Вертикальное исполнение

No escaping when I start

Once I'm in, I own your butt XD

There's no way to ring the alarm

So hold on until it's over

Номер был дико сложный, это даже Дарина признавала. А если самая крутая и опытная танцовщица говорит «пиздец», значит, и правда — он. Саше приходилось забирать свой топ-кнот заколкой, хотя волосы и так не длинные: малейшая просадка концентрации грозила шансом убиться нахер.

Песню выбирали придирчиво, в итоге остановившись на новом альбоме Ламберта*. Хоть Саша и считал этого заморского петушка несколько приторным, но именно этот трек все же оказался и правда годным, а слова припева дали идею яркого трюка. Тот должен был запомниться, заставить всех на миг задержать дыхание.

Прохор, руководитель студии, выжимал из своих лучших все, на что те были способны. Лучшие — это Элла с Дариной, а Сашу-середнячка взяли, по словам Прохора, «потому что глаза горят». Первое серьезное выступление, чтобы показал, на что способен. Он прежде всего акробат, и точно не стриптизер.

Первое выступление — оно же «пиздец». Но времени на рефлексию, чтобы полноценно ощутить себя брошенным в водоворот котенком, не было. Троица жаждала работать, не покладая пилонов. Хореография и акробатика — половина дела, другая — талант и харизма. Репетировали днями и ночами, едва только получалось совместить расписания. Перед Сашей и двумя его партнершами стояла задача за три минуты сорок восемь секунд взорвать зал, заставить пилоны нагреться, зрителей — потерять голову, а зубастых судей — завилять хвостами и принести в этих самых зубах кубок чемпионов.

Самый зрелищный трюк на втором припеве, когда Саша «падал» с самого верха, а девки ловили, был технически не особо сложным. Вопрос доверия и нескольких новых синяков. Ну, еще полоса голубого тейпа на Даринином плече — небольшая цена. Слезы, ссадины, судороги перенапряженных мышц — это давно стало рутиной.

На работе в клубе теперь приходилось беречься, особо не трюкачить, благо, в «Черном козле» где Саша и Элла работали сейчас, главным было не показать красивую акробатику, а тупо раздеться. Раньше это раздражало, теперь оказалось на руку. У Даринки вообще пилон был только для души, родители небедные. Потому наверное, она и стала лучшей: свой зал на цокольном этаже дома, и в целом не приходится отвлекаться, чтобы кусок хлеба заработать, прыгай по шесту хоть с утра до ночи.

К Дарине Саша пытался подбивать клинья когда еще только пришел в студию, но красавица выгнула черную бровь и объяснила, что в нем не заинтересована. Впрочем, не на что обижаться: вкусы у всех разные, Дарине нравились более мощные с виду мужики, чтоб мышцы горой и каждый день грудь брить от шерсти. Прохор был как раз из таких, только вот у него уже был парень. А Элла — о ней Саша почти ничего не знал, эта обманчиво хрупкая нимфа почти ни с кем не общалась ни в студии, ни в клубе, но танцевала хорошо. И мышцы у нее под одеждой были будь здоров, рельефнее, чем у некоторых парней.

За время многочисленных репетиций между партнерами не осталось совершенно никакого стыда: не до него, когда в конце трени едва можешь стоять на ногах, до женской душевой идти аж за угол ебучего коридора, тогда как мужская — прямо тут. Саша не возражал, и конечно, старался не пялиться. Хотя чего он там не видел? Выступал пару раз с Эллой, одетой лишь в стринги-паутинки и пэстис с кисточками. Даринка же как-то подавала ему в душе вылетевшее за пределы кабинки мыло — тоже видала все, что только можно. Девушки красивые, но Саша приучил себя смотреть на них как на коллег, не более. И довольно спокойно выносил дружеские подколы, щипки, прикосновения, фотки друг друга в инстаграм, в том числе и эротические. Ну а что, имя себе делать как-то надо? Когда среди пятидесяти фоток с спортивном прикиде появляется одна особая, на грани допустимого — приток аудитории обеспечен. Там и приглашения выступить появляются. А то, что потом прошибает при прикосновении, поддержке в шпагате или взгляде на изгибы женской талии в контурном свете — можно и не показывать. Вдох-выдох, штаны поправил — и все.

