━━━┉┅┪□┢┅┉━━━

За несколько недель Микки и Мэнди привыкают к новому жизненному укладу.

Каждое утро, когда Микки спускается вниз, Мэнди ждёт его с дымящимся кофе, ухмыляясь в свою собственную кружку из-за его всклокоченных после сна волос. Они завтракают в дружеском молчании, прежде чем Мэнди отправляется на летние занятия или на работу, иногда отваживаясь приобнять брата одной рукой на пути к двери. С девяти до пяти Микки вкалывает на стройке, затем приходит домой, где Мэнди готовит пасту или разогревает пиццу, и они на полчаса залипают в интернете, пока едят. Она не гений кулинарии и может приготовить не так уж много, но Микки всегда благодарно моет посуду, прежде чем отправиться наверх, чтобы поспать пару часиков перед сменой в клубе. Иногда Мэнди дожидается его, но он не возражает вернуться и в пустую гостиную, тем не менее всегда поднимаясь в её комнату и приоткрывая дверь, чтобы проверить, как она; лицо сестры выглядит намного нежнее во сне. Затем он идёт к себе и падает в постель замертво.

В разгар июля становится по-настоящему душно, и усталость проникает так глубоко в Микки, что, кажется, пропитывает его до костей. Каждая неделя становится испытанием на выносливость, но он всё ещё старается выполнить данное себе обещание полноценно спать по выходным. По крайней мере, он устанавливает каркас кровати и застилает простыни, что делает постель более удобной, но также означает, что когда он поворачивается спиной к двери, то находится примерно на одном уровне с окном.

О, как Микки ненавидит это окно!

Первая неделя в доме прошла так себе, болтовня и шум Галлагеров часто будили Микки ранним утром или вечером, но тогда он был дико вымотан и всё равно вырубался. Однако теперь, несмотря на не меньшую усталость, сон Микки стал особенно чутким. С одной стороны, это вызвано страхом — хотя Микки никогда бы в этом не признался, — потому что, как бы далеко ни был Терри, часть Микки всегда боится, что он вернётся. А с другой... Что ж, может быть, в этом дурацком окне есть несколько преимуществ.

Таких, как пробуждение в шесть утра в будний день от звуков дрочки Йена Галлагера, например.

За первые три недели в новом доме Микки кончает больше раз, чем за весь предыдущий год. Сначала он чувствует вину, представляя сильные руки Йена, и то, как его широкие ладони и длинные пальцы выглядели бы на его члене. Объективно Микки знает, что не должен дрочить на звуки, издаваемые соседом, предаваясь фантазиям о нём, но, даже краснея от стыда, он никак не может удержать руку подальше от трусов, чтобы погладить и сжать себя. Только когда он слышит, как Йен ублажает себя дважды за один день (ёбанный боже, да этот парень, должно быть, действительно неудовлетворён, учитывая, что он дрочит день через день), и, реально испугавшись натереть мозоли на своём члене, он решает положить этому конец.

Но только до следующего дня, когда ему удаётся стырить смазку во время своего еженедельного «похода по магазинам», в результате чего он оказывается с двумя пальцами в заднице, слушая приглушённые стоны Йена.

То, чем занимается Микки, — лютый пиздец, и он это знает.

Однако, если отбросить все вуайеристские наклонности, Галлагеры по-прежнему дохуя шумные, и это действительно мешает. Микки и так сложно выспаться, приходится делить полноценный восьмичасовой ночной сон на два четырёхчасовых в течение дня, но когда он подрывается от криков или смеха в соседской ванной (или очередной попытки — Микки в этом уверен — спустить табель успеваемости в унитаз), тёмные круги под его глазами можно с тем же успехом считать татуировками. Микки заебался нереально.

Конечно же, Мэнди это замечает, хмуро наблюдая за ним, когда однажды утром он спускается в кухню, больше похожий на зомби, чем на человека. Сегодня ему особенно хреново: чёрт его знает, что за заварушка происходила в доме Галлагеров, но она была такой громкой, что было слышно даже на кухне Микки и Мэнди (хотя голоса были приглушены, не давая понять, о чём именно идёт речь).

— Слушай, ты точно не можешь взять выходной? — спрашивает Мэнди в четвёртый раз за последние несколько дней, не сводя глаз с Микки, который едва в состоянии поднести кружку с кофе к губам.

Микки фыркает.

— Ага, чтобы нас вышвырнули на улицу, когда мы не сможем заплатить за хату? — огрызается он, шарясь по шкафам в поисках хлопьев, которые он спёр из магазина пару дней назад. Это занимает немного больше времени, чем ему хотелось бы, поскольку он отказывается вставать на цыпочки, чтобы заглянуть в навесной шкафчик, пока Мэнди продолжает наблюдать за ним.

— Ну, я могу попытаться договориться с Тони насчёт снижения арендной платы... — пожимает она плечами, и брови Микки взлетают вверх. — Что? А то я не трахалась с парнями ради выгоды, — саркастически добавляет она, но Микки знает, что резкие нотки в её голосе ему не померещились. Он плюхается за стол и принимается за приготовление найденных хлопьев.

— Да ну тебя. Благообразный херувимчик Тони не похож на того, кто клюнет на твои прелести, — отмахивается Микки, сосредотачиваясь на своём завтраке, и добавляет с полным ртом хлопьев: — Кроме того, мы переехали сюда в том числе потому, чтобы тебе больше не приходилось заниматься подобным дерьмом, — выходит грубовато, он откашливается, но взгляд Мэнди смягчается от его слов, и в своих крошечных пижамных шортах и разномастных носках она похожа на ту младшую сестрёнку, какой он помнит её с детства.

Они замолкают, Мэнди потягивает кофе, а Микки хрумкает свой завтрак. Единственные раздающиеся звуки — это бесконечный гомон Галлагеров, и Микки почти уверен, что причиной криков стал очередной табель успеваемости, забивший сортир. Допив кофе, Мэнди поднимается к себе и начинает сборы на занятия, а Микки остаётся, чтобы убрать посуду и закинуть в рот пару таблеток аспирина от головной боли, которая уже начинает зарождаться.

Спустившись через несколько минут, сестра подходит к Микки, стоящему у раковины, и устраивает подбородок на его плече.

— Посмотрим, может, я возьму больше смен в закусочной и попрошу аванс, чтобы заплатить за аренду, — говорит она, а затем прижимается губами к его щеке в мимолётном чмоке. Это самое нежное их взаимодействие за… Микки затрудняется вспомнить, сколько времени, и он реально потрясён, оборачиваясь и видя её улыбку. — И обещаю подумать, как повлиять на соседей, — добавляет она, пряча нож-бабочку в шорты: — Самый симпотный из них ходит со мной на историю.

Микки просто моргает и наблюдает, как она неторопливо выходит за дверь. Затем, ворча, он поднимается по лестнице, принимает быстрый душ и переодевается в рабочую одежду. Задержавшись в своей комнате чуть дольше, чем нужно, Микки возится с простынями и подушками в надежде услышать знакомый шум соседского душа и хриплые стоны, означающие, что Йен в ванной один. Но единственное, что удаётся расслышать, — это приглушённые крики. Запирая за собой дверь несколько минут спустя, он думает, что Йен, скорее всего, уже ушёл на летние занятия, которые посещает и Мэнди. Микки убирает ключи в карман и с недовольным видом отправляется на работу.

Весь день он изо всех сил пытается не заснуть на ходу, но завтра пятница, и Микки практически чувствует вкус выходных, когда стрелки часов наконец доползают до пяти. Прогулка до дома занимает двадцать минут — метро он пользуется, только когда ему нужно в клуб, или если готов убегать от грёбаных копов, после того как перепрыгнул через турникет. Сегодняшняя смена начинается немного раньше обычного, запланировано какое-то модное мероприятие, и Микки должен быть на месте в девять, поэтому он прикидывает, что вполне может поспать часа два-три до клуба. И раз уж Мэнди обещала разобраться с тупыми грёбаными соседями, то, может, хоть на этот раз его никто не разбудит.

Поэтому, вернувшись домой и обнаружив одного из Галлагеров растянувшимся на их продавленном диване, Микки чуть не теряет самообладание. Тот факт, что это весьма рыжий, весьма горячий, весьма мужского пола Галлагер, вероятно, единственная причина, по которой он не кидается на него с кулаками.

— Чувак, какого хрена? — рявкает Микки, и Йен вздрагивает, должно быть, не заметив, как он вошёл. То, как обтягивающая футболка облепляет его грудные мышцы, подчёркивая их самым выгодным образом, когда он поворачивается, действительно бесит. Потому что Микки хочет пялиться, но он, бля, не должен хотеть пялиться. — Ты чё забыл у меня дома?

— О, привет, Микки, — Йен, кажется, расслабляется, когда видит его, что бесконечно раздражает Микки, потому что его присутствие обычно имеет противоположный эффект. — Мэнди меня пригласила, — объясняется он как раз в тот момент, когда Мэнди заходит в гостиную с тарелкой пицца-роллов.

— Чё как? — бросает она Микки, плюхаясь на диван рядом с гостем, её голые ляжки прижимаются к его бёдрам. Выражение лёгкого дискомфорта мелькает на лице Йена, и Микки тихо злорадствует. Рыжему, вероятно, неловко обжиматься с Мэнди в присутствии её брата. — Йен зависает здесь, пока у него дома не уляжется очередной скандал, — добавляет Мэнди.

Микки тянет прилечь, но запах свежей выпечки и возможность позлить Мэнди не менее заманчивы. Она обещала уладить с соседями вопрос шума, но это больше похоже на улаживание вопроса «Я хочу трахнуть этого парня с веснушками» (желание, которое Микки полностью разделяет), поэтому он решает, что сестра заслуживает небольшой мести. Да и Йен смотрится... соблазнительно.

— Двиньтесь, педрилы, — ворчит Микки, скидывая ботинки, прежде чем втиснуться на диван с другой стороны от гостя. На лице Йена появляется очередное мучительно-неловкое выражение, но, похоже, причина скорее в словах Микки, нежели в его действиях, поэтому Микки просто хватает несколько пицц и запихивает их в рот.

Мэнди свирепо таращится на него с другого конца дивана, но затем запускает какую-то стрелялку на приставке, которую Микки стащил в комиссионке несколько месяцев назад. Микки остро ощущает каждый сантиметр своего тела в тех местах, где они с Йеном соприкасаются: в районе бёдер и там, где веснушчатые предплечья Йена время от времени задевают Микки. Когда он выхватывает контроллер у Йена, тот не протестует, лишь слегка ухмыляется, а татуированные пальцы Микки горят от соприкосновения с пальцами Йена.

Татуированные пальцы, которыми Микки обхватывал свой член под звуки срывающегося дыхания Йена.

— Твоя семейка пиздец шумная, — не выдерживает Микки.

Йен морщится, но выглядит довольным.

— Да, знаю. Прости, если мы слишком галдим, я не думал, что у вас так сильно слышно, — пока он говорит, Микки следит за его губами, за тем, как они шевелятся, произнося слова. Контроллер в руках отзывается вибрацией, когда персонаж умирает на экране.

— Просто окно моей спальни, выходит на вашу ванну, блядь, — ворчит он. Это заставляет Йена повернуть голову и посмотреть на Микки, слегка приподняв бровь, хотя он не выглядит слишком обеспокоенным. Что логично, он же не знает, что Микки дрочит на его стоны в душе.

— И... ты слышишь всё, что там происходит?

— Да. И там, и в остальной части вашего дома, — отвечает Микки, не встречаясь взглядом с Йеном и сопротивляясь желанию поёрзать на месте. Йен вопросительно хмыкает.

— А слышал, как Карл пытался спустить свой табель успеваемости в унитаз? — ухмыляется он, и Микки резко толкает его локтем под рёбра. От этого рыжий только смеётся, отклоняясь ближе к Мэнди, хотя тут же выпрямляется обратно. Мэнди ворчит, что Микки мешает им отдыхать.

Сидя так близко, Микки не может не заметить, какие сильные на вид бёдра Йена, даже через материал его шорт. Когда Йен достаёт телефон из кармана, шорты задираются, демонстрируя мышцы и тонкие светлые волоски. Микки пытается отвести взгляд, отвлечься на что-нибудь другое, но запястья Йена на удивление тонкие, а пальцы длинные и аккуратные — длиннее и тоньше, чем у Микки, но не слишком костлявые. Сколько всего могли бы сделать эти пальцы…

Голос Йена становится глубоким, когда он смеётся над не слишком вежливым комментарием Мэнди по поводу игры, и Микки вздрагивает, переводя взгляд на экран, на котором зомбакам взрывают головы. Он действительно не хочет заработать стояк, мешая сестре подкатывать к парню. Это было бы странно.

Только пару часов спустя, поднимаясь, чтобы переодеться на работу в клуб, он осознаёт, насколько Йен сидел ближе к нему, чем к Мэнди. Он хмурится, пожимая плечами, и идёт ополоснуться. Понимание того, что Йен всё ещё внизу, не мешает Микки дрочить в душе, думая о его крепких руках. Кончая, он представляет, как пальцы Йена дразняще скользят по его дырочке.

