— Клинт, я пойду с тобой!
— Нет.
Этот спор длится без малого три дня: Джейн уговаривает Бартона взять её в горы, но тот непоколебим, как Ганнет-Пик.
Неделю назад её выписали из больницы, как она сама и предполагала, на постельный режим. О возвращении в Вегас речи не шло: она сразу же отправила в управление отчёт о закрытом деле Нетали Хэнсон и приложила к нему заключение врача. Обратно вернулась копия с подписью начальника, так что Джейн могла болеть со спокойной совестью.
Она честно лежала несколько дней, вставая лишь для того, чтобы приготовить обед или ужин и немного прибраться, а по вечерам вместе с Клинтом прогуляться до левад и посмотреть на лошадей (она не сразу поверила, что и луг, и просторные левады, и четыре лошади принадлежат Клинту), и решила, что с неё хватит. Когда Клинт собрался в горы ловить обнаглевших койотов, задравших нескольких овец, Джейн тут же вызвалась с ним. Она предполагала, что его не обрадует эта затея, но подумать не могла, что отказ будет столь категоричным: вот уже три дня она пыталась взять ледяную крепость штурмом.
— Пожалуйста!
— Нет.
Он укладывает вещи в рюкзак, а Джейн ужом вьётся вокруг него.
— Я больше не могу сидеть дома! — страдает она и для убедительности заваливается на диван и закрывает лицо ладонями.
— Ничем помочь не могу, — Клинт даже бровью не ведёт: давить на жалость с ним никогда не срабатывало. — Ты недавно из больницы, ты ранена.
— Где ранена? — искренне возмущается она, подбегает к нему и тянет вверх футболку. — Смотри! Уже всё зажило!
Клинт послушно смотрит на её бок, чуть хмурится и проводит пальцем по заживающим, но ещё заметным красным следам. Джейн широко распахивает глаза: от его прикосновения щекотно и — в глубине души — волнительно. Как после того сна, который явился ей всего единожды, встряхнул, как пыльную тряпку, и больше не беспокоил. И она успела расслабиться, беспечно махнула рукой, как на случайную неурядицу, ведь от нахождения Клинта поблизости или его объятий больше не подкашивались колени и не отбивал чечётку пульс.
Ровно до этого момента.
Он и длился-то не дольше секунды, но и за эту секунду сердце взмыло к потолку, обрушилось обратно и заметалось в груди, гулко ударяясь о рёбра. Джейн до боли прикусывает щёку. Он её друг, он её друг, он её друг!..
— Шрамы останутся, — глухо говорит Клинт и поправляет её футболку. — И кто тебя только лечил?
— Явно не Хэлен Чо, — язвит Джейн, будто мстя за свою секундную слабость, и тут же виновато опускает взгляд, когда Клинт прищуривается в ответ на насмешку.
Да уж, шутка не к месту. У Клинта, в отличие от неё, шрамы есть. Десятки мелких рубцов и крупных шрамов на его руках и ногах, ещё столько же на спине и груди — их она видела лишь единожды, когда Бартоны утащили её купаться на речку. Тем же вечером, вернувшись на ферму, она хотела расспросить подробнее, но Клинт увёл разговор в сторону, и больше она никогда не спрашивала.
— Прости, — вздыхает Джейн и замечает старый шрам на его правом плече, похожий на падающую комету с хвостом.
— Остался после битвы с Альтроном, и на боку ещё один, — неожиданно говорит Клинт, поймав её взгляд. — Память мне о Пьетро.
Джейн вздрагивает и закрывает рот рукой, вспоминая о дне, когда потеряла половину своей души. И тянется к плечу Клинта:
— Можно?
Он кивает. Джейн проводит дрожащими пальцами по шраму и медленно выдыхает: вот и поздоровались, Пьетро, через столько лет. Клинт понимающе касается её щеки и, извинившись, уходит в кухню: даёт ей время прийти в себя, да и сборы нужно закончить.
— Почему ты так хочешь пойти со мной? — чуть позже он появляется в гостиной, а Джейн, не поверив, поднимает голову: неужели передумал?
— Если я просижу в четырёх стенах ещё хотя бы день, то свихнусь. Тебе же не нужна психопатка в доме?
Он хмыкает и качает головой.
— Что? — с подозрением спрашивает она.
— Да вот думаю, какое из зол меньше: просто психопатка или психопатка с воспалением ран, переохлаждением и какой-нибудь пневмонией сверху. Это слишком опасно, Ванда, — добавляет он. — Если вдруг что-то пойдёт не так…
— Мы же в Ветреной Реке! — театрально воздевает руки она. — Да здесь всё опасно! И всё всегда не так! И потом, если я собираюсь тут работать, мне нужно учиться: знать местность, уметь читать следы и правильно ходить по горам. А кто ещё меня этому научит, если не ты?
