В Ираке в это время обычно тихо-тихо. В Америке кипит жизнь.
Где-то гудят машины, болтают люди, из каждого кафе играет музыка, путаясь аккордами с веселым смехом прохожих. Особенно перед Рождеством, когда улицы переливаются разноцветными огнями, а елки на каждом шагу пестрят шарами и блестками.
Волна теплого, пахнущего печеньем воздуха превращает снежинки в волосах Джейсона в маленькие капли, стоит ему ввалиться в квартиру, шурша подарочными пакетами. Он болтает по телефону с Эриком — марафон поздравлений не прекращается с самого утра — и пытается стянуть ботинки без рук. Салим ловит Джейсона за считаные секунды до того, как тот падает.
Как и всегда.
— Опять ты без шапки.
— Ой, не начинай. Меня не убили пули и блядские вампиры, ты правда думаешь, что я умру, если пройдусь по улице с голой головой?
Осуждающий взгляд Джейсон выдерживает спокойно. Вот уж нет, место на голове (и в сердце) навечно забито для кепки. Ну, может, для ромашек, которые Меган затыкает ему за ухо на прогулках, и рук Салима в те моменты, когда он гладит его по волосам перед сном. Но никаких шапок.
Салим, видимо, в честь Рождества, в этот раз решает уступить сразу, только головой качает.
— Меган с Зейном уже спят, — он улыбается, забирая пакеты, и черт возьми, Джейсон не может удержаться: по-прежнему пахнущий морозом, в одном ботинке и расстёгнутой куртке, с Эриком, все еще болтающим о работе, на том конце провода, он хватает Салима за ворот глупого рождественского свитера и притягивает к себе, чтобы поймать эту улыбку губами. Салим не то чтобы против.
Всю свою жизнь Джейсон думал, что любовь не для него. Нельзя сказать, что он совсем в нее не верил, куда там: Колчек знал кучу людей, встретивших «тех самых», наблюдал за их счастьем, впитывал его, завидовал украдкой, потому что у него такого не было никогда. А первые настоящие отношения в восемнадцать лет веру в любовь не только не укрепили, а похерили еще сильнее, почти не оставив сомнений в том, что Джейсону Колчеку семейное счастье не положено. И он искренне верил в это до тридцати.
Все поменялось в тот момент, когда Джейсон встретил Салима.
Ник с Рейчел, семья Османов, черт, да даже Эрик со своим гребаным Целусом — любовь, пусть разная, окружала Колчека, просто… Просто он все еще не верил в то, что любовь для него, даже когда Салим впервые его поцеловал. Тогда, глядя ему в глаза, Джейсон думал, что Вселенная что-то напутала.
Глядя в глаза Салиму теперь, полтора года спустя, Джейсон думает, что никогда еще не был готов убить за один только поцелуй.
В гостиной тепло мерцает ёлка и из проигрывателя негромко поёт старина Элвис.
Пока Салим пристраивает пакеты среди груды подарков, Джейсон заваливается на диван; приятная усталость разливается по телу вперемешку с удовлетворением. Ещё бы, после месяца поисков Колчек выловил у букиниста книжку для Зейна. Старинную, потрепанную, с заметками на полях — никто бы не удивился, если бы вместо мифов внутри обнаружились древние заклинания для вызова Дьявола — страшенную, надо быть честным. Но пацану точно понравится, а значит, Джейсон готов был за неё драться.
С Меган, конечно, было попроще, но найти «пгхинцессу в зелёном, но как будто голубом, только не синем платье» оказалось той ещё задачкой. Особенно учитывая то, что понятия зелёного и голубого у Джейсона с дочерью разнились… охуеть как значительно.
— Что? — Колчек выныривает из своих мыслей, хмурится, осознав, что Салим вот уже пару минут за ним наблюдает.
— Ничего. Просто думаю о том, какой ты очаровательный, когда улыбаешься.
