Салим? Салим недавно вернулся с войны.
Салим знает прекрасно, что, когда бьют кулаком в лицо, солнечное сплетение, живот, это терпимо. Знает, что когда пуля врезается в твое тело — больно. Когда нож — даже больнее, чем огнестрел, как оказалось. Сегодня Салим узнал, что когти и зубы — это чертовски, блять, больно. Но он даже представить себе не может, каково это, когда из твоего живота торчит копье, и ты ничего не можешь с этим сделать, только считать минуты до конца.
И Салиму давно пора бы уже догадаться, что война его так просто не отпустит.
Он так радовался, вернувшись домой, таких планов настроил, черт бы их побрал. Неудачное, наверное, выражение, учитывая то, что черт их и побрал.
Война не тронула его сына, подарила им второй шанс, и еще вчера утром Салим был уверен, что все позади. Что они переберутся в Лондон, что теперь ему никогда в жизни не придется видеть крови больше, чем от случайного пореза во время приготовления ужина. А теперь мальчишка в дурацкой кепке, на вид едва старше Зейна, умирает у него на руках. Кровь, отвратительно теплая, стекает по копью прямо на проклятую землю.
— Вот же блядство, — хрипит Джейсон. Он даже не может опустить голову, чтобы посмотреть, насколько все плохо: каждое движение взрывается в теле болью, хотя казалось бы, куда уж больнее. — Не думал, что подохну вот так, в объятиях долбанного иракца.
Салим не злится. Салим знает — мальчишка просто запутался. Он сам ему сказал, сам признался, что он просто бывший наркоман, проебавший все, что у него было, сражающийся за свою страну, от которой тоже ничего уже не осталось. Салим хочет сказать: «Сегодня Штаты потеряют отличного бойца». Но молчит.
Он никогда не узнает, что больше всего в этот момент Колчеку нужна была поддержка. Да, они оба понимали, что ничего уже не поможет, и да, Джейсону было ясно как божий день, что он умрет. Но ему так сильно нужно было услышать, что все будет хорошо. Салим не знал.
И Салим никогда не узнает, что любимая пицца Джейсона — пепперони, что он с детства мечтал завести огромного, слюнявого дога. Что он втайне обожает «Друзей», особенно второй сезон, и ненавидит все части «Звездных Войн».
Салим не увидит родинку Джейсона прямо под коленкой и шрам на другой, полученный не в детстве, но на одном из первых военных учений, когда осколок рванувшей раньше времени гранаты по касательной задел ногу.
Не попробует приготовленный Колчеком ужин — тот умеет готовить индейку одиннадцатью разными способами — и не узнает, что «не все американские солдаты жить не могут без пива, придурок».
Салим не узнает, как Джейсон, закаленный морпех Джейсон, каждый раз жалуется, что умирает, стоит температуре подняться выше тридцати семи, а насморку — не проходить в течение хотя бы суток.
— Как думаешь, долго мне еще? — голос Джейсона, уже совсем тихий, тонет в далеком реве чудовищ. Их пока не видно, но нетрудно догадаться — твари, потревоженные вторжением и взрывчаткой, гонятся за ними. И шансы Салима убежать с каждой секундой стремятся к нулю.
— Пара минут, — одной рукой Салим покрепче сжимает кол. Другой — гладит пацана по волосам.
— Ладно.
Кровь капает и капает, собираясь в лужу на ледяном полу пещеры. Салим пробыл на войне слишком долго, чтобы не знать: если лужа такого размера, человека уже не спасти. Джейсона уже не спасти. Как будто бы торчащего из чужого живота копья было недостаточно, чтобы догадаться.
Салим рассматривает лейтенанта, чувствуя себя последним человеком, потому что не думает о его боли, не пытается помочь, даже утешить не пытается. Боится, что Джейсон огрызнется. Не за себя боится — за него. Потому что не хочет, чтобы последними словами Колчека был язвительный комментарий. Салим знает, что мальчишка на самом деле совсем другой, что скрывает за насмешками и ужимками страх, изо всех сил старается исправить ошибки прошлого, но все, что он может — шутить-шутить-шутить, пока от ухмылки не начнет сводить скулы.
Чего Салим не знает, так это того, что Джейсон отличный друг. Не враг-моего-врага-мой-друг, готовый прикрыть спину, а самый обыкновенный, но самый преданный друг. Может, Ник расскажет Салиму, что Джейсон любил хип-хоп. Что бегал по утрам и знал, как будет перец на арабском, потому что ненавидел пресную еду и слишком часто бывал на иракских рынках. Что в ящике стола у него всегда можно было найти пару похабных журналов, но никогда — заметить, что он хоть раз ими воспользовался. Ник мог бы рассказать об откровенном разговоре на повышенных тонах, случившемся однажды.
Но Ник никогда не сможет рассказать Салиму, что Джейсон восхитительно стонет, когда касаешься его бедер с внутренней стороны. Что не затыкается даже тогда, когда втрахиваешь его в матрас. Как ему бывает слишком лень идти в душ сразу после, и он делает это утром, а потом еще час ходит голый по дому, и полотенце висит у него на плечах, а не вокруг пояса, как у всех нормальных людей. Салим должен был узнать все это сам.
Не успел.
Он должен был увидеть гордость в глазах Джейсона, смотрящего на выпускника-Зейна через пару лет. Должен был надеть ему на палец кольцо и весь оставшийся вечер выслушивать, что элегантный костюм сковывает движения, а без счастливой кепки показавшееся в туманном Лондоне солнце слепит глаза. «Черт, Джейсон, ну кто надевает кепку на свадьбу?»
Он должен был видеть, как с каждым днем Джейсону становится легче. Как отступают кошмары, а упоминание вампиров больше не вызывает нервную дрожь. Салим бы удивился тому, какими крепкими могут быть объятия его мужа, когда сам Осман вдруг проснется посреди ночи в холодном поту.
— Салим?
— Да?
— Спасибо.
Салим кивает и закрывает глаза. Молится, пусть даже бог у них с Джейсоном разный. Салиму просто не хочется видеть, как ожесточившееся не по годам лицо расслабляется, становится почти мальчишеским, как будто это просто очередная глупая шутка, как будто он сейчас вскинет голову и ухмыльнется своей этой бессовестно красивой ухмылкой.
Но Джейсон мертв.
Салим мягко закрывает ему глаза, едва касаясь пальцами век. Поднимается на ноги и отдает честь. Ему не хочется бросать тело здесь, вот так, на растерзание вампирам; Колчек заслуживал куда большего, чем остаться в ебаной пещере с копьем в животе, но крови слишком много, а Салиму нужно идти.
Салим не знает, что в последнюю секунду Джейсон чувствовал облегчение.
Салим не знает миллиона разных мелочей о Джейсоне Колчеке и никогда не узнает.
Салим знает одно — он бы Джейсона полюбил.
***
Салим? Салим давно вернулся с войны.
Салим знает, что пули, ножи, даже зубы и когти — херня.
Потому что нет ничего больнее, чем помнить человека дольше, чем ты его знал.