Джейн сводит в молящем жесте ладони, а брови — домиком (даже за крупную сумму ей ни за что не удастся повторить эту моську). Клинт вздыхает.
— Не отстанешь, да?
Джейн качает головой.
— Я не смогу спокойно сидеть и ждать тебя, пока ты опять. будешь. там, — тихо говорит она, выбивая из себя слова точно так же, как много лет назад выбивали его имя на гранитной плите.
Вся напускная ребячливость и гротескные страдания сходят с неё в ту же секунду, когда она впервые произносит истинную причину свой настойчивости. Это, конечно, почти паранойя, но она не может ничего поделать с собой.
Глаза Клинта темнеют. Ещё пару мгновений он смотрит на неё молча и внимательно, будто сканируя, и уступает.
— Ладно. Но не жалуйся, если устанешь или замёрзнешь. Придётся много ходить и лежать на снегу, — в последний раз пытается запугать он, но Джейн пропускает его слова мимо ушей и убегает собирать рюкзак и одеваться, пока он не передумал. Тёплой одеждой она запаслась в Ландере, ещё когда они ждали заключение судмедэксперта о причине смерти Нетали.
Она не видит, как Клинт, задумчиво проводив её взглядом, складывает в свой рюкзак вещи, которые вряд ли взял бы с собой, если бы шёл в горы один.
Через час они уже едут в горы. План прост: на машине до Дубойса, оттуда на снегоходе, а дальше две мили пешком до Ганнет-Пика — около четырёх часов на дорогу. Можно было бы добраться до горы сразу от Форт-Уошеки или Бордер-Флэтса, на снегоходе, но тогда пришлось бы оставить его на половине пути и идти пешком больше шести миль, и ещё две, чтобы перебраться на другой склон. Для него — не вопрос, для неё — большая проблема. Из двух зол выбрали наименьшее: поехали на пикапе, подняв снегоход на борт.
Джейн с любопытством смотрит в окно: да, пейзаж здесь — сплошные горы, но как же это красиво! Даже при всей своей нелюбви к горам, она не может этого не признать. Величественные хребты, укрытые снегом, походят на спящих под пуховыми одеялами великанов. Их лица испещрены глубокими морщинами-ущельями и шрамами-скалами, их волосы и борода — снежные шапки: спят эти великаны беспробудным сном, и весь мир вокруг затих, боясь разбудить их, навлечь беду. Вот и стоит здесь гробовая тишина, вечная, как снег и горы.
Джейн с удивлением отмечает, что на обочине совсем нет рекламных щитов — это не Невада и уж тем более не Майями. Зато временами встречаются дорожные указатели: названия незнакомые, и она не особо старается их запомнить. На выезде из Дубойса Клинт останавливается на последней парковке возле заправочной станции, чтобы снять снегоход. Джейн хочет помочь, но он в очередной раз напоминает ей всё про те же раны, и она, бездельничая, глазеет по сторонам. Один указатель привлекает её внимание настолько, что она подходит ближе и, перечитав пару раз, хохочет.
— Клинт, ты это видел?
Он прикрепляет рюкзаки к снегоходу и подходит посмотреть, что же так её развеселило.
— А, ну-ну. Я и забыл об этом, — бормочет он, а она никак не может перестать смеяться.
На указателе крупными буквами значится: «Национальный лес Шошони — 8 миль», а ниже, чуть мельче: «Хоукай — 45 миль».
— Ох, боже, — Джейн вытирает выступившие от смеха слёзы. — Потрясающее совпадение! Ты был там когда-нибудь?
— Случалось, когда пару месяцев работал в Шошони. Смотреть не на что: обычный маленький посёлок. Поехали, всё готово.
Она кивает. Садясь на снегоход позади него, Джейн ловит себя на мысли: если бы в те дни, когда шли поиски Клинта и его семьи, она узнала, что в Вайоминге есть местечко Хоукай, то осталась бы там не раздумывая.
***
Ветер усиливается. Клинт несколько минут внимательно всматривается в горизонт, а потом карабином цепляет верёвку к своему поясу, а другой её конец — к поясу Джейн. Пару раз дёргает, проверяя надёжность соединения, и кивает: карабины держали крепко.
— Клинт, — хмурит лоб Джейн, — что происходит?