Микки знает, чего хочет, даже если он не должен этого хотеть.

В итоге он опаздывает на работу на десять минут, поскольку Мэнди зажимает его у двери и недвусмысленно объясняет, что будет с его яйцами, если он опять помешает ей подкатывать к соседу. К счастью, она просто считает его вредничающим мудаком, не понимая настоящей причины, по которой Микки практически прилип к Йену на диване. Тем не менее это слегка выбивает его из колеи, и он не успевает на нужный ему поезд в метро. Его, скорее всего, уволили бы, если бы бармен его не подменил.

Отказаться от сна, чтобы поднасрать Мэнди, было ужасной идеей, но он не жалеет об этом, даже когда здоровенный напарник Карлос в третий раз будит прикорнувшего Микки.

— Продирай глаза, новичок, — ворчит Карлос, кивая в сторону драки, образовавшейся на улице недалеко от клуба. — Давай-ка разомни кулаки, встряхнись.

Микки прокусывает губу, когда какой-то студентишка наносит ему удар, но это только даёт ему повод не сдерживаться. По какой-то причине образ Мэнди, прижавшейся к Йену, вспыхивает в голове Микки, но он старательно игнорирует его, выбивая дерьмо из парочки богатеньких придурков. Один заляпывает кровью своё дурацкое белое поло, а другой скулит о судебных исках, хватаясь за сломанный нос, когда прибывает полиция. Карлос разбирается со всем этим, потому что его послужной список короче, чем у Микки, несмотря на то что он в два раза старше его.

Как в сраном дне сурка, Микки возвращается домой с намерением рухнуть в постель и заснуть мёртвым сном, сперва улучив минутку, чтобы осмотреть губу в зеркале в ванной. Незнакомое синее полотенце на двери заставляет его нахмуриться. Когда он заглядывает в комнату Мэнди, чтобы проверить её перед сном (в чём не сознается даже под страхом смерти), то вопрос по полотенцу отпадает. Оно чужое.

Две фигуры свернулись калачиками на односпальной кровати Мэнди: сестра лежит спиной к двери и её голова покоится под подбородком Йена, они дышат синхронно. Внезапно Микки осознаёт, насколько коротки пижамные шорты Мэнди. На мгновение он подумывает разбудить их, чтобы устроить Йену хорошую взбучку, припоминая о кастете в верхнем ящике комода, и вышвырнуть рыжего панка вон. Но тот хотя бы одет в футболку и шорты, в которых заявился к ним накануне. Может, кастет не понадобится.

Микки делает несколько неуверенных шагов в комнату, но затем замечает их руки, переплетённые вместе и свободно лежащие на небольшом участке кровати между ними. На лице Йена мягкое выражение, его ресницы невероятно светлые на фоне щёк, — контраст с чёрными, совсем как у матери, волосами Мэнди.

В течение нескольких коротких секунд Микки позволяет себе подумать о том, почему вся эта ситуация так выводит его из себя.

Резко развернувшись, он даже не закрывает за собой дверь, уходит к себе в комнату и, раздевшись до трусов, забирается в кровать. Сон приходит не так легко, как хотелось бы, образ бледных запястий Йена и его веснушчатой шеи застревает в глубине сознания, пока явная усталость не берёт своё.

На следующее утро Микки просыпается от звука льющейся в ванной воды. Ему требуется несколько минут, чтобы понять, что это у него дома, а не у Галлагеров, и он хмурится, переворачиваясь на другой бок, запутавшись во влажных от пота простынях. Обычно Мэнди никогда не принимает душ по утрам... Микки проверяет телефон — до звонка будильника всего несколько минут, поэтому он просто пожимает плечами и спускается вниз, надеясь, что Мэнди приготовила кофе, перед тем как засесть в ванной.

Можно с уверенностью сказать, что он чертовски смущён, видя Мэнди, сидящую за кухонным столом с разложенным перед ней журналом. В недоумении переводя взгляд со склонённой головы сестры на потолок, Микки зависает на целых две минуты, прежде чем понимает, кто именно занял душ.

— Схуяли рыжий всё ещё торчит здесь?

— Потому что у него дома все перегрызлись как собаки. Типа его брат забивает на предложенную ему стипендию в колледже, или что-то в этом роде, — Мэнди переворачивает страницу. — Я предложила ему отсидеться у нас, пока всё не устаканится.

— Бля, Мэнди, ты меня вообще слушала, когда я говорил не трахаться с соседями? — Микки хмурится, топая к полупустому кофейнику. Кофе едва тёплый, но не настолько поганый, чтобы заморачиваться приготовлением свежего.

— Я с ним и не трахалась, придурок. Мы так-то друзья, — парирует Мэнди, не поднимая глаз. — Кроме того, на него это не распространялось.

— Ага, конечно, ты так же не трахалась с ним, как наш папаша души в нас не чает, — Микки морщится от глотка кофе, но Мэнди только смеряет его ледяным взглядом. Наверху гудят трубы, и слышно, как Йен открывает и закрывает стеклянную дверцу. — Если чё, я как бы видел, как вы вчера миловались на диване.

— Для этого не обязательно трахаться. Да и вообще, с какого перепугу тебя это ебёт? — она подозрительно прищуривается, так что Микки просто в сердцах выплёскивает остатки кофе в раковину и пулей летит к лестнице.

— Да мне фиолетово!

Когда Микки поднимается, Йен как раз выходит из ванной в обёрнутом вокруг талии полотенце и бросает ему улыбку, прежде чем завернуть в комнату Мэнди. Кожа на его спине светлая и влажная, а лопатки усыпаны веснушками, и Микки не может отвести взгляд, пока Йен не закрывает за собой дверь. Микки решает: похуй, что от него несёт, он не станет принимать душ, после того как Йен только что был там голый и мокрый. Он задаётся вопросом, использовал ли Йен его мыло вместо цветочной хрени Мэнди, и от этой мысли его бросает в дрожь.

Когда Микки уходит на работу двадцать минут спустя, Йен бродит по кухне с сигаретой в губах, и Микки спешит слинять, пока мысли об этих губах вокруг кое-чего другого не захватили его. На стройке он чуть не прибивает руку гвоздём к деревянной балке, потому что так занят мыслями о том, как Йен выглядит, когда ему отсасывают, что напрочь забывает о гвоздезабивном пистолете.

Йен Галлагер становится серьёзной ёбаной проблемой.

Только на полпути домой после смены Микки улыбается удача: звонит Мэнни, управляющий клуба, чтобы сообщить, что у Микки сегодня выходной. Это всего лишь одна смена, и Микки всё равно будет занят в клубе до конца недели, но перспектива полноценного ночного сна приносит больше удовлетворения, чем все оргазмы, когда-либо испытанные Микки. Ну... примерно.

Желая как-то отпраздновать, Микки заходит в «Kash and Grab» как раз перед закрытием, набросав чипсы, газировку, пиво, пригоршню разных сладостей и две замороженные пиццы в пустую картонную коробку. Он скалится на тощего парнишку за прилавком, явно новичка, если судить по испуганному выражению его лица, и уходит, не заплатив.

К счастью, когда Микки возвращается домой, там не маячит рыжий, поэтому он рассовывает добытое по шкафам и суёт пиццу в видавшую виды духовку. От неё несет горелым пластиком, но работает она нормально. Пока пицца готовится, Микки отлучается в душ, ведь Мэнди стопудово будет гундеть, что от него воняет, учитывая, что последний раз он мылся сутки назад. Он медленно топчется под струёй воды, паршивый напор которой компенсируется обжигающей температурой.

Поворачиваясь, чтобы ополоснуть спину, Микки замечает, что синее полотенце всё ещё висит на крючке на двери ванной. Он морщится и показывает ему фак, а потом отворачивается, подставляя лицо под воду. Чёртов Йен Галлагер, заявляющийся в дом Микки, оставляющий повсюду своё барахло и пользующийся горячей водой, за которую платит Микки.

Конечно, мысли о Йене, принимающем душ, приводят к мыслям о Йене в душе. Микки помнит, как его широкие плечи блестели от воды сегодня утром, а мышцы бледной спины умоляли располосовать их яростными царапинами. Полотенце низко висело на его бёдрах, являя над полоской синей ткани эти маленькие ямочки на пояснице, прямо над его упругой задницей, которую Микки может прекрасно себе представить. Даже чёртовы ноги Галлагера были красивыми, стройными и сильными, будто он мог бы без труда подхватить Микки, позволив ему сцепить лодыжки на своей талии, пока трахал бы его, стоя у стены.

Микки вздрагивает.

Его наполовину вставший член подёргивается от интереса. Как бы это ни бесило, нельзя отрицать, что Микки заводит его возможно-натурал сосед из шумной семейки, тырящий его горячую воду. Недовольно ворча, Микки берёт член в руку, и окружающие звуки отходят на второй план, когда он гладит себя до полной твёрдости. Обычно для оргазма ему достаточно звуков дрочки Йена — из простого удобства, говорит себе Микки, — но сейчас достаточно просто вспомнить о них, чтобы начать двигать бёдрами туда-обратно за считанные минуты. Мысль об обнажённом торсе Йена только подначивает его. На самом деле, это заставляет осознать, что Йен был голым прямо в этом душе менее двенадцати часов назад. Микки приходится опереться рукой о плитку, чтобы не упасть.

Стоит только взять член в руки, как Микки с готовностью поддаётся каждой своей фантазии о Йене. На первом месте мысль о том, как парень его трахает. Он воображает тяжесть тела Йена, навалившегося на него сзади, и ритмичные шлепки крепких бёдер о ягодицы. Если бы Йен Галлагер действительно выебал Микки, его влажные мечты стали бы явью. Но в голове Микки крутятся и другие вещи, пока он толкается в свою ладонь, а горячая вода каскадом льётся на голову и плечи, капая с ресниц. Он представляет, каково было бы опуститься перед Йеном на колени и отсосать ему, пока тот не начнёт дёргаться и ёрзать, вцепившись руками в тёмные волосы Микки. Или тереться о него через боксеры или нагишом, используя давление бёдер друг друга, чтобы кончить. Микки задаётся вопросом, каков был бы римминг в исполнении Йена Галлагера, представляет его розовые губы на своей заднице и влажный язык в дырочке...

Микки кончает, выстрелив горячей и густой струёй спермы на кафель и застонав.

— Блядь, — выдыхает он. Тупой треклятый Йен и его тупая треклятая способность возбуждать Микки, даже когда Микки не хочет возбуждаться. Не хочет дрочить на мысленный образ соседа, который, по-видимому, теперь стал лучшим другом Мэнди и по совместительству её трахалем. Ругаясь себе под нос, Микки выходит из душа.

Мэнди вваливается домой как раз в тот момент, когда Микки спускается по лестнице, а по первому этажу разносится аромат пеперони с сыром вперемешку запахом горелого пластика. Она бросает сумку на кухонный стол и наклоняется, чтобы заглянуть в духовку через стеклянную дверцу.

— По какому поводу? — спрашивает она, выпрямляясь. — Ты ж максимум греешь себе что-то в микроволновке перед сменой.

— У меня выходной! — ухмыляется Микки, достаёт из холодильника два пива и протягивает одно Мэнди. Она смотрит на этикетку, но открывает его о столешницу и делает большой глоток, прежде чем отправиться в гостиную и включить телевизор. — Что, рыжий лобок сегодня не придёт? — интересуется Микки, роясь в кухонных ящиках в поисках прихватки.

— Не-а, его брат вроде разобрался со своим дерьмом, — отвечает Мэнди под громкие звуки боевика, доносящиеся до кухни. Микки слегка разочарован.

Пицца немного подгорела с одного края в неравномерно прогревающейся духовке. Микки раскладывает кусочки на две большие тарелки и несёт в гостиную, даже не успевая плюхнуться рядом с Мэнди, как она уже складывает кусок пополам и засовывает в рот.

— Ещё не остыло, ты чё.

— Ага, но я ж не слабачка какая-то, — парирует Мэнди, делая большой глоток холодного пива, прежде чем снова наброситься на пеперони.

— Эй, харэ! — ворчит Микки, сплющивая два куска пиццы с сыром и откусывая большой кусок от получившегося сэндвича. Язык горит огнём, но Микки особенно усердно таращится на взрывы на экране, жуя через боль. Мэнди рядом хохочет. — Так что там у вас с этим пацаном? Вчера он просто сосед, с которым ты хочешь перепихнуться, а сегодня вы, блядь, держитесь за руки и обнимаетесь, как лучшие подружки? Может, он и косички тебе заплетал?

Мэнди приподнимает одну идеально выщипанную бровь.

— Что? — выплёвывает Микки.

— Ничего, — она возвращается к пицце. — Просто никак не могу привыкнуть к «заботливому старшему брату», — Микки хмурится и отворачивается, набивая рот, чтобы скрыть смущение. Мэнди всегда была ему ближе, чем остальные, но заморачиваться с ролью старшего брата, когда ты младший из примерно семи других «старших» братьев, не приходилось. Но в любом случае Микки действительно заботится о Мэнди, как бы глупо и чертовски сентиментально это ни звучало.

