— Ты не имеешь, блять, права превращать в свои ебаные игрушки всех, кого тебе заблагорассудится. Если Дэймон настолько мудак, что поступает так, то у тебя-то мозги должны быть? Чем больше вампиров, тем больше убийств и смертей, а люди не идиоты, как бы тебе ни казалось обратное. Рано или поздно, но они всегда понимают, и еда превращается в охотника. Как думаешь, почему вампиров не так много, как должно бы быть, учитывая, что почти все обращенные — такие ж ебанутые на всю голову эгоистичные твари, как ты и мой брат? — Стефан хватает Викки за шкирку, как котенка, и тащит за собой к выходу из школы подальше от Джереми и Елены. — Потому что люди всегда знали, что мы есть, и, как бы это ни казалось им самим же бредом, они подсознательно защищают себя. Кресты, чеснок, вся эта ерунда, которую так любит поп-медиа — это результаты их исследований, результаты их ошибок. Но, спустя череду ошибок, неужели ты думаешь, они не нашли то, что им действительно поможет?

Вик шипит, принюхиваясь. Тягучий запах забивается в ноздри, раздражая нёбо, заставляя глаза слезиться. Она оглядывается, с неприязнью рассматривая пышные клумбы вокруг домов.

— Это вербена, — Сальваторе передергивает плечами и задерживает дыхание, пытаясь не вдыхать тяжелый запах: пусть на Викки растение и оказывает действие сильнее, чем на него самого, находиться здесь все равно сродни добровольной пытке. — В этом районе она растет в каждом дворе, и это не случайно, просто никто из жителей больше не задается вопросом, зачем они продолжают выращивать целые кусты этой дряни. И это только декоративный вариант, а теперь представь, что с тобой будет, если ты наткнешься на лекарственный.

Вместо ответа Донован чувствует тошноту и оседает на землю возле чьего-то забора. Они сбегают оттуда как можно скорей, забираясь в самый центр города, где запахи, шум и свет вымывают из ее сознания мразотный аромат смертоносного для вампира растения. Чуть позже они заказывают по чаю в кофейне, и это очередной урок от Сальваторе. Викки во все глаза смотрит на Стефана, пока чертов чай выжигает ей внутренности.

— Что это? — говорить не получается, и ей удается только прохрипеть свой вопрос прежде, чем загнуться пополам на глазах у остальных посетителей.

— Лимонный чай, — Стефан брезгливо отодвигает чашку, пытаясь скрыть улыбку при взгляде на Донован, — очень полезен при похмелье, усталости, отравлении.

Вик тошнит и она не понимает, к чему он ведет.

— А этот прекрасный запах чаю придает лимонная вербена.

Если бы у нее было достаточно сил, она бы, пожалуй, свернула ему шею, так Викки думает, пока Сальваторе несет ее на руках, как пьяную школьницу, прочь из кафе.

— Все, что кажется тебе безопасным, все, что кажется тебе жалким по сравнению с новообретенными возможностями, — Стефан жесток в своей правде, от которой ее укрыл Дэймон, и она благодарна ему за это, — может тебя убить. Всегда будь начеку, контролируй каждое свое движение. Только так ты справишься со всем и сможешь жить дальше.

Вик шатает еще несколько часов, и приходится проблеваться гребаным чаем, чтобы избавиться от чертовой вербены, все-таки сумевшей ее отравить. Чай, лимонный чай! Если бы вампиры издавали свой журнал, пожалуй, это стало бы самой смешной новостью в их мире.

Когда она выходит из ванной комнаты, Стефана уже нет в спальне, которую ей отвели в большом доме Сальваторе. Но, словно в насмешку и вечное напоминание, над кроватью висит распятие, а на прикроватной тумбочке стоит горшок с чертовски похожим на вербену растением. Донован принюхивается на всякий случай, чувствуя неприятный спазм в районе желудка.

Прежде чем лечь спать, она сдвигает темные шторы настолько плотно, чтобы ни один чертов луч солнца не смог пробраться сквозь них, но все равно всю ночь ей снится один и тот же кошмар: как она идет по бескрайнему полю, залитому солнечным светом, и сиреневые цветки, касаясь ее оголенной кожи, снова и снова оставляют на ней незатягивающиеся кровоточащие раны.