Очередные дворовые гандоны, посегнувшие на собственность Вооружённого Детективного Агентства и Портовой Мафии, внезапно решили не кидаться на амбразуру, а поступить поумнее и для начала значительно подпортить противникам жизнь — и вот, в десять вечера они нехитрыми манипуляциями полностью отключают в Йокогаме электричество.
Чуя на тот момент был дома, в отличном настроении, и как раз заканчивал ужинать, но резкое отключение света прервало повседневное спокойствие, заставляя с раздражённым фырканьем подняться и идти щёлкать выключателями по всем комнатам. Бесполезно и тупо. В итоге, вернувшись на кухню, Накахара звонит боссу. Мори по звонку сообщил, что это снова тёрки с какими-то лохами с улицы (вообще-то, Огай сказал не так, но Чуя понял именно это), а ещё говорил, что в офисе электроэнергия есть, потому что они давно уже поставили резервные генераторы.
Но примерно на этом моменте звонок неожиданно прерывается. Под гудки и записанную реплику, мол, нет соединения с абонентом, рыжий мафиози произносит ещё несколько грубых слов и едва не швыряет куда попало телефон. И всё же оставляет его у себя, чтоб включить фонарик и полезть в самую верхнюю и самую крайнюю полку, где, помимо остального хлама, должны были быть свечи и, если повезёт, спички.
Можно, конечно, сходить на работу и сидеть там, но у Чуи, вообще-то, завтра выходной и хрен он в принципе подумает петлять в офис раньше, чем послезавтра. Это в целом не его дело — пусть детективы с благополучием города разбираются. А свою задницу он сейчас без стимула в виде хотя бы доплаты от начальства поднимать не собирается. К тому же, надо хоть по-человечески закончить с ужином.
И свечи, и спички, благо, нашлись на той ебучей полке, — добираться к которой, без способности управления гравитацией, Накахаре пришлось бы, залезая на стульчик, как ребёнку, — так что уже спустя два чирканья об коробок часть кухни озарил мягкий и совсем небольшой свет, ставший чуть ярче, когда огонёк передался фитилю достаточно большой свечи в металлической подставочке (Чуя прекрасно помнил, как долго когда-то давно маялся со случайно капнувшим на любимые перчатки воском, потому более не хотел допускать подобного. Сейчас на нём перчаток нет, но всё же). За дальнейшей ненадобностью потушив спичку, Накахара слегка поморщился от дымка и выкинул ту в мусорку.
Поставив свечку так, чтоб видеть хотя бы часть содержимого тарелки, исполнитель просидел над ней, не притрагиваясь к еде, ещё минут пятнадцать, пытаясь понять, что вообще в его телефоне работает без интернета. Но быстро понял, что особо ничего, так как даже скачанного фильма на подобный случай у него не было. Потому, пришлось доедать уже остывший ужин, глядя то в окно, то на свечу, то тупо в стену, размышляя о том, чем, собственно, себя занять на оставшийся вечер.
Отправив опустевшую тарелку в раковину, с очевидным намерением помыть завтра, Чуя в очередной раз включил мобильник, тупо чтоб проверить время, тянущееся предательски медленно, но всё-таки подтянувшееся к одиннадцати часам.
Пойти лечь спать, что ли? — Нет, уже как-то не хочется.
Хотелось бы душ принять, но без освещения вряд ли будет удобно, к тому же наличие горячей воды под вопросом, раз уж электроэнергию вырубило.
Скукотища...
Накахара даже подумал в буквальном смысле на потолок залезть, но решил, что ему как-то лень.
А как только у мафиози появилась совершенно ёбнутая мысль выйти прогуляться по улице только в красных пижамных штанах и чёрной растянутой футболке, (в конце, блин, ноября), — чтоб сделать хоть что-то, что гипотетически не даст сойти с ума от скуки, — раздался назойливый, и, кажется, смутно знакомый стук в дверь.
Неужто люди уже настолько одичали без электричества, что аж в гости ходить повадились?
Обычно Чуя любые попытки наведаться к нему без предупреждения просто игнорировал, но сейчас абсолютно другой случай, потому он, взяв свечку в руку, шагает к прихожей.
А открыв таки ебучую дверь, в которую успели постучаться ещё раз двадцать, Накахара с недоумением уставился на полуночного, видимо реально сумасшедшего гостя.
Ведь за порогом, блять, сейчас стоял Дазай, собственной персоной, Осаму, держащий в одной руке телефон с включённым фонариком, а в другой бутылочку вина, и улыбался ещё так радостно, будто у него сегодня праздник какой-то.
— Приветик, Чу-чу!! — помахал он мобилкой.
В общем, прихуев, Чуя насмешливо фыркнул, но яростно прогонять бывшего напарника, как сделал бы это в любой другой день, не спешил.
— Ну и, — сразу начал Накахара, проигнорировав формальность в виде ответного приветствия, облокотившись о дверной косяк, — Зачем припёрся?
Дазай на это усмехнулся ещё шире:
— Я без света чуть от скуки не умер, даже убраться на кухне пытался, а как бутылку вина нашёл, сразу о тебе подумал, вот и решил прийти, предложить выпить. Вечер от этого явно хуже не станет, — Осаму подмигнул, но в этом жесте Чуя уловил скорее озорство, чем флирт. Хотя там и до флирта будет недалеко, если они правда соберутся вместе пить.
