Ивар как война в его черепной коробке; от него не скрыться, не запереться и не сбежать. Он саднит нарывами, оставляет глубокие раны от яда, капающего с его острого, змеиного языка.

Но даже эти раны несущественны: ведь он сам распотрошен на такие мелкие куски, что жаловаться на боль надо ему, а не Бьёрну.

Но он молчит. Ивар молчит. Ивар, болтливый, страждущий и пустой - иссохшая река, мечтающая о влаге - молчит. И нет конца его молчанию или гневу. А может, всему вместе.

Потому что то, что носит в себе Бьёрн, не наполнит его даже наполовину. И слова опутывают его горло, туго сдавливая, как цепь.