Глава 1

— Микки?


Микки стреляет ещё одному зомби прямо в голову, изо всех сил игнорируя нарастающий пронзительный голос сестры. Он прекрасно понимает, что в долгу перед ней, но, честное слово, в последнее время она просто достала. Он сползает пониже, когда прижатая к его лицу твёрдая подушка закрывает обзор: всего на секунду, но этого оказывается достаточно, чтобы его персонажа съели.


— Сука, ну что? — стонет он и давит на паузу, прежде чем игра воскресит его снова.


— Ты весь день собираешься тут сидеть? — спрашивает она, и в её голосе ясно слышится осуждение.


— Да, я буду сидеть здесь весь день, — ворчит Микки. — Я уже просидел здесь весь день, это мой выходной, бля, и я собираюсь провести его как мне нравится.


— Ладно, — Мэнди, похоже, решает оставить его в покое без дальнейших нареканий и просто вздыхает именно с той степенью раздражения и обиды в голосе, которая особенно его злит, ещё со времён, когда они были детьми. Словно, облажавшись со своей собственной жизнью, он каким-то образом причинил боль ей.


Дело в том, что его жизнь не так уж плоха теперь. Он живёт вместе с сестрой, рубится в приставку днями напролёт, при этом не ощущая, будто это единственное его достижение в жизни. У него приличная работа с чертовски отличным соцпакетом, у него есть сын, с которым он старается вести себя правильно, и бывшая (с недавних пор) жена, с которой ему больше не нужно вести себя правильно; а их старик загремел за решётку на такой срок, который представляется очень долгим, может, вообще пожизненно, если особенно повезёт.


Он знает, что Мэнди хочет для него большего, например, чтобы он получил диплом, или сделал карьеру, или нашёл хорошего парня, и тому подобное, но она не понимает. Было время, когда он думал, что сдохнет к двадцати пяти годам от руки отца или от своей собственной, но не признает открыто, что он гей, оклемается, полюбит своего ребёнка и будет жить. И нахуй счастье, счастье никогда не рассматривалось как вариант.


Со вздохом отбросив контроллер, который слегка подпрыгивает на диване, Микки встаёт и следует за сестрой на кухню. Мэнди, повернувшись к нему спиной, принимается за посуду, которую он не вымыл после обеда, пока она была на работе, и определённо игнорирует его. Подняв брови и разведя руки, он с недоумением пожимает плечами, проходит к холодильнику и достаёт холодное пиво.


— Будешь? — спрашивает он, откручивая крышку и протягивая бутылку в ответ на её раздражённый взгляд.


— Давай, — в конце концов соглашается она, быстро вытирает руки полотенцем и принимает от него пиво. Косясь на брата, она прислоняется к стойке и делает глоток, а он берёт ещё одно для себя.


Закрыв холодильник и открутив крышку, он садится за крошечный обеденный стол, бросает две крышки на чуть потёртую скатерть и разом ополовинивает бутылку, прежде чем снова посмотреть ей в глаза. Оказывается, Мэнди успела переодеться после работы, но не в мешковатую футболку и спортивные штаны или те затасканные боксеры, о происхождении которых он даже знать не хочет — она хорошо выглядит, как будто собралась куда-то.


— Есть планы на вечер? — интересуется он, пытаясь подготовиться к тому, что, как ему кажется, он действительно хочет ей сказать.


Она закатывает глаза и делает ещё один глоток пива, но на её губах абсолютно точно видна лёгкая улыбка, когда бутылка наклоняется.


— Томми.


Он кивает и хмурится, ковыряя край этикетки своего пива. Он встречался с этим парнем всего один раз, мельком, и тот показался вполне приличным. Конечно, он выглядел чертовски привлекательно, хотя Микки скорее выстрелил бы себе в лицо, чем признался в этом Мэнди.


Сестра постоянно пропадает с этим чуваком, с тех пор как они съехались, и Микки начинает подозревать, что, возможно, она нарочно старается проводить как можно меньше времени дома.


— Послушай, — начинает он и морщится от собственного тона, — если тебе надо привести сюда парня, я обещаю не путаться под ногами, лады? Я могу остаться у Игги или поныться Светлане, чтобы она сжалилась и пустила переночевать на диване пару ночей, если ты хочешь избавиться от меня.


— Всё нормально, — вздыхает Мэнди, но затем качает головой с весёлой улыбкой, когда он смотрит на неё. — Правда, Микки. Порядок.


— Знаю, я говорил, что я перекантуюсь тут всего пару недель, — Микки пытается извиниться на самом деле не извиняясь, — просто мне нужно место, куда я смогу привести своего пиздюка, понимаешь? Но вечно попадаются какие-то говённые хаты то с плесенью, то с сыростью, то с грёбаными нариками в квартале... Кто, чёрт возьми, предполагал, что меня когда-то будет волновать подобное дерьмо?


— Всё в порядке, — повторяет Мэнди и теперь она совершенно точно ухмыляется. — Чтобы найти приличный дом, Микки, нужно время. Я бы на твоём месте не стала рассчитывать, что удастся снять что-то действительно нормальное до Рождества.


Микки аж моргает оттого, как легко она это произносит. Когда он съезжал из квартиры, которую делил со Светланой и сыном, то искренне полагал, что поиски нового жилья займут от силы пару недель. Именно тогда у него сложилось впечатление, что найти место, где его и его отпрыска не прибьют, будет проще простого. На деле же оказалось, что рынок недвижимости нихуяшеньки не нацелен на интересы покупателя, и, бляха-муха, арендаторам даже не стоит пытаться. Так что сожителю Мэнди в ультимативном порядке было предложено забыть о словесном соглашении двухнедельного уведомления и пиздовать в пентхаус к родителям в Линкольн-парке, а Микки по-быстрому собрал свои пожитки и тут же въехал в освободившуюся спальню. Да и похуй, тот парень был отмороженным утырком, и Микки был не слишком доволен, когда полгода назад Мэнди решила с ним съехаться. Не то чтобы она не смогла дать ему отпор в одиночку, если бы он попытался распустить руки, но нахрена вообще давать этому мудаку шанс?


— Спасибо, — бормочет Микки и изо всех сил пытается удержать хмурый взгляд, когда Мэнди прикусывает губу, широко улыбаясь.


— Тем не менее думаю, стоит сделать твоё пребывание здесь чуть менее уютным, — поддразнивает Мэнди и показывает своё пиво: — Спрятать бухло для начала, чтобы у тебя не возникло никаких идей, а то ещё решишь не съезжать.


— Мечтай, сучка, — фыркает Микки, но улыбается, уткнувшись в бутылку, делая ещё один быстрый глоток. Мэнди хихикает, как будто видит его насквозь, на что она, в общем-то, способна, но когда она открывает рот, чтобы, скорее всего, обозвать его чем-то совершенно нелестным, её отвлекает звук уведомления.


— Не может быть, — говорит она себе под нос после быстрого взгляда на телефон, её первоначальный хмурый взгляд трансформируется в подлинное волнение, когда она разблокирует экран и начинает печатать, улыбаясь, как довольная кошка. Ответ ей приходит немедленно.


Понимая, что вряд ли выйдет победителем, если попытается посоревноваться с грёбаным Томми или кто бы там ни писал ей сообщения, заставляя её выглядеть так, словно она выиграла в лотерею, Микки опустошает бутылку и, небрежно отрыгивая, встаёт за второй, с неохотным любопытством глядя на сестру поверх открытой дверцы холодильника.


— Если ты занимаешься ебучим секстингом, то хоть имей совесть не делать этого прямо передо мной, — возмущается он, слегка ухмыляясь, когда Мэнди не поднимает глаз, но на секунду перестаёт печатать, чтобы показать ему фак.


Он забирает своё пиво в маленькую гостиную и падает обратно на диван, ставя бутылку на боковой столик справа, чтобы насладиться им, как только он уничтожит достаточно виртуальной нежити, чтобы добраться до следующего уровня.


Его убивают ровно через две минуты, как раз когда Мэнди проходит мимо него в свою спальню и застаёт его врасплох одной короткой небрежной фразой:


— Йен сейчас зайдёт.


Ругаясь себе под нос, он наблюдает, как его аватар кричит в агонии, а затем мгновенно возрождается. У него осталась только одна жизнь.


— Галлагер, что ли? — уточняет он, снова останавливая игру, чтобы посмотреть на Мэнди.


— А я знакома с ещё каким-то Йеном? — говорит она так, будто Микки круглый дурак, не знающий имён всех её дружков.


— А я ебу, блядь? — защищает он свой внезапный и неожиданный интерес к её общественной жизни. — Он не появлялся хуеву тучу времени, я не думал, что ты всё ещё дружишь с ним, вот и всё.


— Он мой лучший друг, вообще-то, — пожимает плечами Мэнди. — Друзей не бросают. В последнее время он запропал немного, ну, знаешь, как оно бывает, когда заводишь новые отношения.


Он может сказать, что она пытается выглядеть невозмутимой, но неуловимая обида сквозит в чертах её лица, и это подтверждается, когда она скрывается в своей спальне, но не за пределами слуха Микки:


— Особенно, когда твой парень — контролирующий мудак, — негромко бормочет она, прежде чем выглянуть обратно в гостиную, бросая на Микки критический взгляд. — Йен будет здесь через десять минут, может быть, подумаешь о том, чтобы одеться?


Микки одаривает её оскалившейся улыбкой и показывает средний палец, но потом смотрит на себя, как только она исчезает в своей комнате. Может быть, боксеры в паре ни с чем и правда не совсем уместны в компании, даже когда упомянутая компания, блядь, не его. Эх, блин, у него были такие чёткие планы на сегодняшний вечер, а теперь придётся либо свалить, либо приложить какие-то минимальные усилия; его скрытые угрызения совести по поводу того, что он злоупотребил гостеприимством Мэнди, всё ещё давят на него.


Он отправляется в душ, но не из-за Галлагера, а потому что всё равно собирался, просто ему весь день было лень оторвать задницу от дивана. Выходит он из ванной с мыслями о том, что с таким же успехом мог бы просто сдаться общественным условностям, натягивает первые попавшиеся спортивки и майку, слегка обрызгивая себя дезодорантом, и проводит рукой по ещё влажным волосам.


Выглядит он, конечно, не ахти: шевелюра торчком, на майке какие-то пятна, хотя он уверен, что стирал её на прошлой неделе. Но не будет же он укладывать волосы гелем и гладить свою лучшую рубашку только потому, что придёт школьный друг Мэнди.


С кухни уже доносится болтовня, притягивая его, как мотылька к пламени. Голос Галлагера звучит так же, каким Микки его запомнил с тех времён, когда этот нелепый паренёк вечно ошивался у них дома под видом первого настоящего парня Мэнди. Конечно, это была ложь, но Микки узнал об этом только годы спустя, когда психовал из-за собственной предстоящей свадьбы, и его сестра со слезами на глазах сказала ему: «Делай то, что должен делать Микки, всё в порядке». Если бы он знал, что всё то время, пока они вместе учились в школе, Мэнди играла роль «бороды» для Галлагера, он, вероятно, признался бы ей намного раньше. Не то чтобы это имело большое значение в глобальном масштабе.


Но, чёрт возьми, сегодняшний Йен выглядит иначе. Он раздался в плечах и окреп, веснушки побледнели настолько, что практически исчезли, модная стрижка уложена с переходом в красивую, свободно ниспадающую чёлку, а глаза, по-прежнему неебически большие, каким-то образом сохранили доброту и мягкость, несмотря на то что он явно вырос, и вырос там же, где и все они. Галлагер улыбается Микки в ту же секунду, как видит его, глаза загораются, делая его похожим на себя пятнадцатилетнего.


