Ванда с большим трудом открыла слипшиеся, словно разваренные пельмешки, веки. Оторваться от подушки и вовсе не получилось: голова гудела, будто сотня литавристов репетировали в ней похоронный марш и ни разу не попали в общий ритм. В груди полыхал пожар, а во рту пересохло так, что собственный язык казался тяжелой разбухшей сарделькой, обернутой в пару слоев наждачной бумаги.
Пить хотелось страшно.
Ванда попыталась сотворить бутылку минералки или хотя бы пресловутый стакан воды, но магия искрила и брыкалась в трясущихся пальцах, и творила что угодно, но не воду. Когда в шкафу обрушились разом все полки, а дверная ручка с дважды моргнула печальными глазками, Ванда поняла, что пора завязывать с экспериментами и либо и дальше помирать от жажды, либо топать, как бедуин по пустыне, на поиски оазиса с живительным источником. Оазисом в ее случае должен был стать холодильник, а источником — бутылка прохладной минералочки. А лучше две.
Растирая пальцами гудевшие виски, Ванда брела в кухонный блок и впервые в жизни отчаянно завидовала верблюдам и их способности копить воду в горбах.
Путь к заветному холодильнику лежал через общую гостиную базы, где они с Нат сидели накануне, и Ванда замерла, едва войдя. Масштаб разрушений впечатлял: барная стойка напоминала большую кучу дров, осколки стекла и куски мебельной обивки валялись по всему полу, а на стенах и потолке отпечатались ровные круглые следы копоти. Новый диван выглядел так, будто на нем отрабатывали удары световыми мечами джедаи, а посреди всего этого великолепия зияли внутренностями остатки рояля на сломанных ножках — этому способствовала внушительная дыра в крышке.
— Ма-амочки… — прошептала Ванда, прикрывая рот рукой и ненадолго забывая про похмелье. – Это мы так посидели вчера, что ли? — ужаснулась она.
В голову почему-то настойчиво лезли истории о нашествии на Европу варварской орды.
— Проснулась, наконец? — из-за колонны ей навстречу шагнул Тони.
Вид Старк имел такой хитрый и замысловатый, что Ванда сразу заподозрила неладное.
— А я как раз тебя жду! Не мог же я лишить себя удовольствия лично поведать тебе о твоих вчерашних подвигах, — добавил Тони.
Подвигах? По его широкой и крайне искренней улыбке Ванда догадалась, что ждёт он давно и весьма целенаправленно, и этому должна быть причина. Она попыталась припомнить события вечера, но последнее, что удалось извлечь из памяти, — поднятый бокал с коктейлем и тост Наташи «за Россию и свободу до конца!» Как бы то ни было, ничего хорошего от ехидной ухмылки Старка, предвкушающего скорую месть, ждать не стоило.
— Справедливости ради должен сказать, что стойку обрушила Наташа, — хмыкнул Тони. — А всё остальное разнесла уже ты, когда мы тебя угомонить пытались.
— Кошмар! Надеюсь, никто не пострадал!
— Если не считать Роджерса, чьим задом ты покончила с роялем, и Бартона, то нет, — прищурился Тони и глянул на неё из-под очков.
Ванда провела ладонью по лицу, зажала рот и шумно выдохнула.
— Пипец… Я всё исправлю, обещаю! Как только приду в норму, то всё верну, как было! — принялась убеждать она, но вдруг сообразила и чуть не спятила от ужаса: — Постой… Ты сказал: Бартона? Боже, он в порядке?
— Правильно, плевать на Кэпа, – заржал Тони, – главное – Бартон! Но не будет мне такого счастья, он жив и здоров, — сообщил Старк и, словно оставляя напоследок самый лакомый кусочек, выждал паузу, явно наслаждаясь ее волнением, и добавил: — Пострадала, скорее, его репутация.
— Ты о чем? — удивленно спросила Ванда.
Тони торжествующе потер ладони.