— Буря, — коротко отвечает он, ткнув пальцем в горизонт за хребтом Ветреной Реки. — До снегохода добраться не успеем, до машины тем более.
Джейн напрягает глаза, но видит только узкую тёмную полоску туч так далеко, что слова Клинта кажутся шуткой.
— Но ведь буря придёт сюда ещё не скоро... — сомневается она, но Клинт качает головой:
— Минут через двадцать.
— И куда идём? — она взволнованно облизывает губы и тут же жалеет об этом: от мороза и ветра потрескаются и будут болеть.
— Искать убежище.
Джейн опускает на глаза лыжную маску и подтягивает лямки рюкзака.
— Я пойду первым, ты — за мной, след в след, поняла? Двадцать минут — максимум, что у нас есть.
Она кивает. Не тратя больше время на разговоры, Клинт идёт вперёд, и Джейн послушно шагает точно следом за ним. Всё остальное, что он мог сказать, но так и не сказал, Джейн понимает и сама: снегоход в паре миль отсюда, идти до него по снежным горам не меньше часа, и даже если они успеют, буря всё равно настигнет. А в бурю даже на снегоходе добраться до Ландера или Резервации у них нет ни малейшего шанса, а вот свернуть не там, заблудиться и замёрзнуть — запросто. Клинт, конечно, прекрасно знает местность, но вести снегоход вслепую, когда не видишь даже свою вытянутую руку, все равно, что мчаться на тот свет.
— Ты уверен, что буря будет?
Они провели в горах больше двух часов, Клинт рассказывал ей про звериные тропы, показывал разницу между следом койота и пумы, учил определять, куда и как быстро животное шло. И сейчас Джейн, хоть и не подаёт вида, что устала, благодарна другу, что он сам понимает это и бережёт её силы.
— Даже если обойдёт стороной и не зацепит Ганнет-Пик, всё равно лучше перестраховаться, — отвечает Клинт и помогает перешагнуть со скалы на скалу.
— Я где-то читала, что можно вырыть глубокую яму в сугробе и переждать бурю так.
— Неужели? И если сойдёт лавина, тебя спасёт сугроб?
Джейн готова поставить доллар, что Клинт усмехнулся, но лицо его надёжно укрыто лыжной маской и отворотом капюшона.
— Про лавину там не писали, — признаётся она.
Каждый новый шаг даётся ей с трудом. Иногда Джейн кажется, что прошло всего пять минут, а иногда — не меньше часа. Она уверена только в том, что продолжает идти только потому, что Клинт закрывает её от ветра собой.
— Ага, — когда начинается снегопад, Клинт останавливается и поднимает маску.
— Пришли? — Джейн с надеждой смотрит по сторонам, но не видит ничего, кроме всё тех же скал и снега.
— Почти. Нам туда.
Он машет рукой, и Джейн замечает выступ, уходящий вниз прямо над отвесной скалой, и решает сгинуть в буре, но не гулять добровольно над пропастью.
— Готова? — Только монументальное спокойствие и уверенность в глазах и голосе Клинта помогают ей взять себя в руки и не удариться в панику.
— Да.
Выступ широк достаточно, чтобы даже с рюкзаком один человек мог пройти, но недостаточно, чтобы не бояться сорваться вниз от внезапного порыва ветра или соскользнувшей ноги. Через пару метров он внезапно заканчивается тупиком, и Джейн озадаченно осматривает скалу. Ну а что, вдруг в ней есть потайная дверь — с Бартона станется!
— Только не говори, что… — Джейн прижимается спиной к скале и молится, чтобы это всё оказалось сном. Мелькает мысль, что Клинт просто решил проучить её за упрямство, отомстить за то, что не послушалась, не осталась дома. «И вызвал бурю, гениально».
— Да, — Клинт кивает. — Придется перешагнуть.
Он снимает рюкзак и ставит к скале винтовку, цепляется руками за скалу, переставляет левую ногу за неё и быстро перешагивает на другую сторону, всего лишь на мгновение оказавшись над обрывом. Джейн не успевает ойкнуть, как из-за скалы показывается его голова:
— Давай мне вещи.
Джейн по очереди передаёт ему оба рюкзака и винтовку, стараясь не думать, что следом и ей придётся преодолеть тот же путь.
— Теперь сама, — велит он, снова выглядывая из-за скалы. — Не бойся, тебе нужно только ухватиться покрепче, дать мне руку и шагнуть. Поняла?
— Поняла, — кивает Джейн и выдыхает, набираясь смелости: Клинт же рядом, значит, всё будет хорошо.