— Привет, Мик! — здоровается он, заставляя Мэнди развернуться, а Микки — нахмуриться на них обоих. Эта привычка называть его «Миком» была у мальчишки в прошлом, и, очевидно, не исчезла со временем. С того дня, как Мэнди привела его домой, как потерявшегося щенка, Микки только и делал, что запугивал Йена, но Йен, похоже, так и не понял этого. Или, может быть, он понял больше, чем все остальные: что Микки всегда больше лаял, чем кусал, и что, возможно, у него есть причины для такого поведения.


Может быть, даже просто смотреть на Йена в те времена было опасно, и, возможно, это всё ещё опасно сейчас. Но теперь это ещё и чертовски волнующе в каком-то смысле, это совершенно ново.


— Галлагер, — говорит он с пренебрежительным кивком и резко разворачивается, уходя из кухни, чтобы оставить их наедине.


Больше не в силах лгать самому себе, Микки наконец может признать, что всегда был неравнодушен к лучшему другу Мэнди. Он милый и жёсткий в хорошем смысле, симпатичный, горячий и совершенно невыносимо по-тупому забавный, что Микки находит отвратительно очаровательным. Он в курсе, что Йен тоже знает о его ориентации, это дерьмо уже давно не является секретом — бля, да Микки уверен, что Мэнди тут же растрепала Йену, как только узнала сама. Он бы винил её за это, но в то же время он действительно счастлив, что на протяжении многих лет у неё был кто-то, с кем можно было поговорить, кому довериться и на кого положиться, когда всё шло наперекосяк, а когда они росли, наперекосяк всё шло регулярно и довольно жестоко.


Так что им обоим нравятся члены (проверено), и у Микки есть давняя влюблённость в этого парня (проверено). Но Йен — это такой сияющий ублюдок, который никогда не бывает доступен, за ним вечно увивается какой-нибудь ебанат и, без сомнения, поклоняется земле, по которой ходит Галлагер, и они, должно быть, охуенно трахаются. Может быть, Микки мог бы склонить Йена к сексу пару раз, когда они были подростками, но тогда он даже не был готов предложить кому-то случайный перепих, так что, чёрт подери, забыть о реальных отношениях было своего рода сделкой. Сейчас он бы справился, думает он, он не какой-то Казанова, который готов трахать всё, что движется, и он не против взять на себя какие-то обязательства, если найдётся достойный парень. Но он также практически бездомный, недавно разведённый со своей русской «бородой» и идёт вкупе с не подлежащим обсуждению пакетом «два по цене одного», с тех пор как родился Евгений. Не так уж много найдётся подходящих геев его возраста, отмечающих подгузники, молочную смесь и пробуждение в любое время суток под душераздирающие вопли в категории «возбуждает» в своих профилях в Тиндере.


Да, Микки есть в Тиндере, и что? В наши дни все, и даже матери этих «всех», зареганы в Тиндере, это ничего не значит.


И подкатить к Йену грёбанному Галлагеру, скорее всего, было бы и опрометчиво, и неловко.


Словно на автопилоте, убивая зомби с новообретённой случайной эффективностью, он медленно, шаг за шагом в течение нескольких минут, убавляет звук почти до нуля и вполуха, не совсем намеренно, начинает подслушивать разговор, происходящий в другой комнате.


— Мне надо быть там через час, — вздыхает Йен. — Это будет абсолютный провал.


— Да ладно, — усмехается Мэнди, — просто скажи им правду, они должны быть счастливы, что ты наконец бросил этого засранца.


Микки едва спасается за углом здания от верной смерти, корчит рожу и лупит сразу по всем кнопкам, до которых может дотянуться.


— Ну не знаю, — Йен не кажется убеждённым. — Моя личная жизнь стала для них чем-то вроде забавы. Они посочувствуют мне минут пять, а потом задвинут лекцию и попытаются свести меня с кем-нибудь, типа они же лучше знают, какой парень мне нужен.


— Ой, да наплевать на них, — советует Мэнди, словно босс. — Тоже мне, эксперты по свиданиям, ебанату-Липу особенно нечем апеллировать — он продинамил мою прекрасную задницу. И ты можешь передать ему, что я сказала это, раз уж на то пошло, не стесняйся оскорблять его сколько хочешь от моего имени.


— Обязательно так и скажу, — прыскает Йен, но если уж даже Микки знает, что ничего такого он не скажет, то, скорее всего, Мэнди тоже это понимает.


— Напизди, что ты типа уже нашёл кое-кого, — предлагает она. — Реально просто ври напропалую, Йен, лишь бы они отвязались от тебя хотя бы на время.


— Из меня дерьмовый лжец, — вздыхает Йен, его стул скрипит, когда он, по-видимому, откидывается назад. — Я не могу просто взять и кого-то выдумать.


— Да ладно? — в голосе Мэнди слышатся деловитые нотки. — Секрет успешной лжи в том, что надо добавить к ней немножко правды, чтобы она звучала убедительно. Просто скажи, что это кто-то, кого ты знаешь, но с кем они никогда не общались. Микки, например!


Услышав собственное имя, Микки жмёт на паузу и поворачивается на диване, чтобы посмотреть на этих двух лучших подружек на кухне: Йен смахивает на оленя в свете фар, а Мэнди уже закатывает глаза.


— Э, ты чё там сказала? — офигевает Микки, медленно поднимая брови.


— Или буквально любой другой чувак, — говорит Мэнди Йену, игнорируя брата. — А хотя забудь. Делать вид, что ты встречаешься с Микки, столь же эффективно, как встречаться с Микки на самом деле.


— Завали, — огрызается тот, не в силах заставить себя посмотреть на Йена, чтобы оценить его реакцию на нелестное мнение Мэнди о качествах её брата.


— Не волнуйся, Мик, — говорит Йен, и на его губах появляется эта милая улыбочка, и он протягивает руку через стол, как бы успокаивая Микки, когда тот наконец бросает на него быстрый взгляд. — Я бы не поступил так с тобой.


Микки фыркает и поворачивается к телевизору.


— Да мне насрать, бля, — бормочет он и пожимает плечами, хотя уверен, что эти двое больше не обращают на него внимания.


— Ну, думаю, мне пора, — Йен вздыхает, а затем раздаётся стон, сопровождаемый глухим стуком, как будто он бухнулся лбом в стол. — Спасибо, Мэндс. Прости, что я был дерьмовым другом в последнее время.


— Неважно, — говорит она низким и искренним голосом, но тут же меняет его на озорной: — И, кроме того, ты знаешь, что я найду способ заставить тебя заплатить за это.


— Вполне справедливо.


— Тьфу, — в сердцах бросает Микки, секунду хмурится на окровавленное: «Игра окончена» на экране, отшвыривает контроллер в сторону и поднимается. — Эй, неудачники, я за пиццей. Вам взять?


Он смотрит на них: Йен распластался на столе, положив подбородок на одну руку и протянув другую, касаясь Мэнди.


— Нет, — отмахивается Мэнди, не отводя взгляда от любящих глаз Йена.


Микки оставляет их наедине, ныряет в свою спальню, чтоб захватить сигареты, обувается и натягивает куртку, не забыв проверить ключи и бумажник, и просто сбегает. У него никогда не было такого друга, какого получила Мэнди в лице Йена, но смотреть на откровенную привязанность, которую они испытывают друг к другу, всё равно что пялиться прямо на солнце, и он не уверен, что действительно хотел бы иметь такого друга. Особенно, если он так легко бросит его, как только на горизонте появится какой-нибудь мудак, который потребует всё его внимание. Дерьмовая какая-то дружба получается, как по мнению Микки.


Он почти уверен, что Мэнди всегда была влюблена в Йена, в любом случае это должно быть просто отстойно для неё.


На углу, чуть дальше по улице, есть маленькая пиццерия, поэтому он не пользуется услугой доставки, с тех пор как переехал к Мэнди. Каких-то пятнадцать минут ходу, а заодно можно покурить по пути, поэтому Микки считает, что он вполне себе в выигрыше. Он делает заказ и оплачивает счёт, а потом ждёт снаружи у входа и курит. Спустя две сигареты один из сотрудников выходит и протягивает ему плоскую белую коробку.


На улице довольно холодно, поэтому он бросает окурок на обочину и возвращается назад в быстром темпе, почти столкнувшись с Йеном у калитки.


— Ого, — фыркает Йен, когда поднимает голову как раз вовремя, чтобы отпрыгнуть и избежать катастрофы, — какой аромат!


Он отступает и придерживает калитку, пропуская Микки.


— Даже не думай, — говорит Микки и ухмыляется при виде ошеломлённого лица Йена. — Ты отказался, когда я предлагал подогнать перекус, так что я нихрена не собираюсь с тобой делиться.


Йен фыркает и выпячивает подбородок, используя своё небольшое преимущество в росте, чтобы посмотреть на Микки сверху вниз. Микки замечает, что у него вроде как не совсем правильный прикус, и не без огорчения понимает, что находит его глупо привлекательным.


— Честно говоря, — говорит Йен, заставляя Микки поднять взгляд и посмотреть ему в глаза, — это Мэнди ответила за меня.


— Бу-бу-бу, Галлагер, — Микки отклоняет его возражения и поворачивается, чтобы поймать лифт, прежде чем кто-то из соседей угонит его наверх. — Это то, что ты получаешь, если слушаешь мою грёбаную сестру, чувак.


Микки не оборачиваясь заходит в лифт и удивляется, когда видит Йена, всё ещё стоящего у входной двери в противоположном конце коридора. Нажимая на кнопку своего этажа, он не может сдержать ухмылку в ответ на поднятую в молчаливом прощании руку Йена, и двери закрываются.


Когда он возвращается в квартиру, Мэнди собирается уходить, хмуро поглядывая на телефон и бегая, по-видимому, в поисках ключей. Вот вечно она бросает их куда попало, а потом забывает, куда.


— В диване, — подсказывает Микки, не дожидаясь вопроса, пинком закрывает за собой входную дверь и шествует мимо сестры на кухню.


— Чё? — переспрашивает она, но всё равно идёт к дивану, засовывает руки под подушки и через пару секунд извлекает ключи. — Вот же ушлёпок, ты просто оставил их там, хотя заметил, что они внутри грёбаного дивана?


— Спасибо тебе, дорогой брат, что бы я без тебя делала, — бубнит в ответ Микки и, захватив пару салфеток, проходит мимо неё, чтобы плюхнуться на диван. — Разве ты не собиралась валить куда-то там?


— Уже убегаю, — кивает она, но притормаживает в коридоре, чтобы оглянуться на него. — Кстати, Йен поживёт у нас неделю, пока не получит ключи от своей новой хаты. Он вернётся вечером, постарайся не доставать его.


Микки вскидывает средний палец, но ничего не говорит, сосредоточившись на переключении каналов в телевизоре в поисках чего-нибудь забавного, чтобы посмотреть за поеданием пиццы.


Он досматривает «Двойной удар» до середины и уже начинает клевать носом, когда раздаётся сигнал домофона. Секундное желание проигнорировать сменяется пониманием: это, скорее всего, Йен, поэтому, если он не поднимет задницу, чтобы впустить его, тот либо позвонит снова, либо наберёт Мэнди — ни один из этих вариантов не является привлекательным для Микки в данный момент.


— Кто? — рявкает он в маленькую пластиковую коробочку, нажимая кнопку приёма.


— Это я, — доносится из динамика, — Йен.


Микки нажимает вторую кнопку, чтобы открыть калитку, и прислушивается к звуку открывающейся двери.


— Спасибо!


Отжав кнопки, он отпирает дверь и, пошатываясь, возвращается на диван. Минуты через три Йен усаживается рядом, подушки проминаются под его весом, когда он опускается и со стоном кладёт ноги на кофейный столик.


Микки подумывал было лечь спать, но, взглянув на часы и поняв, что сейчас только начало двенадцатого, резко меняет свои планы и решает выпить ещё.


— Пивас будешь? — предлагает он и, не дожидаясь ответа, поднимается со своего места. Вряд ли Йен откажется, учитывая то, каким был для него этот вечер, предполагает Микки.


