Ночь-река

Зимой ночь разливается по земле, как река. Люди возводят на ее пути дамбы из света: гирлянд, ламп и свечей. И все-таки капля за каплей она просачивается в оконные щели, собирается по углам квартир, в шкафах и под диванами, течет с потолка от легкомысленно безгирляндных соседей сверху. И вот человек уже загребает ее тапками, бредя утром на кухню.

На будильнике семь, за окном фонарь и растопыренная, как веник, береза.

Вслед за утром наступает вечер. Когда безбрежная ночь затапливает город и кажется, что солнце не взойдет никогда, под монотонный бубнеж телевизора (кто-то что-то рассказывает про адаптивность, звук приглушен, слова камешками — бульк, бульк — падают в воду) человек, сам того не разумея, повинуясь неясному зову адаптивности, превращается в рыбу. В замешательстве он плывет из тускло освещенной спальни в темную кухню, где как раз закипает чайник. Не имея рук, чтобы заварить чай, человек замирает у окна, слабо шевеля плавниками. На улице идет снег, золотистыми медузами парят над землей фонари, подводными валунами громоздятся на парковке машины. А если взглянуть вверх, можно увидеть, как течение ночи-реки неторопливо несет мимо февраль, его огромную холодную тушу.

Человек поводит хвостом. Он сонный, невесомый и не может вспомнить, почему собирался лечь сегодня пораньше. Очевидно, что он не ляжет, ведь рыбы не умеют лежать.

Он плывет по темному коридору обратно в спальню, стараясь не поймать в зеркале у входной двери свой собственный рыбий взгляд: это было бы жутко. В спальне дремлют — как кони, стоя — икеевские шкаф и комод. Не стоит будить их. Человек безмолвно и настороженно проплывает мимо.

Дверь на балкон приоткрыта. Человек выскальзывает из батарейной духоты в ветреную, поблескивающую влагой и электричеством ночь, когда кто-то внизу обивает у подъезда ботинки и пиликает домофоном. Человек ищет солнце. Оно где-то там — монетка, закатившаяся за горизонт.