Она делает всё, как он сказал, и оказывается рядом с ним: он сильным рывком втаскивает её в пещеру, своды которой начинаются сразу за тупиком. Она не успевает даже толком испугаться, и только щека, поцарапанная камнем, болит и пощипывает.
— Всё, спокойно, я держу, — он отводит Джейн подальше от края.
В пещере намного теплее, чем снаружи, здесь не бьёт в лицо снег и можно говорить, не пытаясь перекричать ветер. Света с улицы хватает, чтобы оглядеться: пещера небольшая, но достаточно высокая, чтобы стоять в полный рост, и широкая, чтобы в ней запросто улеглись рядом три или четыре человека.
— Я даже не буду спрашивать, при каких обстоятельствах ты нашёл это место, — бормочет Джейн.
Клинт тем временем достаёт из рюкзака аптечку.
— За годы жизни в Вайоминге я научился не выходить из дома без аптечки, винтовки, рации и спичек, даже если иду в магазин, — поясняет он, заметив её удивлённый взгляд. — Иди сюда, на свет.
Он промывает ссадину обеззараживающим раствором, клеит пластырь и разглаживает края.
— Спасибо, — с улыбкой кивает Джейн.
— Пока так, а дома сделаем, как положено, — он убирает аптечку обратно в рюкзак.
В том, что они с Вандой застряли на Ганнет-Пике в самую бурю, Кори винит одного себя: понадеялся на знание местности, увлёкся выслеживанием зверя и перестал следить за погодой — и вот результат. И ладно, если бы он один угодил в передрягу, так ведь и Ванду с собой утянул — он уже дважды мысленно называет себя идиотом за то, что пошёл у неё на поводу, не отговорил от шальной идеи отправиться с ним в горы, подавил в себе какое-то нехорошее предчувствие. И, как оказалось, напрасно.
Впрочем, знание местности действительно пригодилось: если бы они двинулись к снегоходу, — вниз по склону в сторону Дубойса, — следуя здравому смыслу и накатанной снегоходами колее, то сгинули в метели, не добравшись до резервации или хоть какого-то убежища: миль на пять вокруг — сплошной пустырь с редкими, приткнувшимися то здесь, то там деревцами. Собственно, именно поэтому он и принял сумасбродное на первый взгляд решение подняться ещё выше в горы. Про это укрытие Кори однажды рассказал Мартин, и оно уже пару раз его выручало, когда нужно было переждать непогоду.
Джей проверяет рации: всё, одни шумы вместо связи. Оба устройства полностью заряжены, и если периодически включать сначала одну рацию, а потом другую, можно продержаться около трёх суток. Она вздрагивает от таких перспектив. Впрочем, сама себе признаётся, что перестала бояться и паниковать, как только она оказалась в пещере: Клинт здесь, и не было ещё случая, чтобы он её подвёл.
Стянув перчатки, Джейн растирает замёрзшие пальцы до красноты и покалывания в кончиках.
— Не обморозила? — обеспокоенно спрашивает Клинт, а Джейн мысленно улыбается его заботе: Бартон, такой типичный Бартон!
— Нет, просто замёрзли. Как думаешь, когда буря закончится?
— Не знаю, надеюсь, что через пару часов. У нас есть всё, чтобы продержаться здесь какое-то время, — он хлопает рукой по одному из рюкзаков.
— Например, еда? — хмыкает Джейн и присаживается рядом.
Клинт же шутить не намерен.
— Не только, — со всей серьёзностью отвечает он. — Ещё топорик, чтобы прорубить лёд или срубить ветку дерева, спички и термос с горячей водой. И, если понадобится, мы даже сможем организовать небольшой костёр.
— Ты всегда уходишь в горы с таким набором? — Джейн потирает переносицу, скрывая улыбку: представила, как он запихивает в рюкзак дрова из поленницы на заднем дворе дома.
— Если иду с новичком, да.
Джейн ради любопытства копается в своём рюкзаке и действительно находит термос с плотной крышкой, упаковку галет и несколько пачек вяленого мяса. Она не может вспомнить, когда именно Клинт успел уложить это всё в её рюкзак, но в очередной раз восхищается его предусмотрительностью.
— Надо поесть.
— Не хочется, — Джейн пожимает плечами: она и впрямь либо не голодна, либо слишком устала, чтобы это почувствовать.
— Так я и не спрашиваю, хочется или нет, — Клинт разрывает одну пачку с мясом и протягивает ей. — Мы на холоде уже давно, значит, нужно поесть, чтобы энергии в организме хватило.