— П.Я.Т.Н.И.Ц.А, активируй протокол «С добрым утром, дорогая!»
— Слушаю, сэр, — откликнулся Искин, и прямо перед глазами Ванды возникло видео.
Чем больше она смотрела, тем сильнее округлялись от шока ее глаза и тем выше на лоб поднимались брови.
— Гребаная срань! — подпрыгнула она наконец.
Один взмах руки — и видео, моргнув, погасло.
— Сэр, мои протоколы частично стерты, — тут же наябедничала П.Я.Т.Н.И.Ц.А, а Ванда, попятившись, выбежала из гостиной.
— Подожди! — несся ей вслед хохот Тони. — Хотя бы расскажи, Бартон хорошо целуется? Я же просто из врожденного любопытства интересуюсь!
Гребаная срань — эти два слова как нельзя лучше описывали то, что она увидела на видео. Гребаная срань!
Ванда бежала к жилому блоку, намереваясь запереться в комнате и не выходить оттуда до конца своих дней. Она надеялась не встретить по пути Клинта, и, конечно, по всем законам подлости именно с ним и столкнулась в лифтовом холле.
— Привет, — как ни в чем не бывало улыбнулся он, а Ванда почувствовала, как краснеют даже корни ее волос.
— Клинт! Прости, я… — она едва не провалилась сквозь землю со стыда, не зная, как поднять взгляд и посмотреть ему в глаза. — Прости, пожалуйста… Я не ведала, что творила вчера! Я не должна была… не хотела… Прости!
— О, всё в порядке, — он ободряюще потрепал её по плечу и усмехнулся: — Ты не первая и не последняя, кто попадается на Наташино «может, пропустим по стаканчику». Как чувствуешь себя, кстати?
— Паршиво, — призналась она, немного удивленная его спокойствию.
— Понимаю, — качнул головой Клинт. — Давай провожу тебя до комнаты? Тебе стоит хорошенько отоспаться.
Ванда кивнула: похмелье, ненадолго уступившее место адреналину, никуда не делось и набросилось на нее при первом удобном случае, добавив к головной боли и сухости во рту еще и подкатывающую тошноту.
— Ну что ж, ты хотя бы проснулась в своей постели, — сказал Клинт, когда завел ее в комнату и поднял сползшее с кровати одеяло.
— Угу…
— Это тебе еще повезло, — уверенно кивнул он. — После нашей первой совместной пьянки с Нат я очнулся возле вольера белого медведя. В Московском, понимаешь, зоопарке!
Не удержавшись, Ванда рассмеялась и тут же пожалела об этом: к литавристам в голове, похоже, присоединились еще и чечеточники.
— Хотя бы одетым?
— Ну да. Зимой дело было, холодно. Интересно то, что я был один: Наташа-то осталась в Нью-Йорке! И ведь до сих пор никто из нас не помнит, какая нелегкая понесла меня к этому медведю.
— А я сама до комнаты дошла, что ли? — Ванда закрыла ладонями лицо и покачала головой: — Ничего не помню…
— Ты отрубилась прямо на полу в гостиной, сюда тебя Вижен принес.
— Вижен! — воскликнула она, лихорадочно соображая, что его появления на видео она, кажется, не дождалась. — Боже, он тоже там был и всё видел?
— Не всё, — Клинт на мгновение замялся, — только концовку. Диван видела? Он выпотрошил, чтобы до меня добраться. Ревнивый, однако, у тебя друг.
— Капец… Прости, мне очень, очень, очень стыдно!
— Всё в порядке, — повторил он. — Отдыхай и ни о чем не переживай.
Когда он ушел, сославшись на занятость, Ванда упала на подушку и зажмурилась в надежде, что стены и потолок комнаты прекратят пляску святого Витта. Пить хотелось всё сильнее, но на второй поход в кухню сил уже не осталось. Она обвела взглядом комнату, но телефон в поле зрения не обнаружился — теперь уж ей точно никто не поможет.