И то же самое озорство подсказывало, что точно соберутся, потому что, несмотря на некоторую взаимною неприязнь после многих инцидентов, и топорно наигранную ненависть, им было хорошо вдвоём. А бухать вместе было ещё лучше.
К тому же, эта мумия раньше часто приходила с предложением выпить именно к Чуе, когда Анго и Сакуноске по каким-либо причинам не могли разделить его компанию.
— Ладно, — Накахара глубоко вздохнул и шире раскрыл дверь, как бы приглашая внутрь, — Тебе повезло, сегодня у меня хорошее настроение и нет причин со скандалом тебя выгнать.
— Отличненько! — восклицает Дазай и на радостях проходит в чужую квартиру, весело махая бутылкой. Могло создастся ощущение, что он пришёл уже выпивший, но Чуя знал, как ведёт себя Осаму, когда реально начинает пьянеть, и мог уверенно сказать, что этот дебил всегда себя так ведёт.
— Как там ваше клоунское агентство? — поинтересовался Накахара, закрыв за бывшим напарником дверь, и кивнул в сторону кухни.
— Ну, тем, кто не боится темноты, нормально, остальные шугаются и во все углы бьются. Меня, Куникиду и Ацуши должны были отправить разбираться с этим отключением света, но я вовремя потерялся и найти меня теперь точно не получится, поэтому пошли они вдвоём, — совершенно бесстыдно рассказывает Дазай, заходя в нужное помещение и сразу же присаживаясь за стол.
— Всё так же отлыниваешь от работы? — Накахара вскинул бровь с ехидным смешком, и с едва различимой снисходительностью заметил: — Ты не меняешься.
Ответа от Осаму не послышалось, потому Чуя занялся лёгким приготовлением к этой посиделке — достал два бокала из приобретённого не так давно дорогого сервиза, поставил их на стол, забрал из чужих рук бутылку, аккуратно открыл и тоже поместил на столешницу, чтоб вино (кстати, на удивление качественной марки) немного «подышало»; далее, подошёл к холодильнику и, в качестве закуси выбрав не дешёвый твёрдый сыр, принялся нарезать его кубиками, для удобства.
— Вижу, ты сегодня не собираешься отключаться после второго стакана, — констатировал Дазай, абсолютно спокойно, но с огоньками предвкушения в глазах, наблюдая за бывшим партнёром.
— Я никогда и не собирался «отключаться после второго стакана», — передразнивает Накахара, чуть хмурясь, — Это ты меня всегда на слабо берёшь.
— А ты всегда на него ведёшься. Напомнить про твой первый поцелуй? — с типичным для Осаму самодовольством, произносит он, едва не посмеиваясь.
Дазай говорит про тот случай, когда, ещё в пятнадцать лет, будучи напарником Чуи уже полгода, он весь день страдал хернёй, которую можно процитировать, как: «Да ты так меня ненавидишь, что даже на расстояние метра не подойдёшь! Я вот смогу без отвращения даже к твоим губам своими дотронуться, а тебе точно слабо будет такое сделать, Чуя!», ну, и, в итоге, вечером, в безлюдном коридоре, Накахара таки не выдержал всех этих подъёбов и, грубо притянув Осаму к себе за воротник рубашки, поцеловал. Вернее, это было просто совершенно неопытное столкновение сомкнутыми ртами, — но когда Дазай узнал, что его милый пёсик до этого ни с кем не имел подобного контакта, тут же окрестил это первым поцелуем и ещё неделю за прилюдное упоминание этой темы получал невероятно смущённого и разгневанного напарника, а так же тяжкие телесные повреждения.
Сейчас же, Накахара, спиной чувствуя эту уёбскую ухмылку, просто со злости метнул прямо в голову Осаму нож, которым только что дореза́л сыр.
И Дазай, конечно, ловко увернулся, но холодное оружие, секунду назад являвшееся бытовым предметом, всё равно застыло в лёгком красном свечении на расстоянии сантиметра от того места, где должно было быть такое красивое, но раздражающее лицо.
Всё же, убийство Осаму не входило в планы на сегодня, и вообще на когда-либо, что нелепо противоречило постоянным угрозам Чуи о прерывании жизни бывшего напарника собственными руками. И они оба прекрасно об этом знали.
Нож вернулся обратно в руку Накахары, и он, закончив нарезку, положил его в ту же раковину, от греха подальше. Быстро перекинул кубики сыра на первую попавшуюся тарелочку и сел обратно за стол. Молча.
— Думаю, мы начали вечер немного не с той ноты, — попытался всё-таки сгладить ситуацию Дазай, видя, как Чуя упорно не желает смотреть в его сторону. Разлил вино по бокалам и поднёс свой к бокалу Накахары, — Предлагаю выпить за хорошую ночь.
Стекло тихо звякает, и оба делают первые глотки.
Ладно, вино вполне себе хорошее и настроение Чуи оно немного улучшило. Он даже смог снова смотреть в сторону Осаму, хоть и с выражением перманентного для Накахары раздражения. У Дазая к этой эмоции нарисовался подкол, который он, собственно, и озвучил:
— И вот не больно тебе уже седьмой год так бровки хмурить? Это вроде не естественное положение, у тебя мышцы лица ещё от него не затекли?
Озадаченный внезапным вопросом Чуя удивлённо вскинул эти самые бровки и машинально попытался на них же посмотреть, что выглядело так очаровательно, что Осаму едва сдержал смешок.
