Когда-то не столь уж давно, мы жили в волшебном мире прекрасных дворцов, пышных праздников, веселья, и не знали горя.
Шел 1916 год, в России правил мой отец, император Николай Второй; я помню всё так будто было вчера и мне снова восемь лет.
До новогоднего бала оставалась всего лишь неделя и во дворце витала предновогодняя суета, кода слуги, повара, прачки и многие люди за стенами нашего дворца в суете готовились к этому сказочному и всеми любимому празднику — Новому году.
Казалось, то зимнее утро 25 декабря 1916 года было самым обычным для меня, но на самом деле, глядя в окно, я видела наш двор и дворец в более ярких красках, чем остальные, как будто все вокруг преображалось и становилось не таким привычным и скучным.
Чего не скажешь о моих сестрах, например, о Марии, которая в такой-то день имела совесть еще спать в своей постели вместо того, чтобы, как и я, любоваться видами из окна.
Пока в очередной раз к нам не постучится служанка Марианна, или как мы всё её ласкового называем между собой, — Мари — за кроткий нрав, доброту и хорошее отношение к нам не потому, что мы дочери Великого Императора, а потому, что знала нас ещё с младенчества.
Однако в тот день за дверями комнаты послышался нежный и поставленный голос нашей маменьки — Александры Федоровны, раньше она редко сама будила нас, т.к была занята, давая распоряжение слугам, просматривала почту и газеты. Я знаю это, потому что однажды, когда проснулась раньше, чем нас разбудит служанка, сумела прокрасться в мамину комнату и наблюдать за ней из-за тёмно-зелёных бархатных штор.
Она сидела за своим небольшим столиком из красного дерева с резными ножками, по бортикам которого вырезаны мелкие цветочки, похожие на фиалки, на столе стояла позолоченная чернильница, красивое перо, несколько аккуратно сложенных стопок бумаг и газеты.
Раздался стук в дверь, и на пороге комнаты стоял наш дворецкий Дмитрий, которого за глаза мы называли «Павлин», потому что он был настолько важным и занудным, что точно был похож на диковинную птицу из книжки.
С позволения маменьки он передал ей несколько писем и какую-то посылку в красивой бумажке, и вот нужно же было ему заметить меня и обязательно выдать маменьке жестом указав, кто же со всей секретностью наблюдает за ней.
Тогда она лишь кивнула и позволила удалиться, затем с нежной улыбкой повернулась в мою сторону на своем стуле, поправила небрежно упавшую прядь волос.
— Что ж, доброе утро тебе, дитя моё, — в ответ она услышала лишь мое звонкое хихиканье, но я не смела выйти из своего укрытия. — Настенька, я же знаю, что ты там. Выходи, моя маленькая.
— Ну, вот. Этот павлин снова раскусил меня! — Надув губки, я вышла к маменьке, стиснув в руках кисточки на своем халате.
— Полно тебе, Настенька, нельзя же так называть нашего дворецкого, тем более, что на павлина он совсем не похож.
— А вот очень даже похож, я ведь видела в книжке у Ольги.
— Будь по-твоему, душа моя, — маменька лишь улыбнулась и поцеловала меня в лоб, поправляя волосы. — А теперь тебе пора одеваться и пойти к столу, а потом будет сюрприз.
— Да, конечно, маменька.
Я всегда любила наблюдать, как наш дворец преображается именно в новогодние праздники, он становится красивым и сказочным. Парадная, коридоры, залы были украшены гирляндами из живых веток елок с красными бантами и мелким жемчугом.
Посреди огромного зала, где каждый год танцевали герцоги, дворяне с высокими титулами и фамильными наследствами, стояла самая прекрасная и красивая елка, которая всегда меня восхищала своим видом.
Наш дворец, особенно зимой, был ещё более красивым и величественным; стены покрашены в ярко-желтый цвет, белоснежные колонны, многочисленные окна, через которые виднелся восхитительный сад с диковинными растениями и цветами, которые я очень любила рассматривать летом.
Служанки, дворецкие тщательно начищали фамильные приборы: тарелки, ножи, вилки и многое другое, что могло украсить столы со множеством закусок.
В то утро после разговора с матерью я поспешила в свою комнату, по дороге чуть не сбила пару служанок, которые уже несли нам свежие полотенца, и чуть не столкнулась нос к носом с самим папенькой.
Он выглядел задумчивым, идя по коридору величественной походкой, осанка всегда безупречна, четко поставленный шаг, взгляд вперед. Чтобы не сбить и его, пришлось спрятаться за одной из бархатных штор.
Видимо, мои навыки были настолько плохими, что плотные шторы не смогли спасти меня от зоркого взгляда отца, он вдруг остановился посреди коридора и вполоборота посмотрел в сторону, где пряталась я.
— Анастасия, разве тебе не нужно сейчас умыться и спуститься к столу? — Спокойный и поставленный голос отца прозвучал рядом.
— Доброе утро, папенька, простите, я уже иду умываться.
— Хорошо, и помни: Великой Княжне не подобает бегать как заполошной крестьянке за свиньями.
— Конечно, батюшка. — Ну вот, нарвалась, думала я. Ведь знала же, что он каждое утро идет в комнату к маменьке, чтобы поздороваться и поговорить о делах.
— Можешь идти к себе. И запомни: бегать нужно ближе к стенам, а не посреди дороги, чтобы никого не сбить, — с улыбкой он ещё раз посмотрел на меня и подмигнул.
— Я запомню!
Он всегда умел сочетать в себе качества, необходимые императору, и быть при этом заботливым, внимательным папой, который иногда позволял своим маленьким детям чуть-чуть пошалить и побыть истинным ребенком.
Зайдя к себе, увидела, что кровать сестры уже была идеально заправлена — сверху лежало нежно-розовое покрывало со сбитой подушкой, прикрытой кружевной салфеткой. Заправив и свою, я поспешила умыться теплой водой из белого кувшина и оделась в привычное платье бежевых тонов с легкими рюшами и длинною почти до пола.
Я вплела в кудрявые волосы голубую ленту из шелка и немного покрасовалась возле зеркала, пока моя старшая сестра Мария не вошла в комнату с книгой в руках и со своим привычным серьезным видом.
— Доброе утро тебе, Настя! Где снова пропадала? — Старшая сестра оставила книгу на маленьком столике и подошла ко мне, чтобы поправить ленту.
— Как — где? Умываться ходила разве, ты не знаешь?
— Знаю, но твой кувшин был не тронут, когда я пришла. Скажи правду. Снова пряталась у маменьки в кабинете?
— И откуда ты всё знаешь? Ты что, можешь видеть сквозь стены?
— Полно тебе, Настя, в твои годы я была такой же, потом образумилась и поняла, что кроткий нрав и покорность — лучшее украшение настоящей леди.
— Ты это в своей заумной книжке прочитала, сестренка?
— И тебе бы не помешало прочитать для дисциплины и общего развития, — присев на стул напротив меня, она изящным жестом убрала упавший локон светлых волос за ухо и положила руки на колени.
— Как-нибудь в другой раз, дорогая Мария.
— Довольно разговоров, нам пора спускаться к столу, родителям не понравится, что мы опаздываем.