Кастаника

Кастаника никогда не была шумным городом. Мир своенравных демонов надёжно укрывали островерхие скалы, а все пути пролегали через пещеры, патрулируемые охраной. До изолированного самой природой города добирались с трудом, благодаря чему он оставался обособленным и независимым. Валькионская Федерация — крупнейшее военное формирование на двух материках — лишь по этой причине не сумела протянуть сюда могучую длань, которой всюду расставляла шпионов. Её солдаты иногда шатались по улицам, но на регион не влияли, только слали разные весточки в штаб. Покой в Кастанике оберегали местные войска: они следовали собственному уставу и не подчинялись союзу Федерации напрямую.

Век дискриминации не прошёл для кастаников бесследно. Воспоминания о борьбе за свободу впитались в кровь, передались потомкам, а те извлекли уроки из истории. Важнейший — не доверять никому. Хотя встречались порой амбициозные юнцы, жаждущие героической славы, они бросали отчий дом, семью и мчались добровольцами в армию Валькиона. Такие авантюристы часто терялись в безвестности в рядах авангарда либо застревали на забытых форпостах самых дальних провинций.

При всём этом атмосфера в Кастанике с годами не менялась. Перенасыщенный свирепой, мрачной, чувственной энергией город хранил память о прошлых войнах и пролитой кастаниками крови, но не воспевал боль ушедших поколений. Он стал отражением самой сути населявшей его расы: сильной, опасной, непредсказуемой и склонной к похоти. Чёрные дома и улицы — как навечно запятнанная рабством честь, алые отблески освещавших Кастанику кристаллов — как страстное и пылкое сердце. Здесь кровь становилась горячее, и сладко сжималось нутро.

Город среди скал туристы посещали редко, с большей охотой они отдыхали на песчаных пляжах ближайших островов. Пропитанная похотью Кастаника и соседний Фирмаунт с его реками лавы — места для совсем отчаянных путников либо для тех, кого Федерация наградила лишней головной болью. Шрауд и Таллас оказались в числе последних.

Шрауд жил в Кастанике почти месяц. В эльфийских землях, где отчитывались о последней миссии, он чувствовал себя неуютно, поэтому оставил всё сотоварищу, выпросил увольнительную у тамошнего командования и улетел в родной город. Правда, из главного командного штаба оперативно выслали гневное письмо, но в тот момент Шрауд уже обнимал очаровательную официантку в таверне и хмелел от эля. Присланный солдат Федерации поглядел на полуголую рогатую девицу, что смеялась у рыцаря на коленях, недовольно хмыкнул и оставил пергамент с печатью Валькиона на столе. А через две недели пришла новость об операции в регионе и скором прилёте Талласа.

Эльфа, навязанного командованием ещё в начале военной карьеры, Шрауд недолюбливал, но ждал у лётной платформы уже час. Не то чтобы кастаникам были свойственны радушие и гостеприимство, но свои представления об этикете имелись. Услышав хлопанье крыльев, Шрауд поднял голову и узнал серебристые волосы Талласа на расстоянии. Судя по лицу сошедшего с пегаса эльфа, он не ожидал, что его встретят. Тем более Шрауд. За год совместной службы отношения между ними не потеплели ни на йоту, они собачились даже в самых рисковых ситуациях, и разлука в месяц этого не изменила.

Сказался ли утомительный перелёт или атмосфера Кастаники, но Таллас не закатил глаза при виде полуобнажённого напарника, как бывало обычно. Шрауд стоял без оружия и привычной брони, скрывавшей тело, будто наслаждался тем, что выставил напоказ поджарый бронзовый торс с рельефом мышц. Этот народ ничто не смущало. Таллас машинально одёрнул мантию — дорогую, красивую, расшитую золотом и серебром, открывавшую в аккуратном вырезе только плоский белый живот. Шрауд машинально задержал взгляд на пупке.

— Не думал, что увидимся так скоро, — эльф демонстративно не смотрел на кастаника, с умеренным интересом озираясь по сторонам.

— Я тоже не ждал, — Шрауд первым спустился с платформы и побрёл по широкой мостовой. — Командир предупредил. Встречать не уговаривали, просто не хочу тратить время на заплутавшего в трёх соснах мага, когда придёт время выдвигаться.