Но Накахара только вздохнул и не нашёл варианта лучше, чем задать ответный вопрос:
— А тебе улыбаться уже семь лет не больно? — спросил он немного тише, чем напарник, — Ты ведь даже во сне лыбишься, но вряд ли тебе весело.
Дазай ответа тоже не нашёл — лишь на секунду опустил уголки губ, а потом снова усмехнулся и сделал глоток вина, чтоб убрать из усмешки некоторую горечь.
Чуя так же выпил, явно поддерживая безмолвное решение пропустить вроде как серьёзную тему мимо ушей, и закусил кусочком сыра.
Осаму никогда не был против напиться до беспамятства, но сейчас закусывал за компанию. Разделять что-либо на двоих всё же было приятнее.
Ещё пара глотков алкоголя немного расчистила сознание и позволила начать непринуждённую беседу о последних новостях: Дазай рассказал про свой «скучный юбилей» — он по разным причинам уже шестьдесят дней не пытался совершить самоубийство, а Накахара поделился впечатлениями с недавней охереть какой смешной миссии — по изначальному сценарию, им с Акутагавой нужно было очень сильно поссориться в холле одной второсортной гостиницы, чтоб Гин в суматохе незаметно свистнула у одного из постояльцев бумаги, которые могли подставить Портовую Мафию, а на деле Чуя по-настоящему поссорился с каким-то надменным мужиком, который чё-то вякнул про его рост, телосложение и волосы, начал драку, на это сбежался буквально весь персонал, и Рюноске сам спокойно забрал поддельные документы и их копии без какого-либо напряга.
Осаму посмеялся вместе с Накахарой, и не сдержался от шутки про внешние данные напарника:
— Да ладно тебе, будто в первый раз говорят, что ты дев-... — но на полуслове в его колено больно въехала чужая пятка, и Дазай вынужден был признать, что Чуя всё-таки не похож на девчонку, но даже так очень красивый, а задирать его за внешность могут только конченые педики.
На последнем Накахара ухмыльнулся, отлично припоминая, как много упорных подъёбов о внешних данных Чуи в шестнадцать лет слышалось от Осаму (но ещё тогда рыжий мафиози догадывался, что Дазай просто запал на него до безумия и на его внешность дрочил, так что открытием это не являлось), поэтому, однозначно, так оно и есть — только конченые педики. Впрочем, это было забавно.
Обсудив ещё некоторые ситуации по работе, вспомнив пару дел из лучших годов Двойного Чёрного, будто вновь проживая те самые раздражение, смех и адреналин, Осаму и Чуя правда веселились, продолжая потихоньку пить. Свечка на столе почти догорела, поэтому её вовсе решили потушить. Дазай успел скинуть пальто и ослабить галстук-боло, из-за ощущения жара, навеянного алкоголем, а Накахара наконец начал искренне улыбаться, слушая рассказы собеседника.
Осаму мысленно подметил, что его напарник уже явно пьяненький и с винишком ему пора бы заканчивать. Чуя же, абсолютно не анализируя степень своего опьянения, просто допил содержимое бокала, заел очередным кусочком сыра и поднялся с места, чтоб приоткрыть окно, а то становилось слегка душновато. Добравшись до окна и еле вспомнив, как оно открывается вообще, Накахара ещё минуту простоял под отрезвляющим прохладным ветерком. А когда оторвался от подоконника, закрыв форточку, неловко пошатнулся и почти упал пятой точкой на собственный стул. От Дазая послышался смешок.
— Что, кому-то уже пора в кроватку? — с лёгкой насмешкой спрашивает Осаму, точно так же опустошая собственный бокал, — Могу отвести.
И полупьяный мозг Чуи внезапно решает, что оказаться с Дазаем в одной постели, в самой невинной трактовке этих слов — отличная идея. Потому, ухмыльнувшись, Накахара с некоторым вызовом отвечает:
— А давай.
И Осаму усмехается в ответ, вставая с насиженного места и, сделав два шага, протягивает руку бывшему партнёру. Чуя ответно тянется к Дазаю, тот помогает ему встать и потихоньку они идут в сторону спальни, почему-то идиотски хихикая.
На удивление, около кровати они оказались достаточно быстро. И вот, Осаму бережно опустил на постель Накахару, собираясь в скором времени уходить, но уже чуть протрезвевшего Чую такой вариант явно не устраивал:
— Э, куда? Ты, между прочим, мой единственный вариант развлечься! — возмущается Накахара и с силой дёргает Дазая за руку, из-за чего тот падает спиной почти поперёк кровати, а Чуя пользуется моментом, усаживаясь ему на живот, чтоб значительно усложнить попытку бывшего напарника подняться, и смеётся.
Но Осаму тоже не промах: быстро считывает, что Накахара сидит боком, ещё и руками о него опирается, (в общем, в не очень устойчивой позиции), а потому Дазай резко, но аккуратно тянет его за ногу в сторону, заставляя приземлиться задницей на кровать и потерять равновесие на мгновение. Но не успевает самоубийца полностью подняться в сидячее положение, как в его прекрасное лицо чуть не врезается тяжёлый кулак — Осаму всё же вовремя его перехватил, так же, как и второй, и попытался вновь оттолкнуть от себя Чую.
Всё же, азарт соперничества не покидал их никогда, а подобное поведение только больше возвращало в их семнадцать лет, когда такие «драки на кровати» были очень частыми, и ещё более пристрастными.
