Но сокрушаться долго не пришлось, потому что у Ади затрезвонил телефон. Звонил Жан — он сообщил, что оборудование, образцы и прочие выставочные экспонаты прибыли, и их нужно встречать, оформлять стенд и сделать это максимально быстро, ибо комплекс откроется к вечеру — торжественной церемонией, и хотелось бы к этому времени быть в полной боевой готовности.

      Поговорив с шефом, Ади положил трубку и повернулся к Рэю.

      — Ты слышал? — спросил он. — Пора за работу, — альфа уже поднялся, но теперь сидел на кровати — неподвижно, отрешённо, хотя разговор слышал и даже покивал омеге, дав понять, что в курсе событий. Правда, смотрел при этом куда-то в одну точку, поэтому Ади подсел к нему и обхватил за плечи.

      — Ну, что с тобой, милый? Неужели настолько всё плохо?

      Рэй с болью закрыл глаза, потом с тяжелым вздохом снова открыл их.

      — Не бери в голову… Просто… я долго отхожу от этих снов. Не переживай — скоро всё придет в норму, — он попробовал улыбнуться, но улыбка вышла настолько вымученной, что верилось в это с трудом. Омега сочувственно покачал головой.

      — Тебя что-то гнетёт, да? Может быть ты расскажешь?

      Альфа даже шарахнулся.

      — Нет, — он испуганно замотал головой и, совсем растерявшись, начал судорожно искать свою одежду. — Мне… надо идти… Я пойду к себе в номер — надо переодеться… Нас ведь ждут?.. Нельзя опаздывать… — но Ади крепко вцепился в его руку и удержал с удивительной для омеги силой. Рэй попытался вырваться, но ничего не вышло — правда, он не особо-то и старался, поэтому уселся рядом, затих и, немного помолчав, опустил голову.

      — Ади, я боюсь, — сказал он.

      — Чего ты боишься?

      — Потерять тебя, — Рэй даже вздрогнул, произнеся эти слова. — Я не переживу… Не смогу! — он провел рукой по вспотевшему лбу, закрыл ладонью глаза. — Ты слишком глубоко запал в моё сердце. Слишком глубоко! Я ужасно боюсь потерять тебя, понимаешь?..

      Ади придвинулся к нему ближе, крепко обнял.

      — Но это же невозможно, Рэй, — сказал он ему. — Ты — часть моей души. Я никогда и ни с кем не был так счастлив. Ты как будто родной для меня. И поэтому, что бы ни случилось, я всегда буду рядом…

      — Ох, не зарекайся, — альфа страдальчески отвернулся. — Ты ведь не знаешь меня. Толком не знаешь… А что, если ты ошибаешься, и я окажусь не таким уж хорошим, как тебе кажется? Что, если на самом деле я — монстр… который и жить недостоин, не то что быть чьим-то любимым…

      Омега осторожно сжал его руку — он очень боялся спугнуть мгновение: альфа почти раскрылся, и Ади хотелось, чтобы он выговорился.

      — Ты сделал что-то плохое, да? — осмелился спросить он. — И думаешь, я не пойму? — Рэй дёрнулся, сразу вскочил и стал нервно натягивать пижамные штаны, еле попадая в штанины.

      — Ничего я не сделал, — с паническим страхом приговаривал он. — С чего ты решил?..

      Быстро одевшись, он влез в тапочки, накинул белый, махровый халат с вышитой эмблемой отеля на кармашке и запахнул его так, будто замёрз. Смотреть на него было больно: альфу трясло, глаза увлажнились, и даже слезинка капнула на ковер. Он вытер лицо рукавом, кое-как завязал пояс и направился к двери. Ади не удержался и крикнул ему:

      — Но если ты так убиваешься, значит сделал что-то несвойственное тебе! А раз раскаиваешься, значит ты по-прежнему хороший! И никакое ты не монстр, слышишь?!

      Рэй замер, ухватившись за ручку двери — почему-то эти слова его зацепили. Никогда он ещё не смотрел на свою проблему под таким углом. Ему вдруг стало спокойнее — как будто камень с души свалился, пусть и не весь, а какая-то его часть — но и это уже было большим облегчением. Он помедлил, стоя у двери, потом повернулся к омеге.

      — Ты извини меня… Я… после этих кошмаров всегда сам не свой. Но это проходит. Сейчас я приму душ, оклемаюсь, и всё будет в порядке. Потом мы сходим позавтракать, ладно? Я приду в себя, честно… — и он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

      А Ади остался в постели — обнаженный, лохматый, расстроенный. Конечно, не так он представлял себе это утро, совершенно не так. Стало ужасно грустно, вся романтика улетучилась, и хотя в номере по-прежнему витал тонкий, взволнованный аромат ванили, оставленный альфой, но это было всё, что напоминало о прелестях этой чудесной ночи. Как будто прекрасный сон закончился — как же это обидно.