Оказывается, он ни черта не знает.


— Не, спасибо, — говорит Йен ему в спину. — Выпил бутылку за ужином и меня уже слегка развезло.


Микки достаёт пиво для себя и, не задумываясь, подходит к раковине, чтобы налить Йену стакан воды.


— Мне нельзя много пить, я ж на лекарствах, — продолжает Йен с дивана, прежде чем Микки успевает сострить — подкол о взрослых мужиках, пьющих, как двенадцатилетние девочки, мог оказаться довольно неприятным.


— А ты всё ещё их принимаешь? — удивляется он, закрывая кран и выходя из кухни.


— Ну да, — говорит Йен и смотрит на Микки с кривой улыбкой, когда тот обходит диван и снова садится, протягивая воду. — У меня биполярное расстройство, Мик, оно как бы не может просто исчезнуть.


— Неужели? — Микки чуть сползает на диване и откручивает крышку, пытаясь вспомнить, что там Мэнди говорила ему об этом, если вообще говорила, когда Йену поставили диагноз несколько лет назад. — И как долго ты будешь глотать колёса и пить, как монахиня?


Йен делает глоток воды и опускает ноги на пол, чтобы наклониться вперёд и поставить стакан на столик.


— Ну... лет сорок? — он говорит так, будто это вопрос, вздыхает, откидывается назад и внимательно смотрит на Микки. — Всю жизнь, короче.


Микки вытягивает ноги и смотрит на свои босые ступни, выгибая брови и слегка наклоняя голову, а потом делает быстрый глоток пива.


— Отстой, чувак, — говорит он, — ты должен подать в суд.


— Да ну? На кого? — Йен фыркает. — На мои говённые гены?


Микки усмехается и пожимает плечами.


— На сраных учёных-медиков или как их там, — пытается шуткануть он, улыбаясь и заметив краем глаза, что Йен тоже сияет улыбкой. — Должен быть кто-то, на кого ты можешь надавить для получения компенсации. Люди сходили с ума с самого начала грёбаных времён, за эти столетия можно было бы уже поднапрячься и придумать какое-то лекарство от этого дерьма.


Йен смеётся и поглубже усаживается на диване, согнув колени и широко расставив их, почти врезаясь в край кофейного столика.


— Ты не против? — спрашивает он, и Микки хмурится, услышав неуверенный тон парня.


— Чего, прибухнуть в одиночестве? — говорит Микки, делая вид, что не понимает, о чём Йен спрашивает. — Я собирался сделать это с тобой или без тебя, чувак, не парься.


Йен некоторое время молчит, пока Микки почти жалеет, что не воспользовался возможностью, чтобы быть немного более искренним и сказать, что он имеет в виду на самом деле, не танцуя вокруг да около. Может быть, Йен вообще не вкурил, что Микки пытался сказать ему? Ведь абсурдно, когда человек полагает, что обязан спросить, комфортно ли его собеседнику из-за того, что он психически болен. Как будто имеет значение, что думает Микки насчёт этого. Он наугад прикидывает, что б такого приличного сказать, когда понимает, что Йен смотрит на него.


— Спасибо, — говорит он, и да, Микки думает, что он всё же понял: это заметно по кривой улыбке и мягкому взгляду.


Микки пожимает плечами и делает ещё один глоток пива, слизывая каплю с нижней губы, а затем впивается в неё зубами, чувствуя, что немного расслабляется.


— Итак, — говорит он и прочищает горло, глядя на Йена, — как там всё прошло с твоим семейством?


Йен вздрагивает и проводит рукой по лицу, прежде чем посмотреть на Микки.


— Ну, сначала всё было как и ожидалось, — говорит он, — а потом начался какой-то треш.


Микки чувствует, что должен быть разозлён, но вместо этого понимает, что скалится, как волк.


— Ты это сделал?


— Напиздел самым наглым образом, — подтверждает Йен. — Они начали предлагать кандидатуры на пост нового бойфренда минут через пять, и всё, что я мог слышать — это голос Мэнди, будто сам дьявол сидел на моём плече и приговаривал: «Сделай это, просто сделай это, просто солги, блядь, уже!»


Микки посмеивается в своё пиво над тем, как Йен пискляво изображает крошечную дьяволицу Мэнди.


— Так что, — продолжает он с покорным вздохом, — я сказал им, что у меня новый бойфренд.


— Угу, — хмыкает Микки, не желая облегчать парню задачу.


— А когда это не помогло, — неохотно признаётся Йен, — пришлось сказать, что его зовут Микки...


Микки пытается сохранить невозмутимое выражение лица, не обращая внимания на испытующий взгляд Йена, впивающийся в его лицо.


— Ясно-понятно.


— Что привело к целой истории с Микки Маусом, — стонет Йен и роняет голову на спинку дивана, ущипнув себя за переносицу. — Так что я типа, ну, ляпнул, что это ты.


Микки больше не может этого выносить и в открытую ржёт над несчастьем, которое Йен сам себе организовал.


— Ты просто ходячая катастрофа, бля, — фыркает он, бросив взгляд в сторону как раз вовремя, чтобы увидеть, как Йен кивает.


— И это ещё не самое худшее, — говорит он и передразнивает, меняя голос: — «Что за чушь, Йен, Микки Милкович не гей!»


Микки закатывает глаза. Конечно, ебанутая семейка Йена отреагировала именно так, думая, что они знают всё на свете.


— Ну заебись, чё, — говорит он и пожимает плечами. — Поговорим об этом, когда тебе скажут подобное говнище прямо в лицо.


— Чёрт, — Йен поворачивается, чтобы посмотреть на Микки, — Серьёзно? Люди говорили тебе такое?


— И не раз, чел, — кивает Микки с болезненной гримасой. Такое происходило почти каждый раз, когда он пытался совершить камин-аут перед кем-то. — «Что? Ты не гей!» Пфф, да пошла ты, Джанет, зачем мне, блядь, врать об этом?


Йен пожимает плечами, и подушки слегка шевелятся под ними.


— Ну, некоторые же притворяются, что они гетеро, — говорит он, но это не звучит как ехидное замечание насчёт того, что Микки пробыл в шкафу гораздо дольше, чем сам Йен. — Может быть, некоторые гетеросексуальные люди хотят быть геями и лгут об этом так же.


Микки знает, что это всего лишь внезапное предположение, обусловленное сарказмом, но по какой-то причине ему трудно принять это без вызова.


— Люди лгут о своей гетеросексуальности не потому, что хотят быть натуралами, — бросает он и делает быстрый глоток пива, прежде чем продолжить: — Они делают это, потому что не хотят выделяться.


Йен не отвечает, и Микки хмурится сам на себя, уставившись на свои руки, свободно держащие полупустую бутылку, на пальцы, рассеянно теребящие влажную этикетку... Но тут Йен поднимает руку и лениво протягивает кулак, видимо, призывая Микки ударить. Ну, это вряд ли, думает Микки, вместо этого он протягивает свою бутылку и мягко постукивает ею по костяшкам пальцев Йена в какой-то причудливой смеси дружеского удара кулаками и тоста.


Йен делает ситуацию ещё более абсурдной, когда как полный придурок разводит пальцы после удара, издавая неясный гулкий звук, чтобы изобразить взрыв. Микки качает головой, но не может полностью скрыть лёгкую непроизвольную улыбку, вспыхивающую прямо перед тем, как он делает ещё один глоток.


— Так что вот, — резюмирует Йен, немного поёрзав на диване, — получается, мы теперь встречаемся, прими мои искренние соболезнования.


Микки опрокидывает в горло остатки пива и ставит пустую бутылку рядом с остальными.


— Думаю, я мог бы сделать и хуже, — говорит он и рыгает, — если бы действительно попытался.


— Спасибо, — вздыхает Йен, но его слова звучат как нечто среднее между обидой и удивлением. — Боже… я валюсь с ног.


Они погружаются в уютную тишину, и Микки наконец обращает внимание на телевизор, понимая, что фильм, который он смотрел, успел закончиться, и теперь показывают какое-то глупое реалити-шоу. Он хватает пульт и смотрит на Йена, чтобы узнать, есть ли у него какие-нибудь предпочтения, но обнаруживает, что тот задремал.


— Эй, — Микки пытается растормошить его, слегка ударяя по плечу, когда попытки не увенчиваются успехом. — Не засыпай здесь, чувак, ложись в кровать Мэнди. Она всё равно не вернётся до завтра.


Йен тупо моргает и поворачивает голову, чтобы хмуро посмотреть на Микки.


— Ты уверен?


— Стопудово, — кивает Микки, — и даже если Томми умудрится облажаться с гарантированным сексом, и она решит вернуться домой, клянусь, найти тебя полуобнажённым в своей постели, было бы похоже на влажную фантазию её пятнадцатилетней версии, ей точняк понравится.


Тонкие беспокойные губы Йена растягиваются в глупой улыбке, когда он снова откидывает голову назад.


— Я так люблю твою сестру, — едва ворочая языком говорит он и, кажется, снова проваливается в сон.


— Прими мои самые искренние соболезнования, парень, — усмехается Микки и не может сдержать улыбки, когда Йен выглядит только счастливее от его комментария. — Ну, ты вроде как клинически ненормальный.


— Верно, — соглашается Йен, голос его, низкий и хриплый ото сна, будто вибрирует внутри Микки в темноте комнаты, где только они двое на диване, изолированные от всего остального мира неясным мерцающим светом телеэкрана. Он мог бы просидеть здесь с Йеном всю ночь, но не успела эта мысль промелькнуть в его голове, как глаза Йена распахиваются, и он с протяжным стоном поднимается на ноги.


Проходя мимо, он что-то бормочет, едва успевая переступить через вытянутые ноги Микки, не споткнувшись.


— Эй, — окликает он, стоя в тёмном дверном проёме комнаты Мэнди, когда Микки поднимает голову, — я позвоню родичам утром и признаюсь, что наврал.


— Окей, — говорит Микки, и при этой мысли его охватывает что-то вроде тошноты. Может быть, ему нравилось сидеть на этом диване и на мгновение предаваться лжи.


— И, Мик, — Йен колеблется, — спасибо.


Микки провожает его взглядом, не зная, как реагировать, когда Йен продолжает благодарить его за глупую фигню. Он выключает телевизор и делает всё возможное, чтобы избежать столкновения, пока они оба готовятся ко сну в разных концах маленькой квартиры. Он садится на кровать и прислушивается к шуму воды, дожидаясь, пока дверь комнаты Мэнди закроется, прежде чем отправиться в ванную.


На полке под зеркалом обнаруживается целая батарея пузырьков с таблетками. Микки рассеянно берёт один из них, пока чистит зубы, пытаясь представить, как произносятся некоторые химические составляющие. Он ощущает какую-то странную радость, оттого что Йен почувствовал себя здесь достаточно комфортно, чтобы оставить свои пилюли вот так. Хотя, может быть, он просто слишком устал, чтобы беспокоиться об этом. В любом случае, Микки чертовски уверен, что Йен сделал это не для того, чтобы Микки их увидел. Он вертит пузырёк в руке, проводя подушечкой большого пальца по имени Йена, а затем осторожно возвращает его на место.


*****


На следующее утро он просыпается от отчётливого аромата свежесваренного кофе и обнаруживает за кухонным столом слегка помятую версию Йена, который ест хлопья и пытается улыбнуться с набитым ртом.


— Доброе, — произносит он, проглотив большую часть хлопьев.


— Агась, — бессмысленно бурчит Микки, всё ещё потирая глаза и жалея, что не может проспать большую часть сегодняшнего дня так же, как вчера. Делать этого решительно нельзя по одной простой причине: надо скорректировать сбитый режим, чтобы войти в свой привычный распорядок дня.


По-хорошему надо бы принять душ, учитывая то, что прошлой ночью он смог заснуть только после того, как, с неохотой признавая эту потребность, смазал себя и передёрнул с тремя пальцами в заднице, а мысли о Йене, спящем в соседней комнате, заполнили всё его сознание, бессовестно пользуясь его уязвимым состоянием. Но сперва ему нужен кофе.


