У женщины той волосы чистое золото, а глаза полны тьмы блестящей. Козетта глядит зачарованно в них, наблюдает, не в силах оторвать взора за синими искрами бушующими в темном грозовом океане.
Она улыбается, руки тянет, шепчет странные слова сладкие порой как патока, что после неизменно жалят, ударяют побольнее, раня в самое сердце.
Она красива, думает Козетта. Вот только отчего-то злится сильно.
Женщина улыбается, сверкают жемчужинами зубы, сияет проклятым огнем черная корона на голове.
Монахини говорили, что причина снов этих - тьма, что затаилась в ней самой. Тьма, что столь опасна, тьма, что способны изгнать лишь молитвы и боль.
Но тьма эта так красива.
Козетте немного страшно. Это неправильно, она знает, что это неправильно. И оттого еще хуже.
Но женщина так красива. Она гладит ее по волосам, улыбается пухлыми губами, шепчет ласковые, приятные, нежные слова. Те, что хочется слышать, хочется слушать.
Женщина любит ее.
И это безумно приятно.
Козетта знает, что так быть не должно, что с ней что-то не так, но отчего-то рара она о снах так и не рассказывает.
Она чувствует, как тонет, погружается с головой в темное болото снов, понимает, что еще немного и дороги назад не будет.
Но тьма так притягательна.
Она ластится к рукам, туманит голову, вспышками мелькает пред глазами и короной сияет на золотых волосах женщины.
А та все тянет руки, стискивает тонкие пальцы, робко гладит по щекам и все шепчет, шепчет, шепчет...
Идем, идем, идем... Идем со мной.
Кажется, сделай шаг, протяни ладонь и все в миг станет так просто, так легко...
Но шага Козетта не делает, руки не протягивает. Все не должно зайти так далеко, — твердит голос серьезный дядюшки в голове.
И после сны пропадают.
Она скучает по ним, правда скучает, как ни страшно признавать.
Скучает по женщине с волосами цвета золота и зубами-жемчужинами. По тьме скучает.
Скучает, чтобы после забыть о них навсегда на долгие года...
...и вспомнить после ночи без звезд на холодном кладбище. И пред глазами стоит хмурое лицо рара, а женщина вновь рядом с нею и глядит, глядит своими темными глазами полной маслянистой тьмы на нее, склонив голову на бок.