«Продержаться ещё пару часов», — додумывает за него Джейн. После вяленого мяса и горячей воды она чувствует себя намного лучше. Клинт относит рюкзаки в дальний угол пещеры: достаёт из одного тонкий упакованный свёрток, прохлопывает каждый рюкзак и складывает их рядом так, чтобы сверху оказалось что-то мягкое. Потом кидает сверху свою аляску, распечатывает из свёртка термоодеяло и подтыкает один его конец под рюкзак.
Ассоциации, приходящие в голову Джейн, забавны: Сокол строит гнездо. И, в конце концов, если он подумал про термос и топорик, то почему бы ему не подумать про термоодеяло? Клинт тем временем садится на укрытые аляской рюкзаки и подхватывает второй край одеяла.
— Теперь снимай свою парку и иди сюда, — велит он.
Всё ещё не очень понимая, что он хочет, она садится на край рюкзака. Клинт смотрит на неё, как на умалишённую:
— Ванда, — качает головой он. — Не на рюкзаки. На меня.
— Что? Но… Нет, Клинт! — протестует она. — Давай лучше…
— Не лучше, — перебивает он. Одного взгляда — строгого и холодного — опять хватает, чтобы у Джейн пропало желание пререкаться и спорить. — Ты была ранена, и если сейчас застудишь свой бок, ни к чему хорошему это не приведёт. И ноги на рюкзак подтяни. Поняла?
Она нехотя кивает и спрашивает:
— А парку-то зачем снимать?
— А ты когда-нибудь пыталась согреться о чью-то холодную куртку? Накинь на плечи и расправь полы так, чтобы они укрывали и меня тоже.
Джейн слушается и довольно неуклюже опускается на него: Клинт крякает, когда она случайно заезжает локтем ему в живот.
— Прости, прости!
— Нормально.
Он перекидывает через её спину и ноги термоодеяло, хорошенько подтыкает его под второй рюкзак, и они оказываются в одном тёплом коконе. В объятиях Клинта Джейн надёжно укрыта от холода и случайных порывов ветра; она прижимается щекой к его плечу и молча смотрит, как снаружи беснуется буря: за снежной стеной не видно даже соседнего хребта, ветер свистит, как прожжённый пират, и временами загоняет снег даже в их убежище. Клинт снова оказался прав.
Она вдруг соображает, что он ни разу не улыбнулся с тех пор, как заметил надвигающиеся тучи и увёл её с той горы. Тревожная складка на лбу и сузившиеся потемневшие глаза ничего хорошего не предвещают.
— Ты сердишься на меня? — тихо спрашивает она, подняв на него взгляд. Она и впрямь чувствует себя виноватой: если бы послушалась и осталась дома, Клинт не застрял бы здесь. Неловкость от того, что она использует его в качестве мягкого и теплого дивана, только усиливает чувство вины.
— Нет, — от улыбки его взгляд смягчается. — Нет. Я волнуюсь за тебя и хочу, чтобы с тобой всё было в порядке, но не сержусь. Просто в экстренных ситуациях во мне просыпается спецагент, и я начинаю командовать.
— Но как же ты, Клинт? Тебе же неудобно, жёстко и тяжело!
— Ничуть, — он убирает с её лба выбившуюся из-под шапки прядку волос.
Джейн прикрывает глаза. Пытается вспомнить, как жила без Клинта, без его поддержки и заботы, без тёплых объятий и рук, готовых подхватить в любой момент, — и не может. Шесть лет словно канули в небытие вместе с её трусливыми побегами из города в город, избавлением от магии и службой в ФБР, и в памяти осталось только время, когда Клинт был с ней. Словно долгий кошмарный сон наконец закончился, и она проснулась.
Она берёт руку Клинта в свою. Пальцы неожиданно касаются грубого рубца, и она, не поверив ощущению, доверяется глазам: рваный шрам начинался между большим и указательным пальцами и пересекал всю ладонь. Как же так? Она ведь столько раз держала его за руку, смотрела на неё — неужели не замечала или не придавала значения? Разве это возможно? Насколько же она слепа?
Джейн легко касается подушечками пальцев светлой полоски шрама, обводит потемневшие края, повторяет изломы — доходит до конца и снова возвращается к началу. Хочет прижаться к шраму губами, но не делает этого: он неправильно поймёт.
Она сама себя поймёт неправильно.
Клинт ничего не говорит, но и не отнимает руки, а после ловит её ладонь и сплетает пальцы.
— Давай поспим, силы нам ещё пригодятся.
Джейн кивает. Она ошибалась, думая, что у неё нет шрамов. На сердце есть как минимум три, и на одном из них — имя Клинта Бартона.
И он её друг, боже, только друг.