Примечание
* Бедный рыцарь - Гарри имел ввиду героя А.Пушкина "Жил на свете рыцарь бедный..."
…
— Гарри, профессор неизлечимо болен, ради всего святого, будь с ним помягче!
Челюсть Гарри с едва слышным щелчком захлопывается. Это был первый раз в его жизни, когда Дамблдор повысил <i>на него</i> голос. Не то чтобы директор злился, тут скорее была слышна какая-то отчаянная досада, но и это тоже Поттер слышал от наставника впервые в жизни. Обычно тот всегда был мягок и спокоен, мысленно он даже насмешливо сравнивал его с маршмеллоу.
Ошеломление неожиданной новостью и Дамблдором проходит быстро. Он злится, как обычно, стараясь сохранять абсолютное спокойствие.
— Помягче? Он ведёт себя со мной как последний ублюдок, я не хочу быть помягче, даже если он, как вы говорите, умирает.
Теперь наступает минута удивления для Дамблдора. Тот с каким-то недоумением вдруг думает, что этот мальчишка вырос абсолютно безжалостной скотиной, и скорее всего в этом его вина. «Скотина» тем временем раздражённо прищуривается, упрямо смотря прямо в глаза и даже не думая стыдиться.
— Гарри… — директор не знает, что сказать. Абсолютно. Он впервые за долгое время не может подобрать совершенно никаких нужных слов. И Поттер облегчать эту ситуацию абсолютно не собирается, лишь откидываясь на спинку стула и закидывая ногу на ногу. Альбус отстранённо замечает, что этот маленький засранец неплохо вытянулся к своим семнадцати. Смотри, его со Снейпом по росту обгонит. Заматерел, от взрослого-то теперь даже не отличишь, пока рта не раскроет и что-нибудь поганое, но детское не выдаст.
— Ну а что ты ждал услышать? Слова сочувствия? — усмехается Гарри. — Хочет излечиться, пусть пойдёт найдет кого-нибудь, кто в него влюбится.
Новая издёвка, они оба знают, что у Снейпа тяжёлый характер, высокие стандарты и абсолютное неумение опускать планки. Да и любовь… Для всех это сложно, какие бы охренетительные плюсы это не несло. Думаешь, вот она — твоя судьба, а целуешь и понимаешь, что любви-то и нет. Так, симпатия дурацкая, чтоб она неладна была. Поди взрасти что-то настоящее, там годы уйдут, и вряд ли они есть у кого-то вроде Снейпа.
— Прекрати издеваться, это невыносимо, — устало отвечает Дамблдор, пододвигая к себе чашку с давно остывшим чаем. Да, он знает, что Снейп не прав в своей категоричности, но реакции Гарри более неправильные, так что он просто выбирает меньшее из зол, становясь всегда на сторону профессора. Его он, в конце концов, понимает больше. Поттер злится, просто потому что злится, а у Северуса всегда есть причины, и если бы Гарри хоть немного вслушивался, они бы даже наверняка поладили. Но этот юношеский максимализм… Даром, что выглядит уже взрослым совсем.
— Почему ты всегда встаёшь на его сторону?
— Северус человек чести, Гарри, — качает головой Альбус, тут же морщась на новую ухмылку юноши. Конечно же для него эти слова прозвучали совсем по-стариковски.
— Ага, «бедный рыцарь»*, — сарказм в его голосе можно мерить ведрами, — шлема с забралом только и не хватает. И это ты называешь причиной?
Гарри бесит это. То, что Дамблдор всю его жизнь пытался быть ему вместо родителей и был на его стороне в любых проблемах, кроме Снейпа. Может быть, это даже было отчасти ревностью, это его нежелание находить со Снейпом общий язык, но вряд ли бы он признался в таковом даже самому себе. И что отчасти из-за этого профессор был дорог и ему. Как бы он не отрицал тот факт, что защищает его, каждая собака в Хогвартсе знала, что никому нельзя поносить Снейпа в присутствии Поттера, если нет желания получить проклятье на весь свой род до конца времён. Конечно, наказание в слухах было явно преувеличено, но тот факт, что Поттер запросто мог и ноги обломать за излишнюю ненависть, никуда не девался. Даже Гермиона знала, что в её друга словно берсерк вселялся, когда кто-то пытался эксплуатировать его право враждовать со Снейпом. Этакая мини-монополизация ненависти.
— Он мне тоже как родственник, — жмет плечами Альбус. — И мне дискомфортно от того, какую роль я из-за этого получил.
— Радуйся, ты ведь обожаешь быть посредником, — неожиданно как-то тепло улыбается Гарии.
— Не на протяжении шести лет, — растягивает губы в ответной улыбке Дамблдор. — Ты даже не хочешь узнать, чем он болен?
— Ни капли, сам расскажет, если захочет, — любопытсва в нём, на самом деле, целое море, ему ведь всего семнадцать, но он и правда думает, что Снейп сам должен рассказать. Сколько бы они не ссорились <i>(постоянно и всегда)</i>, право на вмешательство в личную жизнь было только у профессора. Гарри считал, что не должен интересоваться, раз уж решил ненавидеть.