Осман протягивает смущенному Джейсону руку — тот с готовностью за неё берётся. Салим может вести его куда захочет: пока он рядом, Колчек готов к чему угодно.
Когда-то Джейсон думал, что любовь надо заслужить.
Он тридцать лет выбивался из сил, боролся за крохи того, что считал любовью, сначала от родителей, потом — от сверстников.
Любовь для Джейсона всегда была мучительной гонкой, и только Салим показал ему, что это не так. Салим остановил его, позволил отдохнуть в своих объятиях и наконец почувствовать, что его любят в ответ. Просто за то, какой он есть, со всеми недостатками, несмотря на «я помою посуду завтра» и «я сегодня не в настроении для чего-то, кроме объятий».
Джейсону больше не нужна любовь своей страны, он нашел все, о чем когда-то мечтал, в одном человеке.
В человеке, обнимающем его за талию именно так, как нужно, пока они медленно кружат по гостиной среди разбросанных детских игрушек и цветной мишуры, а все, что имеет значение — мелодия песни и огни ночного города, как будто весь этот искрящийся тихий мир существует только для них двоих. Танцующих просто потому, что хочется, потому, что так они делят свою огромную любовь на двоих.
Джейсон когда-то слышал, что объятия такие приятные из-за того, что мир всегда стремится к симметрии, и, обнимая кого-то, человек находит свое второе сердце, что бьется с другой стороны. Честно, только теперь, прижимаясь к своему мужу, Колчек наконец понимает, что к чему.
Салим вдруг улыбается:
— Почти как свадебный танец. Помнишь?
— О господи, это было ужасно, — Джейсон прячет смешок в изгибе чужой шеи, слыша над ухом мягкий смех Салима. Они репетировали танец жениха и… жениха раз, наверное, сотню, но на свадьбе Колчек от волнения все равно запутался в собственных ногах. Салиму потом пришлось месяц подкупать Ника домашней едой, чтобы тот наконец перестал об этом шутить, а Джейсон поклялся, что никогда больше в жизни не будет танцевать, разве что если к его голове приставят пистолет. И то не факт.
Но сейчас они никуда не спешат, потому что до рассвета еще целая вечность, на них никто не смотрит, Джейсону не нужно судорожно считать в голове до трех снова и снова. Чувствуя теплые ладони под свитером и глядя на отблески гирлянд в глазах Салима, он думает, что никогда еще не чувствовал себя так спокойно. Джейсон все еще не определился, в какие моменты он любит мужа сильнее: по утрам, когда они просыпаются с первыми лучами солнца, или ночью — неважно, занимаются они любовью или напоминают друг другу дышать после кошмаров.
Может, когда тот болтает с Зейном, терпеливо выслушивая байки про шумеров, или в десятый раз объясняет Меган, откуда берутся облака. Может, в моменты радости, может, усталости. Иногда — когда воспоминания о войне сдавливают горло так, что сделать вдох получается только через несколько долгих секунд.
Но все-таки больше всего Джейсон любит Салима сейчас. Когда мир, превратившись в размытую декорацию из музыки и огней, услужливо замирает, давая им побыть только вдвоем.
Елка все так же тепло мерцает в полумраке — они не включают свет, но им это и не нужно. Элвис все так же сладко поет из проигрывателя о том, что спешат только дураки, но кто он такой, чтобы судить? Джейсон нашел свою любовь, пронес ее сквозь ад и будет бережно хранить еще долгие-долгие годы. Теперь он наконец может искренне сказать:
— Я люблю тебя.
И услышать это в ответ.
Однажды в Рождество Джейсон рыдал на холодном полу притона, не зная, что через пять лет в его жизни появится человек, который перевернет для него весь мир.
Никогда не поздно начать сначала, даже если тебе за тридцать. Даже если за спиной у тебя сотни проигнорированных «не хочу», тысячи синяков, передоз и бесчисленное множество тоскливых ночей без надежды на будущее.
Теперь Джейсон это понимает.
Теперь Джейсон наконец может позволить себе любить.