Эрин Гален. Зеленолесье. Темнолесье. Лихолесье.
Десятки, сотни названий, безликих и многогранных, туманно-неясных и ярко-четких. Слишком разных и слишком похожих одновременно; всегда служащих лишь отражением, отблеском самой сути.
Вряд ли во всей Арде найдется хоть одно живое существо, помнящее их всех, знающее истину.
Многие знания были утеряны, слишком многое было предано забвению, слишком многие клятвы были нарушены, слишком сильно все изменилось.
Мир стал...сложнее. Запутаннее и смутно темнее в сотни тысяч раз.
Но одно так и осталось неизменно: никто не помнил. Забыли люди, пренебрегли гномы, потеряли веру эльфы.
Забыли о том, что мир живет.
И что Великий Лес, Эрин Гален, был жив.
Он был стар, невыносимо стар, но оттого не стал мудрее. Он просто жил.
Дышал, изумрудной листвой многовековых древ; глядел, наблюдал украдкой желтыми глазами-лунами ночных птиц, нашептывая свою собственную историю криками птиц, рыком зверей, шелестом высокой травы и журчанием родников. Он существовал везде и нигде одновременно. Он был, действительно был, и, умел чувствовать, что важнее. А значит и жил.
Ему бывало больно, и редкий зверь с хриплым стоном падал на землю, приминая травы, горько скрипели деревья, ранено вскрикивали птицы, бурлили ручейки.
Когда Лес бывал счастлив, золотые солнечные лучи ласкали белоснежные лепестки цветов, враз окрашивая их тысячей цветов; радостно шумела листва, заводили свою вечную веселую трель певчие птицы.
Это было хорошо.
И Лес умел помогать, умел слушать, умел слышать. Слышать быстрый вскрик раненого эльфа, сбивчивые мольбы о помощи, судорожные вздохи и резкий звон спущенной тетивы или свист клика, разрезающего воздух.
Он умел помогать мимолетом, убирая на мгновение корни, сгущая туманы, успокаивая бурные потоки рек. Умел помогать, не ожидая в ответ и пары тихих робких слов благодарности.
Так было всегда, так есть сейчас и так будет всегда. И это правильно.
Мир действительно изменился. Он стал сложнее, запутаннее и капельку темнее, чем следовало. Великий Лес же изменился ему под стать.