Примечание
азирафаэль не задумываясь идёт в квартиру кроули. невинная зарисовка на основе понимания их связи как более глубокой, чем кажется в сериале/книге.
Можешь остановиться у меня если хочешь.
Связь договора на словах, на игре в доверие, на небе облаками написана.
Связь тел из плоти нежная и неловкая, в робких касаниях и осознании вот такой вот возможности — держаться за руки и чувствовать мягкость кожи; в необходимости прикоснуться после дней, месяцев, веков и тысячелетий воздержания, в дрожи, в почти человеческом трепете.
Связь душ крепче стали, алмаза, крепче самой отчаянной веры, и только прочнеет, тянется в пространстве, рисуется живыми линиями, ощущается по крыльям и плечам влажными липкими следами.
Небеса опускают на человечество ночь и россыпи звёзд, Ад выпускает погулять сгустки тумана.
Покой, потому что Азирафаэль.
Принятие, потому что Кроули.
Безмолвный вечер в квартире, тихое и острое желание быть рядом не потому что прихоть или каприз, не от горького бездомного одиночества, не от неприкаянности душ, а потому что так правильно.
— Эта связь... Непостижимый план,
шепчет и сжимает руку сильнее;
— Или наше решение,
шипит в ответ и искренне молит не поворачиваться на позорно-покорный вид.
— Какой в этом смысл, если одно слово — и мы понятия не имеем, какое из решений наше?
— Полагаю, то, в котором мы выбираем друг друга.
Ангел не спорит, а падший снова цепляется с отчаянием и потребностью, с нуждой, с пониманием и честностью, на которые только способен.
Меж пальцев только руки, меж мыслей только Азирафаэль и наивная вера, что всё кончилось, что всё правда кончилось; и плевать он хочет на Концы Света и войны, на чужие любовные распри, только бы ангел сидел рядом на его диване, и выглядел так правильно и хорошо в его руках.
— Я...
он запинается, просит с осторожностью,
должен знать, что ты тоже этого хочешь, потому что иначе это бессмысленно.
— Я хочу.
А у самого руки бьёт тремором и холодом; Азирафаэль шутит что-то про змей и вино, в успокаивающем жесте ведёт по волосам и заглядывает чувственно в душу через тонкие зрачки, а потом совершенно невесомо касается непорочными крыльями.
И пылью, пеплом, порохом покрывает пол и минималистичные интерьеры квартиры, когда в ответ тянутся с немым:
ты пришёл ко мне.
По пространству ползёт золотой искрящейся дрожью:
пришёл.
Когда нет запретов и взглядов из стен, когда нет нелепых канонов и правил, когда чёрный мешает в золото блеск и красит, мажет по небу точками звёзд.
Вселенная перерастает пределы скрытого в подсобке ящика вина, перерастает дьявольское терпение, становится
чуть выше неба и глубже океана,
выбивает лампочки во всём Лондоне и отзывается криками из людских квартир.
И оно самое, выдуманное для людей людьми, к чему не приложили усилия ни сверху, ни снизу,
они делали это,
называемое любовью и близостью в самой искренней её форме, после самых долгих лет без возможности смотреть дольше положенного, после непонимания и горячих следов обязанностей, принуждающих казаться кем-то незнакомым и далёким.
Крылья — вместе, поцелуй со вкусом воздуха, свободы и откровенности;
нет смысла быть в Эдеме, в Преисподней и на Альфе Центавра.
Есть смысл быть только рядом.