова решили вернуться к прожекторам, чтоб их. Люминесцентных ламп в прошлый раз ненадолго хватило, но эти-то заразы живучими выглядят. Я уже планирую подать жалобу на световое загрязнение в частном секторе. Многие ученые говорят о том, как это отрицательно сказывается не только на здоровье людей, но и на биоритмах животных. Может быть, стоит попросить Тони заняться уличным освещением Нью-Йорка? Наверняка, он что-то толковое придумает.

— Боже мой, ничего не меняется, — Баки расплылся в своей самой теплой улыбке. — Вот так послушаешь тебя и вспомнишь, как Сара после своих смен точно так же сидела на этом крыльце и говорила о том, что «борьба за достойную жизнь для всех и каждого никогда не бывает напрасной». Стиви, она бы гордилась тобой.

Когда в прошлом году они решили купить старенький дом в Ред Хуке, в котором маленькая семья Роджерсов снимала скромную квартиру, когда Стив был еще ребенком, они и не думали, что каждый день будет приносить им новое воспоминание из прошлого. Но теперь как будто у каждой половицы, у каждого кирпичика, и даже у каждой пылинки была своя история, связанная с их озорным детством, и им не терпелось рассказать их всем, кто был готов внимательно и чутко слушать.

— Не уверен насчет того, гордилась ли бы, но точно знаю, что она была бы счастлива за нас, — Стив прижался к Баки крепче, обнимая его и почти роняя свою голову на его плечо. — Ма обожала тебя. Как сейчас помню: «Какой же хороший сын вырос у Винифред и Джорджа: и никому не грубит никогда, и старшим всегда поможет, и за тебя неугомонного всегда постоит». — Стив засмеялся, с ностальгией вспоминая о тех временах, когда его мама, казалось, понимала его лучше, чем он сам.

— Твоя ма просто видела меня насквозь. При ней у меня никогда не получалось скрывать, как сильно я люблю тебя, — Баки сонно прикрыл глаза. — Наверное, это так глупо — жалеть, что тогда никто так не узнал о нас. Могли бы ведь оказаться в Райкерс или где похуже…

— Нет, — нахмурился Стив. — Вообще-то, Бекка знала о нас.

— Что? — Баки дернулся и с недоумевающим взглядом посмотрел на него из-за спины. — Да ты все врешь!

— Ну вот и когда я тебе врал? — Стив положил сильные руки на плечи Баки, чтобы он больше не вскакивал с места и не пугал Альпину своими резкими движениями. — Просто это было уже после того, как ты ушел на фронт. Как-то раз она прибежала к нам в квартиру и давай кричать, что с тобой обязательно что-то произошло. Ей и родителям пришли твои первые письма, и, наверное, в них ты немного приукрасил все происходящее, чтобы особо никого не волновать, но в итоге это не очень помогло. В общем, Бекка решила, что уж лучшему другу ты так бессовестно врать не будешь; схватила мое письмо со стола и принялась читать. Я даже глазом моргнуть не успел: сам знаешь, какая она быстрая была.

— Это точно, Бекка с самого детства вертелась как юла. Подожди, твое письмо… Это же не то, которое…? — Баки принялся в воздухе руками изображать какие-то непонятные фигуры.

— То самое, — присвистнул Стив. — «И на губах моих все жив твой терпкий вкус…»

— Ради всего святого, перестань сейчас же, или никакой первой брачной ночи ты сегодня не получишь, — настала очередь Баки заливаться пунцовой краской.

— Да перестань, — Стив шутливо толкнул его в спину. — Даже цензор решил, что это слишком поэтично, раз письмо каким-то чудом не конфисковали, и оно до меня дошло.

— Так и что Бекка о нас подумала? — спросил Баки, пытаясь не выдать волнения в голосе.

— А что еще она могла подумать? Сказала, что поверить не может, как это она раньше ничего не замечала. А так… Плакала, улыбалась, все время обнимала меня и говорила, что ни одна живая душа ничего об этом не узнает. Она бы написала тебе, но ты же знаешь, что всю переписку проверяли, а такое не так легко завуалировать в отличие от фривольных стихов, адресованных Иви вместо Стиви. Но даже не думай, что Бекка стала любить тебя хоть на грамм меньше.

— Не могу поверить, что мы разминулись с ней всего на несколько лет, — сказал Баки почти шепотом.

— Я знаю.

Стив оставил нежный поцелуй на щеке Баки и снова обхватил его руками. За их неспешным разговором короткая июньская ночь утекала словно песок сквозь пальцы, и на горизонте уже виднелась тоненькая светло-голубая полоска, сообщающая о скором наступлении нового дня. Их любимая Альпина рядышком едва слышно напевала свою мелодичную кошачью песню, даже не пытаясь убежать от них прочь. Им было некуда торопиться и больше не от кого скрываться, и им казалось, что в первый раз за долгое время все в мире было спокойно. Какое-то время они просто молчали, наслаждаясь той удивительной комфортной тишиной, которая приходит, когда двое понимают друг друга настолько хорошо, что им не нужно лишних слов.