— Уже уходишь, даже не раздув скандал? — видя, как он поднимается, усмехается в бороду Дамблдор.
— Ухожу, — кивает Гарри, одёргивая мантию. — А любовь ты его всё-таки попроси поискать, может и на него кто чокнутый клюнет.
Он выходит, нервно прикусывая кончик губ и стараясь выкинуть из головы неожиданную новость. Вряд ли Альбус хотел рассказывать, скорее от усталости ляпнул, опять весь день на гарнизоне с солдатами проторчал, но… Как тот ублюдок вообще может умирать? Это ведь… <i>нечестно.</i>
Нашёл бы он себе действительно кого-нибудь, всем было бы легче. В их мире поцелуй истинно любящего тебя человека мог даже оживить мертвеца, не то что избавить от какой-то там болезни. Странно, что профессор вообще действительно не имеет такого человека при себе для самых крайних случаев. Мог бы и встретить уже кого-нибудь, раз свободно мотается по стране и за её пределами со своими зельями.
— Ой, вы только посмотрите, я прекрасный Северус Снейп, самый лучший, умный и красивый, любите и жалуйте! — писклявым голосом произносит Гарри в пустоту коридора, прикладывая руки к щекам и кривляясь.
— Минус десять баллов грифиндору за неуважение к преподавателю, — раздаётся голос из темноты. Гарри реагирует быстро, доставая палочку и едва не касаясь ею носа Снейпа. — Минус десять очков за гуляние по коридорам школы после отбоя и минус десять за медлительность во время атаки. Будь я врагом, успел бы десятки раз расчленить вас и спрятать тело по кускам как минимум в восьми разных местах.
— Ну уж простите, что Гарри Поттер не такой уж великолепный, — кривится Гарри, убирая палочку.
— А ещё называете себя героем и собираетесь идти против Тёмного Лорда, — усмехается Снейп.
— Что, снова хотите назвать меня мусором? — почти скалится Гарри.
— Я сказал тогда «отходы человечества», — почти мурлыкая, напоминает Снейп. — Это не всегда мусор, мистер Поттер. Ваш айкью падает всё ниже и ниже, это даже разочаровывает, скоро мои нравоучения совсем перестанут вами пониматься.
— Ублюдок, — отворачиваясь, произносит Гарри, начиная двигаться в сторону башни. Настроения ссориться нет абсолютно никакого, даже слов не подбирается, но не может же он смолчать.
Снейп идёт за ним. Провожает, как обычно, чтобы он не попался Филчу или ещё кому.
— Ещё и уровень словарного запаса мельчает, да уж, — тянет он. — Что? Не все такие умные, как я?
Гарри только зыркает на него из-за плеча, краснея ушами и вызывая у профессора смешок. Конечно же он всё видит даже в этом тусклом свете от факелов.
— Почему вы не сказали, что умираете?
— Это ведь не имеет к вам никакого отношения, зачем я должен был рассказывать? — Гарри даже спиной чувствует, как насмешливо изгибается бровь профессора.
— Может, чтобы я хоть немного был готов к тому, что мне не выпадет честь прикончить вас самому?
— Ну почему же, если успеете убить Темного Лорда до конца года, вполне вероятно, что вы успеете приложить руку и ко мне, — Снейп улыбается, Гарри и это чувствует, но не поворачивается, потому что знает, что вся атмосфера внезапного перемирия исчезнет, если он обернётся и они встретятся глазами.
— Чем вы больны? — спустя ещё время всё же спрашивает Гарри. Снейп даже давится новой остротой, которой собирался разбавить становящейся неуютной тишину. Голос Поттера звучит как-то странно. Как будто этот вопрос дался ему тяжело.
— Всего лишь проклятье, — так и не придумав, как вывести тему на новый непринуждённый обмен колкостями, всё же отвечает Снейп.
— Хотите, чтобы я задал больше вопросов?
Факелы гаснут в коридорах окончательно, но никто из них так и не достаёт палочку, чтобы произнести «люмос».
— Я гнию заживо, Поттер, — вопреки фразе, голос звучит практически мягко, хоть и с нажимом. — Тёмный Лорд был немного не в духе. Вполне вероятно, что до конца года я всё же протяну.
— Это нечестно, — слышится голос Поттера, и он почему-то звучит глухо.
— В мире не существует справедливости, к своим семнадцати вам бы пора с этим и смириться, не думаете? Ваша гостиная. Постарайтесь впредь посещать Дамблдора до отбоя.
Снейп почти испытывает неловкость, оставляя Поттера у картины Полной Дамы. У них было не так много вот таких мирных диалогов, когда он мог позволить себе по-мальчишески подтрунивать над подростком. Чаще всего всё их общение сводилось к гневу, а не веселью. Но он, вопреки общественному мнению, совсем его не ненавидел, и сам знал, что возможно нужно быть мягче к ребёнку, но это было не тем, что он умел. Его искренность выражалась в том, что он никогда не скрывал ни единой мысли и эмоции, и если Дамблдор практически любил в нём это, то Поттер был менее умён, чтобы понять. А меняться профессор не имел никакого желания, он считал себя слишком старым для подобного.