Номер начинался со встречи некоего парня в одних джинсах (найти такие, чтоб не стесняли движений, и при этом выглядели не как говно, было той еще задачей) с девушкой в коротком белом платьице и парный романтичный танец под летящими порошинками искусственного снега. После девушка скрывалась во тьме, а парень знакомился с огненной соблазнительницей в латексных шортах. Та воплощала собою «все низкое», как они смеялись вместе — ползала вокруг партнера, показывая чудеса high heels, пытаясь утащить его на условное дно, откуда полыхали языки компьютерного пламени. Тут надо было показать бешеную страсть, повалявшись с Дариной между пилонов, заодно отдохнуть перед самым трудным куском. После — подняться прыжками наверх, к светлому образу первой девушки в белом, что протягивала к герою-изменнику руки с самого верха. Выход из «тюльпана» на «флаг»; переворот, страховка Эллы. Злобная Даринка ползла по второму пилону, привлекая взгляд прихотливыми изгибами тела. Девушки делят парня, он не может решить, с кем остаться... Когда Прохор впервые описывал им задумку, то еще не был уверен, чем окончить номер.

— Он прыгает с пилона и ломает себе шею, — предложил Саша. — Девушки воздевают руки, зал в слезах, я красивый в гробу.

— Ну зачем так драматично, — хохотнул Прохор. — Пускай они поймают его... и в итоге останутся втроем!

— Как-то не особо реалистично, — неуверенно возразила Элла. — И уж очень смело, блин.

— Мы показываем сказку, — улыбнулся Прохор. — И че ты за мораль дрожишь, вам ж не в церкви выступать!

***

Четыре прыжка наверх. Продольный шпагат из шолдера. Медленные движения — самые адские, но должны казаться простыми. Руки Эллы почти невесомо проводят вдоль груди.

«...'round and around I go...» — вращение с дополнительным весом, Элла выгибается назад, потом — падение вдоль шеста. Блять. Слишком рано отпустил. Основения ладоней пульсируют, мозоли кажется, уже набиты давно, но после интенсива все равно болят.

— Будешь блеском мазаться? — спрашивает Дарина во время короткой передышки.

— Я не пробовал, — отвечает Саша, прихлебывая воду из бутылки. — Надо в следующий раз озадачиться.

Даринка обиженно выпячивает пухлую губу:

— У тебя такое охуенное тело, Саш, покажи его.

Потеряешь контроль над скольжением — пиздец придет не образный, а настоящий. Сначала надо как следует привыкнуть к тому, что твоя кожа стала кинестически иной, потренироваться. Дарина-то должна знать.

— И так видно все. И тебе, вроде, раньше не нравилось, — полувопросительно.

— Это не отменяет факта охуенности, — поднимает бровь Дарина.

— Я ж не качок, так-то.

Она машет рукой типа «много ты понимаешь».

Саша понимал. Тело вытянутое, мышцы-то нормальные, но видно их только в напряге. А внешность не то, чтобы типичная. Пограничная. Потому и шмотки приходилось подбирать долго и нудно: стандартные мужские прикиды Саше категорически не шли. Лучше всего как на пилоне: джинсы с низкой посадкой и больше ничего. Ничего не мешает, не создает ложных образов.

***

Элла зацепляется за его ноги, как за перекладину, влезает выше (миг предельного напряжения бедренных мышц, в поясницу резко колет, как спицей). Даринина сухая лодыжка оказывается в ладони, не напороться бы виском о ярко-алый каблук. Элла сидит будто бы на Сашиных коленях, но на самом деле между партнерами горячий от пота миллиметр. Выжидают такт, делают красивую мельницу, их раскручивает Даринка. Обратный хват за руку, и она переходит в шпагат, виснет на предплечье и отпускает. Теперь Сашина очередь: он забирается наверх, откуда должен упасть в руки его девушек. «...save me cause I'm fallin'» Его ловят, как всегда, безупречно.

В перерыве злятся. Устали все, на часах полночь.

— Опять недокрутила. Каши мало ела?

— Волосы свои подбери, Дарин, иначе я тебе их сам обкорнаю. Маникюрными ножницами.

Выступление уже послезавтра.

В горячем душе так расслабило, что Саша с трудом держал глаза открытыми. Заставил себя выключить воду и выйти. Девушки уже вернулись в зал, собирали вещи, тихо переговариваясь. Тело ощущалось желейно-вялым, а нервы наоборот, до звона натянутыми. Отвратительное ощущение.