— Проехали, — ворчит он, хватая очередной кусок пиццы. Половина начинки соскальзывает, он чертыхается, а Мэнди ржёт.

— Да всё норм. Мы с Йеном просто друзья, вместе на историю ходим, — она пожимает плечами, делая глоток пива. — Он поставил подножку одному нашему жуткому преподу, который постоянно невзначай хватал меня за задницу и предлагал дополнительные баллы к оценке.

Губы Микки кривятся в отвращении. Часть его благодарна, что у Мэнди есть кто-то, кто присматривает за ней, отваживая старых пердунов, любящих совать свои ручонки куда не следует. Другая часть злится, что у него не было возможности самому проломить ублюдку череп.

— Я уже говорила, что мы не трахаемся, если тебя это беспокоит, — добавляет Мэнди с жаром, явно неверно истолковав раздражённый взгляд Микки. — Нет нужды угрожать ему переломами, если он разобьёт мне сердце, — она ухмыляется, и Микки хватает её за шею, крепко удерживая, пока злобно ерошит волосы сестры. Та извивается и голосит.

— Микки, отвали! — вопит она во всё горло, размахивая руками, пытаясь нанести ответный удар локтем в промежность, но Микки уворачивается, и вместо этого она попадает в бедро, хотя это немногим приятнее.

— Перестань быть сучкой-злючкой, и я подумаю.

— Пошёл ты, мудак! — рычит Мэнди, пытаясь извернуться, чтобы укусить его, и…

Брям-с!

Звук разбившегося стекла на втором этаже мгновенно отрезвляет их обоих, они застывают посреди потасовки и тут же отскакивают друг от друга. Микки бросается к металлической бите у двери, жестами указывая Мэнди на кухню.

— Хватай столько ножей, сколько сможешь, и дуй к задней двери, — шепчет он, прислушиваясь к любым звукам сверху. Терри всегда был дохуя шумным, потому никогда не занимался взломом и проникновением, но дядя Ронни — другое дело. Поджарый и быстрый, как борзая, тот мог войти и выйти, не поднимая пыли в воздухе. Если Терри поручил ему найти Микки и Мэнди, у них ни единого шанса. Наверху пока тихо.

— Будь осторожен, — напутствует его Мэнди тоже шёпотом, сгребая самые здоровенные ножи и пятясь к чёрному входу. Они смотрят друг на друга, прежде чем Микки начинает подниматься по лестнице.

На втором этаже темно, двери в спальни и ванную закрыты, но глазам Микки не требуется много времени, чтобы привыкнуть. Он предусмотрительно перешагивает через скрипучую верхнюю ступеньку и останавливается, едва уловив приглушённые голоса из своей комнаты. Теперь, когда у него есть время пораскинуть мозгами, и он слышит звук из своей спальни, Микки понимает, что это разбилось окно. Странно, что Ронни полез на второй этаж, но сердце Микки колотится в груди, не слушая доводов разума, и инстинкты берут верх: сражайся или беги.

Отчасти Микки предполагал, что Терри однажды вернётся, как бы сильно ему ни хотелось, чтобы отсутствие старого хрена означало, что тот мёртв. Микки сжимает биту чуть крепче. Боже, как бы он хотел, чтобы это был пистолет.

Он медленно приближается к своей спальне и, только когда оказывается прямо у двери, начинает различать голоса внутри.

— ...может, обставим всё так, чтобы это выглядело как несчастный случай?

Бля. Ладони Микки потеют, но он берёт себя в руки. Если он будет быстрым, ворвётся в комнату и нанесёт несколько приличных ударов, Мэнди, скорее всего, услышит шум и сможет выбраться через заднюю дверь и скрыться, прежде чем тот, кто влез в комнату Микки, даже подумает её искать. Он тянется к дверной ручке.

— Да ну? И как, по-твоему, проклятый сюрикен может выглядеть как несчастный случай?

Единственное, о чём успевает подумать Микки: «Сюрикен?! Какого хрена?», прежде чем распахивает дверь и бросается в комнату, дико размахивая битой и сбивая…

Никого.

Даже в относительном полумраке Микки может сказать, что комната совершенно пуста. Он поворачивается, пробегая глазами из угла в угол и осматривая пространство за дверью, но никого не обнаруживает. На всякий случай он подходит к шкафу и резко распахивает дверцы, но видит лишь свою одежду.

— Фиона прибьёт меня, да?

Голос заставляет Микки вздрогнуть. С угрожающим видом, он разворачивается, чтобы встретиться с его обладателем, хоть он и понятия не имеет, кто такая Фиона. Но в комнате по-прежнему никого нет, лишь наполовину заправленная кровать Микки смотрит на него. Вот только…

Наполовину заправленная кровать Микки украшена сюрикеном, вонзившимся в центр матраса.

Что за ёбаный в рот, нахуй?

Страх внезапно исчезает, Микки обходит кровать, чтобы осмотреть железку, торчащую из матраса: острые края её блестят в свете, льющемся через окно. Кстати говоря, Микки оглядывается вокруг и видит осколки, усеивающие пол, а затем — пустую раму, где несколькими минутами ранее было стекло. Именно тогда он замечает двух парней в ванной Галлагеров, свет из которой проникает через пустую теперь раму Микки.

Мальчишка, должно быть, тот самый Карл, выглядит наполовину испуганным, наполовину гордым, пока парень постарше, примерно ровесник Микки, отчитывает его.

— Чувак, тебя ждёт не просто взбучка за наше окно, она заставит тебя заплатить за ремонт соседского. Какого хрена ты решил, что упражняться с сюрикенами в ванной, — хорошая идея? — голос парня напряжённый, но весёлый, и он протягивает руку, чтобы отвесить Карлу подзатыльник. Карл не уворачивается, на мгновение становясь удручённым, прежде чем ухмыльнуться, по-видимому, другому своему брату (со своего места Микки его не видно).

— Два окна одним ударом, круто, а? — бахвалится пацан, за что получает ещё один подзатыльник и пинок к двери ванной, но Микки замечает, как старший брат приобнимает Карла за плечи и слышит приглушённое: «О да, чувак», прежде чем они исчезают из виду.

Вернувшись к кровати, Микки надолго замирает, прежде чем наклониться, чтобы вытащить стальную звёздочку из матраса, и роняет биту только потому, что ему нужны обе руки, чтобы справиться с задачей. Потом он оборачивается к разбитому окну. Сегодня он ничего не сможет сделать, и, учитывая, насколько туго у них с деньгами, и в следующие несколько недель тоже. К счастью, сейчас уже достаточно тепло, чтобы это не было такой уж большой проблемой, поэтому Микки просто пожимает плечами и решает в ближайшее время разжиться где-нибудь фанерой и на время заделать дыру.

Честно говоря, ситуация должна была выбесить Микки. Обычно достаточно случайного толчка в плечо от прохожего на улице, чтобы вывести его из себя, так что разбитое окно и довольно серьёзное оружие в его кровати должны были пробудить в Микки желание выбивать зубы. А если бы он был в постели (а он и был бы, если бы не неожиданный отгул). Сюрикен, который он сейчас держит в руке, мог оказаться в его животе, а не в матрасе. Но несмотря на всё это, Микки чувствует лишь облегчение. Облегчение оттого, что никто не пытался проникнуть в их дом, чтобы утащить его и Мэнди подальше от этой маленькой новой жизни, которую они пытаются построить. Это ещё ничего не значит; Терри вполне может появиться на их пороге завтра, но сейчас это долгожданное подтверждение того, что у них с Мэнди всё может быть в порядке ещё некоторое время.

Спускаясь по лестнице, Микки старается идти медленно и уверенно. Он возвращает биту на её законное место у двери, прежде чем направиться на кухню.

— Мэндс, это я, — тихо зовёт он, зная, какой отпор может дать сестра в страхе, готовая ударить в ту же секунду, как только что-то её испугает. — Всё нормально, нам никто не угрожает. Никто не пытался вломиться, — Микки заворачивает за угол и обнаруживает её вжавшейся в стену у задней двери и держащей по одному большому ножу в каждой руке. Едва увидев его, она расслабляется, бросает ножи на столешницу и, поколебавшись всего секунду, бросается вперёд и заключает его в медвежьи объятия.

Они ничего не говорят, просто крепко обнимают друг друга, пока страх не растворяется без следа.

В конце концов Мэнди разрывает объятия, отстраняясь, чтобы дать Микки вздохнуть свободно. Прежде чем она успевает спросить, он показывает ей звёздочку, Мэнди бросает на неё вопросительно-подозрительный взгляд, а затем смотрит на него на него, молча прося объяснений.

— Пацан по соседству расхуячил этой хреновиной окно своей ванной. Затем она влетела в наше окно и приземлилась точнёхонько в мой матрас, — ворчит он, пытаясь казаться крутым после невольного проявления привязанности. Мэнди выразительно выгибает бровь.

— Карл? — Микки кивает. — А я говорила Йену больше не давать этому сопляку оружие, достаточно того, что он учудил с электрошокером, — голос Мэнди лишь слегка дрожит, её тон не совсем насмешлив, но Микки не комментирует это. Вместо этого он бросает сюрикен на кухонный стол и уходит в гостиную, где продолжает работать телевизор. Вскоре Мэнди присоединяется к нему, и они устраиваются рядом, прижимаясь друг к другу в поисках утешения, о котором не знают, как попросить вслух.

Таких громких криков, которые раздаются в доме Галлагеров примерно час спустя, они ещё не слышали. Микки недовольно ворчит, но Мэнди с улыбкой шлёпает его по руке и прибавляет громкость на телевизоре, прежде чем отправиться на кухню разогревать оставшуюся пиццу. Они едят с меньшим аппетитом, чем раньше, но Микки отдаёт Мэнди последнее пиво, а она позволяет ему украсть мясную начинку с нескольких кусочков её пеперони.

Соседи наконец замолкают, по телику начинают крутить рекламные ролики нон-стоп, вперемешку с говёными мелодрамами, и Микки с Мэнди оседают на диване до раннего утра бок о бок — кто заснёт первым.

Утром Микки будит громкий стук в дверь. У него во рту словно кошка нагадила, спину ломит от неудобного положения после сна на диване, голова Мэнди покоится у него на груди, а сам он обнимает её за худые плечи. Сперва он сбит с толку, но затем вспоминает о разбитом стекле, и, вместо того чтобы сбросить Мэнди, ему удаётся вывернуться, не слишком потревожив её сон. Он делает глоток тёплого вчерашнего пива, чтобы избавиться от сухости во рту. В дверь снова стучат.

— Да иду, бля, — ворчливо отзывается Микки, проверяя телефон: половина десятого. Честно говоря, всё, чего он хочет, — это принять горячий душ и забраться в постель, чтобы ещё немного поспать, но всё равно плетётся к двери. Открыв её, он видит Карла, застенчиво стоящего рядом с грозного вида девушкой. Микки объективно признаёт, что она секси: длинные загорелые ноги в джинсовых шортах, и всё такое — но даже с фальшивой улыбкой на лице она ему не интересна.

— Какого хрена вам нужно? — спрашивает он, и улыбка девушки немного тускнеет.

— Привет, я Фиона.

Микки просто моргает, глядя на неё.

— Фиона Галлагер, сестра Йена. Кажется, он дружит с тобой и твоей сестрой Мэнди? — говорит она, глазами, как у лани, сканируя его помятый после сна видок. Он надеется, что лёгкий трепет от… ну, от чего-то, что проходит через него при мысли, что Йен говорил о нём, не отражается на его лице. Как и раздражение, которое возникает в ответ на это глупое волнение.

— Ну, типа того.

— Ладно, неважно, — говорит Фиона, приподняв брови, — в любом случае наш младший брат Карл пришёл извиниться за ущерб, который он причинил вчера, — с этими словами она бросает на младшего Галлагера острый взгляд, и тот отвечает многострадальным вздохом.

— Извините, мистер, что разбил окно вашей спальни сюрикеном и, вероятно, подверг вашу жизнь опасности, — гундит он монотонно, и Микки вот ни хренашечки не сомневается, что эти слова вдалбливали в него последние десять минут или около того. Фиона не выглядит впечатлённой.

— Слушай, мы заплатим за окно и всё остальное, просто... — она замолкает, когда Микки лениво указывает на неё, сморщив нос.

— Забей. Всё норм, — говорит он, не совсем уверенный в том, почему готов спустить эту ситуацию на тормозах. Фиона тоже выглядит смущённой, её глаза сужаются. — Мы с Мэнди чего только не творили в детстве по глупости, — добавляет Микки в качестве объяснения, надеясь, что это заставит Фиону перестать смотреть на него так, как будто он собирается забрать её первенца в качестве платы за свою доброту. Впрочем, чего ещё можно ожидать от Милковича?

— Ты уверен? — спрашивает Фиона, выглядя уже не такой подозрительной, как раньше, но всё ещё не до конца веря его словам. — Я знаю, это довольно дорого.

Карл, так и мнущийся рядом с ней, выглядит просто скучающим.