— Будешь? — уточняет он, мозг, работающий вполсилы, не может понять, почему Йен сварил только половину кофейника и ещё не налил себе.


— Нет, — откликается Йен за его спиной. — Мне нельзя.


— С хера ли? — Микки хмуро смотрит в свою чашку, медленно наполняющуюся благословенной темнотой.


— Там же кофеин, — говорит Йен, как будто констатация чертовски очевидного будет достаточным объяснением. — А я на лекарствах.


— Тьфу ты, — стонет Микки, волоча ноги к столу и садясь вместе с кружкой, — твоя жизнь — отстой, я понял, теперь помолчи.


— У тебя чё, похмелье? — Йен игнорирует его просьбу о тишине, насмешливо нахмурив лоб, и откидывается на спинку стула, пока Микки косится на него, вскрывая три пакетика сахара сразу и высыпая содержимое в кофе. Они с Мэнди всегда крадут лишние порции сахара при каждом удобном случае — привычка, въевшаяся до мозга костей ещё с детства, настолько глубоко, что он не исключает того, что, вероятно, будет делать это до конца своих дней.


— Да какое нахуй похмелье, — недовольно отвечает он, раздражённо отмахиваясь, прежде чем схватить со стола чью-то ложку и быстро размешать ею кофе. — Просто не люблю, когда люди приседают мне на уши по утрам.


— Серьёзно? — Йен фыркает. — Пока что ты говоришь в два раза больше меня.


Микки отвечает на это подчёркнутым молчанием и выгнутыми бровями, на что Йен закатывает глаза и поднимает руку в знак капитуляции, а потом возвращается к завтраку.


Один-два приличных глотка кофе — вот и всё, что нужно Микки, чтобы захотеть услышать от Йена что-то ещё, но того, похоже, вполне устраивает завтрак в тишине.


— Ну чё там, позвонил своей семье? — спрашивает Микки, ожидая, что Йен вынесет ему мозг за это. Он этого не делает, просто понимающе ухмыляется с переходом в нечто более извиняющееся.


— Пока нет.


— Ну, — Микки колеблется, пока не всплывает мысль, которая вроде имеет смысл, даже если и не должна, — так, может, и не надо?


Йен делает изумлённое лицо и сквозь полный рот хлопьев выдавливает искажённое:


— Что?


Микки встаёт, извлекая тарелку из недр шкафчика.


— Да мне без разницы, чувак, — пожимает он плечами, с удивлением осознавая, что говорит серьёзно. Он снова садится и вытряхивает порцию хлопьев в свою тарелку. — Пусть думают, что мы тусуемся, а когда найдёшь кого-то, скажешь, что бросил меня. Мне правда плевать, чё твои родственнички скажут на это.


Йен будто бы колеблется.


— Это... мило, — говорит он с лёгкой улыбкой, когда Микки, плеснув в миску молока, поднимает на него хмурый взгляд. — Но я вроде как ляпнул, что ты придёшь со мной на обед в честь Дня Благодарения, а это слишком большое одолжение, чтобы о нём просить.


Микки ставит пакет с молоком и на секунду задумывается, помешивая хлопья и потягивая кофе.


— У меня будет Ев, — в конце концов сообщает он, чувствуя себя немного неловко из-за смущённого вида Йена. — Ну, это мой сын. Он гостит у меня на следующей неделе, так что, если я соглашусь, придётся взять его с собой.


— Серьёзно? — Йен кажется удивлённым, но не отказавшимся от этой идеи из-за ребёнка Микки.


— Почему бы и нет? — Микки пожимает плечами. — Других планов у нас вроде нет.


— Чёрт, Мик, — ухмыляется Йен, — это было бы очень мило, просто мысль о том, чтобы провести праздники в одиночестве… В любом случае это, считай, первый год, когда у нас появились свободные бабки, так что будет куча классной еды, а о сыне не беспокойся — придёт много детей его возраста.


Микки прикусывает губу, пытаясь удержать широкую улыбку, угрожающую вспыхнуть на его лице от слов Йена, горячо убеждающего его в чём-то, что он уже считает решённым.


— Ему год, чувак, — усмехается он, — дай ему банановую кашу, и он придёт в восторг.


Йен вздыхает и откидывается на спинку стула, расслабляя плечи и пристально глядя на Микки.


— Блин, я буду должен тебе за это, — говорит он, больше обещая, чем жалуясь. — Я собирался просто лечь спать, не видеть и не слышать никого до следующего года… А теперь я могу провести День Благодарения в хорошей компании, это много значит.


— Но не рассчитывай, что Мэнди присоединится, — предупреждает его Микки. — Между работой и волшебным членом Томми она постоянно занята.


— Да, она намекала на это, — Йен сверкает быстрой улыбкой, а затем уголки его губ опускаются в смущении. — В любом случае я имел в виду тебя и Евгения.


Микки, поражённый фактом, что Йен знает имя его ребёнка, таращится на него, будучи на грани шока.


— Я помогал Мэнди нянчиться с ним в прошлом году, когда вы, ребята, начали консультации с адвокатом, — спонтанно объясняет Йен. — И это самый симпатичный малыш, которого я когда-либо встречал.


— Да ну? — Микки усмехается, позволяя себе упиваться какой-то всё ещё непривычной отцовской гордостью. Ему потребовалось некоторое время, чтобы освоиться в этой новой для него роли, но с каждым днём он начинает подозревать, что Евгений уже стал его жизнью.


— Стопудово, — кивает Йен, — у него твои глаза.


— Отвали, — Микки пытается съязвить, но смеётся.


Йен выглядит невероятно довольным собой.


— Значит, он всю неделю будет здесь, с тобой?


— Да, Света привезёт его сегодня, — хмурится Микки. — Я бы сказал: «Надеюсь, ты не против», но, честно говоря, если и против, то ты знаешь, где дверь.


Йен только усмехается и качает головой, как будто абсурдно даже предполагать, что это будет проблемой.


— Забираешь его раз в две недели? — интересуется он.


— Угу, отцовский отпуск, чел, это дико, — говорит Микки и закатывает глаза от собственного энтузиазма, когда Йен улыбается, удивлённо изогнув брови, — семь дней кряду сидеть и играть с моим сыном? Вот это и есть прогресс.


Они заканчивают завтрак в каком-то дружеском молчании, Микки не помнит, чтобы испытывал подобное раньше. Это не переворачивает весь его мир, или типа того (хотя он уверен, что Йен мог бы сделать, если бы он был заинтересован настолько, чтобы попробовать), но это приятно. Он выпивает ещё одну чашку кофе, пока Йен возится в ванной, а затем тоже идёт мыться, стараясь не обращать внимания на лёгкую сырость на стенах, оставшуюся после временного соседа.


Когда он выходит из душа, чистый и свежевыбритый, в полотенце, обёрнутом вокруг талии, и скомканными спортивками в руке, то застаёт странное зрелище. Йен медленно прогуливается по гостиной, крепко и легко держа на руках сына Микки. Одна его ладонь мягко располагается у малыша на затылке, позволяя Евгению откинуться назад и смотреть в лицо Йена, широко раскрыв глаза и схватившись ручонками за его щёки и губы.


— Спорим, ты будущий сердцеед, — негромко приговаривает Йен и улыбается мальчику, который тут же подражает ему. — С такими глазами шутки плохи.


— Микки, — резкий возглас Светланы разрушает чары происходящего, Йен оборачивается, а Микки отрывает от него взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как бывшая жена выходит из его спальни.


— Свет, — приветствует он её и быстро улыбается ребёнку, прежде чем протиснуться мимо Светланы, сбросив полотенце в ту же секунду, как подходит к шкафу.


— Это что за морковный мальчик? — та сразу же начинает допрос с порога, такая же скромная, как и он, когда речь заходит о случайной наготе.


— Нормально, ёпт, всучила нашего ребёнка какому-то незнакомцу, а теперь спрашиваешь, кто это? — Микки задаёт встречный вопрос, натягивая чистые боксеры. — Он друг Мэнди, бля, не парься.


— Конечно, я волнуюсь, я же мать, — язвит Светлана, сверля его глазами, когда Микки выпрямляется, застёгивая ширинку джинсов, — а ты дерьмовый муж и только немногим лучше в роли отца, так что да, я беспокоюсь.


— Ой, да пошла ты нахуй, — бормочет Микки и ныряет в свежую футболку, одарив Светлану натянутой ухмылкой, когда опускает ткань по торсу. — Грёбаный судья был уверен, что моя задница настоящего американца достаточно хороша.


Он заходит на кухню, не обращая внимания на Йена, который смотрит на него через гостиную, когда он проходит мимо, Светлана следует за ним, как грозовое облако.


— Однажды ты облажаешься по-крупному, радужный мальчик, — шипит Светлана, когда он хватает со стола оставшиеся от завтрака миски и несёт их к раковине. — Когда у меня будет гражданство, когда я получу все права и буду свободна, то, уж поверь, найду Жене отца получше.


Микки вздыхает, вцепившись в край раковины и борясь с желанием заорать. Год назад он, наверное, сказал бы: «Да, пожалуйста» и «Скатертью, блядь, дорога», но всё меняется. Евгений — лучшее, что у него когда-либо было, и он ясно пытался дать это понять, но Светлана ему не доверяет. Она злится, и он вроде как понимает её.


— Думаю, тебе лучше уйти, — голос Йена разрезает напряжение, и Микки оборачивается и видит его, стоящего в дверях с Евгением на руках.


Светлана невозмутимо наблюдает, как он проходит мимо неё на кухню, чтобы передать сына Микки, который чувствует себя застигнутым врасплох, как будто он забыл, как держать своего собственного ребёнка после всего лишь недельной разлуки. Но это не так, всё просто, Евгений с улыбкой прижимается к его груди, как будто там ему и место.


Йен поворачивается к Светлане и, не касаясь её, решительно протягивает руку, чтобы проводить её к двери, исчезая из кухни.


— Увидимся через неделю, — слышит Микки его приглушённый голос из коридора. Евгений начинает вертеться в его руках, чтобы посмотреть в направлении звука закрывающейся входной двери, вероятно, понимая, что мама ушла. Микки прижимается лицом к виску ребёнка и быстро целует его тёплую кожу.


— Придётся довольствоваться мной на этой неделе, малыш, — шепчет он и улыбается, когда Евгений начинает дрыгать ногами и размахивать руками, указывая в сторону двери и издавая негромкие требовательные звуки, а потом поворачивается и хмуро смотрит на Микки.


Микки возвращается с ним в гостиную, осматриваясь вокруг, чтобы убедиться, что Светлана действительно ушла, и обнаруживает Йена сидящим на диване, небрежно перебирающим каналы, звук телевизора приглушён.


Его странное хмурое выражение лица разглаживается с размеренным выдохом и мягкой улыбкой, когда он смотрит на вошедшего Микки.


— Эй, — говорит он, словно извиняясь за что-то.


— Всё норм? — спрашивает Микки и наклоняется, чтобы опустить Евгения, когда тот начинает извиваться. Ребёнок только недавно начал ходить, и его походка всё ещё немного шаткая, но он бежит как чемпион. Похоже, что ему удаётся оставаться устойчивым чисто по инерции, когда он, перебирая своими коротенькими ножками, устремляется в направлении дивана. Микки следует за ним, готовый броситься и поймать, если его занесёт.


Йен выглядит намного спокойнее, когда Микки поднимает взгляд: он тоже наблюдает за Евгением, положив руки на колени и уперевшись ногами в пол.


— Я не имел права выставлять её за дверь вот так, — вздыхает он и на секунду задерживает свой пристальный взгляд на Микки, прежде чем снова посмотреть на Евгения, который медленно, но уверенно топает вдоль дивана к ногам Йена, — извини, она просто вздрочила меня.