Когда Саша нагнулся, чтобы поднять под пилоном выпавший из кармана джинсов пластырь, то едва не упал на колени. Надо спать, срочно, срочно.

— Массажик? — на плечи легли Даринины горячие ладошки.

— Не надо. Я весь как на иголках.

— А мы из тебя вытащим эти иголки. Как занозы. — Руки надавили вниз, и не было сил противиться. Саша сел на мат и закрыл глаза. — Они тебе мешают, — ворковала Дарина, — Да, детка? Так лучше?

— Угу.

Он открыл глаза и увидел, что дурацкий пластырь так и лежит у пилона — выскользнул из пальцев. Саша встал, подошел, прижался к холодному шесту лбом. Сзади внезапно оказалась Дарина. Вплотную, совсем-совсем, можно было прочувствовать все сквозь тонюсенькую маечку. Лифчика на Даринке не наблюдалось. Теплые руки с холеными длинными ноготками прошлись по Сашиному животу, выше, царапнули соски, заставив передернуться.

— Ты че, Дарин?

— Неприятно?

— Приятно, — вздохнул Саша, взялся за пилон руками.

— Вот и молчи.

Она молча терлась о его спину, дышала в шею. Выдох затрепетал мутным облачном на пилоне. Саша видел свое растянутое в змею отражение.

— Что... ты делаешь?

— Достаю иголки, — хихикнула она.

— А я могу яд отсосать, — донеслось снизу.

Саша вздрогнул и уставился на улыбающееся лицо Эллы, которая уже тянулась к резинке его спортивок.

— Да вы прикалываетесь?!

— Нет, почему? Тебе ведь хочется? — Дарина замерла, перестав поглаживать его грудь.

— Не знаю. Да? Голова кружится, устал. Мне домой надо, автобус уходит через пятнадцать...

— Попадешь домой. Я подвезу. Но сначала — терапия. Ты у нас новичок, и переживаешь больше всех.

Дарина влажно засосала кожу на стыке плеча и шеи, провела горячим языком вдоль мышцы до уха. Чужая ладонь — не понять, чья — по натруженному прессу, как разрядом. Кайфово и стремно одновременно. Саша, полностью дезориентированный и уже задыхающийся, вцепился в шест.

Четыре руки гладили ласково, искали чувствительные точки, зажигали жаром поясницу, бедра, живот. Пальцы понемногу сдвигали резинку все ниже. Ниже. Губы трогали там, где открывалась еще влажная после душа кожа, зубы покусывали, щекотно.

— Девочки-и... — выдавил Саша, из последних сил цепляясь за голос разума.

— Мы девочки, да. А ты — мальчик, — сзади, игриво.

— Красивый. Хороший. Мы тебя любим, — снизу. — Саша напрягся. — Да не переживай (смешок), не так.

— Просто ты классный, — это снова сзади, в шею справа. — Что такого, если мы немного пошалим? Тут кроме нас никого, все давно домой ушли.

За нахлынувшим замешательством от мысли, что кто-то посторонний мог бы войти в студию и увидеть, что здесь происходит, Саша пропустил миг, когда Эллина рука обхватила уже обнаженный член.

— М-м-м, смотри, Дарин, какой у нас тут красавчик. — Пальцы прошлись туда и сюда, ладонь сжала, по-хозяйски перекатила яички.

— Обалденный, — заглянула Дарина через плечо.

— Обычный, господи, — Саша хихикнул. Вот уж за член его еще не хвалили.

— Не-ет, ты просто не знаешь, какие бывают. Представляешь, знакомишься с парнем и все вроде при нем, а в штанах жуткая жуть...

— Лучше и не представлять, а то хуек наш прекрасный съежится от ужаса.

— Ху... че?! — дернулся, но тут же резко выдохнул и замер, ощутив, что его взяли в рот.

— Еще и вкусный. — Элла с чмоканьем выпустила головку — Идеал прям. — и спросила: — Тебе как нравится? Пожестче?

Иди тут ответь, когда мозг расплавился и язык лежит во рту бесполезной колодой.

— Мед... леннее, — с трудом выговорил Саша. — С-спасибо.

Девушки засмеялись.

— «Спасибо»?! Саша, ты чудо!

Он все же предпринял храбрую, но безуспешную попытку отклеиться от пилона:

— Ну слушайте, это не переборщ, а? Я никогда... мне...