Тот недовольно поджал губы.

— Пробыл в этом гостеприимном городе меньше двух минут, а уже не терпится его покинуть.

— Можешь оставить дело мне и вернуться на пафосную родину.

Презрительное отношение к Кастанике Шрауду не нравилось, и от Талласа это не укрылось. Он давно хотел уязвить вечно бахвалящегося демона, на красиво очерченных губах проступила улыбка.

— Я-то долгу верен и не выпрашиваю увольнительную, пока солдаты сражаются, — держась позади, он не сводил глаз с обнажённой спины, то ли разглядывая, как играют мышцы при движениях, то ли желая вырвать хребет.

— Прячась за чужой спиной? — в ответ раздалось громкое, насмешливое фырканье. — Не тебе болтать о долге.

Таллас сжал кулаки. Обычно хладнокровный, при Шрауде он неизменно выходил из себя, готовый спустить всех собак. Порой ему безумно хотелось увидеть, как тот терпит поражение и падает на колени униженный. Хорошо бы публично.

Обмен любезностями легко мог привести к очередной ссоре, но вмешались девицы в коротеньких туниках, следившие со стороны.

— Так ли стоит приветствовать гостя в наших краях? — томно проворковала одна и шагнула к Шрауду, прижимаясь сбоку. — Если будем грубы, к нам совсем перестанут прилетать туристы.

Вторая преградила путь Талласу и спрятала руки за спину, изобразив саму невинность. Вопреки прозрачной одежде, облегавшей упругую грудь.

— Должно быть, долгий путь утомил вас. До города нелегко добраться даже верхом на пегасе, — она взмахнула густыми ресницами, с огоньком глядя на статного эльфа. — Вас порадует отдых в здешних купальнях. Горячая вода поднимается из природных источников, а травяной сбор успокаивает встревоженный разум.

Она осторожно коснулась его локтя.

— Ваше впечатление о Кастанике сразу изменится. 

— Ваши услуги меня не интересуют, — холодно бросил Таллас, освободив локоть.

Девицы переглянулись и залились искренним, звонким смехом.

— Квартал красных фонарей на другой улице, — на сей раз она, улыбаясь, основательно взяла его под руку. — Не противьтесь, господин жрец, мы подготовим лучший источник.

И они в самом деле утянули его вместе со Шраудом под крышу заведения. В тяжёлом воздухе витало что-то подозрительно магическое: отказ от назойливых услуг и откровенных развлечений застревал в глотке, воля будто слабела. Хотя идея понежиться в горячей воде звучала неплохо, но Талласу не сказали, что все ванны в Кастанике — общественные. Его предусмотрительно отвели вперёд, пригласив в отделанную блестящим чёрным мрамором купальню в тон тёмному камню стен. Над тлеющими углями в жаровне расточали дым местные травы, цветы с сине-фиолетовыми лепестками покачивались на поверхности воды. От жара под мантией скатились капли пота, и пальцы сами потянулись к застёжкам.

Таллас ступил босыми ногами на тёплый пол и позволил себе несколько откровенных прогибов, разминая задубевшие после полёта мышцы. Напряжение отпустило, лишь когда он уселся в горячую воду, глубоко вдохнув букет ароматов. На широком бортике сбоку услужливо расположились пузырьки с эфирными маслами, бальзамами, молочком местных растений и несколько жестких мочалок. Ни к чему притрагиваться он не спешил, просто положил голову на каменный выступ.

— А ты смотришься иначе без одежды.

Эльф вздрогнул и распахнул глаза. Шрауд стоял в арочном проёме, с улыбкой глядя на него, и лениво стаскивал сапоги.

— Почему ты здесь? — тот осип с испуга и стыдливо прижал колени к груди.

— Я ведь тоже приглашён.

Таллас отвернулся, когда Шрауд избавился от штанов.

— Нет, почему ты здесь? Займи другую купальню.

— О чём ты? Её приготовили для нас.

С этими словами обнажённый кастаник плюхнулся в воду и устроился в углу напротив. Он вытянул руки вдоль бортов, насмешливо глядя в лицо сотоварища.

