«Всё дальше милая страна,
Что я оставил…
Чем дальше, тем желаннее она,
И с завистью смотрю, как белая волна
Бежит назад к оставленному краю.»
Аривара Нарихира
Незнакомый номер. Зажав телефон между ухом и плечом, Томико вернула в руку утюжок для волос и продолжила наспех расправляться с последними кучерявыми прядями.
— Прошу прощения, с кем я разговариваю?
«Водород, гелий, литий, бериллий, бор. — мысленно перечисляет она, как примерная школьница повторяет таблицу умножения перед началом урока.» Она всегда так делала, когда чувствовала свою несобранность. Но чаще всего, когда нервничала.
Между делом надеялась, что позвонил не один из новеньких лаборантов, желающий поинтересоваться, где он может взять ключ от кабинета биохимических исследований. Нигде. Единственный элитарный экземпляр находился только у неё, как у ответственного заместителя. Хотя, может, и не такого ответственного, как оказалось сегодня. Всего пятнадцать минут назад Томико впопыхах сгребла ключ от лаборатории и дюжину экспертиз с обеденного стола, за которым проработала большую часть ночи; остальное время проспала, прижавшись щекой к панели ноутбука. На утро её ждала латинская несуразица в текстовом редакторе и пропущенный будильник на телефоне.
Она никогда так серьёзно не задумывалась об отпуске, как сегодня.
— Госпожа Мифунэ, — мягкий, до приторности любезный женский голос донёсся по ту сторону трубки. — Вас беспокоит Амайя, сиделка вашего отца. Я звоню с личного номера.
Утюжок соскользнул вниз. Раскалённые щипцы ударили по пальцам.
— Ай-ай-ай! — выпустив прибор в корзину для белья, Томико лихорадочно затрясла ладонью. — Точно, Амайя… Извини, что не узнала.
Лёгкий флёр воспоминаний взбудоражил голову похлеще ожога. Мифунэ отчётливо помнила момент, когда приняла это компромиссное решение.
Первый за долгое время выезд в другой город. Йокогама, глубокая ночь, то ли снег, то ли дождь падал с неба. Наспех съёмная квартира на последние сбережения, холодная постель и свет прикроватной лампы, освещающий в руках буклет, который она подобрала на кассе круглосуточного магазина. Вбивая в новый телефон номер компании, она надеялась, что это поможет ей освободиться и с чистой совестью прожить другую жизнь, не волнуясь за непутёвого отца, оставшегося в родном городе.
Подобные воспоминания заставляли невольно забыться. Томико не спеша вышла из ванны, прижимая покрасневший палец к влажным губам. Случайно подняла взгляд на криво ухмыляющийся циферблат настенных часов. Главная стрелка приблизилась к римской цифре десять.
«Чёрт, я же опаздываю!»
Успокоительное перечисление продолжилось. «Углерод, азот, кислород, фтор, неон, натрий…».
— Не волнуйтесь, оплату за февраль я внесла ещё в начале декабря.
— Ох, знаю-знаю, я звоню вам по другому вопросу.
— И по какому же? — без особого интереса спрашивает она, оглядывая прихожую в поисках ключей. Как назло именно сегодня они лежали не на своём месте.
«Магний, алюминий, кремний, фосфор, сера…».
— Дело в вашем отце.
Томи оцепенела. Счёт в голове остановился.
— В последнее время он… почти не встаёт с кровати. Его состояние очень сильно ухудшилось. Я предлагала ему лечь в больницу или хотя бы вызвать врача. И знаете что? — вопрос не требовал ответа. — Он стал мне угрожать! Говорит, что эти, цитирую, «недоноски в халатах прикончат его ещё быстрее». Ох, поступайте как хотите, госпожа, моё дело — предупредить.