— Она русская, — говорит Микки и пожимает плечами, садясь, как только Евгений огибает первый угол дивана. — И много кому отдрочила.


Это мстительная подколка по поводу её предыдущей карьеры, но вообще он старается больше не припоминать ей этого дерьма. В конце концов, она мать его ребёнка, и такая жизнь никогда не была её собственным выбором, раз уж на то пошло. Микки знает, каково это.


Йен выпрямляется и протягивает руку, чтобы поддержать Евгения, когда мальчик спотыкается, запутавшись в собственных ногах, и натыкается на колено Йена. Он обхватывает Евгения за живот, чтобы помочь сохранить равновесие, но не поднимает его, вместо этого вопросительно смотря на Микки.


— Ты не должен спрашивать, чувак, — говорит Микки и потирает уголок рта, — давай.


Йен поднимает ребёнка, и Евгений, кажется, вполне доволен этим, так что доволен и Микки. Йен усаживает его на колени, ногами к себе, и маленькие ступни мягко постукивают его по животу.


— Она бесится, — говорит Микки после минутного молчания, удивляя себя тем, что вообще хочет сказать что-то по этому поводу, — из-за развода. Я имею в виду, она знала, что я старый добрый гомосек, когда выходила за меня замуж, но полагаю, она думала, что у нас было какое-то соглашение.


Йен ничего не говорит, только слегка покачивает рукой вверх-вниз, когда Евгений хватает его за палец, большие глаза мальчугана следят за движением рук, как будто это самая захватывающая вещь, которую он видел в жизни.


— Я дал обещание, — продолжает Микки, пожимая плечами, он никогда ни с кем не говорил об этом дерьме раньше, — и я его нарушил. Она распланировала всю свою жизнь, а я струсил, всё испортив. Короче, я понимаю, почему она на говно исходит.


— Ты поступил правильно, — со всей определённостью заявляет Йен, и Микки хочет думать, что тот прав, хотя он не совсем уверен, что парень знает, о чём говорит, — это было не по-настоящему. Она свыкнется, да, Еви?


— Па, — объявляет Евгений и засовывает половину ступни себе в рот, прежде чем Йен успевает среагировать и хотя бы сначала снять с него носок.


— Это означает «папа»? Или это русское «Да»? — удивляется Йен и аккуратно хватает малыша за ноги, чтобы свести их вместе, вытягивая большую беззубую улыбку из Евгения и неохотную зубастую усмешку от его отца. — В любом случае я уверен, что твой сын согласен со мной.


Они проводят вместе все чёртовы выходные. Йен занимается своими делами, но постоянно стремится туда, где находятся Микки и Евгений, и когда Микки ведёт своего ребёнка в парк в субботу, то кажется вполне естественным позвать Йена с ними. Тот мог бы отказаться, но он этого не делает.


Мэнди возвращается домой в воскресенье и прибирает Йена к рукам на большую часть дня, а потом настаивает, чтобы они поужинали все вместе. Проведя почти весь день в сдержанном раздражении по причинам, в которых он не совсем готов признаться даже самому себе, Микки в конечном итоге наслаждается вечером намного больше, чем ожидал. У его сестры есть масса различных сторон, и Микки любит и восхищается ею в большинстве из этих воплощений, но когда Йен находится поблизости, Мэнди будто раскрывается с совершенно новой неизведанной стороны, она будто сияет.


Ему почти грустно слышать её слова о том, что она собирается остаться с Томми почти на всю следующую неделю, когда обнимает их обоих на прощание в конце вечера.


— Одна ванная и два гомика, — говорит она и хихикает, когда Микки выглядит оскорблённым, а Йен застенчиво проводит рукой по волосам, — между этими выпрямителями для волос и твоей одержимостью гелем для укладки, девушке ещё повезёт, если у неё найдется время пописать.


Микки мог бы сполна набрюзжать в отместку, если бы покрасневшие уши Йена не отвлекали его так сильно, этот здоровяк нежно улыбался, когда Мэнди протянула руку, чтобы взъерошить ему волосы и ухмыльнуться.


— Ты должен отпустить локоны, Йен, — говорит она, обнимая его за шею и придав своему лицу мимолетное серьёзное выражение, — дай им свободу.


— Ты пьяна, — спокойно отвечает он, обнимая её за талию и нежно поглаживая большим пальцем поясницу.


— Я думаю, что я счастлива, — сообщает она заговорщицким шёпотом. — Думаю, что, возможно, всё получится, думаю, эта неделя может быть как тест, понимаешь?


Микки чувствует себя третьим лишним: слушать, как Мэнди изливает душу лучшему другу, кажется в корне неправильным, поэтому он оставляет их наедине и сбегает на кухню, чтобы без энтузиазма переложить всю грязную посуду в раковину, а затем отправляется спать. Йен и Мэнди так и шушукаются в коридоре всё это время, и лишь когда он уже лежит в постели, уставившись в тёмный потолок, он слышит, как наконец закрывается входная дверь, и Галлагер тихо бродит по квартире.


В понедельник Йен идёт на работу. Он сварил Микки свежий кофе и вымыл посуду с прошлого вечера, но ушёл до того, как Евгений зашевелился и разбудил Микки около девяти. Микки пьёт свой кофе и размазывает детское питание по всему лицу Евгения, надеясь, что хотя бы часть его попадёт внутрь малыша, и, может быть, он думает о том, чтобы завтра утром встать на час раньше.


Микки умеет готовить, не хватает звёзд с неба, но его стряпню можно есть. Евгений по большей части всё ещё на смесях и кашах, но он считает, что в какой-то момент ему захочется накормить ребёнка какой-то интересной и вкусной едой, так что пора начать практиковаться в готовке уже сейчас. Он всегда готовит немного больше, чтобы взять обед с собой на работу, вместо того чтобы каждый день тратить деньги на еду на вынос. Именно поэтому на столе достаточно еды для двоих, когда вечером Йен возвращается домой. И было бы грубо не предложить парню присоединиться к ним за ужином.


Проходит всего лишь несколько коротких дней, но они налаживают своего рода удобную рутину, и хотя Микки любит проводить время со своим сыном, Йен является немного более предпочтительным собеседником. Он забавный в самом худшем смысле слова и умный в каком-то спокойном, удивительном смысле. Он хорошая компания, и Микки немного удивлён тем, как быстро он привыкает к постоянному присутствию этого парня рядом.


В среду вечером Евгений засыпает, свернувшись калачиком на руках у Йена, и Йен неожиданно встаёт с дивана, чтобы уложить малыша спать. Испытывая непреодолимое желание закурить, Микки распахивает окно как можно шире и высовывается, зажигая сигарету и балансируя пепельницей на подоконнике, выпуская дым в удивительно мягкий ноябрьский воздух.


Он слышит, как закрывается дверь его спальни, а затем Йен подходит к нему, скрестив руки на груди в попытке спастись от уличной прохлады и прислонившись к другой стороне окна.


— Итак, — говорит он, слегка ухмыляясь, когда Микки смотрит на него, — завтра важный день.


— Господи, — фыркает Микки, но не может сдержать быстрой усмешки, — хули ты такой драматичный.


— Ты всё ещё можешь отказаться, если хочешь, — говорит ему Йен с самой настоящей милой искренностью.


— Издеваешься? — усмехается Микки и затягивается сигаретой. — Я голодал целую неделю в ожидании этого… Ну ты чё, бля? Не бзди, когда на кону охренительный ужин на День Благодарения, тебе придётся привязать меня к стулу, если не хочешь, чтобы я был там.


— Ладно, — говорит Йен с явно довольной улыбкой, глядя на огни ночного Чикаго, — океюшки.


Микки подносит сигарету к губам и позволяет ей там повиснуть, изучая спокойный профиль Йена без всякой на то причины, скользнув взглядом по его скуле и ниже — к острому подбородку, сильной шее.


— Нам надо порепетировать, — выдаёт Йен и поворачивает голову, чтобы посмотреть на Микки с кривой улыбкой. — Типа подготовиться к завтрашнему дню.


Непонятный ледяной трепет пробегает по спине Микки и покалывает затылок; может, это просто ветер.


— Это ж тебе не пьеса Шекспира в драмкружке, — нерешительно отвергает эту идею Микки и дёргано пожимает плечами. — Я думал, мы, ну, просто будем импровизировать, так-то я согласен на любой кипиш.


Он закатывает глаза, когда Йен озорно усмехается ему.


— По какой-то ебанутой причине, — добавляет он. — Короче, веди себя как обычно ведёшь себя с бойфрендом, а я просто подхвачу.


Он вроде как хочет, чтобы Йен сделал какое-нибудь непристойное предложение, но вместо этого он хмурится и смотрит на свои руки, лежащие на подоконнике.


— Но я должен знать, как мы познакомились, — размышляет Микки. — Ты небось уже наплёл им какую-то хренотень, да?


— Пошёл ты, — выражает своё недовольство Йен с явно непроизвольной улыбкой, — но да, они вынудили меня сказать им хоть что-то.


— Колись давай, — подталкивает Микки и опускает глаза, чтобы увидеть, как дым просачивается сквозь его зубы, в основном в качестве предлога, чтобы отвести взгляд от лица Йена.


— Ну, — начинает Йен, — конечно, мы встретились много лет назад.


— Придерживаемся реальности, — сухо хмыкает Микки и кивает, — умно́.


— А потом мы снова пересеклись пару месяцев назад, — продолжает Йен, не обращая внимания на язвительный комментарий Микки. — И, короче говоря, я типа бросил Джарреда ради тебя?


Приподняв брови, Микки смотрит на Йена, словно пытается оценить его реакцию.


— Значит, я разлучник? — резюмирует Микки с быстрой усмешкой. — Никогда раньше не был чьей-то интрижкой на стороне.


— Эй, это не так, — настаивает Йен. — Я не изменяю.


Микки хмурится, а затем отшатывается в недоумении и ужасе, когда до него доходит смысл сказанного.


— Выходит, ты кинул бывшего ради того, чтобы быть со мной, — перечисляет он, не скупясь на недоверие, — а мы ещё даже не трахались?


— Наверное, я пиздец какой романтик, — говорит Йен, пожимая плечами, и это самая саркастичная и категорически неромантичная вещь, которую Микки когда-либо слышал. — Прости.


— И что, мать твою, значит «я не изменяю»? — возмущается Микки, потому что он в ударе. — Люди — придурки, дерьмо случается, как ты можешь знать, что никогда не изменишь?


— Потому что со мной такое случалось, — с лёгкостью признаётся Йен, решительно сжав челюсть, — и это было отстойно. Так что я больше никогда этого не сделаю.


— Ну, чтоб меня, — бормочет Микки, шутливо вскидывая руки в знак примирения. — Мы прям парочка из ромкома. Ты пиздовал за мной под дождём, чтобы признаться в любви? Это было в аэропорту?


Йен смеётся, явно испытывая облегчение, оттого что Микки не настаивает на продолжении разговора про измены.


— Нет, — Йен улыбается и смотрит на него краем глаза, — в основном просто трахался, ну, знаешь, чтобы убедиться, что не ошибся.


— И?.. — допытывается Микки.


Йен склоняет голову набок, как будто ему нужно подумать об этом.


— Пока не уверен.


— Ты придурок, — хихикает Микки, качая головой, — и никто не купится на эту хрень, так что давай-ка придумай другой ответ на этот вопрос.


Йен снова наклоняет голову, и Микки готовится к очередному дружескому выпаду, но это не то, что он получает.


— Ты прав.


Микки выдыхает клуб дыма и проводит языком по передним зубам, борясь с внезапным желанием спросить что-то слишком личное.


— И просто для справки, — решается он, — почему ты бросил его на самом деле?


— Я не бросал, — говорит Йен и качает головой, когда Микки уставляется на него. — Перед тобой чемпион в том, чтобы быть брошенным.


