Обсидианово-черные глаза сияют странным, потусторонним огнем, вспыхивая серебряными искрами, и малыш больше не плачет, лишь зачарованно причмокивая губами, да тянет ручки к белокурым локонам, так и норовя ухватить за длинную прядь.
— Тише, дитя, тише, побереги слезы, ведь все только начинается, — ласково шепчет принц Нуада своему новоявленному сыну. — Все еще впереди, милый мой.
***
— Баллор, Баллор! — звонко смеется Ауралин, и мальчик улыбается, глядя как солнечные лучики танцуют на золотых волосах, отплясывая веселыми искрами в глубине светлых глаз. — Тут настоящая сова, представляешь? С твоим именем, которое не твое, на конверте! Какая прелесть...
Кажется, она говорит что-то еще, но Баллор ее не слушает. Отец говорил ему, о том, что когда-нибудь такой день настанет. Не думал он только, что случится это так скоро.
Дриада нарочито обиженно фыркает, мгновенно улавливая настроение друга, но в глазах-звездочках Баллор без труда находит понимание.
— Иди уж, — легко бросает она напоследок, и, кивнув мальчику, исчезает, рассыпаясь на сотни бледно желтых лепестков.
***
— Поттер, Гарри! — сухо произносит ведьма, и мальчик невольно ежится, когда в одну секунду в него впиваются сотни тысяч глаз.
Он медленно идет, печатая шаги, к высокому табурету. «Что бы сказал отец, увидь он его сейчас?», — тихо вопрошает хриплый голосок подсознания.
— Гриффиндор! — кричит Распределяющая Шляпа.
«Он бы сказал, что гордится мной, — уверенно шепчет Гарри в ответ, высоко поднимая подбородок. — И я сделаю все, чтобы эта гордость не угасала никогда».
***
— Ты изменился, — печально произносит Ауралин.
— А ты нет, — фыркает Баллор, рассеянно зарываясь пальцами в чуть отросшие черные волосы. — Почему грустишь?
— Я кажется, уйду скоро. Не хочется оставлять тебя одного.
— Я буду скучать по тебе, Ли, — тихо произносит он. Дриада светло улыбается, накручивая на пальчик золотой локон и качает головой, будто прося говорить. — Знаешь, я все никак не привыкну к этому странному имени - «Гарри». Оно как будто мое и чужое одновременно...
***
В первый же день учебного года, и без того странный Гарри Поттер, в пух и прах ссорится с первокурсницей Луной Лавгуд, в сердцах выкрикивая что-то на неизвестном языке и яростно сверкая изумрудными глазами.
Чтобы после с мягкой и чуть виноватой улыбкой предложить ей дружбу. Гарри насмешливо называет девочку «Благой принцессой» и «Белой звездочкой», смеется на непонимающие взгляды, и покорно принимает собственное прозвище - «Неблагой потеряшка».
Гриффиндорцы устало хмыкают, рейвенкловцы хмурятся, слизеринцы досадливо фыркают, а хаффлпаффцы понятливо кивают.
А Гарри Поттер в который раз отмахивается от сотни вопросов, украдкой сует Гермионе букетик желтых роз и хризантем, что-то тихо шепчет Невиллу, быстро кивает в ответ на скомканный вопрос Рона, пытается избегать профессоров и большого скопления людей, и, то и дело морщась, искоса поглядывает на Северуса Снейпа, рассеянно заглядываясь на подземелья.
***
— Привет, дорогой, — принцесса Нуала приподнимает уголки губ, и ласково гладит мальчика по волосам, осторожно выпутывая из них ярко желтые лепестки.
Она заглядывает Баллору прямо в глаза, отрешенно отмечая там все больше знакомых серебряных искр и утомленно хмурится. — Не печалься, милый, не стоит. Все когда-нибудь приходит к концу; твоя же жизнь лишь начинается. Все великие свершения еще впереди, дитя мое. Ты лишь не печалься, милый.
— Почему все так сложно, тетушка? — хрипло спрашивает мальчик, опуская голову. В глазах предательски щиплет и он зло трет их руками.
— Ох, дорогой, думаю все из-за того, что эти странные люди имеют диковинную склонность все слишком усложнять, забывая о том, что мир и без того чересчур запутан, — с горькой улыбкой отвечает она. — Все пройдет, Баллор; очень скоро пройдет. И все вновь станет как прежде.
— Правда?
— Я обещаю тебе.
***
Сириус Блэк глядит устало, стискивает пальцы в кулаки до побелевших костяшек и просто смотрит на него. Смотрит, жадно впитывая каждую черту лица, будто стараясь запомнить, выжечь на обратной стороне век, вырезать невидимым клинком на кровоточащем сердце.
— Прости, — глухо выдыхает он, опуская голову и позволяя тяжелым грязным волосам закрыть лицо. — Прошу...