Таллас впервые видел Шрауда совсем без одежды. Тот частенько бывал гол по пояс, его спина, живот и грудь постоянно мелькали перед взором — то украшенные бисеринами пота, то орошённые чужой кровью. Кастаники вообще любили оголяться по поводу и без. Таллас бросал взгляды украдкой, не желая признавать, что любуется покатыми плечами и кубиками пресса, в дни наименьшего презрения он представлял Шрауда без одежды вовсе. Как изучает пальцами крепкую спину, как проводит языком по животу, солоноватому от пота и крови. Отрицать плотские желания было глупо, но высокомерие всякий раз брало верх. Сейчас откровенная реальность шокировала, а от собственной наготы предательски клокотало всегда спокойное сердце. Слишком интимно и не с тем, с кем Таллас согласился бы. Он не хотел, чтобы Шрауд похотливо разглядывал бледное тело со всеми изгибами, будто это кусок жареного мяса, — только так кастаники смотрели на других. Но Шрауд даже не пытался разглядеть, что именно от него прячут.

— Привыкай к новым обстоятельствам, Таллас, — он зачесал свои белые, увлажнившиеся от пара волосы назад. — Это обычное явление в Кастанике. Я попросил никого к нам не подсаживать.

Меж бровей Талласа пролегла складка, к чувству глубокого стыда примешалось омерзение.

— И сколько кастаников обычно моется в воде одной купальни?

— До пяти. Мужчины, женщины...

— Отвратительно.

Шрауд улыбнулся, но промолчал.

Некоторое время они просто сидели в горячей воде, напитываясь ароматами трав. Один — в напряжении и не меняя позу, другой — расслабляясь и глубоко дыша. В какой-то момент Шрауд поднялся и склонился к дрогнувшему эльфу, но потянулся только за склянками с маслами. Пока он выбирал, Таллас лицезрел перед собой тёмный полувставший орган, обрамлённый мокрыми белыми волосами. К горлу подкатил ком, но отвести взгляд не хватало мочи. Кроме члена, который Шрауд не стеснялся демонстрировать, Таллас задержал взгляд на загорелых, мускулистых ногах, и вырвавшийся в следующий миг вдох, к его ужасу, перешёл в еле слышный стон. Шрауд покосился и взял пузырёк с сандаловым маслом.

— Это нормально, если у тебя эрекция, — заговорил он без привычной насмешки, — в воду добавляют экстракты для повышения либидо. Можешь не сдерживаться, если невмоготу.

— ...что? — информация дошла до одурманенного Талласа не сразу. — Какого дьявола вы... творите здесь?

Шрауд сдержанно вздохнул и принялся методично втирать масло в плечи и грудь.

— У кастаников иные приоритеты, чем у высоколобых умников вроде вас. Здесь заботятся о здоровье и красоте тела во всех смыслах. Но если имеешь в виду оргии, то тебе рассказали про бордели на соседней улице.

Вдруг, словно что-то осознав, он повернулся к тяжело дышавшему Талласу.

— Или для сверхрасы ксенофобов не характерно самообслуживание?

— Закрой... рот, — эльф уже ненавидел эту купальню, понимая, что член предательски встаёт. — Я ухожу отсюда.

— Эффект от трав продлится некоторое время, — равнодушно заметил Шрауд. — Лучше справься здесь.

— Отвали, — огрызнулся Таллас, вставая.

— Глупо.

Шрауд отставил склянку и удержал его за плечо, надавив. Расслабленное от жара и дурманящих запахов тело легко опустилось обратно, но Таллас брезгливо поморщился:

— Не лезь ко мне.

Своим высокомерием эльфы раздражали всех без исключения. Не понятно, как можно не уступать самим себе даже в естественных мелочах. Шрауд навис сверху, для удобства устроившись между ног, и опустил руку в воду. Что ж, будет интересно.

В Кастанике любили секс. В чужих городах самоуверенные обладатели рогов кое-как сдерживали порывы, но в родном любой стражник мог запросто предложить одинокому туристу или солдату с депешей свои услуги. Раскрепостить недоверчивых людей, совратить крошек элинок, распалить отстранённых эльфов или принять в страстные объятия соплеменницу, когда-то покинувшую родные края, — всё это обыденное дело.

— Не смей... — начал было Таллас и тут же смолк.