Накахара тоже так просто сдаваться в этом бою не планировал, и поэтому, использовав не запрещённый приём вдарить коленом в живот, снова завалил Дазая на спину и, можно сказать, оседлал.
«Ах, какой прекрасный вид» — несмотря на драку, подумалось Осаму в момент созерцания столь самодовольного и почти доминантного выражения лица Чуи. Это уже было интригующе.
Заметив заинтересованный взгляд на своей персоне, Накахара надменно фыркнул, но слезать явно не собирался. Потому, Осаму решил сам переменить положение: выпрямился, попытался снова максимально аккуратно вывести напарника из равновесия, но в этот момент Чуя, быстро среагировав, предпринял попытку откатиться в сторону, а Дазай потянулся за ним.
В итоге, Накахара оказался заваленным на спину, одна его нога оказалась закинута Осаму на плечо, а вторую под коленкой бережно придерживал сам Осаму, сидящий на коленях прямо перед ним, почти нависая. В общем, понятно с какой ассоциацией поза.
Впрочем, Чуя лишь криво усмехнулся, отводя слегка раздражённый взгляд, а Дазай только придвинулся ближе, уже увереннее отводя чужую ножку в сторону, и ответно ухмыльнулся.
— Тебя всё ещё это так заводит? — Осаму перевёл взгляд ниже, подтверждая свои догадки — Накахара уже был довольно возбуждён.
— Ой, вот только не делай вид, будто тебя — нет! — справедливо негодует Чуя, откидывая голову назад.
И действительно — дикое желание успело разгореться у них обоих. А полумрак в комнате обещал, что всё, что может произойти далее, будет скрыто от посторонних глаз.
Их заинтригованные взгляды снова пересеклись и огоньки в них разожглись ещё ярче, на мгновение так обжигая, что Накахара, не думая, выпрямляется и, притянув чуть к себе Дазая, обеими руками держась за его голову, влажно и требовательно целует бывшего партнёра.
Осаму мягко, но страстно отвечает на поцелуй, мысленно подмечая, что растяжка у Чуи всё такая же отпадная — потому что, вероятно, не так просто инициативно целовать человека, одновременно держа уже обе ноги на его плечах. И Дазай вдруг поймал себя на мысли, что очень хочет проверить, насколько хороша осталась эта самая растяжка, которую Накахара раньше постоянно демонстрировал во время интима. Но это ещё успеется.
Когда Чуя отстранился, откинувшись назад, только чтоб перевести участившиеся дыхание, то прошептал Осаму прямо в губы:
— Ты меня чертовски раздражаешь, но я так, сука, хочу тебя.
Дазай, усмехнувшись в ответ, чередой коротких поцелуев прошёлся от щеки партнёра и до шеи, вызывая у Чуи только больше сладких вздохов, и опустил его ноги со своих плеч.
— Знаешь, наши желания взаимны, — Осаму подмигивает и, получив в ответ лишь напускное закатывание глаз, опускается чуть ниже. Оттягивает широкую горловину футболки и начинает нежно-нежно целовать ключицы Накахары, точно зная, как распалить его ещё сильнее.
И, как бы Чуе не было стыдно, такие незначительные ласки всё же смогли вызвать у него первое тихое: «Мгх...» и попытку прижать напарника ближе к себе, сводя ноги вокруг его талии.
Добившись желаемой реакции, Дазай с улыбкой отстраняется и ощутимо проводит рукой по торсу партнёра сквозь ткань одежды — задевает пальцами затвердевший сосок, чувствует, как вздымается грудная клетка, как пресс напрягается под прикосновением. Но не дойдя до паховой области, где на пижамных штанах красноречиво выпирал немаленький бугорок, Осаму просто задирает чёрную футболку и наклоняется, чтоб оставить внизу живота ещё несколько следов от поцелуев.
Накахара, стараясь сдерживаться, сильно зажмурился и стиснул в ладони каштановые волосы, пытаясь оттянуть чужое лицо подальше.
— Прекрати, придурок!! Ты дразнишься! — тут же высказал претензии Чуя, пытаясь не опуститься до уровня пошлых фантазий только лишь из-за того, что один раздражающий рот находится на уровне его промежности.
— Дразнюсь? А почему ты думаешь, что я не стану делать то, о чём ты сейчас упорно стараешься не думать? — почти издевательски, но со свойственной ноткой нежности интересуется Дазай, удобнее пристраивая руки на чужих бёдрах, — Даже не пытайся солгать, я тебя насквозь вижу. Ты хочешь этого. Так почему бы мне не исполнить твоё небольшое желание, чтоб завести тебя ещё больше?
Но видя, как Накахара старательно отворачивается, ведомый какими-то своими установками, Осаму поднимается на уровень чужой головы и ласково шепчет, обнимая:
— Давай, не стесняйся, ты же такой прекрасный, — и щёки Чуи стремительно краснеют.
— Блять, просто сделай это уже! — говорит Накахара и толкает голову напарника обратно, уже смелее глядя в карие глаза напротив. — И болтай поменьше, это мешает при отсасывании.
— Постараюсь, но не обещаю, — мелодично хихикает Дазай, вновь опускаясь вниз, и стягивает чужие пижамные штаны до середины бёдер вместе с бельём.
Осаму игриво усмехается и, придерживая чужой член одной рукой, широко проводит языком по головке.
