– Дорогая, я уже несколько раз стучалась, а ты все не открываешь! – В спальню неожиданно вошла Аделайн, – Тебя ждет библиотекарь, так что скорее одевайся и пойдем.

Девушка, поморщившись, отыскала под кроватью тапочки, и покорно начала собираться, хоть и совершенно не хотела выдавать книги вместо того, чтобы искать родителей.

В свободную минуту прогуливаясь между высокими стеллажами при тусклом свете старых ламп, она зачитывалась древними фолиантами и манускриптами с непонятными словами, а также мифами и сказками о волшебных существах.

Уже несколько дней дождь лил, как из ведра, только вот еще одно выданное задание не позволило долго оставаться в теплых стенах.

Но Мелинда была рада этой неожиданно появившейся возможности еще раз пообщаться с Готье, к которому была приставлена в качестве помощницы.

– Скажи, а почему ты так поступил? – растирая озябшие ладони, опрометчиво поинтересовалась у него Латур, – Почему согласился работать с ними ради меня?

– Откуда ты узнала, Линда? – недоуменно переспросил Климент, снимая с плеч свой сюртук, чтобы накинуть его на плечи продрогшей спутницы.

– Не надо, – осознав, что почти выдала себя, девушка растерялась, – ты ведь замерзнешь…

– Не переживай за меня, – юноша, уловив ее замешательство, поспешил сменить тему и раскрыл зонт, чтобы не промокнуть окончательно, – уже скоро мы будем на месте.

Но, пройдя еще пару метров, он вдруг замер, неотрывно глядя на слабо горящий фонарь, освещавший истоптанную брусчатку с большими лужами, около закрытого магазина.

– Веди себя естественно, – процедил сквозь зубы Готье и прогулочным шагом повел Мелинду к ближайшему проулку, где и благополучно телепортировался.

Оказавшись у незнакомого многоквартирного дома, Латур, в этот раз перенесшая перемещение гораздо легче, наконец, с легкой иронией уточнила:

– Опять кто-то за тобой следит?

– Может, я ошибся, – Климент вытащил из кармана брюк небольшую связку ключей, – но лучше все-таки перестраховаться.

Открыв дверь в парадную, он придержал ее, пропуская девушку, но та даже не сдвинулась с места, боясь оказаться во власти этой густой и обволакивающей тьмы, поэтому Готье вошел первым, осознав причину заминки, и пояснил:

– Кто-то постоянно разбивает светильники, – он взял Латур под локоть, но та и не противилась, боясь случайно на что-то наткнуться, – осторожно, здесь лестница.

Подниматься по ступеням в кромешной темноте было непривычно, но, благо, вскоре они остановились около одной из квартир, а юноша оставил зонт в специальной подставке:

– Добро пожаловать в мое скромное жилище!

Войдя внутрь, девушка сразу обратила внимание на множество свисающих с потолка защитных амулетов, переливающихся при свете ламп, и пестрых ловцов снов, неравномерно раскачивающихся в разные стороны, что вызывали рябь в глазах.

– Приношу извинения за бардак, – не снимая обуви, Климент прошел на кухню и поставил чайник на плиту, – ты будешь кофе или чай? Могу заварить мятный.

Выбрав второе, Латур присела на ближайший стул и, увлеченно рассматривая винтажный интерьер, стала дожидаться, пока Готье закончить с приготовлениями.

– Скажи, о чем ты хочешь поговорить? – поинтересовался юноша, поставив вскоре перед гостьей ароматно пахнущую кружку, от которой столбом шел пар.

– Пожалуйста, расскажи о себе, - упустить такой шанс было бы непростительно.

Климент опустился на табуретку, стоящую напротив девушки, а его брови удивленно изогнулись, но после небольшой паузы он все-таки заговорил:

– Я родом из маленького городка, что к западу отсюда, моя мать была домохозяйкой, сидела с младшим братом, а отец…

Отец юноши, Эврард, во время очередного кризиса уволился с производственной фабрики из-за низкой зарплаты, перестав приносить деньги в семью, что очень ударило по его нездоровому чувству самолюбия и стало причиной пристрастия к алкоголю - попытке найти в выпивке утешение. В пылу хмельной горячки он часто поднимал руку на жену и сыновей.

Готье, будучи подростком, пытался давать ему отпор, но тогда еще очень плохо владел своими свойствами, поэтому толку от этого сопротивления не было никакого.

– Наверное, матушка думала, что сможет ему помочь, поэтому терпела, но, мне кажется, что это было самой большой ее ошибкой…

Тяжело вздохнув, Климент вытащил из-под рубашки тот самый кулон, который девушка заприметила еще в первый день, и дрожащими пальцами его открыл.

Оказалось, что внутри он хранил выцветшую фотографию белокурой девушки с пышным букетом васильков в руках, который выгодно подчеркивал ее голубые глаза.

– Это твоя мама? – робко уточнила Латур, – Красивая… Вы очень похожи.

– Да, Шанталь, – юноша с нежностью коснулся фотографии, – у нее был просто ангельский голос.

Однажды в Рождество Эврард перешел все границы, выпив запредельную дозу алкоголя, и стал совершенно неуправляемым в своей агрессии.

Уже давно заснувшие дети проснулись от крика матери, попавшей под горячую руку мужчины, но Климент не решился противостоять отцу и в этот раз, понимая, что сейчас тот слишком опасен, но зато смог незаметно увести из дома плачущего от страха Рафаэля, пытаясь убедить себя, что поступает правильно.

Других родственников у братьев больше не было, поэтому они, одетые в то, что первым попалось под руку, до самого рассвета просидели в городском парке, прежде чем, наконец, отважились вернуться назад. Отец из дома, к счастью, ушел, а мама, изможденная, но живая, вопреки всем опасениям, лежала на старом ободранном диване в гостиной.

Этот инцидент стал последней каплей для Шанталь, поэтому она на последние деньги увезла сыновей на свою родину, страну с холодным и суровым климатом, хоть и осознавала, что податься там будет не к кому.

Казалось, назло судьбе их жизнь начала налаживаться. Но бронхит, ставший осложнением заработанной Рафаэлем в тот вечер простуды, перетек в хронический, а многолетние побои для Шанталь не прошли бесследно. Она медленно угасла на глазах у своих детей, словно восковая свеча.

В приюте, куда попали братья, наставницы не проявляли и каплю заботы, питание было скудным, а одежда поношенной, поэтому Климент занимался каждую свободную минуту, чтобы стать способным магом и ни в чем не нуждаться. А как только появилась возможность, вернулся с Рафаэлем на родину, надеясь, что здешние лекари смогут помочь его брату, но те лишь развели руками, сказав, что мальчику еще повезло продержаться столько лет без надлежащего лечения.

– Я ненавижу любое насилие, – Климент немигающим взглядом смотрел на свою остывшую кружку чая, – оно порождает только боль.

– Но неужели ты не хочешь мира? Счастья? За них ведь стоит бороться… – Латур невольно улавливала его настроение, поэтому всячески пыталась подбодрить.

Как человек, не знающий лишений, девушка очень смутно представляла, какие преграды стоят перед людьми в других условиях, и просто не могла поверить в услышанное.

– Разве все это нельзя получить без борьбы? – дрожащим голосом прошептал юноша.

– Ничего в этом мире нельзя получить, если ничем не жертвовать, – Мелинда осторожно коснулась его руки, погладив по костяшкам, – Теперь я это, к сожалению, осознала…