Чувства одолели смешанные. Рука Шрауда приятно скользила, и вместе с тем самого Шрауда он не переносил на дух. Пытаясь отпихнуть его, он упёрся рукой в грудь, но пальцы соскользнули с покрытой маслом кожи. Бесполезно. В сдавленном голосе зазвучали панические нотки:

— Не надо, прекрати, — походило почти на мольбу.

Шрауд не растерялся и подхватил Талласа, усадив на край купальни. Обняв бледные бёдра, он придвинулся ближе и плотно сомкнул губы на члене, взяв в рот нарочито медленно. Ахнувший Таллас вцепился в его гладкий изогнутый рог.

В происходящем не было чего-то сверхъестественного, но разум отказывался принимать ту страсть, какой щедро одаривал Шрауд, глубоко заглатывая и старательно лаская языком. Не находя выхода эмоциям, Таллас сдавленно застонал. Пальцы, жадно впивающиеся в ноги, до одури горячий рот и пугающая готовность Шрауда доставить удовольствие после всех стычек, заставили его впервые ощутить себя настолько желанным. Раньше он не допускал даже мысли лечь в постель с кем-то кроме эльфов; с тем, чьи предки ещё недавно были отщепенцами и продавались на рабских базарах, — тем более. А сейчас, неспособный сопротивляться, он метался между мучительным удовольствием и нежеланием признавать, что настолько хорошо ему именно с презираемым всеми кастаником.

Таллас сдался быстро. Видя, как Шрауд отстраняется и показательно слизывает белёсые капли с пухлых губ, он не выдержал и отвернулся, стыдясь себя.

— Полегчало? — непривычно низкий, глубокий, хриплый голос. Талласа пробрали мурашки: за всё время Шрауд ни разу не обращался к нему настолько вожделеющим тоном.

— Нет, — отозвался тот чуть слышно.

Шрауд не успокоил тело, а сильнее раззадорил. Таллас хотел большего, в глубине просыпался жадный зверь, разбуженный специфическими травами. Он по-прежнему отводил взгляд прочь, упрямясь, но хотел оказаться в объятиях снова. Без просьб, без слов; почувствовать, как сильные руки подчиняют.

Долгие месяцы, проведённые в боевом тандеме, даром не прошли. Они знали язык тела друг друга. Шрауд уловил желание в раскалённом воздухе, в дыхании, в возникшей в худом теле скованности и мягко спустил распалённого эльфа обратно в воду. Пока свыкались с новым для них настроением, сидели молча. Загорелые руки обнимали напряжённую бледную спину, кончики пальцев принялись очерчивать острые лопатки.

— Ты убеждал, что этим занимаются на соседней улице.

— Я так сказал? — влажные от семени губы изогнулись в привычной улыбке.

В Кастанике этим занимались везде.

Сквозь насыщенный аромат сандала Таллас различал запах самого Шрауда. Он пах ни грязью, ни потом, ни кровью — запах казался приземлённым и простым, больше человеческим. Притягательным. Приятным. Хотелось погрузиться в него и надолго забыться.

Таллас уверенно заскользил ладонями по блестящей от масла груди. Он машинально сдавил крупные тёмно-коричневые соски, перекатывая их под пальцами, надменный и довольный, что наконец получил это тело в своё распоряжение. Шрауд становился невероятно привлекателен, когда держал рот на замке.

Там, где кожа на плечах переходила в грубые костяные наросты, украшавшие тела кастаников, запах слышался ярче. Таллас уткнулся носом и с наслаждением вдохнул.

Шрауд вновь потянулся за маслами. Он вылил на ладонь содержимое маленького пузырька — обоняние взбудоражил аромат оливы — вынудил Талласа встать на колени и провёл ладонью по промежности, следом легко и мягко проникая пальцем. Тот ожидаемо дёрнулся. Чувствуя, как он пытается вывернуться из объятий, Шрауд крепко обхватил его за талию, проталкиваясь глубже и настойчиво массируя. Эльф неосознанно прогнулся, подставил грудь под горячие губы, чем Шрауд охотно воспользовался, с хищной улыбкой кусая набухший сосок. Ответный стон больше походил на страдальческий, чем на довольный; откровенно терзать Талласа не имело смысла, но причинить удовольствие на грани с болью стоило. В качестве мести.