— Ага, — Микки пожимает плечами. — Мэнди убила бы меня, позволь я тебе заплатить, — это не совсем ложь. И, кажется, этого достаточно для Фионы, потому что широкая улыбка начинает расползаться по её лицу.

— Ну, тогда спасибо, — говорит она, как раз в тот момент, когда на лужайке перед домом Микки появляются двое других Галлагеров — Дебби и Лиам. Фиона оглядывается на них и сообщает Микки: — Мы пойдём, нам нужно успеть в бассейн до открытия в десять. Спасибо ещё раз.

Микки кивает, более чем готовый к тому, что она уйдёт, что она наконец и делает, поблагодарив его в сотый, кажется, раз. Карл выглядит так, словно выиграл в лотерею, но как только они спускаются по ступенькам крыльца, Микки слышит, как Фиона сообщает ему, что он всё ещё наказан, и мальчишка заметно сдувается. Микки подавляет усмешку, прежде чем зайти обратно в дом, и замирает, чуть не поперхнувшись оттого, каким жалким он был. Одно дело позволить сопляку разбить окно в его спальне, но совсем другое — не потребовать заплатить за это. Микки надеется, что не размяк. Ему вдруг хочется врезать по чему-нибудь, чтобы исправить ситуацию.

Списывая свою внезапную доброжелательность на недосып, Микки взлетает по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и даже не утруждает себя принятием душа, направляясь сразу в спальню и захлопнув за собой дверь. В комнате тепло, но не душно, благодаря тому что окно теперь постоянно пропускает лёгкий ветерок снаружи. Медленно выдыхая, Микки сбрасывает джинсы и футболку, прежде чем направиться к мягко колышущимся на ветру занавескам, едва не забыв об осколках стекла на полу. С недовольным бормотанием он бредёт в ванную за совком и веником, чтобы быстро подмести всё это.

Вернувшись в комнату, Микки слышит, что у Галлагеров работает душ, и замирает. Фиона повела троих младших детей в бассейн, а значит, в доме могут быть только Йен и другой его брат. А это пятьдесят процентов шанса, что в ванной Йен, хотя Микки не слышит голоса, чтобы убедиться точно. Честно говоря, то, что он прикидывает шансы на то, что в душе его горячий сосед, само по себе крипово, поэтому Микки считает, что если подойдёт на шаг ближе к окну, то будет гореть в аду лишь немногим дольше.

И да, это Йен.

Микки знает, что это Йен, потому что окно Галлагеров тоже разбито, от матового стекла остался один длинный осколок у основания рамы. И теперь вместо расплывчатых очертаний в мутном свете Микки чётко видит бледную веснушчатую спину Йена Галлагера под струями воды.

Только лишь усилием воли он сдерживает стон, рвущийся из горла. Йен виден от талии и выше, в маленьких ямочках над его задницей задерживаются капли воды, стекающие по его широкой спине. Микки хочет вылизать эту влагу, хочет прикоснуться к мокрой коже, почувствовать мышцы под ней. Член в его боксерах заинтересованно дёргается.

Около минуты Йен просто намыливает спину и руки (и другие места, которые Микки не видит), прежде чем встать под струи. От воды его рыжие волосы кажутся более тёмными, но Микки ничего не имеет против, когда ему открывается такой вид. Мышцы на плечах Йена напрягаются, когда тот тянется, чтобы ополоснуться. Конечно же, именно в этот момент Йен роняет шампунь и вынужден наклониться, чтобы поднять его. Неважно, что на самом деле Микки ничего не видит, его член всё равно твердеет, рождая тихий стон на губах.

Осознав, что натворил, Микки в шоке зажимает рот рукой и отпрыгивает к стене у окна, вжавшись в неё спиной. Сердце колотится в груди, но каким-то образом мысль о том, что Йен знает, что Йен услышал его, только пуще прежнего заводит Микки. Он резко сжимает член, надеясь отговорить его от дальнейшего предательства, когда…

— О-о...

Хриплый тихий стон Йена доносится через открытое окно, и всё летит к чертям собачьим.

С секунду Микки сопротивляется, отказываясь подглядывать из страха быть пойманным. Но тихие звуки, издаваемые Йеном, не прекращаются, а Микки всего лишь человек. Он наклоняется, чтобы заглянуть в ванную Галлагеров, и зрелище, которое ему открывается, — лучшее, что он когда-либо мог желать: медленное движение влажной спины и руки Йена Галлагера, когда тот дрочит. Это так возбуждающе, что Микки, кажется, готов заплакать.

На самом деле ничего такого, ведь Микки не может разглядеть член Йена, и то, как он трогает себя, он не видит его красивых розовых губ, издающих эти нарастающие стоны... Но тем не менее у Йена выдающиеся бицепсы, медленно перекатывающиеся под кожей, красивая спина, изгибающаяся в удовольствии. Микки в состоянии додумать остальное. Член в трусах стоит колом, но он слишком потрясён видом Йена, чтобы сунуть руку под резинку и начать дрочить.

— Ах, блядь, — такое тихое, что слова почти заглушаются шумом воды. Боже, похоже, Йен наслаждается собой. Микки представляет, как он смотрит на головку своего раскрасневшегося члена, на то, как она то исчезает, то появляется между его длинными пальцами. Представляет, как Йен прикусывает губу или напрягает мышцы живота, пока оглаживает ствол. Звуки, издаваемые Йеном, становятся громче, и мысли Микки кружатся в дикой пляске. Он представляет, как встаёт на колени перед Йеном и медленно надрачивает ему, прежде чем взять член в рот. Микки никогда раньше не сосал член, не представлялась возможность, но, чёрт возьми, он хочет отсосать Йену.

На мгновение он отвлекается, задаваясь вопросом, какого оттенка волосы на лобке Йена. Такие же рыжие, как на его голове? Но затем от соседа доносится ещё одно бормочущее «блядь», и оно звучит немного более отчаянно. Это только подстёгивает фантазии Микки. Он задумывается, насколько у Йена большой, обрезан он или нет. Боже, Микки интересно, нравится ли Йену трахать или тот предпочитает, чтобы трахали его, и, честно говоря, надеется на первый вариант. Потому что Микки отдал бы что угодно, чтобы упереться задницей в его бёдра, что угодно, чтобы эти длинные пальцы оставили синяки на его бледной коже в районе тазовых косточек. На его трусах уже расплывается мокрое пятно, член сочится смазкой, но Микки всё равно отказывается прикасаться к себе.

— О-о, чёрт, — задыхается Йена, и его рука внезапно ускоряется. Микки уверен, что теперь слышит скользкий звук трения ладони о плоть, и его собственный член жаждет прикосновения. Он сжимает пальцы на своих бёдрах, но не отводит глаз от спины Йена, румянец печёт щёки, когда он видит, как Йен напрягается, как бы весь подбираясь, и…

— Чёрт, — Йен дрожит, его плечи трясутся, когда бицепс напрягается, и он задыхается от оргазма. Микки с удивлением наблюдает, как каждый мускул на сильной спине Йена приходит в движение, не отводя взгляд до тех пор, пока парень не наклоняет рыжую макушку вперёд, отходя от кайфа.

Микки пулей летит в ванную, запирает за собой дверь, включает горячую воду и впрыгивает под обжигающие струи. Это не мешает ему поспешно взяться за ноющий член, на головке уже блестит естественная смазка, пока он облизывает пальцы, увлажняя их. В мгновение ока Микки вставляет в себя сразу два, прокручивая и толкая их в ритме быстрого скольжения ладони по стволу. Он стонет, прижимаясь лбом к мокрой плитке. Звук воды и скрип труб заглушают его жалкие, пронзительные стенания и вздохи, и через несколько минут Микки кончает в свой кулак горячими и влажными импульсами. Он замедляется, тяжело дыша в стену и двигая пальцами ещё несколько раз, прежде чем дрожь наслаждения превращается в спазмы, и он становится слишком чувствительным. Однако даже после этого он остаётся в душе почти на двадцать минут, пытаясь унять жгучий стыд и чувство вины.

А если бы он вышел сразу и вернулся в свою комнату, то, возможно, успел бы поймать в разбитом окне взгляд Йена и его ухмылку.

━━━┉┅┪□┢┅┉━━━

III.

Предупреждение: Микки и попытка ОПМ (за подробностями пролистайте до комментариев после главы).

━━━┉┅┪□┢┅┉━━━

В субботу Микки вытаскивает из ноги не менее четырёх осколков стекла.

Кажется, они застряли в щелях между половицами, и сколько бы он ни подметал, избавиться от них полностью невозможно. Микки даже пытается выковырять осколки ножом-бабочкой, но в итоге только царапает пол. Он хмурится и просто бросает старую рубашку на то место, где, по его мнению, бо́льшая часть стекла всё ещё ждёт его босых ног. Ну, сойдёт на пока.

До начала смены часов двенадцать, и у Микки, кажется, впервые за несколько месяцев появляется настоящее свободное время. Он не уверен, что с ним делать. Обычно он устроился бы поудобнее и занялся бы старой доброй дрочкой, но с одним рыжим, постоянно и неосознанно дразнящим Микки, его член нуждается в отдыхе. Это уж слишком, решает Микки, с беспокойством подсчитывая, сколько времени к нему не прикасался никто, кроме него самого.

На самом деле, теперь, когда Микки думает об этом, он понимает, что у него действительно не было приличного секса, с тех пор как всё это началось. Не только момент с окном, или с Галлагером, или даже с переездом. Нет, Микки не подставлял зад никому, с тех пор как Терри исчез с лица земли, словно наковальня в море.

Эта мысль немного удручает.

Учитывая сложившуюся ситуацию, у Микки действительно не было ни времени, ни энергии. Он вкалывает на двух работах, постоянно недосыпает и внезапно оказывается увлечённым веснушчатым соседом. Когда тут думать о том, чтобы пойти потрахаться? Но теперь, когда эта мысль пришла ему в голову, она уже не хочет уходить. Она, как пчела, жужжащая на подоконнике и врезающаяся в стекло каждую минуту, не даёт Микки забыть о себе.

«Мне надо пойти потрахаться», — думает он.

А ведь всего несколько часов назад Микки в ванной насаживался на собственные пальцы и задыхался в кафель. Его член слегка подёргивается от воспоминания об этом.

«Мне точно надо пойти потрахаться», — решает он.

Итак, Микки собирается дождаться конца сегодняшней рабочей смены, а затем найти самый злачный бар в Бойстауне и просто сделать это. А если он подыграет цыпочке-барменше, которая продолжает пялиться на него на работе, то наверняка сможет получить шот или два за счёт заведения, прежде чем отправиться в путь. Достаточно, чтобы немного опьянеть и перестать думать о глупых рыжих и звуках, которые они издают, когда кончают.

Остаток субботы проходит без происшествий, насколько это возможно в их мухосранском районе. Всего-то слышны выстрелы в нескольких кварталах от них, да около полудня кто-то, кто точно не коп, проносится по улице на полицейской машине с ревущими сиренами. Мэнди, загорающая на крыльце, провожает машину, свернувшую за угол в конце дороги, радостным воплем под визг колёс по асфальту.

— Думаешь, далеко ему удастся уйти? — она с улыбкой приподнимается на локтях, слишком большие солнцезащитные очки закрывают её глаза.

С другого конца улицы снова раздаётся визг шин, и мимо них пролетает вторая машина. Микки ухмыляется.

— Я бы сказал, до линии метро, — прикидывает он как раз в тот момент, когда вдалеке слышен звук столкновения.

Мэнди надувает губы, вытягивая шею, чтобы посмотреть, не появится ли какая-нибудь машина в конце улицы, но вероятность этого невелика. Поправив свои дурацкие солнцезащитные очки, она ложится обратно и вытягивает руки над головой, похожая на одну из тех мерзких лысых кошек. О чём Микки ей и сообщает, получая в ответ пустой пивной банкой по башке.

Странно зависать с ней на крыльце средь бела дня. Деревянный дверной косяк, к которому прислоняется Микки, ощущается тёплым и сухим, его футболка начинает прилипать к спине из-за жары. Отпрыски Милковичей не привыкли к такой непринуждённой домашней обстановке, и это слегка нервирует Микки. Он задаётся вопросом, исчезнет ли когда-нибудь предчувствие, что пиздец грянет в любую минуту.

— Эй, кстати, спасибо, — говорит Мэнди, — что не повёл себя как придурок по поводу окна.

Микки хмурится.

— А тебе-то чё, бля? Я думал, ты вообще спала.

— Отвали. За такое дерьмо ты бы любому всыпал по первое число. И мне так-то пофиг, но, как бы, сам понимаешь…

Микки ждёт конца предложения, приподняв брови в раздражении и замешательстве, но Мэнди просто лежит, поджариваясь на солнце, как картошка фри.

— Нет, не понимаю, — подначивает Микки. Внезапная застенчивость Мэнди начинает чертовски напрягать. Но хрен он признается.

— Ну, очевидно, Йен не особо горел бы желанием тусоваться со мной, начисть ты его младшему брату мордашку! — выпаливает она, переходя от смущения к раздражению, не встречаясь взглядом с Микки, и он уверен, что румянец, ползущий вверх по её шее, никак не связан с тем, что она обгорела на солнце. Микки издаёт один из первых искренних смешков за долгое время.