— Тебе никогда не отсасывали?!

— Да щас... Не это... Нас же трое? Я вам кто, робот? Я точно сейчас не вывезу двух подряд!

— Расслабься уже. Тебя никто не заставляет. Как будет, так и будет. И вообще, это мы тут тебя раскладываем, а не наоборот. Плыви по течению, окей?

Контраст холодного металла и горячего поцелуя. Это приятно. Очень. Только слишком быстро кончается: Дарина тоже опускается на колени. Саша цепляется за шест, как утопающий, жмурится, облизывает губы, снова задевая металл. Два горячих языка проводят с двух сторон по члену, плотно прижатому к ледяному пилону. Саша стонет, стискивая руки. Ноги не держат, но руки помнят: отцепиться — это умереть.

Уже голые ноги холодит невесомый сквознячок из приоткрытого окна.

— Саш.

— М-м-м?..

— А сделай бильман. Обратный.

— Что?! — Он хлопает гдазами, а девушки сидят и смотрят, улыбаясь; гладят по ногам, заднице, стояку. — Сейчас? Прямо так, что ли?

— Да. Ты такой красивый, когда возбужденный. Ну, порадуй своих девочек!

Элла включает музыку — тихо, фоном. Ламберта, конечно же. Ладно, обратный «бильман» — не «горизонт» все-таки. Девочки, восторженно повизгивая, отползают подальше, Саша трясет головой, приходя в себя. Закидывает ногу, цепляется, прогибается назад. Мышцы слушаются на удивление хорошо: еще не остыли после тренировки. А сам элемент... Саша ощущает себя так, будто понял нечто новое. Ощутил и показал то, до чего никогда не докручивают все остальные. То, до чего доходить никому нельзя, никто никогда не смел. Но вот же — оно есть. Сокровенное. Настоящее. Возбуждение не спадает, сердце бьется быстро, мускулы сладко ноют, член выпирает новой линией в строгой гармонии знакомого рисунка. Это так неправильно, что кайфом стреляет от загривка до пяток. Восхищенный вздох девчонок звучит почти стоном.

Восприятие переворачивается, за полсекунды пролетает скоростным поездом. Просто вид спорта? Ни хрена. Развязнейшее домогательство к сокровенным желаниям зрителя, и обратка заставляет танцора ощущать себя обнаженным уже не только телесно. Каждый видит в распятом силой гравитации и напряжением всех жил теле собственный идеал — недосягаемый, желанный.

Саша почти падает, его бережно укладывают на маты. Где-то вжикает пластиком упаковка, член обхватывает прохладным, потом горячим. Вес придавливает бедра к мату, Саша слышит быстрое дыхание Даринки и ее стоны. Пытается взять контроль в свои руки, но Элла притискивает обе и садится на грудь. Теперь дышать можно мелкими раскаленными глоточками.

— Иди ко мне, — шепчет Саша едва слышно, пытаясь дотянуться.

Элла понимает, выпускает его ладони и становится на четвереньки над лицом. Сашин язык достает до солоновато-нежного, раскрывает лепестки, в груди рождается новый вибрирующий стон. Это так кайфово... Дарина кончает неожиданно, раньше Саши, забавно попискивает, вцепляясь в подругу, ломая хрупкое равновесие и заваливая всех на бок. Элла глухо ржет в чей-то локоть, а Саша выпутывается из рук и ног и подминает ее под себя, втрахивает в сползающий мат, скользкий от общего пота. Не сдерживается. Ритм двойной, как по шпалам. Эллины длинные ноги обвивают поясницу, внутри она тугая и... просто охуенная. Чьи-то руки ласкают Сашины ягодицы, и это тоже охуенно. По краю сознания проходит мысль, что през надо было бы сменить, и растворяется в животном бешенстве, перекрывшем даже усталость. В ушах гудит скоростной поезд, вот-вот обрушится в сверкающую бездну. Даринины алые губы касаются Эллиных, и от этого вида не кончить никак нельзя.

Десять минут тишины и успокаивающегося дыхания. Только Адам завывает на фоне, косплея Витаса.

— Послезавтра выступление, — сипло говорит Саша. — Как я теперь смогу это без стояка танцевать?

— Импринтинг, — смеется Элла.

— Ах, бедненький, — Даринка щиплет за щеку. — Думаю, никто не будет против, если в танце появится еще больше страсти.