Мысль принять прохладный душ, который находился буквально за стеной, в ее похмельную голову так и не пришла, и Ванда так и осталась лежать на подушке, подвывая и жалея себя, болезную, и думая, что лучше уж умереть от жажды в ближайшее время, чем ловить на себе косые взгляды всех Мстителей, ставших свидетелями ее позора.
Тихий стук отвлек ее от самоедства, и она снова услышала голос Клинта:
— Ванда, ты не спишь еще? Я войду?
— Конечно.
Дверь открылась, и Ванда возблагодарила небеса за то, что они создали и послали ей этого чудесного, замечательного, прекрасного и невероятного человека: у Клинта в руках были две полторашки воды и упаковка аспирина.
— Подумал, что тебе пригодится.
— Пи-иить! — Ванда обеими руками потянулась навстречу заветной водичке, и Клинт, понимающе хмыкнув, свернул крышку с одной бутылки и распечатал две таблетки.
Ванда жадно пила прямо из горлышка, не тратя лишнее время на посредничество стакана, и с каждым новым глотком чувствовала себя всё лучше и лучше. Пожар в груди затихал, смерть от обезвоживания откладывалась до лучших времен, оркестр литавристов покидал ее голову ввиду несостоявшихся похорон, и жизнь уже не казалась столь ужасной: в конце концов, чудил на этой базе и без нее хватает, так что Старк быстро найдет себе новый объект для приколов.
— Ты настоящий друг, — сказала она Клинту, на секунду отрываясь от воды, чтобы закинуть в рот аспирин. — Шпашибо.
— Рад помочь, — улыбнулся Клинт. — Всё, теперь я точно ушел. Аспирин лежит на столике, если вдруг понадобится. Поправляйся, кнопка.
Он прикрыл за собой дверь, а Ванда поставила обе бутылки воды возле кровати и снова легла, удовлетворенно слушая, как вода булькает в животе.
Что бы Клинт ни говорил, она вела себя отвратительно вчера, и теперь должна извиниться не только перед ним, но и перед Виженом. Она ничего не помнила — ни количество выпитого, ни устроенный погром в гостиной, ни поцелуй, который даже настоящим-то не назовешь! — но с каких пор алкоголь оправдывает человека, творящего дичь?
Клинт просто слишком добр к ней, потому что она бы на его месте… как минимум, устроила выволочку тому, кто вздумал бы насильно поцеловать ее по пьяной лавочке, едва бы тот протрезвел. И, вероятно, запретила бы приближаться к ней до конца времен.
«А если бы этот человек был тебе симпатичен?» — некстати встрял внутренний голос и ехидно заржал, когда она всерьез задумалась над этим вопросом, и вдруг стал ужасно похожим на голос Старка: «А вдруг ты нравишься Бартону, а сама даже не помнишь, как он целуется?»
Вот ведь чушь! Ванда фыркнула и потрясла головой, прогоняя эти мысли. Клинт просто слишком добр к ней. И — уж конечно! — целуется он не хуже, чем стреляет из лука.
И зачем-то — возможно, чтобы доказать свою правоту тому внутреннему «я», с которым она редко бывала в гармонии и которое вечно тыкало ее носом в малейший проступок, шпыняло за каждое не к месту сказанное слово, не вовремя пришедшую мысль, — она закрыла глаза и представила Клинта.
Представила его шероховатые ладони и длинные, чуть узловатые пальцы. Крепкие руки и плечи с отчетливо проступающими венами. Напряженные жилки на шее и щербинки на лице. Светло-серые глаза, чуть нахмуренные брови и торчащие смешным хохолком волосы. Едва заметную ямочку на подбородке.
Представила, как коснулась бы его тонких губ и укололась о щетину, и как он ответил бы на поцелуй, привлек к себе, и как его пальцы провели бы по ее плечам, скользнули по спине.
И не смогла остановиться.