Нет. Выводы были сделаны уже давно. Начиная с первой пропитой зарплатой, когда они целый месяц жили без света и питались запасами круп. А после ещё пол года, где каждый день был похож на предыдущий — тёмный и холодный. Да, осознание пришло давно. С первым озлобленным человеком, постучавшим в дверь с целью выбить долг. Или попойка в день увольнения, которая закончилась в карете скорой помощи. И что ещё хуже, ничего из этого его ничему не научило.
— Госпожа? — аккуратно донеслось из трубки, после затянувшегося молчания.
Часто ей в голову приходила мысль, что ненавидеть отца было бы куда проще. Ведь это справедливо. С какой стати она должна о нём беспокоиться? Тогда бы Томи не ощущала на себе контроль собственной совести, тянущую её за ниточки в бурлящую пучину прошлого. Это всего лишь нелепая привязанность, обусловленная лишь временем, проведённым вместе. Если бы не она… Может, тогда в голове бы не возникла эта глупая мысль о возвращении обратно на родину.
Обрушить старый мост и начать жизнь с чистой страницы: с другой фамилией, домом, работой и в новом городе. Всё это — клятва, данная самой себе четыре года назад. И сейчас она осознанно возвращается к этому обрыву, рискуя упасть и насмерть разбиться о рифы прошлых ошибок.
— Госпожа Мифунэ? — прозвучало уже чуток громче.
Томико зажмуривает глаза до напряжения. «Хлор, аргон, калий, кальций, скандий… А дальше… Дальше… Что же дальше?». Не помнит.
Пришлось сдастся.
— Поняла. Попытаюсь приехать на этой неделе. — и сбросила звонок.
Разговор завершён. Рука обречённо повисла и телефон, выскользнув из ладони, чудом шлёпнулся на рабочий кожаный портфель возле ног. Стиснув зубы, Мифунэ злостно пыталась примириться с вяжущим послевкусием поражения.
Поездка в Токио никогда не входила в её планы. Ни в ближайший месяц. Ни в ближайший год. Ни в ближайшие пять лет. Никогда.
Причина уж больно маленькая. Она передвигалась по дому в крохотных носочках, умудряясь создавать много шума своими неугомонными семенящими ножками. В руке постоянно сжата плюшевая лапа какого-нибудь звероподобного компаньона, которого безбожно волочили по всему дому, от одной двери к другой и пластиковый нос звонко цокал о паркет. Вопреки частым договорённостям она всё равно оставляла яркий след присутствия в каждой комнате — включая особо запретное место, рабочий кабинет — в виде раскиданных игрушек и прозрачных фантиков от леденцов, что часто попадали под мебель или просто терялись на фоне светлого пола. Забавный хруст обёртки мог раздастся в самый неожиданный момент.
Например как сейчас.
Оттолкнув носком валявшийся портфель и отойдя от входной двери, Томико старалась снова собрать себя с мыслями. Как вдруг поднялся шелест; пятка заскользила на чём-то гладком и податливом.
Упаковка детского печенья, оставшаяся с недавней вечерней прогулки перед сном.
Напоминание о прошлой субботе, проведённой вместе с дочерью, словно утешающий поцелуй — плавит своим теплом всю злобу. И исчерпав за секунды все воспоминания того дня, Томико подняла уже более спокойный взгляд на самую дальнюю дверь, из которой доносился звук телеканала.
Там, где кончается коридор, на уровне детского роста обои разрисованы завитушками, острыми зигзагами, вихрящимися кругами. Линии красных и синих мелков — яркие, где-то бледные, толстые и тонкие, иногда прерывистые — ложились друг на друга, образуя причудливую паутину, отливающую смешением холодного и горячего цвета — фиолетовым. По словам няни и двух домработниц, каждый раз, когда Мифунэ задерживалась допоздна на работе, дочь с молчаливым протестом отворачивалась от кровати. Садилась в коридоре и находя возле плинтуса два любимых оттенка, задумчиво выводила окружности на стенах.