— Стиви?

— Что такое?

— А о чем ты сегодня так долго говорил с Сэмом и Тони? — Баки наконец набрался смелости задать интересующий его с самой вечеринки вопрос.

— О том, что пришло время Капитану Роджерсу передать свои полномочия кому-то еще, — выдохнул Стив.

— Уверен, что хочешь оставить Мстителей? — Баки недоверчиво поднял одну бровь.

— Еще как, — засмеялся ему в шею Стив. — Сейчас все равно совсем не до них. Надо ремонт закончить на втором этаже, а то сколько можно тянуть. Потом вот с фонарями надо проблему решить. И графический планшет уже какой месяц без дела лежит. Да и приюту для бездомных животных, в котором ты все время торчишь, еще одна пара рук тоже не повредит. А дальше… Мы придумаем что-нибудь еще.

— Неужели Стивен Грант Роджерс наконец готов оставить войну позади? — победно ликовал Баки. — Я уж и не думал, что доживу до такого.

— У меня есть ты, а ради чего мне воевать еще? — Стив начал целовать костяшки его металлической руки, напоследок дотронувшись губами до обручального кольца на безымянном пальце. — А как перспектива мирной жизни тебе?

— Стиви, поверь мне, добровольно я шёл в бой, только если мне нужно было спасать твою задницу, — усмехнулся Баки.

— И снова прости меня.

— Тебе повезло, что твоя задница всегда стоила того, — ухмыльнулся он, на что Стив только покачал головой.

— Так значит, начинаем новую жизнь, Бак?

— С чистого листа с восходом солнца, Стиви, — Баки привстал со ступеньки, чтобы обернуться и оставить всего один почти невесомый поцелуй на его губах как доказательство абсолютной искренности своих намерений.

— А помнишь первый наш восход? — на лице Стива заиграла озорная полуулыбка.

— Как такое забудешь! Я потом всю неделю из дома выйти не мог.

— Хорошо, что тебя было кому навестить. — С этими словами Стив взял его лицо в руки и уж хотел было еще раз поцеловать его, как вдруг он нахмурил свои выразительные брови и резко отстранился. — Погоди-ка, а ведь теперь ты, получается, официально стал Баком Роджерсом?

На этот раз их смех точно разбудил всех соседей, которые опрометчиво оставили окна открытыми в эту теплую летнюю ночь, и заставил Альпину посмотреть на ее людей как на двух последних идиотов.

— И для этого мне понадобилось всего-то девяносто с чем-то там лет, — закатил глаза Баки. — Надеюсь только, что никаких Армагеддонов в моей жизни больше не предвидится.

— Пусть только попробуют, — твердо сказал Стив и чмокнул его прямо в нос.

Так сильно раздражающие их фонари давно погасли, а на улице стало совсем светло, и наступающий субботний день уже готов был вовсю расцвести самыми яркими красками жаркого нью-йоркского лета. Баки посадил Альпину к себе на левое плечо, раз уж вибраниуму были совсем не страшны даже самые острые кошачьи коготки, а другую руку протянул Стиву, чтобы наконец увести своего суженого с их прекрасного крыльца в их не менее замечательную спальню. Остановившись напоследок у самой двери, они окинули взглядом утопающий в оранжевом свете Бруклин, почти до неузнаваемости изменившийся за все эти годы, которые они провели в разлуке, но все равно продолжавший оставаться для двух сорванцов из Ред Хука самым настоящим домом.

Баки стойко пережил великий гнев 1928-го Винифред Барнс, а Стиву ничего не было летом 1933-го, когда он показался на пороге квартиры, светя большущим фингалом под глазом.

Никто не узнал в 1939-м о том, что на самом деле происходило за закрытыми дверьми их крошечной комнаты, а в зеленом свете фонаря они попрощались не насовсем в 1942-м.

Баки не помнил почти ничего из 2012-го, а Стив до сих пор гадал, принадлежали ли Зимнему Солдату те темные очки, которые он нашел на рассвете под пожарной лестницей их старого дома.

К 2019-му они обвели вокруг пальца саму смерть столько раз, что в какой-то момент они просто-напросто сбились со счету. В то утро, пока солнечные лучи назойливо пытались пробиться в окна, они, вальяжно развалившись на огромной постели, окрыленно обсуждали свои планы на будущее, смотря друг на друга с таким же обожанием, как и в ту самую первую ночь, когда они рискнули всем и в кромешной темноте признались в своих чувствах. Они всегда обещали быть рядом до конца, но только сейчас у них появилось стойкое чувство, что закончится их история ой как нескоро.