— Думаешь, я сделал это, чтобы рыжий лобок всё ещё ходил у тебя в лучших подружках? — недоверчиво спрашивает он, не осознавая своей ошибки, пока выражение взволнованного гнева на лице Мэнди внезапно не сменяется подозрением.

Блядь.

— Тогда почему ты это сделал, Мик?

Блядский блядь.

До этого лежащая на деревянном крыльце Мэнди медленно поднимается, её глаза за стёклами очков впиваются в Микки, и он знает этот взгляд. Обычно он означает, что Мэнди получит то, чего добивается. Что в данном случае является информацией, которую Микки определённо не хочет предоставлять.

Как объяснить сестре, что ты позволил мелкому распиздяю остаться безнаказанным за разбитое окно, потому что втайне желаешь, чтобы тебя отымел старший брат этого самого пиздюка? Микки не хочет этого знать.

— Мик, что ты скрыв...

В конце улицы раздаётся оглушительный грохот, когда одна из полицейских машин выруливает из-за угла по слишком широкой траектории и врезается в припаркованную «Ауди». Сигнализация заходится воем, когда из-под капота вырывается дым, а с водительского места, спотыкаясь, вываливается мужик в грязной одежде. Суматоха отвлекает Мэнди ровно настолько, чтобы Микки бросился обратно в дом и влетел в свою комнату, пинком захлопнув за собой дверь. Сквозь разбитое окно он видит, как неряха из патрульной машины шатко подходит к крыльцу Галлагеров и дважды роняет связку ключей, прежде чем отпирает наконец дверь.

На краткий миг Микки становится любопытно. Затем он посылает всё к чёрту и ложится спать.

Когда он просыпается, уже почти темно, и в первые моменты в полудрёме Микки прислушивается к скрипу труб в ванной Галлагеров. На этот раз в соседском душе тихо и темно. Микки точно знает, потому что его чёртово окно разбито, и он может видеть другой дом насквозь. Он выплёвывает несколько отборных ругательств и хватает свой телефон, валяющийся на другом конце кровати.

До выхода на работу ещё час, но Микки удивлён, что продрых так долго. Накануне он отдыхал не так уж много, хотя и больше, чем его обычные четыре часа, и краткие передышки в течение дня, накрывающие его, как тёплое одеяло, делают его мягким и податливым. Сражаясь с простынями, Микки потягивается, ощущая ноющую боль в мышцах после работы на стройке. Суставы в плечах смачно хрустят, а ощущение, что позвонки встают на своё место, сравнимо с оргазмом.

Ебать, да он настоящий дед.

Выскользнув из постели, Микки начинает собираться на работу. Он по-быстрому ополаскивается, не давая себе времени на раздумья о синем полотенце, всё ещё висящем на двери ванной. Одевшись, спускается вниз, чтобы перекусить, и находит записку от Мэнди.

«Ушла на ночную смену, Йен меня потом встретит. Притащу вафли на завтрак. М».

Микки делает мысленную заметку стащить несколько магнитиков для холодильника в свою следующую вылазку в «Kash & Grab» и бросает в микроволновку нечто похожее на остатки запеканки. Хер знает, откуда она взялась: ни он, ни Мэнди не смогут приготовить запеканку, даже если от этого будут зависеть их жизни. Он наблюдает, как тарелка крутится внутри, и старается не думать слишком сильно о «Йен меня потом встретит», и о том, как это оставляет кислое ощущение в его желудке.

Запеканка разогревается лишь наполовину, но он на похуях запивает её теплым пивом из толком неработающего холодильника и оставляет стеклянное блюдо на стойке. Мэнди может заниматься чем хочет с кем хочет.

А если он обнаружит Йена в постели сестры?

Ну, Микки никогда не прочь нанести удар первым.

К сожалению, именно такой ход мыслей заставляет его сцепиться с двумя пьяными хипстерами шесть часов спустя. Клуб сияет розовыми и зелёными огнями, музыка гремит, а чувак с пучком на башке и его приятель-долбоёб спотыкаются, пытаясь добраться до него. Один из них долговязый, и Микки легко сбивает его с ног, но другой — здоровенный, как лесоруб, — успевает подло двинуть ему хуком, прежде чем Микки врезает ботинком со стальным мыском по коленной чашечке мудака. Тот падает с воем, и Микки потирает челюсть — точно будет синяк. Сплёвывая кровь из-за прокушенной внутренней стороны щеки, Микки жестом зовёт другого вышибалу помочь ему.

— Не перенапрягайся, а то покалечишься ненароком, — огрызается Микки, когда Дэниел, если Микки правильно помнит, подходит к нему.

Тот пожимает плечами и выглядит совершенно скучающим.

— Так ты ж уже всё уладил.

Микки скалится и приподнимает долговязого придурка во фланелевой рубашке, лежащего у его ног. Парень жалобно хнычет, и Микки почти жалеет, что выбил ему передний зуб, но затем вспоминает, как говнюк ухмылялся, подсыпая что-то в напиток рыжей девушке, и толкает его немного сильнее, чем необходимо.

— Дальше я сам, — говорит Дэниел, чуть не выворачивая руку долговязого из сустава, когда оттаскивает его. — Пусть кто-нибудь осмотрит твоё лицо.

Он ведёт хипстеров к выходу и исчезает в толпе. Микки снова сплёвывает кровь и направляется к бару. До конца его смены осталось всего сорок минут, поэтому он перегибается через стойку и, плеснув себе две порции водки, осушает стопки, прежде чем кто-нибудь заметит. Крепкий алкоголь обжигает рану во рту, но он делает лишь секундную паузу, прежде чем опрокинуть третью стопку. Так и накидаться недолго.

Толпа уже начинает редеть, и к тому времени, когда зажигается свет, большинство отставших слишком пьяны, чтобы протестовать, когда их выводят за двери. Обычно к этому времени Микки еле держится на ногах, но за последние сутки он отсыпался как не в себя, и это поддерживает его бодрым и готовым к действиям. Это и алкоголь.

Он игнорирует блондинку-барменшу, которая предлагает выпить на дорожку, накрыв рукой с красными ногтями его запястье, и слегка заплетающейся походкой направляется по неровному тротуару к метро. Он бы пошёл пешком, но ночь влажная и жаркая, и даже дерьмовые кондиционеры в вагонах лучше, чем прогулка по душному городу. Он перепрыгивает через турникеты и заскакивает в первый же поезд, идущий в нужном направлении.

Колено Микки подпрыгивает в такт качающемуся вагону, он достаёт сигарету и закуривает, не обращая внимания на хмурые взгляды немногочисленных пассажиров. Сейчас достаточно поздно, чтобы никто не жаловался; дым выходит из приоткрытой створки окна над ним. С последнего раза прошло очень много времени, и предвкушение начинает проникать под кожу Микки, как мыши в фундамент дома. Ладони покалывает от пота, а в животе нарастает горячее напряжение.

Звук, который Йен издал этим утром, пробирается в сознание Микки, как непрошеный сквозняк. Вслед за ним в памяти всплывают склонённые веснушчатые плечи, отрывистые движения руки...

Микки глубоко затягивается сигаретой.

Когда он добирается до бара, уже почти четыре утра, но это заведение работает до рассвета. «Логово Аполлона» — пожалуй, самое глупое название, которое Микки когда-либо слышал, но он заходит в этот притон с удовлетворением, подавить которое не в силах.

Стены тут чёрные, а интерьер настолько тускло освещён, что трудно разглядеть границы помещения, и глазам Микки требуется время, чтобы приспособиться. Клуб небольшой, с левой стороны расположены кабинки, справа — ряд из трёх бильярдных столов. В центре несколько столиков, у задней стены длинная грязная барная стойка. Сегодня поживиться особо нечем: в дальней кабинке обжимаются двое темнокожих мужчин, ещё пара-тройка играет у бильярдных столов. За стойкой только трое, один из которых такой толстый, что несчастный стул, кажется, неумолимо прогибается под его весом. Двое других довольно непримечательны, но Микки замечает каштановый оттенок в волосах более высокого парня и хмурится.

— Пиво, — заказывает он, занимая одно из оставшихся свободных мест за стойкой.

Барменом оказывается дородный мужик с густыми усами и тяжёлыми мешками под глазами. Он бурчит что-то себе под нос, что Микки даже не пытается разобрать, и принимается вытирать бокал полотенцем, более грязным, чем пол, с которого он, судя по виду, его и поднял.

Шатен, сидящий слева, поворачивает голову к Микки и смотрит на него снизу вверх. Пиво Микки получает в том самом мерзком бокале, который вытирал бармен. Он уверен, что стекло даже грязнее, чем было до того, но он слишком взвинчен, чтобы обращать на это внимание. Парень рядом с Микки наклоняется.

— Я Нейт.

Микки поворачивается и смотрит на парня поверх своего пива. На вид ему за двадцать, довольно заурядный; мутные карие глаза, обрамлённые длинными ресницами, которые могли бы смотреться красиво, если бы не тяжёлые брови. Он слегка поджарый, небольшой живот виден под слишком тесной рубашкой, и есть что-то раздражающее в том, как выглядит его рот.

— На хрена мне твоё имя? — отбривает Микки, прежде чем сделать большой глоток пива. Оно тёплое и какое-то несвежее на вкус. Нейт выглядит слегка озадаченным.

— Ну, обычно принято представляться при знакомстве, — поясняет он раздражённо, и губы Микки кривятся. Голос парня слишком пронзительный для его внешности, оттенок кожи слишком розовый для таких тёмных волос.

Микки бросает беглый взгляд вокруг, в надежде на то, что ещё может предложить ему этот бар. Несколько здоровенных парней у бильярдных столов наблюдают за ним, но Микки не привлекают чуваки, которые выглядят как рестлеры со стажем. В одной из ближних кабинок многообещающего вида блондин с высокими скулами и тонкими, как у наркомана, руками, но, судя по тому, как его рука вовсю орудует в штанах парня рядом с ним, Микки не повезло.

То ли дело в алкоголе, то ли в его глупом мозге, но Микки не может скрыть разочарования. Не то чтобы он ожидал увидеть кого-то вроде Йена в таком месте, как это, но Микки слышал, как он кончает, достаточно раз, чтобы дофантазировать остальное. Он мог воспроизвести эти звуки в своём сознании, представить эти длинные пальцы на своём теле, в своём теле. Ему просто нужен симпатичный рыжеволосый парень, который пристроится сзади и будет помалкивать. Будь Микки чуть менее пьян, он, вероятно, чувствовал бы себя глупо даже от одной мысли об этом, испытывая отвращение к тому, как сильно заводит его треклятый сосед. А так он просто хмуро смотрит на бар и на свою жизнь в целом.

Микки поворачивается к не совсем рыжему идиоту рядом.

— Принимаешь или подаёшь? — так грозно вопрошает Микки, что это больше похоже на наезд. Нейт от неожиданности так давится каким-то фруктовым напитком, который потягивает, что струйка этого сомнительного пойла стекает по его подбородку. Микки борется с рвотным позывом.

— Я... эм, — он колеблется. — Ну, думаю, я делаю и то, и другое, но обычно предпочитаю подавать...

— Круто, — откликается Микки. — Главное, помалкивай, — и залпом допивает остатки своего пива, не давая себе шанса передумать.

Нейт выглядит удивлённым, но нетерпеливым, когда Микки ведёт его к грязной уборной, запирая за ними дверь в кабинке для инвалидов. И сразу пихает к стене, покрытой всевозможными граффити. Нейт тянется коснуться его лица, но Микки просто бесцеремонно засовывает руку в штаны парня, сжимая в кулаке его уже наполовину вставший член. Он здесь не для того, чтобы дурью маяться. Ему нужно потрахаться и свалить.

Уделяя внимание своему члену, Нейт, соблюдая правило молчания, введённое Микки, закусывает губу и толкается в кулак Микки. На его верхней губе выступают капельки пота, блестя в свете единственной лампочки над ними. Микки находит достаточно горячим то, как Нейт прижимается к нему, и его собственный член начинает проявлять интерес. Но небрежной дрочкой тут не отделаешься. Микки хмурится и засовывает другую руку в свои штаны, чтобы сжать себя, полностью уверенный, что дело не в алкоголе. Не так уж много он выпил.

Прижатый к стене Нейт сдерживает тихий шёпот. Член Микки слегка подёргивается в его руке.

Ах.

Это совсем не похоже на звуки, которые издаёт Йен, на его сдавленные стоны и прерывистое дыхание, от которых кровь Микки устремляется на юг. Даже от воспоминания о сегодняшнем утре, о грубом, срывающемся голосе Йена на пике оргазма, у Микки проступает испарина на затылке. Ебаный боже, если он услышит немного подобных стонов, то будет готов как никогда.

Если бы только Йен мог быть с ним в этой туалетной кабинке, тереться о его бедро и прижимать его к стене...

Даже несмотря на изрядную долю опьянения, Микки чувствует, как от этой мысли по его шее ползёт румянец. Член Нейта в его руке внезапно разочаровывает.