— Ты хороший человек, — безучастно шепчет Гарри, изо всех сил стараясь удержать маску беспристрастия на лице. — Только, пожалуйста, не бросай меня больше. И не пытайся заменить отца. Просто...просто будь крестным, хорошо?
— Да. Да, конечно... Спасибо, Гарри.
В голубых глазах светится облегчение и тихое счастье, и Баллору на миг становится чуть легче дышать.
***
Ауралин улыбается. Ласково, нежно, и до невозможности печально. Улыбается в последний раз.
— Не грусти, — звонко смеется она, встряхивая медовые волосы и щуря свои прекрасные светлые глаза с тысячей огненных лун.
Спустя мгновение она рассыпается по ветру янтарно-золотыми лепестками, и Баллор остается на поляне один.
Он молчит, тускло глядя в воздух, и осторожно сжимая в ладони хрупкий лепесток.
Она ушла.
— Отпусти, дитя; пришло время, — шепчет ему изумрудная листва дубов отцовским голосом. — Еще совсем немного...
***
Луна больше не улыбается ему, но шепчет какой-то бред про танцующие деревья, бездонные озера полные света и золотые цветы. Гарри осторожно обнимает ее за хрупкие плечики, вдыхает полной грудью запах пшеницы, осенних ветров и диких лесных рек, и фыркает привычное «Благая», украдкой посматривая на венок из белых лилий на снежных волосах.
Они оба знают, что это значит.
Кубок вспыхивает черным пламенем, дракон кланяется ему, золотое яйцо летит прямо в руки, русалки испуганно перешептываются и Гарри испуганно отмечает, каким же до ужаса хрупким выглядит Рон.
Порез на ладони противно саднит, шрам жжет огнем, а ночами напролет снится ужасное безносое лицо.
***
— Все будет хорошо, дитя мое, — уверенно произносит принц Нуада, поглаживая сына по волосам, все еще столь непослушным. — Я оберегу тебя от всех бед. Все будет хорошо.
Баллор устало глядит на него серебристыми глазами с яркими изумрудными искрами, но молчит, не решаясь заговорить.
Впрочем, для них обоих никогда не нужны были слова.
— Я клянусь тебе, сын мой, — твердо шепчет неблагой князь.
***
Сириус падает в Арку и Гарри вновь молчит, устало глядя на всколыхнувшуюся завесу.
Что-то внутри него с пронзительным хрустом ломается, рассыпаясь на мириады стеклянных осколков искусно вылепленной стены лжи.
«Все еще слишком больно», — отрешенно отмечает он про себя.
***
Гарри стоит в центре Большого зала Хогвартса, обреченно скользя взглядом по бледным лицам людей напротив.
Морковно-рыжие локоны его матери, очки-велосипеды на носу отца, две торчащие в стороны косички сестры и непослушные кудри брата, сливались в одну странную картинку монстра из детских сказок. Они были живы.
— Почему? — тихо вопрошает он, чувствуя слабую искру интереса и укол необъяснимой горечи.
Это служит спусковым крючком. Шум океана голосов, волной обрушивается на него в одно-единственное мгновение, заставляя закрыть уши руками.
Они говорят, перебивая друг друга, кричат что-то, его мать тихо плачет, зажимая рот рукой, а отец злится требуя, а то и вовсе пытаясь приказать ему что-то.
Слишком много шума, слишком много лиц, слишком много людей.
В груди болезненно колет и Гарри прикусывает губу. Как же горько. Ему действительно нравился этот мир, нравился Хогвартс, нравилась магия, нравились его новые друзья.
Но отец был прав. В очередной раз прав в своей глухой черной ненависти к людям, которую он столь тщательно пытался навязать и сыну. Поэтому-то и отпустил.
Пока сам шишек не набьешь, не научишься. И лучше уж так, чем если бы он до конца жил в своем искусственном светлом мирке.
— Хватит! — яростно кричит он, сжимая кулаки. Они должны замолчать. Просто замолчать.
И все наконец затихает, позволяя ему расслабленно выдохнуть.
Кажется, время вышло.
— Неблагой принц, — светло улыбается ему Луна, весело сверкая голубыми глазами. — Мальчик-потеряшка, дом свой нашедший в дворе дивном, скажи мне, хочешь ли ты вернуться?
Он молчит долгие несколько мгновений, пристально вглядываясь в прекрасное девичье лицо, прежде чем ответить наконец хриплым голосом:
— Нет. Я давно нашел свой настоящий дом.
— Тогда удачи тебе, — счастливо произносит она.
В воздухе тихим весенним дождем кружатся бледно-желтые лепестки и Гарри впервые за долгое время улыбается по-настоящему.
— Удачи и в добрый путь, принц Баллор, сын Неблагого Двора.