Чуя, уже меньше сдерживая стоны, опять сжимает руку в копне тёмных волос, чуть оттягивая. Дазай, тем временем, начав плавные движения рукой вверх-вниз, мягко заглатывает небольшую часть длины и смыкает губы вокруг ствола. Двигает головой вперёд, на пробу пропускает в горло, задерживается так на пару секунд и плавно возвращается назад, не забыв крутануть языком на кончике. А далее начинает делать всё то же самое, лишь ускоряя темп.
О, Ками-сама, это только начало, а Накахара уже звонко стонет, стараясь не дёргать бёдрами, которые то и дело гладят длинные, юркие пальцы самоубийцы. Он готов кончить от одного только вида Осаму между своих ног. Но всё же решает не жертвовать такой прекрасной возможностью в виде охуенного секса, и тянет Дазая за волосы, нехотя отстраняя от своего члена.
— Мгх... Всё, хороший мальчик, давай уже к делу, — чеканит Чуя, запрокидывая голову, чтоб немного отдышаться.
— Как скажешь, сладкий, — воркует с ним Осаму, поднимаясь в сидячее положение, — Смазка есть?
— В тумбе, в первой полке.
— Ага, понял, — самоубийца немного отодвинулся, чтоб суметь дотянуться.
И пока Дазай доставал тюбик, пока помогал Накахаре полностью стянуть штаны с бельём, пока растирал между пальцев прохладный и прозрачный лубрикант, — Чуя заметил, как ему жарко: тело покрылось испариной, дышать стало тяжелее, а от любого касания Дазая по телу пробегали мурашки.
Осаму был умелым любовником. Потому, даже растяжка в его исполнении выглядела не столько мерой подготовки, сколько очередной страстной лаской.
Расставляя ноги пошире, Накахара прекрасно об этом помнил, и сразу убедился, что длинные и умелые руки всё ещё могут довести его до предела желания всего в несколько лёгких движений — Дазай плавно вставил сразу два пальца, обильно покрытых смазкой, слегка прокрутил ими и развёл в стороны, надавливая на то напрягающиеся, то расслабляющиеся стенки. Затем достаточно резко ввёл до конца и точным движением надавил на простату.
Чуя ощутимо вздрогнул, приоткрывая рот в беззвучном стоне и сжимая в кулаках края футболки. Его тело в тот момент было концентрированным напряжением. Это было что-то на грани дискомфорта. Чертовски приятно.
Осаму усмехается, наклоняется, чтоб ласково поцеловать партнёра в шею, и вновь довольно грубо толкается пальцами, проворно раздвигает и сгибает их во все возможные стороны, заставляя Накахару почти что метаться по кровати из-за незначительного, но постоянного давления на особенную точку.
Не переставая массировать простату, Дазай практически незаметно добавляет третий палец и начинает повторять ранее описанные движения, с небольшим дополнением в виде участившейся имитации толчков.
Чуя выгибается в спине и рефлекторно закрывает рот рукой, пытаясь не выдать лишних звуков, но с треском проваливая каждую попытку. Внутри уже так влажно... Ему безумно хочется большего.
— Что, мы настолько давно были вместе в последний раз, что крошка Чу уже забыл, какого это? — соблазняюще-приторно тянет Осаму, ехидно улыбаясь.
— Иди ты, — единственное, что может съязвить в ответ Накахара, а после громко застонать от череды резких движений пальцев по простате.
— Не ругайся, я же знаю, что тебе это нравится, — от его слов веет самодовольством, но Чуя готов закрыть на это глаза, пока чужие руки вытворяют с ним такие охуенные вещи. Пусть метод растяжки не был особо деликатным, скорее наоборот — веял лёгким дискомфортом, но по сравнению с яркими вспышками удовольствия, вызванными всеми этими действиями, боль не значила ничего, и вообще переставала восприниматься стимулированными зонами.
Как только Накахара стал мелко подрагивать и судорожно пытаться ухватиться за плечи напарника, Дазай остановил пальцы и, посчитав, что этого достаточно, плавно их вытащил. Чуя тут же расслабился, но чувство того, что он удовлетворён не до конца не давало покоя, раздражая своим присутствием.
Осаму порылся в карманах брюк — явно ожидал найти нужную вещь, но на месте та, видимо, не оказалась, — и посмотрел на Накахару.
— Я плащ оставил на кухне, там в кармане резинки были, — озвучил он, намереваясь вставать, но Чуя, нахмурившись, рывком притянул его к себе.
— Я тебя ждать не собираюсь, давай без, — очаровательно-злобно говорит мафиози и тянется рукой к чужой ширинке, в попытке побыстрее расстегнуть пуговицу с молнией и стянуть мешающие слои ткани. Настолько он уже хочет большего. Хочет, чтоб Дазай наконец отымел его, доведя до предела удовольствия.
— Хорошо, — Осаму усмехается, растирая остатки лубриканта с ладони на член, — Только потом не жалуйся. — и одним толчком входит до середины, наслаждаясь послышавшимся мелодичным вскриком.
Дазай кладёт руки Накахары себе на плечи, позволяя крепко держаться за них, и, секундно двинув тазом назад, вновь входит наполовину, давая привыкнуть подобным способом. Потому что знает, что Чуе это пиздец как нравится, — действия без лишних промедлений, — и потому что сам разделяет его взгляды.