— Ты можешь… пошуметь или вроде того, — бормочет Микки. Может, это и захудалый гей-бар, но это не значит, что он хочет, чтобы его подслушали. С другой стороны, Нейт… Ну, может, если он станет чуть погромче, Микки сможет направить свои мысли в другое русло.

— Вот так? — шепчет Нейт, и это должно быть сексуально, но Микки кривится. Он сжимает его член немного сильнее.

— Да нет, блин, тупица... Типа постонать или вроде того, — фыркает Микки, и внезапно алкоголь уже не размывает черты лица Нейта настолько, чтобы сделать его хотя бы отчасти привлекательным. — Чёрт.

Нейт откидывает голову назад, прислоняясь к стене кабинки, и издаёт самый жалобный вопль, который Микки когда-либо слышал. Что бы ни подпитывало эрекцию Микки, оно тут же исчезает.

На мгновение они застывают, рука Микки опускается на джинсы, растущий дискомфорт оседает на них таким плотным слоем, что кажется, его можно пощупать. Затем Микки, отдёрнув обе руки и хлопнув дверью кабинки, пулей вылетает из уборной под вялые протесты Нейта. Может, он и в отчаянии, но не настолько.

Дорога домой из Бойстауна занимает почти час. Так и не трахнутый, пьяный и невероятно раздражённый, Микки затевает две драки по пути. Тот факт, что вторая происходит со странной кучей мусора, никого не касается, кроме него самого.

К тому времени, когда он выходит на нужную улицу, солнце почти показывается из-за горизонта. Разбитая «Ауди» всё ещё стоит перед домом Галлагеров, и Микки пинает её, проходя мимо. К чёрту Галлагеров. К чёрту Йена в частности. К чёрту Йена и его дурацкий голос, испортивший Микки вечер. К чёрту Микки за то, что он вообще захотел Йена. К чёр…

Микки спотыкается о чью-то ногу и растягивается на тротуаре, едва не обдирая половину лица об асфальт.

— Что за нахуй?! — вопрошает он ногу, которая, как он теперь видит, принадлежит неряшливому мужчине средних лет. В тусклых предрассветных сумерках Микки хмуро щурится на него, прежде чем узнаёт. Чувак из полицейской машины. Он лежит в канаве, будто его туда бросили, а он просто решил там остаться, голова наклонена лицом к Микки с выражением крайнего опьянения.

Микки оскаливается. Мужик хмурится.

— Ты не мой сын, — разочарованно выдаёт он. На воротнике его рубашки видна засохшая рвота.

— Я собираюсь въебать твоему сыну, — пытается огрызнуться в ответ Микки, но заплетающийся язык предаёт его. Мужчина наклоняет голову настолько заинтересованно, насколько возможно при его стадии опьянения.

— Которого из них? Они не больно-то симпатичные, но я уверен, что Лиам будет красавчиком, когда вырастет, — задумчиво изрекает он, а затем добавляет заговорщическим шёпотом: — Он весь в меня.

На мгновение Микки полностью сбит с толку. Затем до него доходит, и он поднимается с тротуара.

— Въебать ему! — взбешённо повторяет Микки. — Я собираюсь наподдать твоему сыну! Отпиздить его нах!

Мужчина глубокомысленно кивает из сточной канавы.

— Ой, да пошёл ты! — огрызается Микки, а затем со всей дури пинает мужчину по ноге для пущей убедительности. Кажется, тот не реагирует, но, по крайней мере, Микки чувствует себя немного более достойно, когда поворачивается и, спотыкаясь, преодолевает последние несколько метров до своего дома.

Он просыпается от криков.

Тот факт, что его это даже больше не беспокоит, откровенно удручает, и Микки лежит в раздражённом принятии целых две секунды, прежде чем похмелье настигает его, как грёбаный товарный состав. В голове пульсирует с такой силой, что кажется, из носа вот-вот хлынет кровь. Во рту сухо и настолько прогорклый привкус, будто что-то заползло туда и сдохло, пока он спал, и открывать глаза ему совсем не хочется.

— Полицейская машина, Фиона! Чёртова полицейская машина! — доносится из окна истеричный мужской вопль, и Микки вздрагивает от звона, который этот голос вызывает в его голове. — Где вообще Фрэнк взял полицейскую машину? — продолжается визг, слова сливаются в неразборчивую кашу.

Микки сопротивляется желанию разъебать что-нибудь лишь потому, что уверен: стоит только пошевелиться — и он умрёт.

— Я не знаю, Стив, может быть, там же, где ты взял грёбаную «Ауди»!

Теперь Микки узнаёт голос Фионы, высокий, яростный и слишком резкий для его бедных, страдающих с похмелья ушей. Затем дверь хлопает так сильно, что он почти уверен, что ему не послышалось, как в его окне дребезжат оставшиеся осколки стекла, и этот самый Стив принимается кричать Фионе вдогонку.

Боль в затылке Микки начинает пульсировать совсем невыносимо, и внезапная смерть уже не кажется худшим исходом.

В комнате душно и жарко, простыни липнут к ногам, а полуснятые джинсы узлом замотались вокруг лодыжек. Тёплый ветерок колышет тяжёлые шторы, прикрывающие окно с выбитым стеклом, принося с собой запах никотина. Похоже, Фиона курит в ванной.

Может быть, если она задержится там на некоторое время, Микки сможет снова уснуть, прежде чем начнётся очередной семейный скандал Галлагеров. Может быть — только может быть, — он сможет спокойно отоспаться после этого проклятого похмелья. Может быть, на этот раз они смогут сдержаться, чёрт их дери.

Бах! Бах! Бах!

А это, должно быть, Стив пытается выломать дверь ванной. Микки злобно рычит, когда Фиона принимается выкрикивать ругательства. В этот момент он почти желает, чтобы ещё один сюрикен влетел в его окно. Стив огрызается в ответ так же громко, и, учитывая эти обоюдные вопли, Микки знает, что шансы на сон у него ничтожные.

Решив не тратить время на попытки, Микки выползает из кровати и, спотыкаясь, идёт в ванную — кафельное святилище. Визг из соседской двери вызывает у него лишь желание оторвать себе уши, а не покончить с собой. Он открывает шкафчик, нашаривая в нём обезболивающие, которые Мэнди принимает от спазмов, и проглатывает. Затем суёт голову под кран и делает глоток воды, которого, по ощущениям, хватило бы, чтобы наполнить озеро. Противный привкус во рту никуда не девается, но он разберётся с этим позже.

Открутив краны душа с чуть большей силой, чем это необходимо, Микки не утруждает себя ожиданием нагрева воды и лезет под струи. И те пронзают его, как проклятая молитва — прохладная и блаженно освежающая, — пока он, прислонив голову к плиткам, ждёт, когда пульсация в его черепе прекратится.

Постепенно выясняется, что раскалывается у него не только голова. Когда мозг начинает работать, Микки ощущает, как мышцы ноют по всему телу. Он медленно поворачивается так, чтобы вода попадала на его напряжённую спину. В другом конце ванной к зеркалу приклеена розовая карточка с какой-то ерундой из Шекспира, которую Мэнди пытается запомнить для своих занятий.

Насколько дерьмово чувствует себя Микки? Насколько это вообще возможно.

Мысли в голове всё ещё путаются, но он помнит достаточно из прошлой ночи, чтобы быть абсолютно взбешённым. Один-единственный раз он попытался потрахаться, и, конечно же, сраный Галлагер каким-то образом умудрился всё испортить. Микки никогда этого не признает, но отчасти он смущён тем, как сильно голос Йена проник в его голову и под его кожу. Мысль о том, что теперь он жаждет этого, нуждается в этом, чтобы кончить, унизительна. Он похож на одну из тех собак, у которых текут слюни, когда они слышат звонок.

С той лишь разницей, что это оргазмы и звуки дрочки его соседа.

Микки торчит в душе достаточно долго, чтобы головная боль отступила, и он смог мыслить здраво. Он тщательно намывается каким-то дешёвым мужским гелем для душа, которого ещё вчера тут не было. Но он слишком с бодуна, чтобы дважды задуматься над этим. На лестнице снаружи раздаются шаги, вероятно, Мэнди уходит на работу.

Когда кожа на подушечках его пальцев начинает сморщиваться, Микки наконец выключает воду и выходит из душа. У соседей слышны какие-то стуки, но Микки предполагает, что это очередная галлагеровская разборка, и не обращает внимания. Вечером ему снова на работу, и, судя по тёплому свету, проникающему через матовое окно ванной, он уже продрых до полудня. Он чистит зубы и повязывает полотенце вокруг талии.

Затем выходит и врезается прямо в Йена грёбаного Галлагера.

— О, привет! Что... — начинает тот.

— Чё за нах, — чертыхается Микки.

На серой футболке Йена проступает пятно, там, где Микки впечатался в него влажной грудью. Микки слишком измучен похмельем, чтобы разбираться с этим дерьмом прямо сейчас.

— Какого хрена ты тут забыл?

Йен приподнимает ящик с инструментами, и мышцы на руках восхитительно напрягаются. Микки слишком измучен похмельем, чтобы разбираться с этим дерьмом прямо сейчас. Понятнее не становится, и, должно быть, прочитав это у него на лице, Йен слегка ухмыляется, и… Боже, Микки собирается кого-то убить.

— Пришёл чинить окно, которое разбил Карл, — поясняет Йен, поворачиваясь, чтобы зайти в комнату Микки, и, подобно сбитому с толку щенку, Микки семенит за ним, оставляя за собой влажные следы на деревянном полу.

Шторы в спальне раздвинуты, являя три деревянные доски, уже прибитые к верхней половине разбитого окна. Кровать сдвинута, чтобы обеспечить Йену доступ к окну, ещё две доски прислонены к стене рядом с ней.

— Думаю, через неделю-другую у нас будут деньги, чтобы починить всё как следует, но я решил, это лучше, чем ничего, — продолжает Йен, опуская на пол ящик с инструментами. Джинсы ему явно маловаты и непристойно обтягивают бёдра, когда он приседает, чтобы достать молоток. — Я оставил довольно большие зазоры, чтобы ты не задохнулся или типа того.

Но Микки всё равно вот-вот задохнётся — от возмущения. Он стоит в полумраке своей комнаты в одном чёртовом полотенце, в то время как Йен проклятый Галлагер, являющийся объектом его вуайеризма и сексуальной неудовлетворённости в течение нескольких предшествующих недель, заколачивает окно, как какой-то тупой персонаж из романтической комедии. Вот до чего докатилась его жизнь.

— Ты в порядке, Мик? — спрашивает Йен со слишком привлекательным выражением беспокойства на лице. И тут Микки понимает, что, ошарашенный, он молча стоит в дверях уже больше минуты.

— Отвали, — огрызается он. Йен ухмыляется и отворачивается к окну, зажимая гвоздь между губ, и, чёрт возьми, это реально убивает Микки.

Подойдя к куче одежды в углу комнаты, Микки роется в поисках самых чистых на вид вещей. Позади него Йен принимается стучать молотком, и Микки понимает, что именно эти звуки он и слышал, пока был в душе. Он хмурится, натягивая чистые боксеры под полотенцем, глупо стесняясь присутствия Йена. Дело не в том, что он не хочет, чтобы Йен видел его член, скорее, он не хочет, чтобы его член предал его.

Микки снимает полотенце и пинает его в сторону двери, поворачиваясь, чтобы осмотреть комнату в поисках своего телефона. Он готов поклясться, что оставил его на кровати, но бог знает, где искать его теперь в этом хаосе простыней. Йен стоит на коленях между кроватью и окном, его веснушки практически светятся в лучах тёплого солнечного света. Мышцы спины перекатываются под кожей с каждым взмахом молотка, бицепсы напрягаются и расслабляются, когда он расставляет деревянные доски.

Микки действительно следовало подрочить, прежде чем принимать душ.

— А Мэнди где? — спрашивает он, чтобы отвлечься. Нельзя возбудиться, говоря о своей сестре, верно?

— Уфла на работу пораньфе, фтобы кого-то подменить, профила передафь, фто фернётся к пяфи, — сообщает Йен, не вынимая гвоздей изо рта. Он закончил прибивать предпоследнюю доску, оставив примерно пару сантиметров между каждой предыдущей, чтобы проходил свет и воздух.

— Так это она тебя припахала? — Микки подходит к кровати и перетряхивает простыни в поисках телефона.

— Не-а, я сам, — говорит Йен, выравнивая последнюю доску. — Решил, это будет по-соседски.

В его голосе слышится язвительный смешок, и Микки не может не фыркнуть в ответ. Он наполовину стаскивает постельное на пол, но наконец нащупывает прохладный корпус телефона. Он выключен.

— Да, ты настоящий мистер Роджерс, — Микки усмехается, плюхаясь на край кровати ближе к Йену, поставив ноги на пол и разведя колени. Его зарядка торчит в розетке прямо рядом с ящиком инструментов Йена, который Микки отпинывает в сторону.

«Может, зря психовал», — думает Микки, подключая телефон.