— Эй, слушай, профессор, — это раздалось прямо за плечом, и ей-богу, напугало Снейпа до усрачки, потому что он ничего не увидел и не почувствовал. В другой ситуации он бы даже похвалил Поттера за такой навык, но сейчас вышла только драка. Не только у Избранных с нервами всё отвратительно, упивающиеся ничем не лучше.
В какой-то момент Снейпа приложили затылком об стену в темноте, он осел на пол, и перед глазами тут же расцвели звёзды. На самом деле это было даже красиво, поэтому на какие-то секунды профессор и впрямь замер, естественно, думая о том, что обязательно продолжит и укатает мальчишку в пол. Мокрого места не оставит. Но не успел.
— Тихо ты, не каждый день сам Мальчик-Который-Выжил поцелуи раздаёт, — произносит Поттер, вздёргивая его за подбородок и едва не впиваясь. Это и впрямь был поцелуй. Снейп бы поиронизировал насчёт того, что если ему так хотелось, можно было выбрать время получше и посветлее, чтобы уж точно ничего не получилось, но потом… забыл. Было в этом поцелуе что-то особенное, он сам не знал что. Может, сам факт и обстоятельства, может, между ними просто было слишком много всего. Но поддаться казалось сейчас правильным. Он умирает, Поттер возможно умрёт, да они все умрут, почему нет? Никто в жизни не поверит этому мальчишке, если он когда-то кому-то признается в том, что целовался со Снейпом. Даже омут памяти не поможет, вокруг же темно.
Целовался мальчишка ужасно на самом деле. Стукался зубами и всё никак не мог придумать, что вообще нужно делать языком. И смех, и грех. Так что Снейп затащил его себе на колени, фиксируя затылок и беря инициативу в свои руки. Если Поттеру так хочется, кто он такой, чтобы вообще противиться Герою? Да и когда его вообще в этой жизни целовали такие невинные и красивые герои? Пусть глупый, но героям же и не обязательно иметь острый ум? Сообразительности вполне достаточно.
Сколько они сидели вот так в темноте на полу — черт его знает, возможно, они изрядно увлеклись, но в конечном итоге всё заканчивается. Поттер обнял его, даже не думая слезать, и старался просто отдышаться. Снейп слышал, как бешено бьётся сердце подростка и с иронией думал, что его сердце бьётся совсем не медленней.
— Тебе всё равно никто не поверит, — Снейп моргает в темноте от удивления, слыша этот тихий шёпот уткнувшегося в его шею Поттера, и издаёт смешок.
— Признаться, думал о том же самом. Однако, раз уж ситуация ставится с вашей стороны, оставляю за собой право привлечь себе в свидетели Дамблдора.
— Старый засранец всегда на твоей стороне! — шепотом кричит Поттер.
— Это нечестно? — улыбается в темноту Снейп.
— Да! То есть… — аргументы Гарри так и не называет, скатываясь в бухтение, а потом всё же соизволивая слезть с чужих колен. Хотя видят святые, профессор не прочь бы посидеть так и ещё немного. Не потому что на него такое уж яркое впечатление произвёл поцелуй. Но от него оставалось странное чувство легкости в душе. Как будто у него она и впрямь была.
— Спишем это странное нападение на ваши всё ещё подростковые гормоны?
— А вы на удивление спокойны, — замечает Поттер, самому ему, видимо, чертовски неловко.
— Сам удивлён, — жмёт плечами профессор, чего Гарри, конечно, не видит, но всё равно ощущает, соглашаясь:
— Спишем на гормоны, я больше не буду.
— Говорите, как детсадовец, — не удерживается Снейп от колкости.
— Для вас с Дамблдором я, видимо, вечный детсадовец, — звучит с досадой, а не зло, как обычно. Практически даже мило, потому что профессор может в лицах представить какое выражение сейчас у Поттера.
— Здесь уж ничего не поделать, — соглашается в свою очередь Снейп. — Думаю, на этот раз я уйду без неожиданностей?
— Конечно, — профессор тоже чувствует, как Поттер в темноте закатывает глаза. Удивительно, что сейчас он даже не ощущает странности или неловкости от всего этого. — Вы больше не будете болеть. Не позволяйте никому больше проклинать вас, ладно? Я его обязательно убью, только берегите себя.
Поттер произносит это с поспешностью, а затем совсем невежливо хлопает портретом, окончательно разбудив Полную Даму. Снейп — гений, он не может не сопоставить два и два в мгновение ока. И в это совсем не верится, потому что это абсолютно невозможно. Он задирает рукава, прикасаясь к тем участкам, откуда пришлось буквально вчера срезать загнившую плоть и замирает, ощущая <i>кожу</i>. Как будто его руки всегда были целы.
— Вот как, — отстранённо вслух замечает он, опуская рукава. — Тогда ладно. Я подожду.