— Да быть не может! — Микки гримасничает и пытается вспомнить то немногое из разговора Йена и Мэнди, что он подслушал на прошлой неделе, в попытках сопоставить своё представление о Йене как о первом призе в финальной игре за охуенного парня с кем-то, кто умудрился встречаться с достаточным количеством идиотов, чтобы быть брошенным более одного раза. — Но…


— Люди склонны строить предположения, — пожимает плечами Йен, — и я их не переубеждаю, в любом случае это не их дело. Но нет. Мне, вероятно, действительно стоило расстаться с некоторыми из них, но никогда ж не думаешь о таком, когда ты с кем-то.


Он хмурится, словно впервые что-то обдумывает.


— Люди есть люди, верно? — он говорит и, кажется, не колеблется, когда Микки протягивает ему всё ещё приличный окурок, чтобы осторожно взять его двумя пальцами и поднести к губам. — Я не пытаюсь никого изменить, просто не хочу быть один. Думаю, моя проблема в том, что я стараюсь быть тем, кем они хотят меня видеть.


Быстро сообразив, что он не получит свою сигарету обратно, Микки прикуривает ещё одну, а когда перестаёт чиркать своей привередливой зажигалкой на секунду, то хмуро смотрит на Йена.


— Я не эксперт, — начинает он, пламя наконец вспыхивает и цепляется за кончик сигареты, когда она движется вместе с его словами, — но как насчёт «быть самим собой» и всего этого дерьма?


— Может, я тот, с кем я, — размышляет Йен и хмурится, высасывая последнюю каплю жизни из позаимствованной сигареты, прежде чем похоронить её в пепельнице и криво улыбнуться. — Может, я есть то, что я ем.


— Охуенчик, — одобрительно усмехается Микки, радуясь, что Йен отшутился от серьёзного момента. — Значит, ты — задница?


Микки нравится смех Йена, он скорее физический, чем вокальный; всё его тело немного выгибается назад, а глаза прищуриваются от боли и удовольствия, слабый смех сотрясает его.


— Нахуй их, — заключает Микки, когда Йен снова погружается в мрачное молчание.


— Можно тебя поцеловать? — спрашивает Йен, широко раскрыв глаза, когда Микки смотрит на него. — Я имею в виду, завтра.


— Уверен? — Микки пожимает плечами, стараясь не казаться дохуя нетерпеливым от этой мысли. — Если ты приверженец всей этой херни с публичным проявлением чувств, тогда действуй.


— Но надо порепетировать, — повторяет Йен свою первоначальную просьбу, выпятив подбородок с довольной улыбкой и на этот раз явно имея в виду именно то, что говорит. — Я никудышен в первых поцелуях, они стопудов поймут, что мы не делали этого раньше.


— Отвали, — фыркает Микки, облизывая губы и располагая сигарету между ними, чтобы не наделать глупостей.


— Да серьёзно, — настаивает Йен, выгибая брови в довольно неудачной попытке выглядеть невинным. — Начнём зубами сталкиваться, не будем знать куда деть руки — короче, позорище полное.


— Ну уж нет, не хватало ещё чтобы ты мне зубы выбил, чувак, — предупреждает его Микки, выпуская клубы дыма вместе со словами. — Они и без того херовые.


— Нормальные у тебя зубы, — небрежно уверяет Йен, как долбаный придурок.


— Лады, но я всё равно не хочу потерять их только потому, что мы не подготовимся, — аргументирует Микки, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов на предложение Йена попрактиковаться и полностью намереваясь довести эту шутку до предела. — Неохота прийти и получить ёбаные увечья.


Он продолжает разглагольстовать, не замечая, как Йен внезапно оказывается так близко, что Микки инстинктивно поворачивается в его сторону и сталкивается взглядом со спокойными глазами Йена.


— Всё нормально? — уточняет Йен, его большие руки легко касаются боков Микки, плавно опускаясь на бёдра и подводя его на полшага ближе.


Микки не отвечает, но подносит сигарету ко рту и делает глубокую затяжку, позволяя глазам блуждать по лицу Йена. Дым струится из его ноздрей, он медленно облизывается и поддаётся нарастающему чувству внутри него, практически пульсирующему от близости к кому-то, к Йену, и он осторожно искривляет губы в лёгкой улыбке и слегка откидывает голову назад.


Йен принимает приглашение и, закрыв глаза, наклоняется, его горячее дыхание касается лица Микки, когда он приоткрывает губы и мягко прижимает их к губам Микки, спокойно и осторожно — полная, нахуй, противоположность тому, что он втирал ему минуту назад.


Микки никогда не был фанатом поцелуев, но теперь он думает, что это может быть потому, что его никогда так не целовали. Этот поцелуй медленный и испытующий, не стремящийся к чему-либо — просто поцелуй ради поцелуя; мягкий и настойчивый, и чертовски интимный. Он смутно осознаёт, что сигарета всё ещё тлеет между его пальцами, но свободной рукой цепляется за руку Йена чуть выше локтя. И когда Йен, быстро вдохнув и наклонив голову, углубляет поцелуй и вдруг крепко прижимает их друг к другу, сжав ладони на бёдрах Микки, тот теряет контроль и обхватывает Йена за шею. Его кожа тёплая, пульс быстро бьётся в холодной ладони Микки, прежде чем он проводит большим пальцем по острой линии челюсти Йена, а кончиками остальных пальцев — по щеке.


Йен выдыхает в его рот и медленно скользит руками по талии Микки, в конце концов сцепляя их у него за спиной, на пояснице. Микки тянется к нему и нежно посасывает нижнюю губу Йена, и тот наконец открывает рот ровно настолько, чтобы впустить его внутрь: его язык, скользкий и жаркий, встречается с языком Микки.


Разум вопит, что это не может быть реальным, но сердце, душа и член не согласны, в волнении реагируя на каждое движение Йена. Призывая Микки просто действовать.


Отчётливое хныканье, доносящееся из спальни, вырывает Микки из этого момента, заставляя отступить всего на дюйм, чтобы прислушаться. Их пузырь лопается: холод улицы, звуки и реальность охватывают их, и, когда Микки переводит взгляд на лицо Йена, губы того сжаты в твёрдую линию, а брови нахмурены.


Выглядя так, будто очнулся от транса, он прочищает горло и резко отпускает талию Микки, снова небрежно прихватывая его за бёдра, чтобы отодвинуть их друг от друга. Затем он окончательно убирает свои красивые проклятые руки, почёсывает свою шею и рассеянно вытирает рот, всё ещё блестящий от слюны Микки.


«Это не может быть реальным», — бегущей строкой проносится в мозгу Микки, и на этот раз его сердце, душа и член угрюмо соглашаются.


— Теперь не облажаемся, чё, — бормочет он и, быстро затушив сигарету, жестом указывает на подозрительно затихшую спальню в качестве объяснения и демонстративно игнорирует испытующий взгляд Йена, когда проходит мимо него.


Евгений крепко спит, но Микки всё равно долго стоит над его кроваткой, вцепившись в край и глядя в тёмное окно спальни, желая, чтобы его бешено бьющееся сердце замедлилось. Неплохая выдалась неделька, но всё когда-нибудь заканчивается. Им осталось разыграть завтрашнее представление, а затем наступит пятница, Йен съедет в свою квартиру, и жизнь вернётся в привычное русло. Всё путём.


*****

На следующее утро он просыпается первым и в одиночестве потягивает кофе на кухне, когда Йен подходит к нему и тяжело опускает руку на плечо.


— Доброе утро, — говорит он с улыбкой, когда Микки слегка откидывается на спинку стула и смотрит вверх, сжимая чашку сильнее, чувствуя напряжение в присутствии всё ещё тёплого ото сна Йена. Его рыжие волосы растрёпаны и слегка вьются, а на бледных щеках видны следы от подушки Мэнди, и Микки чувствует, что не может контролировать своё тело, когда рука Йена движется вверх по его шее, а пальцы зарываются в волосы на затылке, мягко запрокидывая его голову, а потом Йен наклоняется и быстро целует его в губы.


Сердце подскакивает к горлу, Микки смотрит на Йена, когда тот выпрямляется всасывая нижнюю губу, словно желая распробовать, и слегка улыбается, открывая глаза и встречаясь взглядом с Микки.


— Извини, — говорит он, но совершенно не выглядит извиняющимся, — просто пытаюсь сделать это менее странным.


— Да ну, — фыркает Микки и утыкается в свой завтрак, дёргая плечом, чтобы стряхнуть руку Йена, — ты облажался.


— Ты не обязан это делать, — снова уверяет Йен, подходя к раковине, чтобы взять миску из шкафа над ней, — ты всё равно можешь прийти на ужин и остаться на весь день, чтобы поприкалываться надо мной вместе с моей семьёй, всё в порядке.


— Я ж сказал, что сделаю это, — бормочет Микки, нахмурив брови и затаив дыхание при мысли о необходимость отменить их аферу и прервать фантазию, — и я сделаю это.


Йен, похоже, верит ему на слово, и, что удивительно, это не кажется странным. Может потому, что Микки просто ждёт, когда Йен снова его поцелует, но, скорее всего, причина в том, что Микки может расслабиться рядом с ним. Это непривычно. Йен ничего не ожидает от него, имея на руках все карты, именно Йен принимает решение о каждом возможном случайном прикосновении и быстром поцелуе, которые они могут разделить сегодня, и Микки находит это странным образом освобождающим.


Единственное, чего он хотел, — это чтобы Йен был к нему ближе, но после этой утренней попытки растопить лёд, скупой мудак держит и губы, и руки при себе, пока они не добираются до дома Галлагеров, только быстро чмокнув его разок, прежде чем исчезнуть на кухне, идя на зов Фионы. Микки перехватывает Евгения и, дабы не стоять истуканом посреди гостиной, присаживается, чтобы посмотреть игру, устраиваясь рядом с одним из бесчисленных братьев Йена.


— Карл, — бросает парень, хотя Микки, блядь, не спрашивал, но за этим ничего не следует. Микки хмыкает, давая понять, что услышал. Так, поглядывая в телевизор одним глазом, ему удаётся провести довольно приятный час в молчаливой компании Карла.


Только по окончании первого тайма Карл решает вовлечь его в диалог.


— Причинишь ему боль, и я убью тебя, — небрежно сообщает он, потягивая пиво, когда Микки поворачивает голову, чтобы оценить, насколько серьёзен сопляк. Он, вероятно, лет на пять младше Йена, но Микки с трудом верится, что фамилия Милкович утратила силу за такой короткий промежуток времени, чтобы подобное заявление было в порядке вещей.


А может, у парня просто гигантские яйца.


Раньше Микки никто подобные речи не задвигал, и он как раз раздумывает, ответить пареньку угрозой на угрозу или дать понять, насколько он уверен в том, что не сможет навредить Йену, даже если попытается, когда остальные Галлагеры вваливаются в комнату. Ну, не все, но определённо худшие: Фиона, Лип и их шумная соседка Ви. Йен и рыжая малышка, судя по всему, остались на кухне с Кевом разбираться с гигантской индейкой и пюре из сладкого картофеля.


Хихикая над болтовнёй Ви (полная бессмыслица, вырванная из контекста и искажённая смехом), Фиона плюхается в кресло справа от Микки, приобнимая подругу, когда та усаживается на подлокотник. Лип ерошит непослушную копну волос Карла, заставляя его подвинуться и освободить место для него на трёхместном диване.


— Ты обязан рассказать нам, Микки, — без предисловий набрасывается на него Фиона с широкой и ослепительной улыбкой и вытягивает ногу, подпинывая его в колено, — как вы с Йеном познакомились?


— Я, блядь, уверен, что он вам уже всё выложил в красках, — говорит Микки, разворачивая Евгения на коленях, когда в перерыве матча начинается развлекательное шоу, полагая, что малышу это будет интереснее, чем игра. — Вы достаточно заебали его по этому поводу на прошлой неделе, тебе не кажется?