— Кроме того, — продолжает Йен, и Микки поднимает глаза как раз вовремя, чтобы встретиться с ним взглядом, — с разбитым окном у тебя открыт постоянный обзор прямо в нашу ванную.

У Микки кровь стынет в жилах. Он прикидывает, как быстро сможет вырвать молоток из рук Йена и выбить свои грёбаные мозги.

— Одному богу известно, что ты там видел и слышал, — добавляет Йен, и он явно говорит это не просто так.

И пока Йен продолжает стучать молотком, каждые несколько минут беря гвоздь из сомкнутых губ, душа Микки пытается покинуть его тело. Безуспешно. Абсолютно, блядь, безуспешно. Он сидит на своей неубранной кровати в одних боксерах с девяностопроцентной уверенностью, что Йен знает: Микки подслушивал, как он дрочил.

Руки сами собой сжимаются в кулаки.

«Расслабься», — говорит он себе. То, что Йен сделал какие-то сраные выводы, ещё не значит, что он что-то знает. Может, он имеет в виду заурядную рутину Галлагеров, происходящую в их ванной. Совершенно не обязательно…

— Особенно учитывая то, чем мы, парни, занимаемся в душе.

… паниковать.

Ладони Микки становятся влажными от пота, ноги практически трясутся от необходимости двигаться, что-то сделать, наброситься на парня. На полу Йен заканчивает прибивать последнюю доску к оконной раме и откладывает свои инструменты, поворачиваясь на коленях, чтобы взглянуть на Микки. На его лице появляется странное выражение, когда их глаза встречаются.

— Не знаю, какого хрена ты, по-твоему, пытаешься здесь добиться, — начинает Микки максимально низким и угрожающим голосом, в то время как его сердце так и норовит выскочить из груди, — но если думаешь, что можешь прийти в мой дом и, блядь, шантажировать меня или что-то в этом роде, то тебе стоит подумать дважды.

Рыжие брови Йена хмурятся, его широкие ладони сжимаются на обтянутых джинсами бёдрах, и на мгновение он смотрит на Микки таким взглядом, каким люди обычно смотрят на собак, которые застряли в дверных отверстиях для кошек. Это не помогает унять гневное возмущение Микки.

Затем на лице Йена начинает расползаться недоверчивая ухмылка, и Микки в двух секундах от того, чтобы выбить ему зубы, когда Йен говорит:

— Грёбаный Иисусе, так ты не понял?

Это ставит Микки в тупик.

Йен придвигается немного ближе, и Микки внезапно остро осознаёт тот факт, что он сидит тут в одних трусах, которые соверешнно не скрывают бледную кожу его тела в полумраке заколоченного окна.

— О чём, мать твою, ты говоришь? — спрашивает он требовательным тоном, когда Йен придвигается ещё немного, так медленно, будто приближается к пугливому животному.

— Микки, я не пытался тебя шантажировать, — говорит он, продолжая улыбаться, но в его глазах есть что-то ещё, в том, как он кладёт левую руку на край кровати. Он так и стоит на коленях, подняв голову и глядя на Микки, и вся эта ситуация сбивает с толку на стольких грёбаных уровнях, что Микки вот-вот окончательно сойдёт с ума.

— Я пытался соблазнить тебя.

У Микки происходит короткое замыкание в мозгу.

Несколько мучительных минут они сидят в полной тишине, Йен смотрит на него с этой проклятой ухмылкой, пока Микки пытается собрать воедино услышанное.

Соблазнить. Йен Галлагер пытался соблазнить его. Какого хуя? Кто вообще говорит «соблазнить»? Какого хуя? Какого, блядь, буквально хуя?

Микки решает высказать своё мнение.

— Какого хуя?

Йен садится на пятки, всё ещё ухмыляясь, хотя и выглядит слегка ошарашенным непробиваемым идиотизмом Микки.

— А ты реально думаешь, что я дрочу так много и так громко? — спрашивает Йен недоверчиво, хотя в его голосе слышится смех: — Я хочу сказать, ты не единственный, кто знает, насколько близко расположены наши окна.

«Верный аргумент», — думает Микки. Но это ничего не объясняет. Зачем Йену рисковать тем, что Микки его услышит, откуда Йену вообще знать, что Микки просто не захлопнет окно или не решит выбить дерьмо из Йена за то, что он такой чертовски шумный? С заколоченным окном в комнате становится очень жарко. На лбу Йена выступает крошечная капелька пота, и от этого у Микки пересыхает во рту.

— С какого перепугу ты решил, что мне это будет интересно? — голос Микки теряет угрожающие нотки. Теперь в нём звучит отчаяние. Йен ухмыляется, облизывая губы.

— Ты не настолько очевиден, ничего такого, но и не настолько скрытен, — говорит он и перемещает руку с края кровати на бедро Микки.

Господи, блядь, боже.

Микки неосознанно раздвигает ноги. И Йен воспринимает это как приглашение.

Он протискивается в пространство между коленей Микки, прижимая другую ладонь к внутренней стороне его бедра и раздвигая его ноги ещё шире, чтобы дать место своей широкой груди. И, боже, Микки никогда не находился достаточно близко, чтобы понять, насколько велик Йен, сколько места он занимает. Мэнди упоминала, что Йен занимался какой-то спортивной фигнёй типа армейской подготовки, но теперь Микки действительно в это верит.

Руки Йена скользят по бёдрам Микки от колена и обратно, в то время как уже наполовину твёрдый член Микки ощутимо натягивает его чёрные боксеры. Тепло, не имеющее ничего общего с духотой в комнате, поднимается по груди и шее Микки, его пальцы впиваются в простыни. Это вообще реально, чёрт возьми?

— Вчера я знал, что ты за мной наблюдаешь, — говорит Йен, его руки в третий раз останавливаются у края боксеров Микки, указательные пальцы проскальзывают под ткань.

— Чё, бля? — тупо спрашивает Микки, его глаза мечутся между розовыми пухлыми губами Йена и тем, как его широкие ладони смотрятся на бёдрах Микки.

— Ты поднял шум, — объясняет Йен, его пальцы поднимаются выше, и Микки определённо становится твёрдым. — Я услышал и понял, что ты наблюдаешь. Это было горячо, — говорит он так, будто это самая обыденная вещь в мире. Просто твой сосед шпионит за тобой, пока ты дрочишь, делов-то.

У Микки кружится голова, и это точно не похмелье. Член в его боксерах пульсирует оттого, как сильно Микки хочет, чтобы Йен прикоснулся к нему, вся эта ситуация безумная и обжигающе возбуждающая. Йен, который стоит на коленях между бёдер Микки и практически ведёт с ним грязные разговорчики. Кажется, что всё обострилось слишком быстро, и Микки не успевает подстроиться.

— Тебе понравилось? — тем временем спрашивает Йен, его глаза дразняще блестят. — Наблюдать за мной.

Вопрос возвращает Микки в реальность, в его тело, и он хмуро смотрит на Йена.

— Отвали. Почему меня должно волновать то, что ты делаешь со своим членом?

Это неправильный ответ, потому что Йен хмурится, и внезапно на бёдрах Микки, там, где были руки Йена, появляются два прохладных пятна.

— А, ну тогда ладненько, — говорит Йен, собираясь встать, и Микки на мгновение колеблется, прежде чем схватить Йена за ворот футболки и дёрнуть вниз. Микки не сразу понимает, что натворил, пальцы сжимают в кулак серый хлопок, но затем губы Йена кривятся в ухмылке, и Микки стягивает футболку через голову Йена.

Он пытается схватить Йена за голые плечи и поднять его, отчаянно пытаясь добраться до его гладкой веснушчатой кожи, но Йен сильнее и будто прирос к полу. Это не должно так заводить Микки, но внезапно всё, о чём он может думать, — это то, как Йен мог бы трахать его, удерживая на месте, как его сильные руки могли бы ухватить за задницу, пока Йен толкался бы в него.

Должно быть, что-то такое отражается на лице Микки, потому что теперь Йен по-настоящему улыбается ему, снова кладёт руки на его бёдра и скользит вверх по его боксерам, к бокам. У Микки стоит колом, на ткани трусов уже проступает крошечное мокрое пятнышко, и он смутился бы, если бы не был так неебически возбуждён.

Руки Йена теперь скользят вниз, чтобы дотронуться через ткань — не касание, но намёк на него, — и, не сводя глаз с Микки, он наклоняется вперёд, пока его дыхание не окутывает головку.

— Чёрт, — вырывается у Микки. Он поднимает одну руку в попытке опустить голову Йена вниз, но это бесполезно: Йен перехватывает запястье Микки и прижимает к кровати рядом с ногой. Ощущение обездвиженности не должно так сильно заводить, но Микки разберётся с этим недоразумением позже.

— Скажи мне, — говорит Йен, едва касаясь губами ткани, обтягивающей член Микки, но, боже, этого достаточно, чтобы довести его до края, заставить его бёдра отчаянно дрожать.

— Чёрт тебя дери, просто... — фыркает Микки, раскасневшийся, но всё ещё отрицающий то, что ему нравится всё это, — Просто отсоси мне, блядь.

Ухмылка Йена совершенно непристойна, когда он кивает головой, не сводя глаз с Микки, и слегка сжимает его член через трусы, заставляя воздух вырваться из его лёгких.

— Скажи мне, что тебе понравилось наблюдать за мной, — требует Йен, прижимая язык прямо к мокрому пятнышку на головке.

И это полный крышеснос.

— Бля, мне это охуеть как понравилось, — признаётся он, и губы Йена наконец накрывают его член поверх ткани, рот горячий и влажный, но этого недостаточно. — Я, блядь... каждый раз, когда я слышал тебя, я хотел, блядь... Я не знаю, господи.

Одной рукой всё ещё прижимая запястье Микки к кровати, другой Йен стягивает его боксеры, костяшки пальцев задевают чувствительные места. Йен спускает ткань достаточно низко, чтобы освободить член Микки, наблюдая, как он подпрыгивает, когда Микки непроизвольно толкается бёдрами вверх, прежде чем наклониться и прочертить языком влажную полоску по всей длине.

— Продолжай, — велит Йен, сжимая левую руку в кулак у основания члена Микки, и проводит языком по головке, слизывая естественную смазку.

Вот как Микки умрёт. Когда рот Йена окажется на его члене, требуя, чтобы Микки рассказал ему самое постыдное дерьмо, которое он нафантазировал. Не самый худший способ.

— Я дрочил, слушая тебя, — поспешно выпаливает Микки. — Обкончал себя, лишь представляя, что ты делаешь. Какой у тебя большой, толстый хуй, — это заставляет его сгорать от стыда, но Йен делает нечто греховное своим языком, скользя им вверх и вниз по уздечке Микки так, что у того поджимаются пальцы ног.

Йен берёт член Микки в рот и принимается сосать, поглаживая ствол рукой у основания. Микки может только тяжело дышать, пока Йен резко дрочит, мурлыча с полным ртом.

— Я, э-э… вставил в себя пальцы, — продолжает Микки, тихо ругнувшись, когда Йен насаживается ртом до основания члена, и его горло сжимается вокруг головки. У Микки кружится голова, жар и давление начинают скручиваться в животе. — Чёрт, Йен.

Несдерживаемая рука Микки взлетает, чтобы схватить Йена за плечо, пытаясь держаться, пока он смотрит, как рыжая голова покачивается над его коленями. Это слишком, ощущение мягкого влажного рта Йена и вид его раскрасневшихся губ, растянутых вокруг члена Микки. Естественно, именно тогда Микки понимает, что рука, которой Йен дрочил ему, внезапно исчезает в расстёгнутой ширинке джинсов Йена.

— Бля, — рычит Микки, его бёдра непроизвольно вздрагивают, и Йен слегка давится, прежде чем глубоко засосать и отстраниться.

Микки, должно быть, выглядит разбитым, разгорячённый и взмокший, но Йен и сам не лучше. На его припухших губах и подбородке блестит слюна, щёки полыхают румянцем, а взгляд устремлён на Микки. Он пользуется моментом, чтобы лизнуть яйца Микки и оставить засос на его бедре. Микки протестует, однако без особого энтузиазма. Пальцы Йена, всё ещё удерживающие запястье Микки, по-любому оставят отметины, но часть Микки только ещё хлеще заводится от этой мысли.

Между своих ног Йен продолжает двигать рукой.

— Хули ты там замер, говнюк? — рычит Микки, но в этом нет настоящей злости. Йен впивается зубами во внутреннюю поверхность бедра Микки, чем заставляет его издать откровенно смущающий звук.

— Я решаю, как хочу тебя трахнуть, — говорит Йен, проводя языком по оставленной отметине.

Микки точно умрёт от этого.

— Я хочу посмотреть, как ты растягиваешь себя для меня, — размышляет Йен, и Микки не может отвести глаз от бицепса Йена, продолжающего медленно напрягаться. — Но ещё я хочу, чтобы ты кончил мне в рот.

На самом деле, Микки уверен, что он уже умер, и это какая-то ебанутая распутная версия загробной жизни.