А ещё каждое утро малышка тайком заползала под кровать с авантюрным планом — схватить мимо проходящую маму за лодыжку. Томико не очень мастерски изображает испуг, из неё вообще плохая актриса, однако детские глаза и уши ей верят. Она никогда не признается, что специально каждое утро лишний раз проходит мимо своего спального места, чтобы исполнить этот беззаботный ритуал. Чтобы, сидя на работе в плену нескончаемых звонков и правок, прижимать кончик карандаша к неудержимой улыбке, вспоминая сегодняшнее «прощание до встречи».
Вход глубинной комнаты обклеен наклейками, вырезками из каталогов с изображениями тропических животных. Томико бесшумно открыла дверь и войдя внутрь, не смогла сдержать весёлой усмешки.
К кровати прилегала забавная конструкция из спальных вещей. Оранжевое одеяло натянуто на высокие диванные подушки, перетасканные из гостиной, образуя на полу подобие небольшого шалаша. Проход завален плюшевыми зверями-стражниками, но по тому, как иногда натягивается морковная «крыша» она знала, что внутри находилась та с кем надо необходимо поговорить.
Детская пребывала в своей особой незабываемой атмосфере. Персиковая комната томилась в тепле и лёгком сумраке за плотно зашторенными окнами. Визуально казалось, что потолок держался благодаря книжным стеллажам-колонам в каждом углу. Ряды книг не имели никакой системы и должного порядка, как например это было в кабинете.
На скомканной постели лежали раскрытые большие энциклопедии из разных разделов. Вот, о странах, о космосе, о насекомых и рептилиях. Ярко синяя обложка — чудеса подводного мира. Большое собрание всех мифов и легенд древней Греции. Наклонив голову вбок, Томико подошла чуть ближе и на одной из иллюстраций заметила монгольские палатки — юрты.
Теперь всё понятно.
— Хитоми, зайчонок, вылезай. — она присела на корточки и отыскав пульт под пачкой мармеладных мишек, сделала звук телевизора тише. На экране шёл засмотренный до дыр мультфильм «Унесённые призраками».
— Мама, я дом построила. — отозвался тоненький голосок.
Одеяло, которое служило навесом, поднялось, и из тёмного местечка вылезла маленькая щекастая голова. Белоснежные волоски, напитавшиеся электричеством, поползли вверх за самодельной «крышей». Стоило с гордостью вздёрнуть голову, облако волос расшевелилось, и из-под пушистой чёлки показался чудный взгляд.
Большие полярные глаза — один карий, как у мамы, а второй… Неземной голубой. Её сила. Её визитная карточка в мире магов. Её проклятие. Тайная нить родословной, к которой страшно снова прикоснуться. Судьба будто бы поиздевалась над Мифунэ, сделав дочь похожей на него.
Каждый раз, когда Томико смотрела в божественный глаз… Подобные чувства испытывает канатоходец, когда заносит ногу для первого шага. Вот так вот. Без страховки. Только ты, высота и то, что ждёт внизу. Вместо страха должна стоять непоколебимая вера в себя и надёжность каната. Но у неё не было такой волшебной уверенности. А значит, рано или поздно пропасть всё равно её настигнет.
— Мама! — пробудил её звонкий голос.
Взгляд резко сфокусировался на дочери. Она выжидающе уставилась на мать, уже поддаваясь корпусом вперёд, через кучку игрушек. Рот чуть приоткрыт, явно в готовности позвать снова.
— Прости, зайчонок. Задумалась. — Томико улыбнулась, как ни в чём не бывало и, положив руку ей на голову, заботливо пригладила наэлектризованные волосы.
Хитоми встала на носочки и сильнее упёрлась лбом в материнскую ладонь. Резво завертела головой в так рекламной музыке, помогая сильнее взъерошить непослушные волосы. Одна из подушек, служащая стеной шалаша, завалилась на бок, полностью порушив конструкцию. Но она не расстроилась, даже не обратила внимания, продолжив мурлыкающе хихикать от ощущения ласки.
Томико наклонилась к её лицу и прошептала завлекающим тоном:
— Завтрашние подготовительные занятия отменяются. Мы едем в Токио.
Продууу