Шрауд развлекался с нежной грудью, сдавливая зубами и оттягивая с удовольствием садиста. Иногда он успокаивающе проводил языком по чувствительному месту, чтобы в следующий миг снова ощутимо прикусить и услышать новый болезненный стон. Он умерил грубые ласки, только когда заметил, что член Талласа снова стоит.

От масла ладони последнего легко соскальзывали с плеч и шеи, когда он пытался держаться, его собственные бёдра тоже лоснились. Ароматы цветов на воде, трав в жаровне, оливы и сандала смешались в тяжёлую дурманящую гамму, что вместе с чувственным массажем и горячей водой вынудило разомлевшего Талласа исступлённо шептать:

— Сильнее... Сильнее...

Он забыл, кто перед ним, кому принадлежат ласкающие его загорелые руки. Кто такой Шрауд и какими отношениями они связаны, сейчас напрочь выпало из головы. Талласа окончательно поглотила магия распутной Кастаники, ничто не имело значения и смысла, кроме наслаждения в эти минуты. Когда он почувствовал твёрдого как кремень Шрауда между ног, то уже не сопротивлялся. На расслабленном лице всего на мгновение отразилась тень смешанных чувств — предвкушения и страха. Ему хотелось, хотелось безумно и скорее, но претила мысль о боли. Из-за военного положения любовным утехам предавался он не часто, возможности тоже подворачивались редко. Таллас и раньше не проявлял особого интереса к постели, предпочитая животной страсти более высокие чувства, платонические, но, познакомившись со Шраудом, стал ловить себя на несвойственных желаниях. Регулярно наблюдая полуголое горячее тело, не начать хотеть его трудно.

— Колеблешься, — тёплое дыхание Шрауда коснулось его уха. Таллас нехотя приоткрыл глаза, встретив пристальный взгляд.

— Ты мне отвратителен, — выдохнул он на грани шёпота, позволяя беспрепятственно сжимать, мять и массировать свой зад.

— Насколько?

— Ненавижу в тебе всё.

— Придётся ненавидеть сильнее.

Шрауд плавно толкнулся в уже податливое, разморённое ласками тело и сорвал краткий стон с тонких губ. Таллас вцепился в смуглые плечи, неизменно соскальзывая пальцами, но впиваясь ногтями.

— Больно?

Эльф морщился, но упрямо молчал. Он чувствовал, как глубоко его пронзает твёрдая плоть, заставляя зайтись мелкой дрожью. Внутри всё сладко, но болезненно пульсировало, и Таллас, не выдержав, тихо позвал Шрауда, словно умоляя прекратить. Однако тот не отпускал.

Из-за трав боль утихла быстрее, чем обычно, страдальческое выражение тоже вскоре сошло с лица Талласа, хотя Шрауд продолжал насаживать его глубже. Обычно он предпочитал женщин — мужчины привлекали мало, были неотёсанными вояками и редко попадались со смазливыми мордашки, а к большинству эльфов, пусть и обладавших неземной красотой, Шрауд испытывал стойкую антипатию. Дотянуться до эльфийского тела — это как попробовать запретный плод, вполне возможно, ядовитый. Холёное, изящное, с бледной бархатистой кожей, на которой даже лёгкий засос расцветал ярким бутоном, и плавными линиями что у мужчин, что у женщин. Поэтому Талласа хотелось ласкать. Хотелось видеть в его теле нестерпимую судорогу, видеть, как он, измождённый и ссутулившийся, сидит верхом, насквозь пропитываясь ощущением наполненности. Неоспоримое доказательство власти.

Таллас начал двигаться сам. Он красиво поднимался, преодолевая сопротивление воды, и плавно опускался назад, снова принимая в себя крупный член. Выражение удовольствия на его лице походило на муку: сведённые брови словно выражали жертвенность, покорность настигшей судьбе. Но не останавливался, держась за обнявшие его руки. К шумному дыханию примешивался плеск воды, приоткрытые губы Талласа потемнели и теперь смотрелись спелыми ягодами на мраморно-белой коже. Серебристые пряди прилипли ко лбу, взгляд стал совсем мутным, подёрнутым пеленой. Шрауд глядел на него, как на изваяние, безропотно подчинявшееся любому действию и капризу. В других обстоятельствах, с другим любовником Таллас мог остаться тем же горделивым ксенофобом, который величественно снисходит до плебеев, но сейчас, истомлённый низким желанием, враз лишился былой спеси.