Как бы он ни был возбуждён, мысль о том, чтобы разрабатывать себя перед Йеном, побуждает в нём желание отвернуться. Есть разница между тем, чтобы позволить парню трахнуть тебя, и тем, чтобы устроить для него шоу. Как бы далеко Микки ни зашёл, и как бы ни был горяч Йен, это не та грань, которую он собирается пересечь в ближайшее время.

— Ну, можешь, блядь, вычеркнуть первое из своего списка, я не какой-то твинк, который делает... — Микки замолкает, а Йен смотрит на него, прижимая головку члена Микки к своим губам, — это, — неубедительно заканчивает Микки.

— Ладно, — пожимает плечами Йен, — есть смазка?

Следующие несколько минут превращаются в хаос из конечностей и простыней, когда Микки тянется через кровать, чтобы вытащить полупустую бутылку смазки из-под матраса. Йен бросает на него взгляд, который Микки не утруждается проанализировать, а затем толкает его на спину. Ладонь, упершаяся в грудь Микки, липкая от предэякулята, ведь этой рукой Йен дрочил себе, и глупая часть мозга Микки горит желанием взять влажные пальцы Йена в рот. Вместо этого он передаёт Йену смазку, а затем раздвигает ноги, когда тот забирается на него сверху.

— Чё, даже джинсы не снимешь? — язвит Микки, просто чтобы заполнить почти интимную тишину в ожидании, что его сейчас выебут, но затем рот Йена вновь насаживается на его член, и Микки моментально затыкается.

Теперь, лёжа на спине и наполовину свесив ноги с кровати, он может видеть заколоченное окно прямо над головой Йена. «Твою ж мать», — думает он. Даже если бы оно было наглухо заколочено досками, Галлагерам достаточно открыть окно в ванной, чтобы услышать, что происходит по соседству. Не то чтобы Микки не в состоянии помолчать: годы дрочки в доме Милковичей могли любого натренировать кончать по-тихому. Но сама мысль о том, что кто-то их услышит, не должна заставлять Микки чувствовать себя так внезапно близким к краю.

Затем смазанный палец скользит по промежности Микки и нажимает на его дырочку, и он издаёт звук, который посрамил бы даже порнозвезду. Йен ухмыляется с членом Микки во рту и прижимается к нему.

— Чёрт возьми, Йен.

Очень медленно Йен начинает растягивать Микки, скользкие пальцы надавливают и дразнят отверстие, прежде чем толкнуться внутрь и вызвать взрывы удовольствия, которые заставляют бёдра Микки дрожать. Если раньше он чувствовал себя на грани, то сейчас это в десять раз лучше, внутри него скапливается тепло, готовое перелиться через край. К тому времени, как три пальца Йена неторопливо двигаются внутри, Микки превращается в дрожащее месиво, попеременно толкаясь в горячий влажный рот Йена и опускаясь на его пальцы. Микки приходится подтянуть ноги и упереться ступнями в матрас для устойчивости, но это лишь еще больше растягивает его на пальцах Йена, заставляет чувствовать себя более разбитым, более близким.

— Бля, да ладно тебе, — не выдерживает Микки, — просто трахни меня, Галлагер.

Йен отрывается от члена Микки с влажным причмокиванием, струйка слюны стекает с его губы на головку. От этого внезапно становится холодно, и это шок для организма; Микки чувствует, что его оргазм так близок, ему просто нужно ещё немного, дополнительный толчок. Это заставляет Микки вздрогнуть, сильнее насадиться на пальцы Йена, которые восхитительно изгибаются внутри него. Его покрасневший член непристойно подпрыгивает при движении, выступая из тёмных лобковых волос.

— Нет, пока не кончишь, — говорит Йен, опираясь всем весом на локоть и всё ещё пригвождая запястье Микки к кровати. На нём совершенно точно останутся синяки после всего этого.

— Я могу кончить на твоём члене, — Микки пытается быть убедительным, но звучит отчаянно нуждающимся. — Давай же, трахни меня, — говоря это, он снова насаживается на пальцы Йена, пытаясь найти это сладкое местечко внутри себя.

— Ни фига, — решительно заявляет Йен, — ты много раз слышал, как кончаю я. Теперь моя очередь.

Затем он наклоняется и заглатывает член Микки до основания, сжимая горло вокруг ствола и заставляя Микки вскрикнуть, прежде чем он успевает закрыть рот рукой. Это почти чересчур, жара, вакуум рта, влажность — всё это присоединяется к греховным визуальным эффектам губ Йена, измазанных слюной и растянутых вокруг члена. Оргазм, нарастающий в где-то пояснице, внезапно становится намного ближе, и, возможно, идея кончить сейчас не так уж плоха, если это означает, что Йен трахнет его после.

Как только эта мысль приходит в голову Микки, Йен как-то по-другому сгибает пальцы, вытягивая их вперёд, и в глазах Микки вспыхивают искры, когда он чувствует подступающий острый оргазм, готовый взроваться глубоко внутри него. Затем Йен отпускает его запястье и дрочит ему, а пальцы внутри движутся идеально. Йен выпускает член изо рта, оставляя только головку.

— Пиздец, — рычит Микки, Йен ухмыляется, и это всё, что нужно.

Оргазм поражает его, как удар в грудь, вышибая воздух из лёгких, Микки задыхается и содрогается. Йен продолжает дрочить ему, позволяет своим губам непристойно приоткрыться, когда струя выстреливает в его рот раз, другой. Сперма стекает по губам Йена, по его языку, и Микки непроизвольно сжимается вокруг крепких пальцев, всё ещё движущихся и толкающихся внутри него. Внезапно всего этого — и пальцев, и губ — становится слишком, и бёдра Микки начинают дрожать по обе стороны от разгорячённой груди Йена. Тот безжалостно облизывает член по всей длине, и Микки вздрагивает, когда Йен проглатывает его сперму.

— Всё ещё хочешь, чтобы я тебя трахнул? — спрашивает он, когда дыхание Микки чуть выравнивается. Микки смотрит на внушительную выпуклость в расстёгнутых джинсах Йена.

— Да, мать твою.

Йен ухмыляется. Оргазм сделал Микки покладистым, но он всё ещё горит желанием, обхватывая лодыжкой заднюю часть бедра Йена и притягивая его к себе, снова сжимаясь вокруг пальцев. В ту секунду, когда они оказываются близко, Микки яростно дёргает штаны Йена, пытаясь раздеть его. Но Йен хватает Микки за бёдра и бока своими широкими ладонями и переворачивает его.

— Чёрт. Устал ждать, Галлагер? — пытается съязвить Микки, но выходит, скорее, искажённый стон, когда член Йена, всё ещё скрытый тканью нижнего белья совсем не деликатно упирается в расщелину его задницы.

— Ты слишком много болтаешь, — указывает Йен, а затем приподнимает одно из бёдер Микки и стягивает свои джинсы и боксеры ровно настолько, чтобы освободить член. Раздаётся звук рвущейся обертки, Микки тянется к бедру Йена и держится, пока Йен прижимает головку члена к дырочке и медленно-медленно входит.

Это так хорошо, даже слишком хорошо. Микки на самом деле не видел член Йена, но, судя по чувству дискомфорта и растяжению, рыжий, походу, нехило оснащён. Как бы Йен ни хотел, чтобы Микки кончил первым, терпение, которое, должно быть, потребовалось ему для этого, явно на исходе, потому что в ту секунду, как он входит полностью, Йен прижимается прямо к спине Микки и рвано дышит ему в шею с тихим стоном:

— Вот же блядь, — и вот оно, полное, блядь, объёмное звучание. Голос, который разрушал жизнь Микки с момента переезда, теперь в высоком разрешении. Этого достаточно, чтобы его член зашевелился между ног, всё ещё слишком чувствительный, чтобы снова встать, но тем не менее заинтересованный.

— Давай уже трахни меня, — фыркает Микки, и Йен, чёрт его дери, так и делает.

Звуки, которые Йен издаёт при этом, намного лучше, чем всё то, что Микки слышал раньше. Они начинаются с тихих, негромких стонов и охов, когда Йен возбуждает его несколькими медленными, длинными толчками. Но время, проведённое на коленях перед Микки, не проходит даром, и вскоре он уже вколачивается в Микки так сильно, что раскачивается кровать, — вот оно, достойное применение его мощным бёдрам. Что касается Микки, то он просто терпит боль в спине и принимает всё это, наслаждаясь звуками, которые срываются с губ Йена, как бриллианты.

«Чёрт», «Мик» и «О боже» волнами разносятся по полутёмной спальне, пока Йен прижимается к спине Микки и впечатывает его в матрас, шлёпая бёдрами по заднице Микки с каждым толчком. Должно быть, он уже близко. Одной рукой он сжимает в кулаке простынь у головы Микки, а другой вцепляется в бедро Микки до синяков. Если бы у Микки мог снова так быстро встать, он определённо сделал бы это, блядь.

— Давай, Йен, это всё, на что ты способен? — дразнит Микки, потому что у него отшибло чувство самосохранения. Зад уже начинает болеть, но ему это пиздец как нравится, нравится, как влажно у него внутри и как саднит от грубых толчков Йена.

Внезапно Йен поднимается на колени и, резко подтянув Микки за бёдра, буквально впечатывает его лицом в матрас, задница остаётся оттопыренной над кроватью. Это должно быть стыдно, но горячий румянец, заливающий лицо Микки, и то, как он выгибает спину, насаживаясь на член Йена, выдают его с потрохами. Темп жёсткий, Йен вбивается в него с явным отчаянием, и Микки знает, что он уже близко. Широкая ладонь сжимает ягодицу, а другая оглаживает спину и ложится на затылок Микки.

— Чёрт, Мик, — вдруг стонет Йен, затем хрюкает и после пары сильных толчков вскрикивает и кончает. Бёдра Йена дрожат в том месте, где они с Микки соприкасаются, он наклоняется над спиной Микки, и их скользкая от пота кожа липнет в духоте комнаты.

Тишина, которая следует за этим, прерывается только их неровными вздохами, и рука Йена очень мягко поглаживает затылок Микки. На мгновение это почти нежно.

— Бля-я-я, мне нужна сигарета, — тянет Микки, и Йен за его спиной прыскает смехом.

Они медленно отстраняются друг от друга, Микки чуть более тороплив в своём стремлении уменьшить количество прикосновений кожи к коже. Йен идёт в ванную, чтобы избавиться от презерватива. Микки перекатывается на спину и чувствует боль в бедре, потому что нога слишком долго была согнута под неудобным углом. Нахлынувшее на него чувство абсолютной выебанности, похоже, на данный момент сдерживает экзистенциальную панику, поэтому он позволяет себе погрузиться в него, беря сигарету с прикроватной тумбы и закуривая.

Когда Йен возвращается, Микки уже облачился в трусы и, вау, он вроде как рад этому, потому что член рыжего так и торчит из джинсов, и он действительно большой. В движениях Йена нет никакой застенчивости, когда он садится на другую сторону кровати и протягивает руку за сигаретой. Микки говорит себе, что уступит только потому, что плохо соображает из-за посторгазменной неги, а не из-за внешнего вида Йена, всё ещё раскрасневшегося и с блестящей от пота кожей.

— Не так уж ужасно, — говорит Микки, когда Йен возвращает ему сигарету.

— То, как я курю? — спрашивает Йен с притворной невинностью.

Микки подумывает швырнуть в него подушку, но это кажется слишком по-девчачьи, поэтому вместо этого целится ногой в его бедро.

— Ты, блядь, знаешь, что я имею в виду, — говорит Микки, медленно затягиваясь и раздражённо выпуская дым. Окно заколочено, и ему некуда деться, поэтому он дрейфует по комнате, как в каком-нибудь старом криминальном фильме. — Я не против повторить.

Микки почти удивлён своей смелости. Несколько месяцев назад он скорее умер бы, чем предложил кому-то потрахаться снова, не говоря уже о его глупо привлекательном веснушчатом соседе с яркими глазами. И, конечно, это не значит, что он, блядь, просит Галлагера о чём-то постоянном. Но всё же. Йен снова тянется за сигаретой.

— Ну, я не стал бы рисковать быть услышанным всей улицей во время дрочки ради одного-единственного раза, — говорит Йен, но в уголках его губ играет усмешка, и Микки не может сдержать странное, почти нежное чувство, которое нарастает в его груди.

Микки действительно пинает Йена, и тот отшатывается со смешком.

— Теперь спрячь свою чёртову хуяру, мудак, — ворчит Микки, забирая сигарету обратно. — Никто не хочет видеть эту штуку.

Внезапно за окном раздаётся громкий треск, затем хлопает дверь.

— КАРЛ, ЕСЛИ ЭТО ТО, ЧТО Я ДУМАЮ, ТЫ ПОКОЙНИК!

Голос Фионы доносится из дома Галлагеров сквозь щели в заколоченном окне. Микки с рыком отправляет окурок в пространство между панелями. Йен же поворачивается к окну, приподнимая брови в искреннем удивлении.

— Ого, отсюда действительно всё слышно, — говорит он, и Микки не может удержаться от гримасы и закатывания глаз.

— А то я, блядь, не знаю.

━━━┉┅┪□┢┅┉━━━