— Ой, да ладно тебе, — смеясь настаивает Фиона, и, честно говоря, он просто удивлён, что они на самом деле рассматривают его как приемлемый вариант для Йена, а не просто какой-то мусор, который ожидают никогда больше не увидеть.


— Этот парень никогда ничего не рассказывает, — жалуется Ви, одним глазом косясь в телевизор. — А нам нужны пикантные подробности.


— Наприме-е-ер, насколько потрясающим должен быть секс, чтобы Йен оставил такого парня, как Джарред, ради кого-то вроде тебя, — растягивает слова Лип, гораздо больше соответствуя ожиданиям Микки.


— Во-первых, иди-ка ты нахер за то, что думаешь, будто Йен изменил парню, — Микки решает высказать своё чёртово мнение. Может, Йен и готов позволить этим людям трепать языками и строить из себя всезнаек, но с Микки этот номер не пройдёт. — А во-вторых, я в курсе, что я не улов, ясно? Но если ты думаешь, что этот мудак был хорош для твоего брата, то ты конченый идиот.


Лип выглядит так, будто ему начхать на слова Микки, но он не спорит.


— Но так уж и быть, поведаю вам историю, — пожимает плечами Микки. — Недавно мы случайно пересеклись и вроде как с ходу поладили. Йен воспользовался шансом, и пока всё идёт заебись. Мне грех жаловаться.


— О-о-оу! — восклицает Ви, и Микки думает, что она вполне искренна, — это так мило!


— Честно говоря, — выдаёт он, открывая рот, прежде чем его мозг успевает остановить его, — я всегда был неравнодушен к этому парню.


— Он настоящий? — Ви вздыхает и хлопает Фиону по плечу тыльной стороной ладони. — Ладно, ты меня убедил. Мне это нравится.


Фиона смеётся, но, кажется, ей нечего возразить. Лип выглядит немного обеспокоенным.


— Это чё, типа во времена учёбы в школе? — спрашивает он, сдвинув брови, будто пытается решить задачку. — Однажды я видел, как ты отпиздил Фредди Молина за спортзалом только потому, что он шепелявил. Тебе что, просто скучно стало, или тебя не так поняли?


— Я отпиздил парня не за его сраную шепелявость, ебаный боже, — поясняет Микки, раздражённо закатывая глаза, — я задал ему взбучку, потому что он позволил какому-то чуваку присунуть ему средь бела дня под грёбаными трибунами. Любой другой убил бы его, если бы увидел. Это были предостерегающее пиздюли.


Не то чтобы он гордился всем тем дерьмом, которым занимался в подростковом возрасте, но он не видит смысла отрицать это или винить себя за те поступки. Что было, то было, ничего не изменишь. На лице Липа появляется какое-то среднее между удивлением и отвращением выражение. Ви и Фиона с одинаковыми рассеянно-встревоженными взглядами делают вид, что заинтересованы рекламным роликом, идущим по телику.


Когда Микки смотрит на Карла, тот медленно кивает, словно считает, что Микки проповедует своё собственное Евангелие.


— Йен был милым, — бормочет Микки, внезапно почувствовав странную неловкость и страстное желание показать им что-то из той версии себя, что он изо всех сил пытался скрыть. — Он был добр к моей сестре. У неё никогда не было парня, который бы нормально к ней относился. Этим он заставил меня задуматься, что, возможно, мы тоже заслуживаем немного добродушия… заставил меня понять, что я хочу чего-то подобного, а не просто пиздиться, трахаться и всё время прятаться.


— Малая лига, — голос Йена прерывает неловкое молчание, воцарившееся после признания Микки, и все поворачивают головы, чтобы посмотреть на него, стоящего в дверях кухни, улыбающегося Микки нежно и ослепительно, — ты отлил на первой базе.


— Завали, — смеётся Микки. — Как ты узнал об этом?


— Я играл на второй, — признаётся Йен со странной гордой улыбкой, — мне было десять, и я не понял этого в тот момент, но, чувак, я был влюблён в тебя всю среднюю школу. Считал тебя самым крутым парнем на свете.


— Нихрена себе, — ошарашенно говорит Микки, вздёрнув брови и пытаясь усидеть на месте, когда Йен приближается к нему, — я этого не знал.


Йен смущённо пожимает плечами, прислоняется к дивану и наклоняется, чтобы дотронуться рукой до подбородка Микки, приподнимает его и нежно целует в губы, а затем ещё раз прямо над левой ямочкой на щеке.


— Спасибо, — бормочет он, прежде чем отстраниться, ухмыляясь и опуская руку на макушку Евгения, чтобы нежно провести пальцами по его тонким светлым волосам. Он оставляет Микки в шоке. Вторая половина игры проходит как в тумане, поскольку, как только Евгений устаёт просто сидеть без дела и отправляется исследовать дом, ползая и шаткой походкой носясь хвостиком за своим новым лучшим другом Лиамом, Микки понимает, что его губы пиздец покалывает, а руки чешутся от желания что-то сделать, хоть как-то себя занять...


И несмотря на то, что весь этот день основан на одной большой жирной лжи, Микки считает его, вероятно, лучшим Днём Благодарения в своей жизни. Сравнивать особо не с чем, но всё же. Еда, как и было обещано, клёвая, да и компания гораздо приятнее, чем он себе представлял.


Поздно вечером, доев остатки десерта, Микки, словно выброшенный на берег кит, разваливается на диване в компании уснувшего на его груди сына и навалившегося на плечо Йена, и даже не пытается спорить, когда ему предлагают остаться на ночь. Для Евгения находится идеальное место для сна, так как Галлагеры не удосужились убрать кроватку Лиама, которому по наследству перешла кровать Карла, который, в свою очередь, занял комнату Липа. Однако, решив быть поближе к малышу, Микки и Йен в конечном итоге занимают старую кровать Йена, вжимаясь друг в друга и неловко ёрзая на узком матрасе.


— Я могу перекантоваться на диване, — шепчет Йен, потому что говорить громче нет нужды: их лица так близко, что носы почти соприкасаются.


— Ну да, бля, конечно, — усмехается Микки, — это будет совсем не подозрительно.


Йен улыбается, и Микки в двух секундах от того, чтобы поцеловать его, когда тот вдруг начинает разворачиваться, пытаясь при этом не столкнуться с Микки задницами, аккуратно перемещая голову, плечи, затем туловищу и, наконец, бёдра, пока не устраивается, растянувшись на спине.


— Ну охуенчик, чё, — фыркает Микки, — ты не стесняйся, занимай всю кровать, почему бы и нет?


Йен хихикает и заводит руку за голову, сдвигаясь к стене, чтобы предоставить Микки больше места. Микки чувствует, что он опасно висит на самом краю матраса, так что это больше самосохранение, чем что-либо ещё, когда он, повозившись, растягивается рядом с Йеном, пытаясь теперь балансировать на совершенно другой разновидности края, когда кладёт свободную руку на талию Йена, просто чтобы удержаться на месте.


— Так норм? — спрашивает он, не отрывая глаз от непроницаемого профиля Йена. Тот коротко кивает, и они засыпают: грудь Йена равномерно опускается и поднимается под тяжёлой рукой Микки, а тёплое дыхание Микки касается обнажённого плеча Йена.


Ещё не рассвело, когда Микки рывком просыпается, высвобождается из объятий Йена и поворачивается, чтобы спустить ноги на пол, трёт глаза и смотрит на тихую кроватку Евгения. Он не помнит, что ему снилось, но у него долбанный каменный стояк, и он не может в здравом уме оставаться в одной постели с Йеном в таком состоянии. Вздохнув, он встаёт и крадётся из комнаты, чтобы спуститься вниз по лестнице. Весь дом затих, полностью преображённый мягким предрассветным полумраком перед первыми лучами солнца, пока скрывающегося за крышами соседских домов. Микки подходит к раковине и наливает себе стакан воды.


Он ставит стакан и, обернувшись на звук чьих-то шагов на лестнице, видит Йена, уже шлёпающего по полу кухни, он трёт глаза и сонно моргает на Микки, как будто удивлён увидеть его.


— Я… это... — начинает Микки и показывает большим пальцем через плечо, прерываясь, чтобы сглотнуть, когда звук его голоса кажется слишком громким в тишине спящего дома. Йен кивает, опустив руку и привлекая внимание Микки к тому, что происходит в его боксерах, низко свисающих с бёдер и обтягивающих (1) его очевидный стояк.


Микки резко поднимает глаза и сталкивается с пристальным, потемневшим от внезапного нескрываемого желания взглядом Йена. Это воспламеняет всю долбанную комнату, словно электрический разряд, проскакивающий между ними, когда Йен делает пару быстрых шагов через кухню, и с таким же успехом он мог бы проглотить Микки целиком, он чувствует себя таким потерянным в этом парне, когда их губы сталкиваются, а языки сплетаются, когда руки Йена обхватывают его, а длинные пальцы впиваются в мягкую округлость его задницы (2). Микки практически вцепляется в спину Йена в стремлении задрать его майку, и просовывает другую руку в боксеры, сжимая его член и пару раз проводя по нему. На ощупь всё чертовски охуенно от основания до головки, и уже находится в полной боевой готовности, что заставляет Микки удовлетворённо ухмыльнутся в рот Йена.


— Мик, — выдыхает Йен и сильнее засасывает его нижнюю губу, прежде чем прижаться ближе и лизнуть его в рот, медленно толкаясь в руку Микки, — блядь.


Микки сдвигает в сторону остатки еды и какие-то приправы, неаккуратно роняя что-то в раковину, пока приподнимается и усаживается на край столешницы, притягивая Йена за бёдра. И вот Йен уже между широко разведёнными коленями Микки, прижимается ближе и целует Микки так неистово, как будто он — воздух, которым Йен дышит.


Сдёрнув нижнее белье Йена и оставив его истекающий член болтаться, Микки неловко разбирается со своими собственными боксерами, стащив их достаточно, чтобы обнажить задницу. Он шипит от соприкосновения холодной столешницы и голой коже, но забывает об этом в ту же секунду, как Йен улыбается и снова атакует его рот с низким стоном, застрявшим в глубине его горла, когда их губы сталкиваются.


— Давай резче, — бормочет Микки ему в рот и тихо вскрикивает, когда Йен хватает его под коленки и тянет к самому краю столешницы, размещая так, чтобы его анус был прямо перед ним, — чёрт... трахни меня уже.


Йен кивает, но, кажется, не осознаёт срочности, когда он снова наклоняется за поцелуем, а его член трётся о промежность Микки и выше — по бёдрам и яйцам, прижимается к его члену, и Йен бесстыже трётся о него, прижимая Микки ближе.


Только Микки собирается начать жаловаться, как Йен отрывается от его рта и начинает губами прокладывать себе путь вниз по его подбородку и шее, задирая его футболку, чтобы прочертить мокрую дорожку по его животу, и наконец опускается на колени и касается кончиком языка анального отверстия.


— Ох, чёрт, — Микки хватается за непослушные волосы Йена, закидывая ноги на его плечи и раздвигая их шире, когда Йен вылизывает и, сплюнув на дырочку тягучую слюну, начинает растягивать его языком и пальцами.


Он задыхается и краснеет, когда Йен поднимается и, держа Микки за ноги, подходит так близко, что головка его члена упирается в Микки именно , так близко к тому месту, где он хочет чтобы она была. Лицо Йена блестящее и скользкое от слюны.


— Я ничего не принёс, — говорит он тихим, задыхающимся голосом.


— Да и похуй, — врёт Микки, потому что он, блядь, обещал себе никогда больше не пренебрегать этим дерьмом. — Йен стонет и приближает лицо к Микки, вероятно, не решаясь поцеловать его после того, как его язык побывал в его заднице. В голове Микки крутится лишь «мне всё равно», он просто хочет, чтобы Йен уже взял его, засосал и оттрахал так, чтобы Микки забыл не только своё имя, но и всё остальное нахрен.


