Глава 1

Каждый воспринимает по-своему всё, что угодно, о чём может быть задан прямой вопрос и каково личное отношение к той или иной обсуждаемой теме. Можно сколько угодно расходиться во взглядах и быть несогласным либо наоборот, лояльным к тому или иному. Но истину о том, что у каждого своё отношение к обсуждаемой теме, не отрицает никто, подсознательно или без нужды в пояснениях. Например, у кого перед ногами может лежать весь мир, что для этого нужно в первую очередь, а также кто и по каким причинам может уверенно считать себя самодостаточным.


У нее есть всё, чем она могла, может и будет гордиться… допуская хвастовство перед «менее успешными» не совсем для того, чтобы «закапывать» их под себя ещё глубже в земли отчаяния и полной потери самоуважения. Но примечательно, что в основном, чтобы в некотором смысле поиграть с их чувствами, но тем самым дать надежду, что вовлечённые в её игру не должны считать себя бесполезными остолопами. Что мужчин она не считает нужным заставлять подбирать грязь под своими ногами, что и женщин не ранит иглами, вольная язвительно указывать им на их ошибки молодости. К примеру, что не надо было столько рожать, принося свою жизнь и личность в жертву старым идеалам, и тем более терпеть конченого мужа любой ценой ради потомства. Эта натуральная царица в любом положении дел и вещей могла беспочвенно унижать в лицо и нещадно действовать за спиной клеветой и воровством путём обращения в суд на того, кто попал под её раздачу. Но видит пользу в мудрости, что личности — не её игрушки, которые крайне легко сломать до потрошения внутренностей в их душах. Уважает всех, как бы банально это ни звучало, притом что справедливости не занимать с таким отношением к субъектам… по тех пор, пока те не начнут пытаться «уничтожать» её, даже в малом.


— Признаю, блядь… знала бы ты, как может быть тяжко признание перед кем-то. Ты слушаешь… Мерси, я просто в ахуе с того, что ты со мной вытворяешь, боги… Тебя же не должно обижать то, что ты одна, ради которой я поступаюсь своими принципами, а, чертовка?


Он гладил её за бочок, она скрестила его пальцы со своими, чтобы подушечками с коготками бродить по ним. Если и были тайны между ними, то они сейчас, в этот чудный момент среди ароматических ванильных свечей вокруг них и дыма кофейных сигарет, высказали бы без опаски друг другу всё, что держали в себе. Кроме одного — что сейчас их плотская связь является ошибкой по нескольким причинам, в итоге сводящейся к одной единственной, которую не следовало бы сейчас обмусоливать.


Их общая работа на удивление предполагает свободу в развлечениях. И они оба благодарны друг другу и вольности в их профессии, что любовь позволяет допускать контроль эмоций. Им не было нужды в громких словах о том, что они навсегда единственные друг для друга и страсть как желали бы общих детей. В шутку или ради атмосферы — пожалуйста. Но не всерьёз, слишком уж оба умны и бдительны, чтобы полностью верить в красивые словесные сказки, как влюбленные дурачки… которые, стоит им столкнуться с проблемам, сразу бегут без оглядки от них. Зато спокойно заведут речь, как стали бы предохраняться от плодов любви в этот поздний вечер — всё ещё желали жить для себя ещё долгое время, с чего в итоге сегодняшняя страсть и началась. Шпионская, авантюрная, полная интриг со сладкой ложью — но такая, что мигом цепляет оба непокорных сердца друг к другу.


— Потрудиться бы тебе над комплиментами, друг ты мой замечательный… И, чёрт возьми, перестать думать, что я — та, кто ломает тебя и твои убеждения.


Были вместе, были счастливы и полны душевного покоя среди свеч и роз по всему винтажному залу на дорогой кожаной мебели… Хотели плотских утех, нежели того, что навсегда определяло их жизнь, приближая к рабству от любви, когда она должна созидать, а не повергать в дальнейшее безволие. Да, это материально и по-своему пусто, вот только такая жизнь одним днём разве не самая восхитительная из всех остальных, в основном с потерянной головой?


— Значит ли это, что ты жил ложью… сколько, напомни, лет, ты был точно уверен в своих влечениях, ну-ка?


— Да что ж, блядь, ты такая… насквозь видишь, секси. А я всё больше хочу, чтобы ты исследовала всего меня глазами. Мне даже становится совестно, что ты заплатила мне за секс с тобой.