Накахара закатывает глаза, пытаясь хоть немного выровнять дыхание. Как и всегда, Дазай растянул его просто идеально, прямо так, как нужно было — достаточно свободно, в меру узко — опять же, просто идеально. Ощущение его члена внутри было охуительным.
Каждый их секс оказывается на высшем уровне, этого не отнять.
Осаму усмехается, наклоняясь, и целует в губы, мягко, распаляюще. Чуя закидывает руки ему за шею, инициативно отвечая. И как же эти любовные жесты граничат с откровенной грубостью, и противоречат многочисленным словам о чистой ненависти — это уже давным-давно не так, все об этом знают.
— Готов, милый? — отстранившись, спрашивает Осаму и, дождавшись утвердительного кивка, начинает двигаться. Сперва достаточно плавно и размеренно, но постепенно наращивая темп, невольно делая громче шлепки кожей о кожу и вынуждая Накахару выкрикивать мелодичные стоны.
Чуя искусно прогибался в пояснице, подставляясь, делая проникновения наиболее приятными для себя.
Он был таким охуенным, что Дазай не мог отвести взгляд.
И никогда не мог.
Да и вряд ли уже сможет — смотреть на кого-либо другого после всевозможных отношений с Накахарой казалось просто оскорбительным. Даже мысль об этом воспринималась враждебной, — особенно во время взора на то, как Чуя подрагивающими руками старается расстегнуть его жилетку и рубашку, очевидно негодуя, что его одного тут раздели, и то не полностью.
Осаму улыбается и немного приостанавливает движения, чтоб помочь партнёру быстрее разобраться с пуговицами и стянуть с самого себя верх, оставшись в бинтах. Накахара, безусловно, сейчас бесится от вида извечных марлевых повязок и наверняка хочет самолично стянуть их все, но понимает, что это было бы слишком долго, и раздражённо хмурится.
Дазай в это время успевает окончательно снять с себя и брюки, до этого болтавшиеся на бёдрах, и только после этого вновь наклоняется к Чуе, усмехаясь:
— Ты такой красивый, когда злишься, — кратко целует любовника и приподнимает его под спину, чтоб стянуть футболку. Теперь, если не считать бинты, они на одном уровне по обнажению. Им всегда нравилось быть на равных — и в бою, и в постели, и в спорах. Была в этом искра интриги, кто же из них одержит верх в этот раз. И это всегда безумно увлекало.
Толчки возобновились с новой силой, стали более грубыми и размашистыми — именно такими, какими хотелось именно сейчас. Накахара снова закинул ноги на чужие плечи, немного меняя угол проникновения, и тут же мелко задрожал от кайфа. Каждый толчок задевал простату, ритмичными движениями резво прокатываясь по ней. До одури хорошо.
Осаму кладёт руки ему на колени, сделав темп чуть менее жёстким, чтобы его вопрос не оказался незамеченным для предавшегося страсти тела снизу:
— Слушай, Чуя, — Дазай так приторно произносит его имя, что Чуе невольно хочется покраснеть, — А твоя растяжка всё такая же отпадная, как в старые времена?
Накахара ухмыляется. Дерзкий вопрос.
— Хочешь проверить? — с очевидным вызовом отвечает рыжий мафиози, ровно смотря в карие глаза, кажущиеся чёрными в полумраке.
— Хочу. Даже очень, — уверенно признался Осаму и, вернувшись к прежней скорости толчков, резко развёл ноги Чуи немного в стороны и прижал их вплотную к кровати, давя на обратные стороны коленей, тем самым заставляя подстроиться под эту весьма акробатическую позу.
Для Накахары подобное проблемой не было, но по телу приятно пробежали мурашки от заинтересованного и похабного взгляда Дазая, а ещё безумно захотелось кончить прямо сейчас. Но Осаму не даст так просто этого сделать — заметив, что партнёр уже в двух шагах от оргазма, он замедляет темп, под недовольные мычания Чуи. А дав Накахаре с презрительным взглядом отдышаться, отойдя от предела, вновь взял грубый и быстрый ритм. Теперь, задыхаясь стонами, Чуя готов был всё простить. Ещё и угол такой охуенный, что толчки отдавались где-то аж в груди.
— Что ж, ты действительно в отличнейшей форме, — Дазай удовлетворённо улыбается и бережно отпускает чужие ноги, чтоб случайно не спровоцировать какое-нибудь растяжение подобной позицией.
Но обыкновенная миссионерка уже успела наскучить обоим, потому, по одной красноречивой переглядке приняв решение сменить позу, Осаму, не выходя из Накахары, ложится на спину и усаживает Чую на себя.
— Тебе ведь всё ещё нравится поза наездника? — с шальной улыбочкой уточняет Дазай, хотя и так прекрасно знает, что любимый напарник её просто обожает, за возможность побыть главным, при этом оставаясь «нижним».
— Шутишь? — всё так же дерзко усмехается Накахара, чувствуя, как бинтованные руки устраиваются на его узких, но действительно шикарных бёдрах, — Да это лучше любой классики! — и опираясь на руки начинает подниматься и опускаться по всей длине чужого члена, почти сразу переходя на ту скорость, которую ему хочется. То есть, на максимальную.
Чуя мог прыгать на нём часами, громко вскрикивая сам и улавливая слухом стоны Осаму. Это было бы прекрасно, но они уже на грани сладостного финала.
