Звуки скрипки разносились в ночной тишине так, что, казалось, их слышал весь дворец. Под эти стонущие звуки султан Сулейман, пытаясь отвлечься от важных государственных дел, шлифовал очередной драгоценный камень, гарем, пытаясь подавить все растущее раздражение, отходил ко сну, а Хатидже-султан, выходя на балкон, мечтательно смотрела на яркие звезды.
Ибрагим же, старательно водя смычком по струнам, пытался привести мысли в порядок. У хранителя султанских покоев, казалось бы, было все, о чем мог только мечтать сын рыбака. Деньги. Авторитет среди простого люда. Доверие Правителя мира. Однако внутри его души мелкими коготками скреблась Алчность. Всего было мало. Хотелось возвыситься так, чтобы у его ног лежала вся Османская империя. И пусть падать с той высоты стократ больнее. Это уже будет неважно. Только этот миг преимущества. Всевластия. Обладания.
За одни эти мысли уже можно было попрощаться с головой.
Но Ибрагим не останавливался даже на этом. С тех пор, как он вместе с Повелителем прибыл из Манисы, его всюду сопровождал взгляд. Брошенный украдкой, исподлобья. А иногда и совершенно открыто. Как сейчас. Сестра султана стоит на балконе всего лишь этажом ниже, и ей ничто не мешает смотреть на него так мечтательно-влюбленно, думая, что он ничего не замечает и занят одной лишь скрипкой. Алчность ликует внутри Ибрагима. Хатидже-султан, дочь великого почившего правителя Селима, член царской семьи — смотрит на него так, будто он — недостижимая мечта. Это льстило его самолюбию. Льстило настолько, что он сознательно провоцировал Хатидже. Тайные встречи в саду, красивые слова, небольшой подарок в виде несколько вульгарной розовой бабочки-броши. Что еще нужно женщине, уже побывавшей замужем, но так и не познавшей до сих пор любви?
Любил ли он в ответ? Ибрагим не знал ответа на этот вопрос. Он не понимал, что есть любовь. Преклонение перед объектом любви? Преданность ему? Возвеличивание в собственных глазах? Возможно. Но разве поэты, мастера слова не утверждают, что любовь может быть направлена только на одного человека?
В жизни Ибрагима был еще один человек, преданность которому пересиливала все чувства самосохранения. Человек, за которого он отдал бы жизнь, не задумываясь. Человек, у чьих ног Ибрагим оставался даже в самых смелых своих мечтах.
Султан Сулейман. Смысл его существования. Хозяин, господин, повелитель. Невозможно было представить свою жизнь без него. Доходило до глупостей. Ибрагим не желал делить время своего султана ни с кем. Находил тысячу причин, дел, которые срочно требовали внимания Сулеймана и не давали ему возможности уединиться с очередной наложницей. Махидевран-султан даже приняла его усилия за игру в её пользу. Ведь в священный четверг даже Ибрагим не мог удержать султана вдалеке от любимой жены. Глупая Махидевран не понимала, что Сулейман мог уделять ей куда больше внимания, если бы не влияние Ибрагима.
И так и было. До появления в их жизни одной русской рабыни. Женщины-хаоса. Рыжей ведьмы в платье настолько открытом, что это приводило Ибрагима в смущение, а значит, в состояние неистовой ярости.
Он увидел Александру впервые у покоев султана. Она шла по Золотому пути так, как будто проходила его не единожды. Уверенная, спокойная, с осанкой, достойной королевы. С гордостью, которой никогда не было у Махидевран-султан, хоть та и была дочерью хана. Их невозможно было не сравнивать. Махидевран, которая из весенней розы все быстрее превращалась в осенний увядший цветок, и Александра, вызывающая в памяти жар летнего зноя. Когда ей отказали в проходе в покои султана, она не поверила и устроила шум, который и заставил Ибрагима выйти из своей комнаты. Он счел её вздорной бабой и сперва не понял, чем она приглянулась Сулейману. Но тут она повернулась и посмотрела прямо ему в глаза. Прямо. Не исподлобья, как это до сих пор делала Махидевран. Её взгляд был дерзок, нижняя губа выпячена. Как у ребенка. Ибрагим осознал, что, несмотря на кажущуюся взрослость и округлившиеся формы тела, ничуть не скрываемые платьем, ей едва ли исполнилось больше шестнадцати лет. Девчонка. Наглая, дерзкая, непокорная, но всего лишь напуганная девчонка.
Вот уже два года, как эта девчонка во дворце. За это время она успела настроить против себя львиную долю гарема, по самые уши влюбить в себя султана, родить ребенка и свести с ума самого Ибрагима. Её выходки раздражали. Её любовь к султану восхищала. Один её вид заставлял Алчность биться в истерике. Усмирить, заставить покориться, присвоить. Заставить молить о пощаде. Хюррем — а теперь её звали именно так — пробуждала в Ибрагиме самые темные стороны души.
Она его ненавидела. Считала своим врагом. Ибрагим же не понимал, чего хочет больше: чтобы она исчезла и не отнимала у него султана, или чтобы она принадлежала ему одному. Но султан не желал расставаться со своей любимой рабыней, а слово Повелителя было для Ибрагима священнее всех сур Корана вместе взятых.
Вполне реально было для Ибрагима иметь что-то одно. Любовь Хатидже, сломленность Хюррем или покровительство Сулеймана. Но Алчность не позволяла определиться. Ибрагим хотел все и сразу. И упрямо шел к своей цели.
Жадность. Алчность. Похоть.
Смычок в последний раз скользнул по струнам скрипки.
Ибрагим посмотрел Хатидже в глаза, и на его губах расползлась змеиная улыбка. Девушка вздрогнула. Четки, которые она перебирала все время, пока стояла на балконе, выпали из её рук и затерялись где-то в густой траве.