Статный широкий олень сжимал чужие бедра так, словно представлял, как бы хищники заваливали навзничь добычу, чтобы далее её съесть и испить всю ее кровь. Сжимал не до крови на бесподобных внутренних сторонах бедер, но с нажимом. Да, чтобы чертовски горячая волчица на нём не забывала, что с ним, как с добычей, всё ещё не стоит шутить зло, чтобы умертвить его личность, пока она, приподнятая им теперь за свои ягодицы лежала на нём спиной. Пока устраивалась поудобнее так, чтобы его толстый член продолжал быть в ней наполовину, и она томно, грубо мычала ему вслед от неописуемого удовольствия.


— Ах вот оно что, хм-хм-хмх… Как мило, Джу, ты испытываешь смущение за себя? Или восторг, что не просто проводишь минуты со мной… а-ах, но что я позволила тебе изучить всю меня, пока ты вовсю это делаешь? Тревоги должны исчезнуть у тебя с первых секунд со мной, ясно? Ведь я мало кому позволяю то, с чем сама пришла к тебе.


Хищница, вся в изысканном светло-коричевом с ярко выраженным рыжим оттенком, в одной короткой юбке и забавном, искусном, украшенном серебряными цепочками нижнем белье, начала подносить руку к щеке травоядного влюбчивого мордоворота на страже порядка, чтобы он чутко целовал её, где ему вздумается. Продолжая убеждать её, что сейчас он мог касаться и сжимать её полными дрожи от сексуальной страсти пальцами, где бы ни захотел… и потом, в повседневности, будет не против таких его сюрпризов, пусть даже он при влюбленной дымке в уме мог бы переборщить.


— Теперь же мне жаль только за одно, шикарная… Не будь мы с тобой знакомы куда ближе, чем в первую встречу, как если бы я торопился знакомиться с девушками вместо парней — я бы на ходу выдумывал тысячу причин отказаться от твоей затеи. Прости меня за это, божественная искусительница, я полностью впал твои чары… и сожаления как рукой сняло.


Не без расстройства в голосе, в котором выражены извинения перед ней, он говорил всё это — за что она игриво клацнула его за его пальцы, чтобы он ненадолго прекратил свои причитания. Взрослый, крепкий, уверенный в том, чего хочет и что должен… позволял себе быть робким и полностью подвластным этой роковой женщине, как её пёсик. Желал во всём быть расслабленным и податливым перед её чарами, погружаясь в них с головой, как в сторону морской глубины. И стыдиться этой заметности было вовсе излишне… пока он мягко целовал её ладонь, а она мягенько покусывала его пальцы, в то время как он другой рукой силой сжимал её грудь невероятных форм и упругости, стоило ему завести пальцы за этот шикарный шелковый бюстгальтер.


— Хороший мальчик, молодец… поздравляю тебя с днём рождения нового прочного слоя личностной стойкости. Не то чтобы обожаю, но люблю, когда звери честны не только с другими, но и с самими собой.


Абсолютно горячая волчица выдыхала сладко и свободно, пока железобетонный олень принимался чмокать её в лоб и предложил ей выпить королевского алкогольного напитка для своей единственной и неповторимой королевы ночи в этот поздний час. Ещё немного времени, и они, конкретно разогретые без особых фрикций, кроме почти недвижимого члена внутри, отправились бы в клуб как следует напиться и предаться танцам под ускоренные биты. Возможно, приняв в эти минуты чего запрещённого, чтобы стояк держался долго и вагина текла от лихорадочного возбуждения, как ненормальная.


— Да и, признаться, я сама остоебалась испытывать недовольство, что ты слишком актёр, чтобы попытаться любить меня по-настоящему. Оттого мы вечно легко уходим кто куда вне работы… хотя мы достаточно общались во время заданий. О, я даже помню, что ты не кривил свою мордашку, оленёночек… стоило тебе услышать, как начальство привязало меня к тебе в пару.