Едва ли не всхлипывая из-за перевозбуждения, Накахара смотрит на Дазая, одними губами произнося: «Я... уже на пределе, м-мх...». А Осаму, тоже едва сдерживающий себя, спрашивает:
— Кончим вместе? — и, стоило Чуе едва различимо кивнуть, накрывает его ладонь своей, а вторую кладёт на его член, и на самом грубом проникновении оба ярко кончают, вздрагивая, сжимаясь и будто бы на мгновение сливаясь воедино.
Накахара обессиленно упал на партнёра, а Дазай ласково взял его за руку. Ни один из них точно не планировал вставать в ближайшую минуту — как минимум, потому, что они истратили практически все свои силы, и, как максимум, из-за того, что восстанавливать дыхание в подобии объятий, особенно после такой бурной ночи, было приятно.
Через некоторое время, пытаясь не отключиться после такого сильного оргазма, Чуя всё же сползает с привычного уже бинтованного тела, переворачиваясь набок. Осаму поворачивается вслед за ним, что позволяет Накахаре довольно легко соскользнуть с обмякшего члена Дазая. Тут же он почувствовал, как вязкая жидкость внутри начинает медленно стекать со стенок. Чуя, если честно, не очень любит это ощущение, но тут пожаловаться не выйдет — он сам согласился трахаться без презика и буквально сразу же полез Дазаю в штаны. Даже немного стыдно стало, ей богу...
В общем, с усилием, но Накахара поднимается в около-сидячее положение.
— Мне нужно в душ.
— Помощь нужна? — уголком губ усмехается Осаму, привставая.
— На секс ещё и в ванной у меня сил не хватит. — ворчит Чуя, отведя взгляд и забавно фыркнув.
— Я, вообще-то, реальную помощь предлагал, но раз нет, так нет, — Дазай театрально повёл плечами и подполз к краю, ставя ноги на пол. Хождение по квартире абсолютно без одежды, конечно, не вызывало стеснения ни у кого из двоих, по понятным причинам. — Мне тоже не помешало бы освежиться, поэтому давай я сейчас быстренько умоюсь, пока ты будешь тут искать свою и мою одежду по всей кровати, ругаясь, что оставил телефон с фонариком на кухне, и проклиная меня.
— А помочь — не?! — агрессивно выпаливает Накахара, снова раздражаясь. Ну, конечно, помимо его самого, Осаму жизненно необходимо трахнуть ещё и его мозг.
Но Дазай вдруг усмехнулся и приблизился прямо к лицу напарника:
— Могу помочь координатами: футболка лежит за крайней подушкой, штаны твои свисают на пол с конца этого края, рубашка и жилетка валяются кучкой чуть в стороне от них, и мои брюки, кажется, улетели немного под кровать. Спасибо, крошка-Чу, — быстро проговаривает он, целует Чую в кончик носа и отстраняется, вставая, чтоб тут же направится в ванную.
Рыжий мафиози почувствовал, как его щёки секундно вспыхнули, но на смену лёгкому смущению всё равно пришло раздражение. Но, признаться честно, уже более приглушённое. Потому, Накахара так же поднялся с постели и стал на ощупь собирать одежду с тихим бубнежом о том, что телефон с фонариком, падла, на кухне, а Дазай вообще еблан конченный и его проклясть надо, ибо это из-за него сейчас по внутренней стороне бедра Чуи неприятно и липко стекает сперма.
Осаму вернулся через пару минут, действительно освежённый и умытый, даже бинты ему снимать не пришлось. Зайдя в комнату, он сразу же прижался к Накахаре сзади и сладко зевнул.
— Уже поздно. Пожалуй, я останусь у тебя до утра, — мягко мурлыкает он на ухо партнёра и аккуратно обнимает его за талию. Подлиза.
Чуя же, стараясь вести себя максимально беспристрастно, наигранно вздыхает и тихо говорит: «Ладно, оставайся». А потом уже громче:
— Твоё шмотьё в углу кровати, я в душ, — он вылезает из лёгких объятий и не торопясь идёт на выход.
Дазай ухмыляется, смотря ему вслед (глаза его уже привыкли к темноте).
— Ты в курсе, что шикарно выглядишь с измазанными спермой бёдрами?
Честно, Накахара едва подавил желание прикончить его на месте.
***
Мягкий шум льющейся воды, звучавший в ванной сравнительно недолго, уже прекратился.
На лампе над дверью одним комком висела ярко светящая гирлянда на батарейках, в качестве источника освещения.
Прошло не так много времени, Но Чуя успел расслабиться — первые десять минут просто стоял под струями тёплой воды, анализируя прошедший вечер, и ещё пятнадцать ушло на то, чтобы почистить себя после страстной ночи.
На удивление, Осаму даже остался в живых после того неудачного комплимента, и сейчас, судя по звукам, хозяйничал в чужой квартире. Накахара просто посчитал, что он слишком устал, чтобы жестоко убивать. К тому же, для интима Дазай вполне годится, поэтому можно на какое-то время оставить его в покое.
Чуя вытерся мягким полотенцем и, надев ту же пижаму (благо, она осталась чистой), вышел из ванной, осматриваясь в поисках своего суицидального безобразия.
Пол третьего ночи. Свет так и не включили.
Осаму, впрочем, нашёлся быстро — он спокойно стоял у закрытого окна и почему-то заинтересованно смотрел куда-то вдаль.
Ещё и одет был в одну из футболок Накахары, которые ему, вообще-то, никто не одалживал, вот засранец.