— Ща, здесь должно быть что-то, — бормочет Йен и немного откидывается назад, позволяя ногам Микки свободно свисать. Он принимается открывать поочерёдно все ближайшие шкафы и ящики.


— Думаешь, на кухне припрятаны резинки? — Микки задаётся вопросом о поисках, раздражённый тем, что его прервали, но в основном благодарный, что Йен, кажется, придерживается того же мнения, когда речь идёт о предохранении.


— Ну, меня бы это не удивило, — говорит Йен, и вот уже его решительный хмурый взгляд превращается в победоносную ухмылку: — О, нашёл!


— Сколько им лет? — Микки фыркает, когда Йен выуживает пыльный рукав презервативов из-за упаковок с витаминами в одном из верхних шкафов.


— Да кто ж знает, — хмурится Йен, вертя презервативы в поисках срока годности. — Наверное, подойдёт?


— Да, чёрт возьми, сойдёт, — практически рычит Микки, его нетерпение вспыхивает с новой силой, когда Йен прижимается ближе так близко, что по ощущениям Микки всё пространство заполняется его запахом, руками и большими, расширенными глазами, смотрящими на него так, будто то, что они творят, больше не притворство, не ошибка.


Именно тогда Йен так энергично втрахивается в него, что Микки хватается за всё, до чего может дотянуться: за края столешницы, за шкафы, раковину, бёдра, плечи и волосы Йена. Он обхватывает ногами толкающиеся бёдра Йена, впивается пятками в его спину и задницу, в то время как тот входит в него медленно, жёстко и безжалостно, всё больше ускоряясь, когда Микки фактически начинает разваливаться на части.


Оставляя свой собственный член нетронутым, сдавливаемым между ними каждый раз, когда Йен входит по основание, Микки упивается нарастающей потребностью освобождения и великолепным невъебенным видом лица Йена, когда тот мало-помалу теряет самообладание. Его член, длинный и толстый, толчок за толчком заполняет Микки, отверстие растягивается и горит вокруг него, тело пульсирует волнами удовольствия, когда Йен находит то самое местечко и толкается в него намеренно.


— Кончи в меня, — выдыхает Микки, обхватывая Йена за голову и прижимая их лица друг к другу, — давай же, Йен. Трахни меня.


Йен вдалбливается в него, как чёртов отбойный молоток, в какой-то момент его лицо искажается, и он кончает с громким стоном, почти умудряясь заглушить звук, сжимая Микки в объятиях и присасываясь ртом к его шее, целуя и впиваясь зубами в его кожу, когда он с секундной заминкой продолжает втрахиваться эякулирующим членом в Микки.


— Чёрт, не останавливайся, — выдыхает Микки ему в ухо, рука Йена надрачивает ему, а член двигается внутри ленивыми, неглубокими толчками, мягкими и скользкими, — я близко.


Он почти падает со столешницы, когда Йен внезапно отпускает его, выходит и опускается на колени, чтобы отсосать. Ему не нужно сильно стараться: в ту же секунду, как губы Йена смыкаются вокруг его чувствительной головки, Микки кончает, матерясь, дрожа и пытаясь не вонзаться во влажный жар его рта.


Когда Микки снова открывает глаза, Йен выпрямляется и отступает между его слабыми коленями, его распухшие губы кривятся в дерзкой усмешке, которая слегка меркнет, когда он натыкается на взгляд Микки. Микки может сказать, что Йен собирается что-то произнести, когда громкий стук сверху привлекает их внимание к лестнице и внезапному звуку шагов, спускающихся по ней.


— Бля, — прыскает смехом Йен и помогает Микки слезть со столешницы, как чёртов джентльмен, поспешно натягивая боксеры и как бы прикрывая Микки от прямого обзора, пока тот делает то же самое.


— Так-так! — восклицает Фиона с широкой улыбкой, входя в кухню. — Что это вы двое делаете тут в такую рань?


— Мне не спалось, — объясняет Йен.


— А я попить спустился, — бормочет Микки и прочищает горло, стараясь не обращать внимания на явный потный отпечаток его задницы на кухонном столе.


Улыбка Фионы тут же сменяется раздражённым отвращением.


— Господи Иисусе, избавьте нас от ваших сексуальных утех на кухне, пожалуйста, — возмущается она. — Мы тут вообще-то едим!


— Да брось, Фиона, — Йен действительно решает поспорить, — я уверен, что ты трахалась с Джимми-Стивом здесь едва ли не постоянно, когда мы были детьми.


— Я просто… — начинает Микки, но пререкающиеся брат с сестрой не обращают на него внимания, и тогда он решает забить и, обойдя их обоих, поднимается по лестнице, чтобы проверить своего сына.


Завтрак не такой неловкий, каким мог бы быть, Фиона, кажется, пережила весь этот секс-в-моей-кухне момент, и в худшем случае она просто адресует случайную грубую шутку в сторону Микки. Йен по большей части не смотрит на Микки, лишь изредка косится на него, когда думает, что Микки не видит. Это одновременно раздражающе и чертовски очаровательно, но это нужно прекратить.


Они собираются и уезжают после завтрака, поездка проходит в тишине, Евгений мирно сопит на переднем сиденье, Йен же о чём-то задумался на заднем. Микки использует тот факт, что он за рулём, как охуенно веское оправдание, чтобы не настаивать на разговоре, искреннем или не очень.


Он знает, как всё будет. Йен только что расстался с парнем. Он, может, и не кажется слишком расстроенным из-за этого, да, чёрт возьми, он походу предполагал подобный исход, раз подсуетился насчёт новой квартиры и был готов к переезду уже неделю после расставания. Но если Микки и знает что-то об этом парне, то это то, что он чертовски хорошо скрывает свои эмоции. Микки не вправе рассчитывать на что-то более серьёзное, чем просто утешительный секс, — было бы несправедливо ожидать от Йена большего.


И всё равно это отстой.


Евгений просыпается, когда Микки изо всех сил пытается открыть входную дверь, игнорируя маячащего за спиной Йена и пытаясь сохранить равновесие, учитывая ребёнка в одной руке и возню с ебучим заедающим замком Мэнди другой рукой. Конечно, первое, что делает малыш, это срыгивает Микки на плечо, вот что он получает за то, что позволил сестре Йена накормить его слишком большой порцией завтрака, к которой, очевидно, не был готов желудок маленького мальчугана.


Он вздыхает и направляется прямо на кухню, как только заходит в квартиру, не понимая, что Йен всё это время следовал за ним по пятам, пока тот не начинает говорить.


— Я ж переезжаю завтра, — сообщает он, как будто кто-то здесь этого ещё не знает. Микки хватает бумажное полотенце и мочит его под краном, прежде чем повернуться и посмотреть на Йена. Тот стоит в дверях, засунув руки в карманы, и выглядит странно нервным.


— И я подумал, — продолжает он, пока Микки пытается вытереть сморщенное лицо Евгения, мокрое бумажное полотенце, вероятно, слишком холодное, и ребёнку некомфортно, — там две спальни, а это для меня дороговато, боюсь, не потяну.


— И? — Микки не уверен, к чему, чёрт возьми, Йен клонит, поэтому слегка рассеянно выбрасывает скомканную салфетку в раковину и, неловко натянув рукав на руку, принимается вытирать им слюну и воду с пухлых щёк Евгения.


— И... — эхом откликается Йен. — Я типа знаю, что это безумно рано, и я не говорю, что мы должны жить вместе или что-то вроде того, но…


Йен замолкает и пожимает плечами под пристальным взглядом Микки.


— Ты чё, просишь меня переехать к тебе? — Микки уточняет, просто чтобы убедиться, что он не ослышался.


— Нет... То есть да, я… Уф, блядь, — Йен фыркает и меняет позу, почёсывая затылок жестом, который уже так знаком Микки, — звучит как-то тупо, когда я говорю это вслух. Как-то всё через задницу у нас, наверное, мне стоит сначала пригласить тебя на свидание, а?


У Микки есть смутное чувство, что он должен прыгать от радости или что-то в этом роде, но он всё ещё сдерживается из-за ожидания подвоха, ведь хорошие вещи обычно не случаются с Милковичами, и, если кажется, что это происходит, как правило, можно с уверенностью предположить, что это какая-то ловушка.


— Ты хочешь пригласить меня на свидание?


— Да, Мик, я… — Йен колеблется, но потом улыбается маленькой и нервной улыбкой, но всё ещё с надеждой. — Ты мне нравишься, Мик, я думал, что к настоящему моменту это уже очевидно… я думал… чёрт, я туплю, я думал, что, может быть, ты не врал, когда рассказывал им ту историю о Мэнди, о том, как я тебе нравился, когда мы были детьми.


Микки смотрит на него секунду, прежде чем Евгений привлекает его внимание, пытаясь засунуть своё лицо в собственную отрыжку.


— Да чтоб тебя, — бормочет он и перемещает ребенка на другую руку. — Так, подержи-ка парнишку секунду, мне нужно убрать это дерьмо.


Он быстро пересекает кухню, и в поле зрения появляются руки Йена, обхватывающие Евгения за талию и осторожно вынимающие его из рук Микки. Микки расправляет затёкшие плечи и собирается что-то сделать с пятном на рубашке, когда поднимает голову и оказывается в непосредственной близости от Йена, глядя в его напряженные глаза.


— Эм, — говорит Микки, как ебаный гений, не в силах отвести взгляд, — конечно, да. Ладно.


Суровое выражение лица Йена не меняется, его голос звучит тихо и нервно, когда он переспрашивает:


— Ладно — что?


Микки облизывает губы и ухмыляется, когда Йен на секунду опускает взгляд.


— Давай сходим на чёртово свидание, — поясняет Микки. — Завтра.


Широко улыбнувшись, Йен наклоняет голову и сжимает Евгения в объятиях.


— У меня так-то переезд завтра, — говорит он.


— И чё? — Микки усмехается, беспомощно борясь с нарастающим воодушевлением, которое медленно берёт верх, убеждая его, что это действительно может произойти и каким-то образом закончиться хорошо. — Ты когда-нибудь слышал об этой штуке, когда ты называешь адрес и тебе приносят еду в маленьких коробочках? Я помогу тебе переехать, а потом расстелю грёбаное одеяло или любую другую хрень, и устроим пикник на полу.


— Идёт, — смеётся Йен, и Микки думает, что в какой-то момент он, должно быть, подошёл ближе, их носы теперь всего в паре дюймов друг от друга. Он просто ждёт, когда Йен сделает шаг, когда понимает, что они больше не притворяются, и Йен, возможно, ждёт решительного шага от него.


Коснувшись рукой щеки Йена, он делает шаг вперёд и соединяет их губы в сухом, медленном поцелуе, на секунду закрыв глаза, а потом снова отстраняется, моргая на мягко улыбающееся лицо Йена.


Проходит, может быть, пару месяцев, прежде чем они осознают, что Микки в значительной степени уже переехал в новую квартиру Йена в то же время, что и Йен, и они решают просто смириться с этим.


Пока всё идет хорошо.



***



(1) На самом деле тут используется «tenting out» — ставить палатку. Т.е. у Йена палатка в трусах (стояк), но у нас так не говорят, вроде. Вместе с тем, это такое забавное сравнение. Так что, должно звучать скорее как «Йен кивает, опустив руку и привлекая внимание Микки к тому, что происходит в его боксерах, низко свисающих с бедер и топорщащихся «палаткой» над его очевидным стояком», но в основном тексте я упростила еще больше.

Зато вернула вас к этому забавному моменту сейчас 😊.


(2) Тут тоже должна признаться, что в оригинале это «soft fat of his ass», т.е. буквально «мягкий жир на заднице». Но я не смогла поставить Микки и «жир» в одно предложение, извините. Поэтому жирный стал пухлым, а пухлый округлым. Но если вам нравится мягкий жирок на попе, то вот он! 😉