Шрауд не подозревал, что точно так же Таллас разглядывал его самого, впервые находя его глаза красивыми. Светлая серо-зелёная радужка, в обычное время казавшаяся блёклой и совершенно невзрачной, сейчас насытилась цветами и отблесками воды. Глаза Шрауда горели подобно мистическому огню, переливались сочной зеленью травы и искрами золота на фоне серебристой озёрной глади. Игра света притягивала, Таллас сам не заметил, как склонился ближе, вытянув руки у него на плечах. Он не сводил взгляда с этих глаз, чувствуя, что тело больше не принадлежит ему, и сейчас им безраздельно владеет Шрауд.

— Не могу, — выдохнул он, бессильно прильнув к горячей груди.

Шрауд чувствовал, как у Талласа подрагивают ноги от напряжения, но тот продолжал мягко ёрзать на нём, устало ткнувшись лицом в шею. Ни у одного не поворачивался язык признать, как давно оба хотели этого несмотря на неприязнь, споры и нередкое желание удавить друг друга во сне.

К моменту, когда Таллас облокотился на каменный выступ, широко раскинув ноги и приглашающе прогнувшись, донёсся мужской смех. Эльф неизменно алел от сладкого стыда, чувствуя, как Шрауд раз за разом дразнит его, но тот вдруг наклонился и жарко выдохнул в затылок:

— А вот и гости.

От мысли, что другие кастаники могут их увидеть, Талласу подурнело. Шрауд напросился умереть на предстоящем задании в мощных клешнях монстра, которыми его разорвут на кровавые ошмётки. А Таллас будет стоять и смотреть, как ещё живое тело хрипит, как расходится по швам загорелая кожа, как с треском ломаются кости и рвутся сухожилия, а кровавые брызги орошают каменный пол пещерного логова. Но пока Шрауд снова брал его — глубоко, часто, грубо, выбивая из груди шумное дыхание вперемешку со стонами.

Их обязательно услышат.

Чужие голоса зазвучали громче, приближаясь. От купальни, теперь наполненной более специфическими запахами, коридор отделял лишь тонкий занавес, но Шрауд держал крепко и не думал останавливаться, лишь чувствительней вбиваясь. Новый взрыв смеха раздался совсем близко, в нескольких шагах от арки. Уже без труда различались фразы.

Их обязательно увидят.

Таллас прикусил губу, надеясь заглушить рвущиеся стоны, и впился пальцами в шероховатый камень.

Увидят прямо сейчас.

Голоса миновали арку и прозвучали уже за стеной, отделявшей две купальни друг от друга.

Вытянутые руки сковала дрожь от напряжения. Таллас опустил голову, дыша тяжело и часто, ещё жмурясь от глубоких толчков и глядя на густые белёсые капли в воде. С адреналином по телу растекалась изнуряющая истома. Он слабел с каждой секундой и тихо ненавидел Шрауда, продолжавшего брать его с прежним жаром. Сил стоять не осталось, Таллас начал понемногу сползать в купальню, но оказался быстро уложен на спину на край, теперь абсолютно беззащитный перед натиском разошедшегося кастаника. Он отвернулся, но не отвёл взгляд, на дне глаз заалел уголёк презрения. Грязный приём. Хотя лицо возбуждённого Шрауда ему нравилось, как и тело, что можно было видеть во всей красе.

— Даже не смей в меня.

Знакомая усмешка вместо ответа. Прежде чем Таллас успел отпихнуть его, Шрауд стиснул худые лодыжки и наклонился, с жадностью вторгшись языком в рот. Горячий и совершенно животный, от этого поцелуя в паху на мгновение всё вновь свело до дрожи. Он грубо дёрнул Шрауда за рог, склонив его голову и отвечая на поцелуй так, словно боролся не со своей похотью, а намеревался высосать из него душу за излитое внутрь горячее семя.

Таллас чувствовал на себе вес его тела, ощущал внутри, слышал запах и неизменно возвращался к мысли, насколько они противны друг другу там, за пределами тёмных стен, в обычной жизни. Противны настолько, что из этой купальни он согласился бы не выходить до вечера. А, может, и дольше.