Чуя уже хотел было возмутиться, но Дазай заговорил первым, даже не отвернувшись от окна:
— Посмотри, — и указал пальцем в небо.
Накахара удивляется, но всё же становится рядом и начинает вглядываться в практически чёрный небосвод.
Сразу в глаза бросается яркая белая точка, обрамлённая красноватым сиянием, потом ещё одна, и ещё. Следующими его внимание улавливают и точки поменьше, которые ко всему прочему образовывают подсознательно знакомые фигуры. И... И это так красиво.
— Ухты, — явно неосознанно произносит Чуя, подступая ближе и опираясь руками о подоконник, — Никогда раньше не видел так много звёзд.
Он на мгновение задумывается о том, что в его жизни было слишком уж мало моментов, когда он в принципе мог полюбоваться красотами ночного неба, но печальные размышления отгоняют мягкие объятия Осаму и мысль о том, что сейчас у него есть та самая возможность вдоволь насладиться прекрасным видом и всё-таки приятной компанией.
И Накахара полностью расслабляется в таких родных уже руках.
— Это из-за того, что на данный момент в Йокогаме практически нет источников света. — объясняет Дазай, мягко улыбаясь, — Обычно обилие ярких огоньков с земли затмевает собой такой отдалённый звёздный свет, а сейчас нет. Ещё и Луна давно за горизонт зашла, не отвлекает.
— Хах, интересно. Я, кажется, даже созвездие вижу, — Чуя задумчиво тыкает пальцем в небо, обводя контуром фигуру из звёзд, — Не знаешь, как там оно?..
— Хм, то ли Жираф, то ли Жертвенник, не могу сказать точно, — вслух размышляет о названии Осаму, пока Накахара мысленно удивляется, что созвездий больше пятнадцати самых известных, ещё и с такими угарными названиями.
Как бы то ни было, Чуя откидывает голову на чужое плечо, невербально соглашаясь посмотреть на звёзды лишние пару минут.
— Красиво, — мечтательно-тихо говорит Накахара, чувствуя себя персонажем самой романтической сцены.
— Да. Я готов смотреть на это ещё очень долго, — таким же мягким тоном отвечает Дазай и, выждав секунду, аккуратно поворачивает лицо Чуи к себе за подбородок, и мелодично шепчет: — Но на тебя и твоё очаровательное злобное личико я готов смотреть целую вечность.
Осаму улыбается и, наклонившись, практически невесомо целует такие родные губы и отстраняется спустя пару секунд.
Несмотря на то, что буквально тридцать минут назад у них был жёсткий секс, столь банальное действие всё же смущает, потому что в нём читается самая искренняя любовь.
Накахара на мгновение замирает. Его сердце начинает биться в несколько раз чаще и мафиози отворачивается, хмурясь, краснея, мысленно негодуя на свою дурацкую влюблённость и безуспешно пытаясь успокоиться.
Неожиданно, Дазай вновь нежно прижимается к нему со спины и обвивает руками так, словно Чуя — самый-самый дорогой для него человек.
— Может, нам пора перестать скрывать свои чувства друг к другу? — такой неуверенный и немного даже печальный голос Осаму на грани слышимости заставляет сердце Накахары так сильно сжиматься, и одновременно с тем расширяться в несколько раз от переизбытка чувств, что он не выдерживает:
Достаточно резко, но так же аккуратно, Чуя разворачивается и притягивает к себе Дазая, по собственной инициативе любовно целуя в губы.
— Пожалуй, пора, — уверенно ответил Накахара, немного отдаляясь.
И Осаму на это искренне, действительно счастливо улыбнулся, после заключая возлюбленного в крепкие объятия, на которые Чуя без колебаний ответил тем же. Этой ночью они могут себе такое позволить.
Кажется, сами звёзды расстрогались этим моментом и на мгновение засверкали ярче.
Но такая идилллия не могла длиться вечно, и прервалась лишь совсем чуть-чуть недовольной фразой:
— Кстати, хуле ты в моей футболке?
— В рабочей одежде ложиться спать было бы неудобно, а ходить просить у тебя разрешения мне было лень, — Дазай бесстыдно пожимает плечами. Да, они оба всё ещё в своём репертуаре. — Пойдём лучше к кроватку? Выспимся и проваляемся там до послезавтрашнего дня.
— Я только за.
***
Непобедимый дуэт уже нежится в постели, наполовину пребывая в облачных дрёмах.
Но Чуя намеренно не торопится засыпать ещё некоторое время, чтобы кое в чём убедиться.
Осаму снова мягко улыбается, когда спит.
Но едва Накахара успел подумать, какой тот милый, пока видит сладкие сны, как Дазай, не открывая глаз, тихо спрашивает:
— Ну и долго ты собираешься на меня пялиться?
Чуя предательски краснеет, на секунду забывая, как правильно дышать, и теряется в сбивчивых попытках ответить.
Осаму, уже открывший глаза, мягко усмехается и любовно проводит ладонью по чужой щеке, призывая чуть успокоиться.
Накахара смущается немного сильнее, но не возражает, когда Дазай приближается и нежно целует в губы. Всё же, к подобному ещё нужно привыкнуть.
Отстраняется Осаму быстро, но его ласковая улыбка навевает Чуе фантомное ощущения поцелуя.
Они синхронно тянутся друг к другу, чтоб обняться покрепче.
— Сладких снов, мой милый Чибико-кун.
— Тебе тоже, скумбрия.