Она определено брала своё у него, и это разгорячало её ещё больше, делая и без того не в меру сладостный поздний вечер окончательно притягательно сахарным. Он же, не прекращая целовать и на сей раз активно массировать её набухший клитор при члене почти до яиц, жарко дышал ей в её острые волчьи ушки, пока она прямо в глаза говорила ему всё, что думала. Ей было не лень изъясняться вместо окончательного предания страстью, что она ещё совершенно точно успеет сделать — чтобы он не забывал, с кем имеет дело, хоть и она уломала его быть с ней сегодня ласковым и нежным зверем. Засахренности моментов в четырех стенах огромной комнаты в его владениях было столько, сколько нужно, отчего разум не терялся в том числе при выпитой половине бутылки рома. И им же ничего не мешало погружаться в чистую сторону вулканической страсти в заботливых действиях, будто они женаты и окончательно без ума друг от друга, будто искали и нашли своего зверя на все оставшиеся годы полной пылкой любви жизни.


— Всё ещё будешь считать, Джулиас, что они сделали это, чтоб унять твоё важное отношение к гейству из-за твоей ориентации? Работа прежде всего, понял? Если традиционная пара — так тому и быть, чтобы проникать в королевские балы и свергать там заговоры за спинами полу-пьяных, красноватых и загорелых от веселья, но всё ещё важных монархов. Мы только и делали, что делами занимались, а?


Царица темноты за окном и изысканного света при усыпляющем усладой дыме благовоний и табака теперь смерть как хотела устроиться на этом строгом рельефном травоядном оленьем теле поудобнее… чтобы облизываться при чувствовании его кубиков пресса. Отчего тут же просыпалась охота смачно теребить ловкими тонкими пальчиками его упирающиеся о половые губы вздутые конские яйца. И кто бы ей запретил очень нахально ласкать их руками перед скорейшим минетом, в том числе сам Бог, если уж всё оказалось позволено случиться её плану…


Охотница за награбленными богатствами и душами террор-экстремистов для всего земного социума пока только и могла что глубже сесть на член такого же федерального агента правительства, как и она, пока всё была в лежачем положении. Но высказывала ему всё важное, чмокая в нос за его внимательность и наполовину интеллигентное поддержание разговора. А он же осторожно подрагивал всем телом от неё с её проснувшимся без особых усилий вулканом страсти, и испытывал перед ней чувственный трепет скорее больше всего знак полного уважения и признательности по отношению к даме, которую ни в жизнь не встретишь на каждому шагу… она точно одна на всём белом свете! Перестал чувствовать смешанную с опаской неловкость не с того, что в паху у них обоих было чрезвычайно влажно и по-сумасшедшему вульгарно, но не оттого ли великолепно донельзя? А всё дело было в его больших витых рогах, кончики и стволы которых она, проговаривая ему вслед свои личные прописные истины этим звенящим оперным пением языком, бесстыдно теребила и натирала пальцами.


— Уточню, красавица, что прежде нам шли навстречу, не спрашивая нас об этом — и тебе, и мне. Тебе доставались импозантные партнёры в пару и ловкачи в команду хакеров. Как у меня было то же самое, и связь с женщинами я поддерживал в основном рабочую. Да блядь, чёрт возьми, можешь ли сказать за меня, моя Мерседес, что я малость устал от этого… и смерть как стал хотеть тебя и пылать по тебе с этого дня?


И стало быть, что за маленькая проблема вообще могла быть стимулом отказаться от каждого вздоха… каждого стона, каждого чмоканья от половых выделений в паху и каждого касания, в том числе при обволакивании головки со стволом стенками? Ничто не предвещало беды, кроме опасности общей работы этих двух кадров — обольстительной волчицы и сдержанного оленя, которых объединяла не общая страсть друг к другу прежде, да и сейчас тоже, а сильная жажда пускаться во все тяжкие в сексе и любви, за что точно не будет стыдно, даже если «упасть» окончательно. Могло мешать им нечто неожиданное — как то, что гей трахал и будет трахать дальше условную натуралку, облизывая мочку её ушка со всем пристрастием и пьянством с её микса половых запахов ему вслед — но не мешало, и разве это не является нечто прекрасным?


— Отлично, давай уже нормально потрахаемся, сохатый. А то ты двигался на мне как выжатый лимон. Ещё и моих больших миленьких девочек мял так, что я бы сама для себя справлялась с этим куда ловчее.


— Погоди, сладкая, молю тебя… дай я ещё на твой сочный зад полюбуюсь, Господи. Ещё чуточку, заечка в волчьей шкурке… какая же у тебя, пиздец, талия… при такой-то груди и при такой-то заднице! И гораздо раньше думал такими категориями, что ты актриса ещё та, Мерси… но сейчас, вблизи… нет слов, как ты соблазняешь, ничего для этого не делая!