Галлифрей горел.
Она чувствовала терпкий запах дыма и горелого металла, слышала тихие потрескивания огня и громкие хлопки взрывов.
Галлифрей опять горел. Снова. И в который раз?
Доктор надрывно смеется, ощущая как горячие полоски слез обжигают щеки. С ней что-то происходит. И это что-то определенно неправильное.
И почему все всегда должно быть настолько сложным?
Почему хоть один раз, чисто разнообразия ради, все не могло закончиться иначе? Где же ее обещанный счастливый финал?
Галлифрей горел. Раз за разом, всегда все завершалось так — огнем, болью, едким запахом дыма и ее придушенным хриплым смехом. Но никогда — слезами. Доктор не плакала. Никогда.
Сейчас все отчего-то было иначе.
Галлифрей горел, это она знала и ничего изменить не могла. Впрочем, как всегда.
Он горел. Вновь горел, как когда-то, очень-очень давно, и вновь это случилось по ее вине. Но не это было страшно. Страшно было понимать, что похоже, этого раза Мастер не пережил.
Доктору было страшно. По-настоящему страшно.
Потому что для Мастера это действительно мог быть конец. Из-за нее.
Она быстро моргает, и заходится в приступе сухого кашля — слишком много огня.
Но Мастер ведь не мог умереть, правда? Он ведь был рядом всегда; он всегда спасался, выживал и возвращался.
Это ведь была их игра, одна на двоих — она убегает, оставляя за собой стену огня и кровавый след, он бежит за нею следом, порой лишь на краткое мгновение выходя из игры. Новая регенерация, новые загадки, новый смысл, и все, круг продолжается.
И он давно уже стал неотъемлемой частью ее жизни; Доктор не допускала самой мысли, что когда-нибудь все это может закончиться. Вот так вот.
Что он умрет.
Умрет и больше не вернется к ней. Никогда.
Это же Мастер, он всегда...
«Что "всегда", — язвительно спрашивает голос в голове. — Игры закончились, Тета. Кощей мертв».
Конец.
Галлифрей горел. Опять, снова.
Он умирал. Это был конец.
Конец для Галлифрея, для Мастера, для нее самой, конец для них обоих. Окончательный и бесповоротный.
Игра закончилась. И она, кажется, выиграла.