Белые пальцы рвали лепестки, один за другим, один за другим. Они осыпались маленькой горкой на подоле платья, и как только один цветок превращался в тощий стебель, руки тянулись к следующему, в букете, лежащем рядом. С такой высоты не видно, что это, но кажется, росистая трава — ничего другого без солнечного света здесь просто не выживает, — зато отчётливо было видно напряжение в узких плечах.
В груди неприятно потянуло. Который день Микелла сидел на подступах к дворцу и смотрел вдаль, туда, где в пёстрой смеси из тысяч звёзд и неземных лиловых красок скалились очертания Вечного города. И который день Мог, замечая это, испытывал странное колючее чувство, словно у него под кожей завёлся паразит, прогрызающий себе путь прямо к сердцу.
Было ли у Знамений сердце? Мог полагал, что нет — иначе на манер своего жалкого братца простил бы всю пережитую боль, — но сейчас ныло так, что он засомневался.
В голове не укладывалось. Не может быть в этом мире, ни в одном из его слоёв, на постижение которых только способен Мог, такой вещи, способной опечалить столь совершенное существо.
Он сжал пальцы на каменных перилах. Камень с надрывом захрустел и осыпался под ноги; перешагнув мелкую крошку, Мог двинулся к лестнице.
Микелла, его дражайший, бесценный Микелла, был выше каждого ничтожного бога и всех его потомков. До сих пор всё складывалось так, как он желал. Не единого раза не случалось такого, чтобы Микелла затруднялся, гадал, не мог найти решения — оно всегда было наготове, как остро наточенный меч в ножнах. Каждый шаг — выверенный, спланированный, карта в рукаве, разыгранная в нужный момент.
Мог восхищался — нет, благоговел. Боготворил, поклонялся, возвёл самого себя как алтарь вокруг собственного Солнца. Не могло произойти чего-то из ряда вон — причина наверняка незначительная, банальная, Мог с ней разберётся, Мог сделает всё, чтобы сияние его Солнца не угасало ни на секунду.
Микелла чуть повернул голову, стоило ноге миновать последнюю ступеньку. Он не проронил ни слова.
— Мой дорогой Микелла, — пальцы, одними подушечками, прикоснулись к плечу словно к крыльям бабочки; боялся, что когти порвут очередное платье — Микелла злится, не любит такое. — Что тебя тревожит?
Безлунная синева искусственного неба кистью обвела резной профиль. На губах после этих слов тенью спряталась лёгкая улыбка. Микелла отложил очередной стебель, зачерпнул горсть лепестков с колен и, подняв их на ладони, сдул.
Только вблизи Мог понял, что его Солнце всё это время калечило могильные ландыши.
Болезненно-бледные лепестки вспорхнули в воздух как стая голубей и тут же опали на потёртые каменные плиты. Будучи на пестике, они издавали тусклое свечение, но сейчас у ног Микеллы напоминали безжизненно сизые обрывки ткани.
Микелла повернулся и посмотрел на Мога снизу вверх.
— Побудь со мной немного, — попросил он, и этому голосу невозможно было ослушаться.
Мог вздрогнул. Ломано обшёл его и как подкошенный рухнул на колени, уложив голову на подол платья. На рога легла тёплая ладонь, принявшись гладить, и момент ожидания этого прикосновения показался Могу вечностью.
Его пробила судорога. Хотелось ответить: обнять ноги, вжаться мордой в легчайший фланель и целовать-целовать-целовать эти бёдра под ней, пока рука продолжает двигаться от основания к самому кончику. Но Мог не смел. До тех пор, пока его божество, его солнце и звёзды, не позволит, ему оставалось только грезить и смиренно ждать.
Ждать, когда получит ответы на свои вопросы, озвученные и спрятанные глубоко-глубоко внутри.
— Я тоскую по солнечному свету, — наконец, заговорил Микелла, и Мог напрягся. — Здесь вечная ночь, дни напоминают друг друга как близнецы. — Долгий вздох, пальцы подушечками погладили нарост у основания рога. — Эльфаэль, напротив, всегда залит солнцем.
Микелла замолчал, размышляя. Мог ожидал его дальнейших слов как заключённый — свист лезвия гильотины. Причина незначительная, всё так, но от этого почему-то не становилось легче. Микелла тосковал по поверхности, по своему родному Эльфаэлю, и от этого сердце — которого не должно быть у Знамений! — задыхалось от рыданий.
Мог сделает всё, чтобы сияние его Солнца не угасало ни на секунду, конечно, как может не.
Но что же ему предпринять, когда оно захочет настоящее?
— Нужно подождать ещё немного, — Мог вложил в голос всю нежность, на которую только был способен. — Совсем скоро мы вернёмся и заберём то, что наше по праву.
Микелла хмыкнул.
— Всё изменилось так быстро. Можем ли мы позволить себе ждать ещё?
На это не требовалось ответа. Мог и сам понимал, что дальнейшее бездействие, нет, ожидание, может сыграть против них. Вопрос времени, когда Погасший, севший на трон Элдена, вспомнит про подземную реку и Неземного, всё ещё владеющего Великой руной. Мог не боялся, конечно же нет — с тем могуществом, которое обрёл его Микелла, ему достаточно щёлкнуть пальцами, чтобы надломить старое прогнившее дерево надвое, — он просто не хотел играть по чужим правилам. Защищаться в дыре под землёй, куда он забился, словно чумная собака, вместо того, чтобы войти в столицу и поставить на колени каждого, кто не преклонит их сам — его Солнце не заслуживает такого.
Мог утопит в крови один город за другим и захлебнётся ею сам, если таковым будет желание его божества.
Он поднял голову, не в силах больше терпеть. На алебастровом бескровном лице в обрамлении вьющихся волос звезды и ночные краски рисовали ломаные линии, выделяя острые черты лица и лукавый изгиб губ. В нечеловечески светлых глазах кипело золото и чем дольше Мог смотрел в них, тем сильнее его сковывало иррациональным, первобытным ужасом.
Он опустил взгляд, но в кожу всё равно вцепилось неприятное ощущение присутствия чего-то, что постичь не под силу даже ему.
— Пока не… — сипло начал Мог.
— Пока не время, знаю, — прервал его Микелла и ногтями легко оцарапал место между рогами. — Но это время сейчас против нас. Скоро всё изменится ещё сильнее… А пока, — он попытался подняться, и Мог спешно подорвался на ноги, чтобы успеть подать лапу. — Распорядись, чтобы слуги накрыли на стол. Я устал, а за ужином сможем ещё раз всё обсудить.
Мог кивнул и позволил себе маленькую вольность — коснулся тыльной стороны ладони сомкнутыми клыками.
— Ты останешься здесь? — Мог вновь заглянул ему в лицо исподлобья.
— Нет, вернёмся вместе, — Микелла сверкнул глазами. — Мой дражайший супруг.